Вторая история про Энни

Энни была маленькой девочкой, которая жила в коричневом кирпичном доме вместе с мамой, папой и большой черной собакой1.

Дом Энни был построен в виде большого квадрата, с дорожками, ведущими к нему со всех сторон. Первая дорожка вела прямо к парадной двери коричневого цвета с маленькой коричневой кнопкой для звонка.

Другая дорожка вела в комнату ведьмы.

Ведьмина комната имела крохотное окошечко, смотревшее с левой стороны дома на кусты и деревья. Одна часть Энни знала, что это было просто окошко в ванной комнате; другая же знала, что это было место, где обитала ведьма. Энни ведьму никогда не видела, но знала, что ОНА — там.

Энни думала, что самый верный способ избежать встреч с ведьмами — делать все очень‑очень аккуратно и тщательно. Она знала, что ведьмы терпеть не могут аккуратности, четных чисел, вежливости, что они просто не переносят, когда люди стараются обойти трещины или перешагнуть через них, вместо того чтобы на них наступать. Так что Энни была уверена: если она будет неукоснительно соблюдать все это — ведьме до нее не добраться. Целый день она упражнялась в аккуратности и примерном поведении. Она была вежлива со всеми и всегда говорила «спасибо». Даже если она была страшно сердита на кого‑нибудь, она никогда не забывала сказать это слово, потому что знала, что ведьмы просто обожали злые поступки, беспорядок и несчастья, а кто знает, к чему может привести нежелание сказать «спасибо»?

Когда Энни шла пешком, она считала свои шаги, стараясь, чтобы последний шаг приходился на четное число. Если для этого не хватало одного шага, она обычно прибавляла крохотный шажочек, чтобы в итоге количество шагов получилось четным. Она никогда не наступала на трещины, потому что от других детей слышала, что, если кто‑то наступит на трещину, его или ее мать сломает спину, а ведьма только этого и ждет.

Конечно, когда ты считаешь шаги и обходишь трещины, на это уходит масса времени, но зато от этого Энни чувствовала себя в безопасности или, по крайней мере, в меньшей опасности. Она все время думала, как сделать так, чтобы чувствовать себя еще в большей безопасности. Она знала, что ведьмы не переносят безупречных людей: для них это — нож по сердцу, и если человек все делает правильно, они его не схватят. Вот почему Энни изо всех сил старалась быть правильной во всех отношениях. Это требовало массы энергии и усилий, потому что если она не будет безупречна и совершенна хотя бы в самой малости, ведьма подкрадется и схватит ее. Так что все должно быть как надо.

Таким образом, Энни была постоянно при деле, считая шаги, обходя трещины и стараясь изо всех сил быть безупречной — и наверное, вы думаете, что, выполняя все это, она чувствовала себя в полной безопасности. Но иногда, когда Энни шла в дом по одной дорожке, она косилась налево на другую дорожку, где она (ведьма, конечно) обычно ковыляла под розовыми кустами, и мелкая дрожь страха пробегала вниз по спине; Энни казалось, что ее волосы растаяли и превратились в ледяной дождь.

Однажды Энни проснулась какой‑то не такой. В голове творилось что‑то странное. Казалось, что кто‑то забрался туда ночью и сейчас там мечется и дубасит по стенкам и вообще устроил в голове какой‑то немыслимый шабаш. Лоб у Энни был горячий‑прегорячий, а лицо — красное, как после долгого бега. «Боже мой! Что с тобой? — воскликнула мама, войдя в ее комнату. — У тебя явно нездоровый вид. Я думаю, барышня, что сегодня тебе нужно полежать в постели и не выходить из дома». «Нет, нет! Постель — это такая скука», — запротестовала Энни. Она слегка приподнялась, чтобы встать с постели, но комната вдруг завертелась и закружилась, как стиральная машина, и ей пришлось снова лечь.

«По крайней мере, я не какая‑нибудь тенниска или футболка, — подумала она. — Должно быть, у них жизнь — не сахар. Не позавидуешь». И она стала думать о своей тенниске, о том, как она без конца прокручивается в стиральной машине, и думала об этом до тех пор, пока вся комната не поплыла перед ее глазами от сильного головокружения, и она снова погрузилась в глубокий сон.

Проснувшись, она увидела свою мать, стоявшую возле нее с огромным стаканом апельсинового сока.

«Вот выпей, мой зайчик, — сказала она. — Больным нужно больше пить».

«Я бы лучше порисовала, — сказала Энни. — Принеси мне, пожалуйста, мои карандаш и бумагу».

Мама пошла за карандашами и бумагой. У болезни тоже есть свои преимущества, например, когда ты болен, можно отдавать приказания маме.

Энни заточила карандаш — он был черного цвета с треугольной резиночкой на конце — и подумала: чтобы ей такое нарисовать?

Она решила, что нарисует играющих детей. Это были две девочки, приблизительно такого же возраста, как Энни. На них были красивые платья, украшенные бесчисленными ленточками и бантиками.

Энни рисовала очень и очень аккуратно, потому что все должно быть безупречным. Каждый раз, когда она хоть чуточку ошибалась, она тщательно стирала все резинкой и начинала все сначала. Скоро ее девочки были само совершенство, тщательно вырисованные до последней реснички. Потом она нарисовала столь же безупречный домик, в котором они будут спать, и безупречную лужайку, на которой они будут играть, и безупречное озеро, где они будут купаться. Когда она стала рисовать тропинку, ведущую от лужайки к озеру, у нее получился маленький «конфуз». Энни хотела, чтобы тропинка была похожа на ровные, аккуратные кирпичики, а она получилась какой‑то ухабистой и неаккуратной. Она попыталась ее стереть, но тропинка вся размазалась и стала еще непригляднее. Энни очень рассердилась на себя. Она все терла и терла рисунок, и чем больше она работала резинкой, тем хуже и грязнее становилась тропинка. Слезы досады выступили на глазах Энни. Ее прекрасный рисунок был окончательно испорчен. Она положила карандаш на бумагу и расплакалась. Энни плакала и плакала и, наконец, заснула.

Проснувшись, она увидела себя в какой‑то незнакомой стране. Все казалось чужим и, как ни странно, в то же время очень знакомым. Вокруг нее простирался ковер зеленой травы. Каждая травинка была одинакового ярко‑зеленого цвета; все они стояли прямо, как солдатики, абсолютно одинакового роста, как будто кто‑то прошелся по ним с маникюрными ножницами и подстриг каждую травинку. В двух‑трех шагах от Энни было озеро ярко‑голубого цвета. Оно так блестело и было таким спокойным, что казалось, будто кто‑то вылил в него голубое желе вместо воды. Оно лежало под солнцем и сияло. Энни боялась, что оно растает.

На противоположном берегу высились деревья. Это были самые красивые деревья из всех, которые Энни когда‑либо видела. Каждое было правильной формы; такое можно увидеть только на почтовой открытке. Кора на деревьях напоминала ворсистый бархат; листья были ярко‑зеленого цвета и блестели, как отполированные. У каждого дерева ветви‑руки подняты вверх, и каждое из них старательно позировало, как будто безумно желало сфотографироваться, чтобы потом попасть на обложку дорогого журнала мод. Энни затаила дыхание от восторга. Ничего подобного она никогда не видела. Это было чудесно! Это было само совершенство.

Она подошла поближе, чтобы рассмотреть все получше, и вдруг, буквально у нее под ногами раздался взрыв. Затем послышался жалкий, тоненький писк. Энни внимательно посмотрела вниз, на землю. Что случилось? Кто попал в беду? Никого не было видно.

«Помогите! Помогите!» — попискивал жалкий голос. «А, гаденыш, попался!» — резанул мерзкий, острый как хорошо наточенный нож, тоненький голосок.

«Ты думаешь, что можешь вот так запросто, без приглашения, к нам прийти и делать что угодно? Шалишь, голубок!!!»

Энни услышала какой‑то ужасно неприятный звук, как будто что‑то разрывали на части. Писк прекратился.

Энни присела, чтобы лучше видеть, что происходило у нее под ногами.

«Ха‑ха‑ха!!! — злорадствовал хор пронзительных голосов. — Попался, гаденыш! Думал, что можно легко пролезть между нами? Держи карман шире!!!»

Энни вскочила. Это злорадствовала трава. Несколько тоненьких зеленых травинок злобно колыхались, сжимая маленький фиолетовый сорняк. Его корни беспомощно свисали между острых, как колья, стеблей жестоких зеленых травинок. Энни подняла сорняк.

«Где он? Что случилось?» — пронзительно завопила трава. Энни думала, что ее сейчас обнаружат. Но ничего такого не случилось.

«Может быть, трава меня не видит? — подумала Энни. — Может быть, я для нее слишком высока? Она, наверное, может видеть только то, что маленькое и низенькое, как она сама, а что побольше ростом — исчезает из ее поля зрения?» Сорняк бессильно шевелился у Энни на ладони. «Спасибо, — сказал он слабеньким голоском. — Если ты меня посадишь в землю, я вырасту и подарю тебе красивые фиолетовые цветы».

«Я в этом не сомневаюсь, — сказала Энни. — Но я сейчас не вижу, где можно посадить тебя. Я положу тебя пока в карман. Там темно и безопасно, и ты можешь там поспать до тех пор, пока я не найду для тебя подходящее место».

«Спасибо», — сказал сорняк, подобрав корешки в симпатичный круглый клубочек, чтобы можно было уютно поместиться в кармане Энни.

«Может быть, те деревья укроют мой маленький сорнячок?» — подумала Энни и направилась к ним.

Небо было голубым, как мамина кофточка, а солнце становилось нестерпимо жарким. Какая‑то птица летела по направлению к деревьям, лениво махая крыльями, напоминая пловца в море.

«Наверное, у нее гнездо на дереве», — подумала Энни, заметив, что птица собирается сесть на ветку.

Вдруг послышался сильный удар, за ним последовал пронзительный крик и разъяренный вопль.

«Прочь отсюда, с моих листьев, пернатая образина, — закричало дерево. — Ты, балда на крылышках, что ты сделала с моей прической? Ах ты, безмозглая тетеря!»

Птица полетела обратно. Ее глаза выражали испуг, потому что ее сильно ушибло веткой, которая сначала согнулась, а затем резко выпрямилась и ударила по птице, как стрела, выпущенная из лука, или камень, запущенный из пращи.

Дерево еще трясло листвой и сердито ворчало: «Подумать только! Какое нахальство!!! Ведь я только что из парикмахерской», — когда послышался внезапный всплеск. Птица опустилась на озеро.

«Ааарх», — донеслось сердитое бульканье. Вода в озере поднялась испуганными и подпрыгивающими волнами. «Из‑за тебя у меня начинается зыбь! — послышался резкий голос. — Убирайся!» От удара волн птица взмыла вверх, как будто огромная рука схватила и подбросила ее в небо. С минуту она неуверенно парила в воздухе, а затем, бросив испуганный взгляд на озеро, быстро повернула назад и поспешила к горизонту.

Энни с облегчением вздохнула: «Боже мой, какой странный и опасный мир!»

«Что же мне теперь делать?» — подумала она и посмотрела вокруг. Слева от себя она увидела дом — вполне современный, с кирпичными стенами и милым зеленым садом. «Может быть, хозяин этого дома мне поможет?» — подумала Энни и направилась прямо к нему. Дорога к дому проходила по берегу озера. Оно снова стало гладким и блестящим. Энни осторожно шла по краешку. Ей страшно было даже представить, что могло произойти, если бы она вдруг оступилась и упала в воду.

Сзади до нее донеслось какое‑то кряканье. Энни обернулась и увидела утиный выводок — маму и пять утят, деловито шествующих за ней. Один утенок жалобно лепетал: «Я просто ненавижу эту противную воду: она выталкивает меня».

Мама‑утка повернулась в сторону Энни и сказала страдальческим голосом: «Дети есть дети. Что с ними поделаешь? Всегда жди какую‑нибудь беду или неприятность. Последний, например, взял да и превратился в лебедя! А каково матери?» И она устало заковыляла дальше. Доковыляв почти до поворота, утка вдруг остановилась и повернулась назад. «А тебе не холодно, крошка?» — крикнула она странным голосом, напоминающим звук автомобильного рожка.

Энни кивнула головой, так как она действительно озябла. Ведь на ней была только ночная пижама.

«Немножко подальше, на дороге есть плащик, — крикнула ей утка. — Его оставила там утром маленькая девочка. Я думаю, она не будет против, если ты им воспользуешься». После этого утка скрылась за поворотом в сопровождении пяти пушистых желтеньких шариков.

Плащ был просто бесподобным. «Его хозяйка, должно быть, очень счастлива, — подумала Энни. — Трудно поверить, что его носят каждый день. Судя по всему, она очень аккуратная и опрятная девочка». В самом деле, на нем не было ни единого пятнышка от пыли или грязи, ни малейшего намека на мел или помятость, которые могли бы повредить его совершенству. Энни надела плащ. В нем она чувствовала себя как принцесса. Хотя, конечно, трудно было не беспокоиться, что так или иначе она его когда‑нибудь запачкает.

Из кармана ее пижамы донесся слабый храп. Похрапывал заснувший сорняк. «По крайней мере, хоть ему повезло, что на мне пижама. А то куда бы я его могла положить в этом роскошном плаще? — подумала Энни. — Может быть, я посажу его в том саду?» Она уже приблизилась к дому и собиралась войти в ворота, когда внезапный крик остановил ее.

Энни обернулась. Навстречу ей бежали две девочки. На них были очень красивые платья. Их волосы были убраны в идеальные кудряшки, ботинки были идеально чисты, а носочки аккуратно натянуты до щиколоток, как и полагается.

Энни затаила дыхание. Казалось, что они только что сошли с картинки книги сказок. Она плотнее укуталась в плащ, чтобы скрыть пижаму. Что они могли подумать, если бы увидели на что она похожа. Она стояла опустив голову, чувствуя робость, когда девочки подошли к ней.

«Меня зовут Джули, а ее — Сьюзан», — сказала девочка, которая была повыше ростом.

«Меня зовут Энни», — сказала Энни. Вблизи обе девочки казались еще более опрятными. «Какие они везучие», — подумала

Энни. Конечно, им не нужно стараться выглядеть идеальными — похоже, они просто такими были созданы.

«Послушай, — сказала Джули, — лучше в этот дом не ходить».

Сьюзан кивнула, подтверждая.

«Но почему?» — спросила Энни. Она посмотрела на девочек более внимательно. Странно, но они совсем не выглядели счастливыми. Если бы Энни была так же опрятна, как Джули и Сьюзан, она, конечно, была бы безумно счастлива. В чем же дело? Она снова посмотрела на дом. Он был великолепен.

«А почему туда нельзя ходить?» — спросила она снова.

«Трудно объяснить», — ответила Джули.

«Это может показаться глупым, — сказала Сьюзан, — но все‑таки лучше туда не ходить». У нее был испуганный вид.

«Не понимаю, — сказала Энни. — Чей это дом?»

«Наш», — ответила за двоих Джули.

«Но там все стало по‑другому, — сказала Сьюзан. — Теперь, когда мы в него входим, ковер скатывается как язык лягушки или ящера и выплевывает нас наружу. Он говорит, что терпеть не может следов, которые обычно оставляют на коврах».

«Кровать выталкивает нас и кричит, что мы смяли постель», — сказала Джули.

«А кухня не дает нам поесть, потому что, говорит она, там только что навели чистоту», — добавила Сьюзан. Она была готова расплакаться.

«Но ведь…», — сказала Энни. Она хотела сказать: «Но ведь это же глупо», — но вдруг вспомнила траву и сорняк, дерево и птицу, озеро и уток. «А когда же это случилось?» — спросила она вместо этого.

«Сегодня утром, — хором ответили Джули и Сьюзан, — когда туда пришла ведьма».

Надо было видеть, какими стали глаза Энни. Ледяной осколочек страха нашептывал: «Ведьма здесь. Ведьма здесь».

«До этого все было нормально, — сказала Джули. — Мы делали все, что делают нормальные люди».

«Что‑то у нас получалось хорошо, а что‑то похуже. Но мы старались. Нам не нужно было быть такими!» — сказала Сьюзан, указывая на свое платье.

Джули кивнула головой в подтверждение слов своей сестрицы. «Когда пришла ведьма, — добавила она, — все изменилось. Теперь все должно быть правильным. Все неправильное… исчезает!»

«Исчезает?» — Энни была потрясена. Это было ужасно.

«Да, — подтвердила Джули. — Ведьмина метла спускается с неба. Пуф! — и все, как будто ничего и не было вовсе».

«Нам стало так страшно, — сказала Сьюзан. — Мы боялись запачкать или помять платье, чтобы тоже не исчезнуть».

«Трава не разрешает нам посидеть на ней, озеро не позволяет в нем поплавать, а дом не дает нам пожить в нем. Только одна эта маленькая тропинка разрешает нам походить по ней».

Энни посмотрела себе под ноги. Они стояли на неровной, ухабистой, довольно неприглядной тропинке. Она казалась очень знакомой.

«Почему вы думаете, что это — ведьма?» — спросила Энни. Она начинала что‑то припоминать.

«Из‑за ее метлы, — ответила Джули. — Она держит ее на небе». И Джули указала вверх на длинный тонкий предмет. Он был черного цвета и лежал совершенно неподвижно, закрывая правый угол светло‑голубого неба.

«О! — воскликнула Энни — она сразу все вспомнила. — Это совсем не ведьмина метла! Это — мой карандаш с резинкой на конце!»

Девочки смотрели на нее неверящими глазами.

"Но это правда! — старалась их убедить Энни. — Сегодня утром я рисовала. Мне так хотелось, чтобы все было идеальным. Я стирала все некрасивое. Я думала, что если всегда делать все правильно, все будет хорошо. Она покачала головой. «Но оказалось, это не так! Ты просто тратишь все свое время, заботясь о том, как стать правильной, и забываешь оценить все то, что естественно, и насладиться им».

Обе девочки по‑прежнему смотрели на Энни неверящими глазами.

«Все это — сущая правда! — сказала Энни. — Это действительно мой карандаш, и я вам это докажу. Вот смотрите, сейчас я сниму плащ, и вы увидите под ним пижаму, запачканную апельсиновым соком, который я расплескала сегодня утром, и карандашом, который я размазала, когда рисовала вас».

«Нет, нет! Не надо! — встрепенулась Джули. У нее был очень испуганный вид. — Ведьма тебя сотрет!»

«Я боюсь! — сказала Сьюзан. Она закрыла лицо руками. — Я не хочу, чтобы кто‑то еще исчез!»

«Не беспокойтесь. Все нормально, — сказала уверенно Энни. — Больше никто никого не сотрет. Вот смотрите!» И к великому ужасу Джули и Сьюзан она сняла плащ.

Ничего страшного не случилось. Никакая ведьма не спустилась с неба. Была только улыбающаяся Энни в своей старой пижаме и две сестры: Джули и Сьюзан, лица которых все больше и больше озарялись радостью по мере того, как они убеждались, что Энни была права.

«О! — пискнула Сьюзан. — Я так рада!»

«Я тоже! — присоединилась Джули. Она схватила Энни за руку и стала приплясывать. — Энни, ты — просто прелесть!»

И они кружились и кружились в радостном танце.

«Лапочка моя — сказала мама, входя в спальню Энни с тарелкой горячего супа. — Как же долго ты спала! Ты выглядишь гораздо лучше.»

Энни утвердительно кивнула головой: «Да, я чувствую себя намного лучше».

«Сегодня такой чудесный солнечный день, и я думаю, что после супа тебе было бы неплохо выйти на улицу и поиграть в саду», — сказала мама. Она отдернула занавески. Солнечный свет затопил комнату…

Энни бродила по саду. Солнечный свет просачивался сквозь листву, как капельки горячего масла. Даже ведьмина дорожка выглядела по‑иному. Крутом царили мир и покой. Но вдруг из кармана Энни послышался тихий храп.

«Сорняк! — вспомнила она. — Он все еще в моем кармане!» Она пощупала рукой внутри кармана. Ну, конечно, это он.

«Что, уже утро?» — спросил сонный голос.

«Привет, сорнячок! — поздоровалась Энни. — Мы снова у меня дома, и я нашла для тебя подходящее место». Она направилась в сторону ведьминой дорожки. Теперь, когда Энни подошла к ней вплотную, она увидела, что это та самая милая ухабистая тропинка, которая была так добра к Джули и Сьюзан. Рядом с ней был небольшой манящий клочок земли.

"Я посажу тебя здесь, — сказала Энни. — И всякий раз, когда я посмотрю на эту дорожку, первое, что я увижу, будут твои красивые фиолетовые цветы. И я вспомню все!"

И она посадила сорняк.

Date: 2015-08-24; view: 271; Нарушение авторских прав