Прошлое о будущем 1 page

Одна из сильных сторон пророческого дара Нострадамуса – предвидение убийств и казней представителей французской королевской династии. Кроме Генриха II, Генриха III и Людовика XVI он предрек будущее и монарху Генриху IV.

Однажды Нострадамус заинтересовался десятилетним принцем, состоявшим в свите королевы Екатерины, путешествовавшей по стране. Провидец пожелал осмотреть родинки на теле мальчика и предсказать по ним его судьбу. Нострадамус обратился к наставнику принца с просьбой разрешить ему прочесть будущее мальчика. Однако принц, узнав, что ему придется раздеться, заупрямился и убежал. Проснувшись на следующее утро, он обнаружил у своей постели наставника вместе с Нострадамусом. Мальчика уговорили снять ночное белье и встать перед ним.

Положив руку на голову мальчика, ясновидец медленно повернул принца спиной к себе, чтобы осмотреть все родинки на его теле. Затем, обращаясь к наставнику, заявил, что мальчик станет не только королем Наварры, но и величайшим французским королем. Когда слухи об этом пророчестве распространились среди придворных, даже самые ревностные защитники Нострадамуса, должно быть, решили, что провидец повредился умом. Ведь это предсказание означало, что на троне Франции окажется гугенотский принц: невероятное предположение в той политической обстановке!

Но в 1572 году этот мальчик стал королем Наваррским, а 25 лет спустя после «безумного» пророчества, в 1589 году, взошел на французский престол. Для этого он сменил веру, перешел в католичество, произнеся при этом свою знаменитую фразу: «Париж стоит мессы». Новый король Генрих IV положил конец затяжной религиозной войне, принес в страну мир и процветание. Он стал самым популярным монархом Франции.

Достоверность удивительного предсказания Нострадамуса монарх не один раз подтверждал. Став королем, Генрих IV часто шутливо рассказывал о том, как в детстве он пытался сбежать от величайшего оракула Франции. Он утверждал, что был непослушным ребенком и испугался, что наставник привел этого седобородого старика, чтобы тот его выпорол.

Несмотря на все заслуги Генриха IV перед Францией, за годы его правления на него было совершено десять покушений. Так иезуиты мстили королю за то, что он подписал Нантский эдикт, гарантировавший протестантам право на безопасность. То есть мстили за веротерпимость короля и подослали с кинжалом юного фанатика Жака Шателя. Убийца сумел приблизиться к королю и нанести удар, но как раз в тот момент, когда Генрих, следуя церемониалу, наклонился, поднимая с колен одного из придворных, поздравлявших его с победой в войне над очередным противником. Удар оказался несильным. Генрих лишился зуба, а Шатель – жизни.

Прошло почти пятнадцать лет, и новый фанатик завершил дело Шателя. Это был стряпчий из Ангулема Жан Франсуа Равальяк. Поначалу он пытался попасть к королю на аудиенцию, чтобы убедить его в том, что проводится неправильная политика по отношению к религиозным меньшинствам, прежде всего гугенотам. Но аудиенции он не добился и, решив совершить собственный суд над королем, стал ждать удобного случая.

Такой случай представился 14 мая 1610 года. В тот день Генрих отправился на прогулку по городу в открытой карете. На одной из улиц образовалась пробка из повозок, телег и карет, преградивших путь королевскому экипажу. В этот момент к коляске подскочил Равальяк и трижды ударил короля кинжалом.

Раны оказались смертельными. Равальяка приговорили к казни. Но даже на эшафоте он утверждал, что действовал в одиночку, без сообщников, исключительно по собственной воле.

А Генриху IV поставили памятник у Нового моста, где его можно видеть и сегодня.

Предсказал Нострадамус и убийство еще одного представителя королевского дома. Указал почти точную дату убийства герцога Беррийского у здания парижской Оперы.

Фоссанца нашли с перерезанным горлом,

И Гончие Псы верят в черный успех.

У скал Тартианских дыхание сперло.

Февраль! День тринадцатый знал этот грех.

В городе Фоссано в Сардинии находился дворец Марии‑Терезы Савойской, бабки герцога Беррийского. Там он проводил часть времени в качестве принца Сардинии – главы города Фоссано. В ночь на 13 февраля 1820 года герцог рано ушел из парижского оперного театра, поскольку его жена почувствовала себя плохо. В тот момент, когда он помогал ей сесть в экипаж, некий Лувель, фанатик республиканец, работавший в королевских конюшнях, заколол его кинжалом. Хотя в конюшнях был собачий питомник, где разводили охотничьих и беговых псов, совершенно очевидно, что Лувель не заботился о собаках. Однако он был принят на работу как седельный мастер и делал для псов поводки.

Нострадамус дает неточное указание относительно того, куда была нанесена смертельная рана. Это вполне простительно, учитывая непредсказуемость поведения фанатика. Лувель не перерезал горло герцогу, а заколол его ударом в грудь. Слова «перережет горло», как трактуют их интерпретаторы, в частности Джон Хоуг, могут послужить примером поэтических капризов Нострадамуса. «Тартианские скалы» – это Тарпейская скала, означающая республиканские идеалы Лувеля. Подобное словосочетание часто употреблял в своих речах во времена французской революции оратор Марат. Он призывал французский народ сбросить роялистов с Тарпейской скалы, подобно тому как поступали со своими врагами республиканцы Древнего Рима.

Следующий, 84‑й катрен первой центурии раскрывает дальнейшие подробности:

Луна затемнена сильной тенью,

Его брат станет цвета впитавшейся крови.

Некто великий, долгое время скрытый в тенях,

Будет сжимать лезвие в кровавой ране.

Первая строка имеет отношение к Карлу X, отцу герцога Беррийского. Вторая строка относится к его брату, Людовику XVI, погибшему на эшафоте. Затем Карл в качестве герцога Артуа возвращается после поражения Бонапарта и становится Карлом X. Слова о «сильной тени» могут быть связаны также с Лувелем, поджидавшим с кинжалом в руке свою жертву на темной парижской улице у входа в Оперу. Грумы оттащили убийцу, и герцог в ужасе уставился на свою руку, сжимавшую кинжал, который вошел в его грудь по самую рукоятку. «Я погиб! – воскликнул он. – Я держу рукоятку кинжала!» Похоже, что Нострадамус первым услышал предсмертные слова герцога («Будет сжимать лезвие в кровавой ране»).

И еще один – 73‑й катрен из третьей центурии – это развязка.

Великий племянник

Силой подтвердит преступление,

Совершенное сердцем труса…

Когда вечером разыграется действо.

Карл X будет низложен во время революции 1830 года. «Великий племянник», который в конце концов займет трон, не принадлежит к династии Бурбонов, это – Луи Наполеон, племянник Наполеона Бонапарта. Катрен пронумерован годом смерти Луи Наполеона – 1873‑м. Нострадамус также справедливо предполагает здесь, что Луи Наполеон выиграет от убийства наследника Бурбонов («когда вечером разыграется действо»), поскольку в результате на трон взойдет Луи‑Филипп, власть которого окончится в 1848 году, во время второй революции, и трон в конце концов достанется Наполеону III, то есть Луи – племяннику Наполеона Бонапарта. На этом закончится династия Бурбонов.

Разве не удивительно, что, человек, живший в XVI веке, предсказал конкретное событие века XVIII? Мало того, назвал место, где оно произойдет. В 20‑м катрене девятой центурии читаем:

Ночью он поедет Рейнским лесом.

Супружеская чета, блуждающий путь,

Белокаменная королева:

монах‑король, в сером, в Варенне.

Избранный Колпак вызывает бурю,

огонь и кровавую рубку.

Здесь пророк предрек знаменитое событие 1791 года – бегство Людовика XVI в Варенн – небольшой городок на пути в Бельгию. Что же произошло?

Поздно вечером 20 июня 1791 года во дворце Тюильри все было как обычно. Король и королева готовились ко сну. Только прислуга была отослана раньше обычного часа. Оставшись одни, они снова оделись в простое дорожное платье, не соответствующее их высокому положению. В будуаре королевы собрались ее дети и сестра короля. Отсюда потайным ходом, разбившись на группы, через определенные промежутки вышли из дворца, причем последним его покинул король с семилетним дофином. Неузнанные, беглецы достигли площади Карусель, где их ждал граф Ферзен, главный организатор побега. Он был переодет кучером.

Следуя за ним, беглецы дошли до угла улицы Сент‑Оноре, где сели в две заранее приготовленные кареты. В одной из них уже находилась маркиза де Турзель, воспитательница королевских детей. Сейчас она выступала под видом русской подданной баронессы Корф, что и удостоверял паспорт, имевшийся у нее на руках. Анна Кристина Корф, урожденная Штегельман, была дочерью известного петербургского банкира и вдовой русского полковника, убитого в 1770 году. После смерти мужа поселилась с матерью в Париже, где была в дружеских отношениях с графом Ферзеном, вовлекшим ее в заговор. Она не только предоставила свой паспорт, но и пожертвовала все свое состояние в пользу королевской семьи.

«Баронесса» с детьми покидала революционный Париж, ее сопровождали горничные и слуги. Именно эти роли надлежало сыграть членам королевской семьи: Людовик изображал камердинера, Мария‑Антуанетта и сестра короля – горничных мнимой русской баронессы. Граф Ферзен взгромоздился на козлы, взял вожжи, и кавалькада тронулась в путь. За заставой Сен‑Мартен все пересели в крытую линейку, запряженную двумя парами принадлежащих Ферзену лошадей. Правил ими его кучер, наряженный почтальоном, сам граф разместился на козлах.

Под видом лакеев беглецов сопровождали трое лейб‑гвардейцев‑телохранителей. До Бонди доехали благополучно, сменили лошадей и тронулись дальше, но уже без графа Ферзена. Поцеловав руку королевы, он отправился обратно в Париж, откуда той же ночью по другой дороге должен был отбыть в Брюссель, чтобы присоединиться к королевской семье.

Ничто не возбуждало подозрения у постов национальной гвардии, и экипаж нигде не задерживался. Тем более что при досмотре баронесса Корф предъявляла паспорт, выданный министерством иностранных дел, в котором предписывалось беспрепятственно пропускать баронессу, направляющуюся во Франкфурт с двумя детьми, горничными, камердинером и тремя слугами.

Лишь небольшая задержка на час произошла из‑за поломки колеса, не вызвав, однако, тревоги у беглецов. Они все больше проникались уверенностью в благополучном исходе рискованного предприятия. Казалось, каждый оборот колес приближает их к заветной цели. Путь беглецов пролегал через Рейнский лес.

Уже днем они прибыли в Шалон, единственный крупный город на их пути. Пока меняли лошадей, около экипажа собралось несколько зевак, суетился начальник почтовой станции. И вдруг он застыл, словно окаменел перед каретой. В камердинере он узнал короля, неосторожно приблизившегося к окну. Что было делать? Несколько секунд пожилой почтмейстер колебался – жизнь государя была в его руках. Подавив волнение, он начал помогать запрягать лошадей и всячески торопить с отъездом.

Когда экипаж выехал из ворот, король и королева в один голос воскликнули: «Мы спасены!» Эта удача еще больше ободрила их, придала силу надежде, но, увы, не научила быть более осторожными.

В седьмом часу вечера экипаж с беглецами достиг почтовой станции в Сен‑Мену. Было еще светло. И тут произошло то, что сорвало всю так тщательно спланированную и с таким трудом организованную операцию.

Случай с пожилым почтмейстером ничему не научил Людовика. Он неосторожно высунул голову из окна экипажа. Это и погубило его и королеву. Восьмилетняя девочка, вертевшаяся возле, подняла золотую монету, оброненную одним из слуг‑телохранителей во время расплаты с почтмейстером. «Как это изображение на монете похоже на господина, который сидит в экипаже!» – воскликнула она. Слова ее услышал почтмейстер Жак‑Батист Друэ, патриот и революционер. Он незаметно заглянул в карету и убедился, что девочка права.

Сходство человека в платье камердинера с изображенным на монете профилем было несомненным. То же одутловатое, массивное лицо, нос с горбинкой, та же прическа. Друэ уже не сомневался, что в карете едет король, вернее, спасается бегством из революционного Парижа. Но предпринимать что‑либо было поздно – экипаж уже тронулся и поблизости не было никого из тех, кто помог бы его задержать.

Тогда Друэ вскочил на лошадь и во весь опор помчался в Варенн, куда направился экипаж. Он был уверен, что прибудет туда раньше, так как поскакал окольной дорогой, значительно сократившей путь.

В полночь, когда королевский кортеж достиг Варенна, маленький городок уже весь был на ногах. Отныне ему суждено будет войти в историю, а безвестному до этого почтмейстеру стать членом Конвента. Впоследствии он попадет в плен к австрийцам, будет обменен на дочь Людовика XVI, примет участие в заговоре Бабефа, бежит из‑под стражи и кончит свои дни где‑то в Америке.

По тревоге, поднятой Друэ, вооруженные жители встретили беглецов. Окружили карету, потребовали выйти и тут же убедились, что почтмейстер не ошибся. Правда, король пытался поначалу отрицать свою личность, как, впрочем, и королева, но это им не помогло.

Над городком гудел набат, народ все прибывал, появились наконец и национальные гвардейцы.

Ни уговоры Людовика, призывавшего подданных быть верными своему королю, ни его уверения в преданности конституции и народу, ни мольбы Марии‑Антуанетты пожалеть ее детей и позволить им продолжить путь – ничтс не подействовало.

Вокруг арестованных сверкали сабли и щетинились штыки, раздавались возгласы: «Да здравствует республика!» Послали нарочного в Париж. Вскоре оттуда прибыли комиссары Национального собрания с официальным приказом об аресте. Прочитав его, Мария‑Антуанетта, полная негодования и в одночасье поседевшая, обрушилась на них с упреками и угрозами. В припадке ярости схватила этот приказ, бросила его на пол и растоптала. Ее гнев и отчаяние можно понять – она знала, что теперь ей не избежать революционного трибунала.

В 35‑м катрене девятой центурии пророк предвещает два происшествия в Тюильри:

Супруг один, оскорбленный, будет увенчан митрой,

Когда он вернется, стычка произойдет в Тюильри:

Пятью сотнями один предатель будет облагорожен.

Нарбон и Сольс, у нас есть масло для наших лезвий.

Здесь названо имя городского главы Варенна и предсказаны события в Тюильри – издевательства над королем и убийство его гвардейцев. Слово «супруг» привязывает этот катрен к пророчеству о Варенне и «супружеской чете». В Тюильри в апартаменты Людовика, отделенного от своей семьи, ввалится озлобленная толпа; его заставят надеть на голову революционный колпак, который Нострадамус называет «митрой». Слово «lе thuille», которое провидец называет «Тюильри», означает «место кирпичей». Когда Нострадамус посещал Париж, на месте, где потом построили дворец, находились печи для обжига кирпича. В августе 1792 года пятьсот восставших парижан взяли штурмом Тюильри.

«Предатель», упоминаемый в катрене, – это вареннский городской голова Сос Нарбон – революционер, который настаивал на помиловании короля. Загадочную строку о «масле для лезвий» расшифровывают так: Сос был владельцем бакалейной лавки и, несомненно, торговал маслом. В переносном смысле его роль в аресте короля помогла «смазать маслом» лезвие, которое снесло голову не только Людовику XVI, но впоследствии, во время якобинского террора, и самому Сосу.

Предсказал Нострадамус и казнь короля, и даже то, как она свершится. Он увидел, как холодным ранним утром 21 января 1793 года Людовика везли на телеге к гильотине. Он был связан. Взойдя на эшафот, Людовик попытался было что‑то сказать, но грохот барабанов заглушил его слова. Палач Сансон не мешкая приступил к делу. И в тот же миг лезвие «национальной бритвы», как называли гильотину, упало на шею короля. Сансон, по обычаю, высоко «поднял голову к небесам» и показал ее толпе.

Нострадамус предсказал:

…Умывшись кровью, к солнцу обратит

Свой скорбный лик помазанник злосчастный.

Людовик XVI перед казнью содержался в одиночной камере башни‑тюрьмы Тампль. Из окна башни он мог видеть своего сына, игравшего в тюремном саду под надзором стражи. За двести лет до этого подобную сцену созерцал в своих видениях Нострадамус…

Юный сын, играющий снаружи под деревом…

Отец‑король в Тампле угрюм…

Еще более поразительно по точности предсказание суда и казни королевы Марии‑Антуанетты. Ясновидец упоминает даже то, что судьи на ее судебном процессе были избраны по жребию.

Судьба же ее сына, наследника престола, который мог бы стать Людовиком XVII, до сих пор остается тайной.

Нострадамус провидел, что случится с юным принцем. Но пройдут годы, и только в наши дни, кажется, удастся установить истину.

Нострадамус писал:

С рукой на перевязи и перевязанной ногой

Юный Людовик покинет дворец.

По слову надзирателя его смерть будет отсрочена.

Затем он истечет кровью в Тампле на Пасху.

Разлученный со своей матерью в возрасте десяти лет, дофин был помещен на некоторое время в семью сапожника Симона. Фанатик‑революционер решил «выбить у этого волчонка мысль о своем происхождении».

Его называли не иначе как «гадючье отродье». Сапожник всячески издевался над мальчиком. Это подтверждается отчетом доктора Хармана, осматривавшего принца в декабре 1794 года. Доктор отметил опухоли на его левой руке и на коленях.

Малолетнего Людовика XVII в Тампле посещал сам Робеспьер: ведь имя дофина было вышито на знаменах вандейцев, отчаянно сражавшихся с республиканцами за трон и алтарь.

В июне 1795 года Комитет общественной безопасности объявил о смерти мальчика; причиной ее были осложнения, вызванные опухолями на левом запястье и колене, которые в последние несколько месяцев нуждались в частых перевязках («с рукой на перевязи и перевязанной левой ногой»). Позднее члены комиссии посетили тюрьму Тампль, где им показали тело, якобы принадлежавшее юному Людовику. Оно было накрыто окровавленной простыней и так изуродовано, что опознать его было невозможно.

Слова Нострадамуса, написанные двумя столетиями ранее, позволяют предположить, что жестокие побои на Пасху вызвали у принца сильное кровотечение и раны его были столь тяжелы, что летом 1795 года он умер. Вскрытие проводил доктор Пеллатан, который сохранил его сердце, а республиканский комиссар Дамон, скрытно питавший симпатии к монархии, – локон волос Людовика XVII. В 1815 году Дамон спрятал его в шкатулку и запечатал ее.

Председатель комиссии по разбору бумаг Робеспьера Эдме‑Бонавентур Куртуа нашел в доме, где он жил, вещи и реликвии семьи Людовика XVI, в частности локон Марии‑Антуанетты и опять‑таки локон дофина. В этой реликвии, как потом выяснится, и таилась разгадка тайны замка Тампль.

Дело в том, что почти сразу же после сообщения о смерти маленького Людовика XVII стали появляться лже‑Людовики. Предсказание Нострадамуса таким образом было поставлено под сомнение. Особенно преуспел в лжесвидетельстве некий Наундорф, объявившийся в Париже в 1833 году. Около года пешком добирался он до столицы Франции из прусского городка

Гроссен, не имея, по его словам, «ни башмаков, ни рубашки, ни чулок». Денег у него не было, по‑французски он говорил очень плохо, много ночей пришлось ему спать под звездами и питаться незрелыми плодами, которые он рвал в пригородных садах. Потом из милости его приютили на постоялом дворе.

Сбивчиво и невнятно рассказал Наундорф новым парижским знакомым о своей жизни, которая обилием невероятных приключений затмевала самый что ни на есть фантастический роман. Будто бы ребенком его похитили, запихнув в сундук или в корзину из‑под белья, из парижского замка Тампль, где он был в заточении. Вспоминал о злодеях и добрых покровителях, о пребывании в Новом Свете, о покушениях на него и избавлениях от смерти. Какой‑то незнакомец предложил ему называться Наундорфом и посоветовал отправиться в Берлин. Туда он и прибыл в 1809 году. Там сперва торговал часами, которые изготовлял мастер Веглер, потом сам выучился ремеслу часовщика. В 1822 году Наундорф переехал в Бранденбург. Женился и стал отцом двоих детей.

Решил чеканить фальшивые монеты. Но ему не повезло: попался и на три года угодил в тюрьму. На суде, желая оправдаться, объявил, что он сын казненного 21 января 1793 года короля Франции Людовика XVI и королевы Марии‑Антуанетты, казненной 16 октября 1793 года.

Людовик XVII – наследник французского престола – дофин! Судьи сочли его слова «наглой ложью».

Они ведь знали, что истинный Людовик XVII, Шар ль‑Луи, герцог Нормандский, король Франции и Наварры, умер, как это было официально объявлено, в замке Тампль 8 июня 1795 года десяти лет и двух с небольшим месяцев от роду. Не могли они не знать и того, что уже с 1796 года повсюду – от Канады и Бразилии до Германии, Англии и даже России – стали появляться лжедофины. В разное время объявилось не менее сорока претендентов.

В сентябре 1833 года ясновидец Тома Мартен приехал в Париж и отыскал Наундорфа, который к тому времени прибыл в столицу Франции. Они обнялись и расплакались. «Это он, сын Людовика XVII, – объявил прорицатель, обращаясь к немногим очевидцам этой удивительной встречи. – Однажды он привиделся мне в окружении многих государей…»

Как пишет в своей книге «Людовик XVII. Решенная загадка» французский историк Андре Кастело, двадцать бывших слуг королевской семьи из дворцов Версаля и Тюильри опознали в Наундорфе настоящего дофина, хотя родная сестра его Мария‑Тереза, в замужестве герцогиня Ангулемская, так и не признала брата.

Наундорф – Людовик XVII второй раз пал жертвой политической борьбы высоких династических интересов. На него даже было совершено покушение; потом его выслали в Англию.

На берегах Альбиона несчастный Наундорф совсем обезумел, называл себя то ангелом, то Жанной д'Арк. Сильно бедствовал (к тому времени у него уже было девять детей) и снова сидел в тюрьме, теперь уже за долги. В дни просветления он увлекался изобретательством: создал какую‑то страшную разрушительную машину, которая, по его словам, способна сжечь целый неприятельский флот. И даже высчитал, за сколько именно секунд воскресший Христос вознесся… на Солнце! Умер Наундорф – Людовик XVII в 1845 году в нидерландском городе Дельфте, где могила его сохранилась до сих пор.

До середины сороковых годов нашего века историки, вопреки предсказанию Нострадамуса, ломали голову, как неопровержимо доказать, что Наундорф и есть Людовик XVII. Выдвигалось множество версий, но каждая из них не выдерживала строгой критики.

В 1846 году на кладбище Святой Маргариты, где был похоронен Людовик XVII, произвели эксгумацию останков, и она подтвердила аутентичность ребенку, умершему от костного туберкулеза. Но полвека спустя, в 1894 году, во время второго исследования останков короля‑ребенка, выяснилось – речь идет о мальчике пятнадцати лет.

В наши дни четверо марсельских специалистов в области судебной медицины – врачи Пюэш, Альбертини, Леонетти и Чанфарани – методами компьютеризированного восстановле – ния лица пришли, как они полагали, к неоспоримому выводу: речь идет о юноше, похожем на дофина, но который не может быть им. Таким образом, к одной тайне прибавилась загадка двойника Людовика XVII.

И тут вновь вспомнили о локонах, которые, к счастью, сохранились. Сохранился и локон покойного Наундорфа.

Андре Кастело рассказывает об увлекательнейших поисках этих локонов, которые оказались бесценным материалом для выяснения истины…

Он обратился к известному французскому криминалисту профессору Эдмону Локару, одному из создателей метода опознания человека путем исследования волос (трехоскопии), с просьбой сравнить локон, найденный Куртуа в бумагах Робеспьера, с локоном Наундорфа. Вывод Локара был поспешно категоричен: Людовик XVII и Наундорф одно и то же лицо!

Но чтобы снять все сомнения, Кастело просил профессора провести анализ локона из шкатулки Дамона. Сомнения вроде бы подтвердились: 8 июня 1795 года в замке Тампль умер не дофин, а другой человек.

Казалось, смутные рассказы Наундорфа о том, как его в сундуке выносили из Тампля, были правдой. И что вряд ли историки когда‑либо узнают, кто подменил дофина в замке Тампль и сохранил ему жизнь. Однако Андре Кастело остался неудовлетворен экспертизой. То ли не поверил профессору Локару, то ли его смущало предсказание Нострадамуса, в предвидение которого он верил.

Было проведено новое, более тщательное исследование. В результате установили, что локон Людовика XVII и локон Наундорфа – это волосы абсолютно разных людей. Так была разгадана тайна башни Тампль и, можно сказать, восстановлен авторитет Нострадамуса.

В центуриях Нострадамус предвидел грядущий приход трех тиранов, которых он называл «Антихристами». Эти люди, предупреждал пророк, могут довести человечество до полного уничтожения мира к 2000 году. Первый из них – персонаж 60‑го катрена первой центурии – Наполеон Бонапарт, родившийся недалеко от Италии, на острове Корсика.

Вблизи Италии родится император,

И возведет его на трон жестокий рок.

Охватит ужас души приближенных:

Манеры палача – обличье принца.

Нострадамус предвидел все этапы жизни диктатора‑простолюдина, вплоть до его падения в 1814 году. А началось восхождение Наполеона 18 брюмера, то есть 9 ноября, 1799 года. Об этом сказано в 25‑м катрене шестой центурии:

Из‑за Марса, противного Монархии,

Великий рыбак будет обеспокоен.

Молодой красный король захватит власть.

Предатели будут действовать в туманный день.

Что предвещает пророк в этих строках? «Марс» – цвет войны и революции, то есть «красный», – свергнет монархию Бурбонов, – комментирует это предсказание Джон Хоуг. – «Великий рыбак» – это папа Пий VI, озабоченный успешными военными действиями юного Бонапарта в Италии. «Молодой красный король» – это Наполеон, совершивший государственный переворот в ноябре месяце, который в новом революционном календаре назывался «брюмер» – «месяц туманов».

С этого момента Нострадамус определяет начало власти Наполеона – с 9 ноября 1799 года по 13 апреля 1814 года. Тогда, в ноябре, Наполеон коротко обрезал волосы, чтобы еще больше походить на своего любимого древнеримского диктатора Юлия Цезаря.

Коротко остриженный получит правление,

Чтобы смирить тех жалких,

Кто будут против него.

Четырнадцать лет продлится его тирания.

После того как Наполеон провозгласил себя в 1799 году первым консулом, он спустя пять лет, в декабре 1804 года, сменил «короткую» одежду консула на длинную горностаевую мантию императора, и папа Пий VII был вынужден короновать его в соборе Парижской Богоматери.

Из простого солдата он станет императором.

Короткую одежду он сменит на длинную.

Храбр в сражениях, очень плох для церкви,

Он будет досаждать священникам,

как вода досаждает губке.

И действительно, Наполеон стал настоящим бичом для пап Пия VI и Пия VII. Оба они были заключены им в тюрьму. Пий VI умер в заключении.

А вот что говорит Нострадамус об отношениях Наполеона с женщинами: «Он будет очень внимателен к иностранкам».

Жозефина – любовница Наполеона, впоследствии ставшая его женой и первой императрицей, была креолкой, родившейся на Гаити – французской колонии.

Мария Валевска, эта пленительная польская аристократка, была, по‑видимому, самой верной из любовниц Наполеона. Она навещала его во время его первого отречения и родила ему внебрачного ребенка.

Мария‑Луиза – дочь Франциска I Австрийского, вторая императрица. Наполеон развелся с Жозефиной, чтобы взять ее в жены. Она родила ему первого наследника.

Из всех этих женщин лишь Жозефина пользовалась его полным доверием. Простой народ верил, что Жозефина была его талисманом, приносившим удачу. Говорили, что они с большим интересом читали Нострадамуса. Удача отвернулась от Наполеона после того, как он развелся с Жозефиной, чтобы жениться на Марии‑Луизе Австрийской. «Еще одна австриячка», – роптал французский народ. Последней австрийской принцессой на французском троне была Мария‑Антуанетта.

Известно, что Жозефина была против похода Наполеона на Россию. Но к ее совету не прислушались. В гибельный для Наполеона 1812 год постель с французским императором делила уже другая женщина – Мария‑Луиза.

Поход Наполеона на Москву был величайшей ошибкой. До сих пор ему везло, но в столице России его ждала катастрофа. Когда в сентябре 1812 года утомленные французские солдаты вошли в покинутую Москву, город пылал три дня и три ночи. К концу пожара осталась лишь пятая его часть, и Наполеон был вынужден повернуть обратно, на запад.

В 75‑м катрене четвертой центурии об этом сказано так:

Эпоха его безнадежна для слабых,

Сильнейший и умный победы стяжал.

С ним гвардия многие земли разграбит,

Но в снежной стране победитель пропал.

Великая армия, состоявшая из полумиллиона солдат двадцати национальностей, пересекла границу России летом 1812 года. Шесть месяцев спустя двадцать тысяч замерзших, оборванных и сломленных духом людей вернулись назад.