Терроризм и законные методы ведения вооруженной борьбы

«Террор» и «терроризм» – термины крайне одиозные и демонизированные (причем не всегда бескорыстно) в современную эпоху. Чтобы охарактеризовать ту или иную вооруженную акцию как терроризм, то есть уголовное преступление, необходим конкретный правовой анализ каждого отдельного случая. В разных условиях одна и та же акция может быть расценена и как терроризм, и как диверсия, лежащая в русле действий партизанской войны.

Кто такая Зоя Космодемьянская, героически отдавшая свою юную жизнь за Советскую Родину? Террористка или партизанка? Фашисты повесили ее как террористку. Так что решающий признак терроризма как уголовного преступления – не в формах вооруженного насилия, а в его социальном и политическом содержании. И здесь «двойные стандарты» не то что нежелательны, но, наоборот, крайне необходимы.

Мы против терроризма как уголовного преступления. Но убийство насильника в ситуации необходимой самообороны не есть уголовное преступление. Насилие вообще далеко не всегда признается уголовным преступлением.

Сам по себе терроризм есть не более чем одна из форм ведения вооруженной борьбы наряду, например, с войной. И в качестве таковой формы он обладает рядом специфических черт. Однако в оценке конкретных актов террора должны учитываться не только эти черты, но и конкретные социальные цели, социальное и политическое содержание того или иного акта. Лишь такой комплексный подход позволяет верно судить о существе любого явления.

Так, русские социал‑демократы (и большевики, и меньшевики) в полемике сначала с народовольцами, а позже с эсерами многократно заявляли и подчеркивали: «Мы против терроризма как средства ведения революционной борьбы. Но не потому, что нам жаль погибших царских сатрапов, а потому, что такое средство не ведет к победе, а, наоборот, препятствует ей». Словом, «мы пойдем другим путем».

Не помогут понять и уяснить суть происходящего банальные и лицемерные фразы о том, что решать политические проблемы, добиваться политических целей военно‑силовыми методами нельзя. Ну а как быть, если сторона, к которой предъявляются требования, плевать хотела на «политические средства»?

Поборникам прогресса не стоит зарекаться от применения насилия против социальной реакции, угрожающей существованию человечества. И категорически недопустимо огульно подводить любое вооруженное выступление за национальное и социальное освобождение под юридическую категорию терроризма, то есть уголовного (политического или военного) преступления. Если стоять на точке зрения, не допускающей актов возмездия, это значит страдать «юридическим кретинизмом» самого примитивного пошиба.

Вот очевидный пример. В годы Великой Отечественной войны белорусские партизаны в точном смысле слова терроризировали немецко‑фашистских оккупантов. Вызовет ли у кого‑то этот факт нравственное отторжение, моральный протест и требование юридического преследования? Ясно, что такое можно ожидать только со стороны крайних лицемеров, намеренно путающих все моральные и правовые понятия. Такого рода террор, когда земля горит под ногами у агрессора, у оккупанта, не противоречит нравственному чувству нормального человека и гражданина. А если переложить аналогичную коллизию на землю Палестины, что получится?.. Приравнивать борцов за национальное освобождение к международным террористам – значит глумиться над истиной и здравым смыслом. Это значит злонамеренно смешивать понятия террора с партизанской войной и диверсиями, признаваемыми международным правом законными методами ведения войны.

Террор и война, терроризм и милитаризм – ближайшие социально‑политические родственники. Роднит их то, что в основе обоих явлений лежит убийство (увечье) противника без суда и следствия. Различие же заключается в том, что если война преимущественно нацелена на уничтожение живой силы противника, то основной целью террора являются запугивание и деморализация противника. Террор есть устрашение посредством насилия. Понятно, что грань между террором и войной весьма зыбка и подвижна – война может нередко переходить в террор на сословной, классовой, религиозной, национальной, расовой основе и наоборот.

Особенно известен в истории классовый террор, которым сопровождаются гражданские войны, – террор революционный и контрреволюционный. Некоторые полагают, что поскольку гражданская война – война классовая, она не знает линии фронта в традиционном смысле слова. Подобно тому, как на «обычной» войне всякий, находящийся по другую сторону линии фронта и одетый во вражескую форму, подлежит уничтожению или взятию в плен, в гражданской войне всякий, принадлежащий к враждебному сословному, классовому лагерю, подлежит уничтожению или пленению.

Такой взгляд на сущность классовой борьбы пытались культивировать примкнувшие к Великой Октябрьской социалистической революции мелкобуржуазные элементы. Так, например, М. Лацис (Судбарс), в 1918 году видный чекист Восточного фронта, писал в казанском журнале «Красный террор» о критериях, по которым подлежит уничтожению классовый враг: «Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против совета оружием или словом». Главное, по его мнению, принадлежность данного индивида к дворянскому или купеческому сословию…

Кстати, нынешние обличители «ужасов большевистской революции» узнали об этих словах, как и вообще о существовании этого малотиражного журнала, исключительно из 37‑го тома Полного собрания сочинений В. И. Ленина. Однако умолчали о том, что подобные взгляды встретили не одобрение, а резкий отпор Ленина и были названы им нелепостью.

Даже в условиях Гражданской войны нелепо судить о ком‑то лишь по его принадлежности к враждебному классу. Человек виновен только в том случае, если совершил конкретное преступление. Таков принцип любой законности, а тем паче законности революционной. В нем Ленин был убежден и твердо отстаивал его на практике. Ровно через год после революции, 8 ноября 1918 года, в условиях разгорающегося пожара Гражданской войны VI Всероссийский Чрезвычайный съезд Советов принял постановление о революционной законности, в основу которого была положена записка Ленина «Набросок тезисов постановления о точном соблюдении законов». Ввиду того, что именно вопрос об отношении большевиков к законности подвергся наибольшему извращению, этот ленинский документ заслуживает быть воспроизведенным здесь полностью:

«I. Законность должна быть повышена (или строжайше соблюдаема), ибо основы законов РСФСР установлены.

II. Экстренные меры войны с контрреволюцией не должны ограничиваться законами при условиях:

(a) точное и формальное заявление соответствующего советского учреждения или должностного лица о том, что экстренные условия гражданской войны и борьбы с контрреволюцией требуют выхода из предела законов;

(b) немедленное сообщение такого заявления в СНК, с копией для местных и заинтересованных властей.

III. При всех конфликтах или трениях, или недоразумениях, или спорах о пределах ведомства и тому подобное между должностными лицами или учреждениями Советской власти – все эти лица и учреждения обязаны немедленно составить самый краткий протокол с обязательным указанием даты, места, имен должностных лиц или названия учреждения и кратчайшего указания (не изложения) сути дела. Копия протокола обязательно передается другой стороне.

IV. Такие же краткие протоколы обязано составить каждое должностное лицо или учреждение Советской власти, если любой гражданин Республики обжалует какое бы то ни было мероприятие (или волокиту…) этого должностного лица или учреждения. Копия обязательно сообщается жалующемуся гражданину, а другая высшему учреждению.

V. За явно неосновательное, грубым злоупотреблением являющееся, требование протокола грозит преследование по суду.

VI. Отказ в выдаче протокола с ясно написанной фамилией должностного лица является тяжким преступлением по должности».

Date: 2015-08-24; view: 367; Нарушение авторских прав