Я тебя слушаю

(О молодежном телефоне Доверия)

Вопреки распространенному мнению о подростковом негативизме, обостренном чувстве взрослости и независимости, наши собеседники-подростки обращаются по телефону Доверия с такими вопросами: “Что мне делать?”, “Посоветуйте...”, “Как?”, “Зачем?” Они явно хотят, чтобы их учили жить, и рады, когда взрослый человек делится с ними своим жизненным опытом. Беседы с подростками и юношами по телефону Доверия — это, в сущности, педагогический диалог: общение по телефону создает наиболее благоприятные условия для педагогики доверия. На примерах таких бесед постараемся раскрыть особенности педагогического диалога'.

Почему подросток, избегающий общения со взрослыми дома и школе, может долго и серьезно говорить по телефону Доверия? О чем это говорит? Прежде всего о его потребности в таком общении и его “дефиците”. Это общение не принудительно, оно свободно: подросток волен вступить в него и прекратить разговор по своему желанию. Важно для подростка то, что беседы эти анонимны: со стороны взрослых ему ничто не угрожает. Его не отчитывают, не читают мораль, а помогают разобраться в его жизненных трудностях и проблемах.

В числе этих трудностей далеко не последнее место занимают взаимоотношения с родителями, конфликты в семье. Иногда звонят и родители с жалобами на своих детей, отбившихся от рук.

Характерная для родителей и учителей дидактическая навязчивость затрудняет их общение с подростком. Показательно то, что в нашем опыте не было случая, чтобы подросток “бросил трубку” в знак возмущения, недовольства и протеста. Такие реакции в повседневном общении характерны для подростков. По телефону Доверия среднее время беседы — минут сорок, а то и больше.

________________________

1 Работа в этом направлении велась мною совместно с консультантом О.Е.Панасюк.

Принципы диалогического консультирования перекликаются с идеями “гуманистической психологии”, но заметно отличаются от них. Обсудим это сходство и различие на примере.

...Ф. начал разговор крайне возмущенным тоном: “Когда кончится этот кошмар?! Ждать — или сразу в петлю?..” Ф. обрушил на консультанта всю свою агрессию: ненависть к правительству, желание перестрелять, потопить в крови, резать и жечь...

Дать собеседнику выговориться, разрядить аффект— норма психологической помощи. Консультант проявляет сочувствие к человеку, впавшему в отчаяние. В гуманистической психологии этому соответствует принцип эмпатического слушания и принцип безусловного принятия собеседника. Но как быть консультанту, если он вовсе не сочувствует злобным чувствам собеседника? Чтобы это отрицательное отношение к состоянию говорящего не перешло на оценку его личности, консультант должен сохранять позицию вненаходимости, о которой мы уже говорили. Она в данном случае выражается в отстраненности от наличного состояния Ф. Для этого консультанту необходимо оставаться самим собой, иметь свою позицию и не поддаваться напору эмоций собеседника. В ответ на кровавые планы Ф. консультант спокойно высказывает свою точку зрения: кровопролитием делу не поможешь, “взявший меч от меча и погибнет”. Встретив сопротивление, поток агрессии не прекратился. Но Ф. проявил интерес к точке зрения собеседника. На его прямой вопрос: “Что же делать?” — консультант не дал ответа, чувствуя, что он вызвал бы лишь негативную реакцию и усилил агрессивность Ф., но дал понять, что ответ есть: “Серьезные люди занимаются делом”. В конце почти получасовой беседы речь Ф. была уже не агрессивной, а шутливо-иронической: “Что же, гречку сеять?”

Для гуманистической психологии характерно стремление не давать советов и оценок собеседнику. Мы не даем оценку агрессивным намерениям собеседника: “Взявший меч от меча и погибнет”. Даем ее и в других случаях. Ориентиром в таких оценках является не личное мнение, а общечеловеческие духовно-нравственные ценности. Чтобы не нарушить гиппократовскую заповедь: “не навреди!”, консультант, говоря словами психолога Л.С.Выготского, должен стоять на незыблемой “скале” нравственных ценностей. Что же касается собеседника, он свободен в выборе, но прежде, чем его сделать, ему следует осознать нравственную альтернативу, перед которой он оказался.

Следующий пример иллюстрирует другой принцип диалогического консультирования: умение слышать внутренний диалог собеседника.

...Л. 17 лет. Он позвонил, жалуясь на одиночество: нет друга, девушки. Потом заговорил о трудностях жизни — “все злые”.

Консультант высказал свое мнение о том, что это от бездуховности, на что Л. ответил жалобами: над ним все смеются, издеваются за то, что он не такой, как все; не пьет, не курит, не соблазняет девушек. Консультант сказал ему “о здоровой овце в больном стаде”. А вы с мужем счастливы и считаете, что все вокруг — больные?” — в этой реплике Л. консультант признала свою ошибку (осуждение людей, находящихся в бедственном состоянии); в ней прозвучала и явная заинтересованность Л. личной жизнью собеседницы; его вообще волновали проблемы любви и семьи. Признав свою оплошность, консультант сказала, что и у нее есть свои трудности. Это признание побудило Л. на откровенность, он признался, что тайком от родителей разглядывает “Плейбой” и ему это приятно... У юноши явная сексуальная озабоченность. Но разглядывание порнографического журнала, видимо, тяготит его, и он рассказывает об этом, чтобы облегчить совесть. В его душе идет борьба между стремлением к любви, семье и грубым сексом. Консультант на стороне его высшего голоса: подтверждая его, она говорит о том, что без любви секс не может удовлетворить человека, что в Америке на смену “сексуальной революции” пришел культ романтической любви и многодетной семьи. Последними словами Л. были: “ Спасибо. Вы укрепили мою веру. Теперь мне легче будет с этим жить ”.

На протяжении почти всей беседы Л. выговаривал то, что его мучило, смущало, чего он стыдился в себе. Из его слов можно бы сделать вывод, что он “не такой, как все” лишь потому, что над ним довлеют родители, запреты которых он боится нарушать. А из последних слов явствовало, что слова консультанта укрепили его сокровенную веру в любовь. Характерно то, что он не устыдился много говорить о сексе, но об этой вере в любовь сказал только в конце. Современные подростки и юноши стыдятся говорить о высоком: эта тема у них запретна. В подсознание вытеснены не постыдные сексуальные влечения, как о том писал З. Фрейд, а, напротив, высокие стремления духовного Я.

В душе Л. различаются голоса наличного Я, озабоченного сексуальными проблемами, и духовного Я, стремящегося к высокой любви. Важно слышать эти голоса именно так, как они звучат в душе собеседника, чтобы найти именно те слова, которые открывают вход во внутренний диалог собеседника. Тогда голос консультанта сливается с внутренним голосом собеседника, подтверждает, выявляет, укрепляет его.

Признаком того, что это — голос духовного Я, служат общечеловеческие духовно-нравственные ценности, когда они звучат не в поверхностно-морализующей тональности, а как бы рождаются в сознании человека, нередко пробиваясь сквозь сопротивление наличного Я с его привычными мнениями и оценками.

...Девушка взволнованно рассказала о своей личной трагедии: друг, с которым она связывала свое будущее, бросил ее в крайне опасной для нее ситуации, испугавшись за свою жизнь. Все знакомые, да и он сам, считают, что ему нет прощения. И она не может его простить, но мучительно страдает от этого.

Консультант, глубоко сопереживая собеседнице, поначалу и сам склоняется к мысли, что это невозможно простить, и долго пытается ее утешить, но безрезультатно. Ситуация заходит в тупик. Консультант чувствует невысказанную потребность девушки простить вопреки всему, что она говорит. На помощь приходят слова апостола Павла: “Любовь долго терпит”. Беседа принимает совсем иной характер: отчаяние и безнадежность сменяются оживлением и надеждой. Девушка находит объяснение паническому бегству своего друга, впервые за все это время вспомнив, что он сам пережил глубокую душевную и физическую травму в подобной же ситуации. Она принимает случившееся как испытание их любви.

После долгого поиска голос духовного Я собеседницы был услышан, выявлен и подтвержден консультантом, и именно это принесло разрешение душевного конфликта и успокоило, утешило ее.

Другим признаком того, что услышан голос духовного Я, служит именно это умиротворение души собеседника. Оно приходит потому, что человек находит согласие с самим собой, своим высшим духовным Я. Важно то, что это чувство мира, внутреннего спокойствия и удовлетворения беседой возникает вопреки тому, что принятое им осознание жизненной ситуации и решение изменить поведение идет наперекор наличному Я с его самолюбием, эгоизмом, амбициями и даже благополучием.

...Девушка в отчаянии: ее преследует психически больной сосед, требуя выйти за него замуж. Он терроризирует ее и всю семью. Обращения в милицию и в психдиспансер не помогают: его периодически кладут в больницу и снова выписывают. Как избавиться от соседа? “За что такая судьба?”

Проявив искреннее сочувствие собеседнице, консультант убеждается, что изменить внешнюю ситуацию нет возможности. Рассказывает девушке еще более трудную ситуацию, аналогичную этой. Острота переживаний постепенно убывает, и тогда начинается диалог о возможности иного отношения к жизненным испытаниям. “За что такая судьба?” — нам не дано знать. Но жизнь не случайно ставит нас в те или иные обстоятельства; у каждого своя логика жизни, ее называют “судьбой”. Но если человек способен устоять духовно в жизненных трудностях и испытаниях, они служат ему школой духовного возрастания. Духовно человек свободен и неподвластен судьбе и року, как считали древние греки: судьба преодолевается и изменяется духовным усилием человека, его мужеством и терпением в жизненных трудностях. Во время беседы консультант чувствует глубокий контакт с собеседницей. Вопреки своим словам, что она “неверующая”, девушка искренне принимает слова о духовных возможностях человека: “ Я только сейчас поняла, что к этому можно относиться как к испытанию. Спасибо ”. Голос ее звучит спокойно и серьезно.

Признаком успешного диалога является это переживание глубокого внутреннего контакта с собеседником и чувство спокойного удовлетворения, звучащего в голосе консультируемого и переживаемого самим консультантом. Между ними наступает согласие. У них нередко возникает совпадение мыслей. Консультант не телепат. Это совпадение мыслей объясняется просто: собеседники заговорили о вечном, общечеловеческом, живущем в глубине души каждого из них.

Типичные проблемы, с которыми обращаются подростки и юноши за советом, — трудности взаимоотношений, возникающие вследствие чрезмерной привязанности к возлюбленному и его охлаждения, вызванного повышенной требовательностью, ревностью, упреками и т. п. Стремясь к большей близости, девушки забывают о своем достоинстве, становятся навязчивыми, надоедливыми и в результате теряют свою прежнюю притягательность. Давление, притязания на собственность, неуважение к свободе любимого человека ведут к отчуждению. Парадокс взаимоотношений состоит в том, что настоящая близость возникает при условии правильно найденной дистанции — “вненаходимости”. Эти довольно непривычные и нелегкие для подростков и юношей мысли, высказанные на доступном им языке, и вызывают у них реакцию радостного согласия. Нелегко предоставить другому свободу: можно и потерять его; нелегко согласиться с тем, что ты надоела, потеряла привлекательность и т.п.: это должно огорчать и расстраивать. Но радость осознания смысла случившегося перевешивает отрицательные переживания. Существенно то, что “в глубине души” они это знали, но это знание, очевидно, затемнялось непосредственными желаниями и побуждениями. Психолог сыграл роль “повивальной бабки”, вызвав это знание из глубины души и подтвердив его правильность. Если бы это знание было не собственным, а внешним, оно вызвало бы у подростка и юноши протест и негативные реакции. Только внутреннее знание может быть действенным и преобразующим человека.

Это лишь одна из типичных ситуаций, для объяснения которой следует признать, что духовное знание потенциально живет в душе каждого. Обращаясь к человеку как духовной личности, можно вызвать к жизни это скрытое потенциальное знание.

На первый взгляд может показаться, что для успешного диалога достаточно иметь общительный, мягкий и доброжелательный характер — и все пойдет само собой. Но наш опыт говорит о том, что этого недостаточно. Сочувствие людям, желание скорее помочь нередко оборачиваются повышенной активностью консультанта в общении в то время, как от него требуется сдержанность и взвешенность в словах: он дает преждевременные поверхностные советы и рекомендации вместо того, чтобы терпеливо помогать собеседнику самому осознать смысл своих трудностей и найти путь их преодоления. Типичными ошибками в диалоге являются перенос своего личного опыта на ситуацию другого человека, а также на оценку личности собеседника и отношение к нему. Например, если человек рассказывает о своей беспричинной ревности к жене, сопровождающейся мыслями об убийстве соперника, консультант-женщина, у которой есть свой личный опыт немотивированной, необоснованной ревности мужа, невольно испытывает чувство антипатии к собеседнику, и пристрастное, необъективное отношение к ситуации консультируемого может привести к ложным оценкам и выводам. Диалог не состоится: вместо умиротворения собеседника консультант сама вступит в конфликт с ним и усугубит его личные трудности. Симпатии и антипатии к собеседникам возникают помимо воли, пока нет доминанты на собеседнике и вненаходимости, о которых мы уже говорили.

Распространенной ошибкой в диалоге является стремление скорее успокоить консультируемого, не разобравшись в существе его проблемы, не вникнув во внутренний диалог собеседника. Но часто оказывается, что его душевная боль вызвана муками совести, и тогда благие желания консультанта не приносят глубокого примирения человека с самим собой. Принцип гуманистической психологии “ не оценивай ”, распространенный и среди наших отечественных психологов, не позволяет высказать свою оценку нравственной ситуации, и тогда консультант утрачивает свой голос, пассивно следуя за собеседником. Вместо диалога выходит монолог консультируемого.

Сочувствуя человеку, можно легко увязнуть в его отрицательных пеживаниях и вместо того, чтобы умиротворить его, самому прийти в душевное расстройство. Другая опасность — увязнуть в личных взаимоотношениях с консультируемым, стать виной новых трудностей и неразрешимых душевных проблем. Сочувствуя одиноким, инвалидам, жаждущим общения, консультант может утратить ту душевную ясность и трезвость, которая дается вненаходимостью.

...Юноша-инвалид обращается к консультанту уже не в первый раз: ему нравится говорить с добрым, приятным человеком. Беседа длится более часа и заканчивается приглашением собеседницы к себе в гости. Консультант не может принять это приглашение и вынужден отделываться неопределенными уклончивыми фразами. Добрые намерения консультанта могут обернуться для этого юноши душевной болью: обнадежив его личным участием, приятельским тоном, он вынужден отказать в личных отношениях, которых ждет от него одинокий человек.

Характерной ошибкой неискусного в диалоге консультанта является стремление скорее “продвинуть” собеседника в духовном плане. Это оказывается безрезультатным...

...Девушка жалуется на одиночество, пустоту и бессмысленность своей жизни. В ответ на это консультант с воодушевлением говорит о развитии личности, о духовности... Собеседница вежливо выслушивает, поддакивает, но консультант чувствует, что контакта нет, беседа идет вхолостую. Последняя фраза девушки: “Да, но мне нужен друг” — выражает суть ее обращения, мимо которой прошел консультант, поторопившись наставить ее на путь истины.

Первичным для консультанта должно быть внимание к непосредственным мотивам обращения собеседника, его вопросу, каким бы маловажным он ни выглядел в его глазах. Это внимание способствует непосредственному контакту. Когда он установлен, собеседник сам охотно раскрывает свои глубинные личностные проблемы и в такой доверительной беседе сам же и осознает их. Тогда самые обыденные и “легкомысленные” вопросы типа: “Где можно подработать?” или “Как попасть в клуб поклонников Майкла Джексона?” могут стать началом серьезного диалога, дающего толчок духовному развитию подростка и юноши.

Наши собеседники сами сравнительно редко обращаются с вопросами духовно-нравственного характера. В психологии было принято считать, что старший подростковый и юношеский возраст — время личностного самоопределения, поиска смысла жизни, выработки мировоззрения. Но по опыту работы на телефоне Доверия этого сказать нельзя. Может быть, в этом сказывается негативизм в отношении ко всякого рода “идеологии”, а может быть, духовно-нравственная деградация общества?

Явно, что у современного подростка проблемы духовно-нравственного характера “не в моде”. Опыт диалогического общения говорит о том, что они “вытеснены” в область бессознательного. В сознании же преобладают темы, считавшиеся во времена классического психоанализа постыдными и неприемлемыми для нравственной личности. Психоаналитику требовалось много времени и усилий для извлечения из глубин “подсознательного” этих постыдных влечений, дабы “раскрепостить” их. Сегодня этого уже не требуется. В “закрепощенном”, “вытесненном” состоянии оказывается духовное Я подростка.

О том, как значимы эти вытесненные духовно-нравственные проблемы, говорят беседы с подростками и юношами, стоящими на грани самоубийства. Они жалуются на бессмысленность своей жизни: “Так жить нельзя”. Все такие обращения переходят в беседы духовного плана. Только на уровне духовного Я можно обрести основание и опору для преодоления жизненных трагедий.

Для наличного Я трудности и страдания не имеют смысла. Человек, привыкший считать, что он “живет для счастья, как птица для полета”, протестует против них. И одной из форм такого протеста является самоубийство. Только духовно можно осмыслить и принять жизненные страдания как неизбежное условие духовного роста, как школу возмужания и испытание на прочность.

От того, как относится психолог-консультант к реальности духовного Я, зависит характер его общения с теми, кто стоит на грани самоубийства, а значит, и выбор самих этих людей.

Возникновение службы Доверия связано с трагедией самоубийства девочки-подростка. Священник англиканской церкви Чэд Вара, потрясенный этим самоубийством, основал общество “Самаритянин” для неотложной психологической помощи по телефону. Основание таких служб в разных странах способствует заметному снижению числа самоубийств. В подготовке работников этих служб участвуют священники. Люди, верящие в бессмертие души человека, конечно, скорее смогут помочь отчаявшемуся в жизни, чем атеисты, для которых смерть физического тела означает конец существования человека. Какой смысл переносить невыносимые трудности и страдания, терпеть непрерывные жизненные невзгоды, если с этим можно покончить?

Для христианина несение своего жизненного креста является путем, открывающим ему вечную жизнь; только добровольное несение трудностей и страданий соединяет со Христом, понесшим страдания всего человеческого рода. Такое страдание радостно: оно открывает в душе человека диалог с Богом. Прикосновение к таинственной глубине духовной жизни человека обнаруживает скудность и неполноценность психологического языка. В абстрактной системе рассуждений слова “истина”, “дух”, “вечность” отвечают на вопрос “что?”, а не “кто?” — вспомним снова вопрос Пилата: “Что есть истина?” — перед лицом живого Бога.

Психологу, независимо от его взглядов, следует признать преимущество языка религии перед языком науки. Бог, Слово, Дух, Истина — живые лица, с которыми человек может вступить в диалог. Только такой диалог открывает полноту духовной жизни. В нем она обретает сознание, словесное выражение. В религиозном культе обретается культура духовной жизни, путь к осознанию своего духовного Я как сопричастного Христу. Интеллигент, пренебрежительно, свысока относящийся к конкретной жизни Церкви, лишает себя языка духовной жизни, остается духовно бессловесным существом, поскольку жизнь духовная недоступна языку абстрактных логических понятий. Обряды и таинства Церкви совершаются на языке символов, в которых слиты воедино образ и смысл, горнее и дольнее, временное и вечное: это язык, на котором человек вступает в диалог с Богом. Пока он не освоен (а как всякий язык, он нуждается в изучении и освоении), духовная жизнь остается неосознанной и невыраженной, духовное Я лишь смутно предчувствуется, а не осознается как реальность.

Признание преимущества языка религии над понятийным языком само по себе не делает человека религиозным: перестройка мировоззрения зависит не только от сознания. Но психологу-консупьтанту и педагогу необходимо избавиться от комплекса превосходства над религиозными людьми, порожденного десятилетиями мистического невежества. Подобная установка исключает возможность диалога с людьми религиозными. Общаясь диалогически, человек учится вхождению в способ мировоззрения собеседника: само продвижение в диалогическом общении способствует духовному развитию психолога и педагога.

Необходимо понимать разные языки и уметь ими пользоваться. По опыту консультирования можно сказать, что выбор того или другого языка, тональности, стиля общения происходит непроизвольно. Диалогом руководит не рассудок, а духовное Я посредством интуиции. Важно доверять этому своему творческому началу. Диалог — творческое духовное общение, и слово в нем не планируется, а рождается. В таком диалоге девушка, позвонившая в состоянии отчаяния и желания покончить с “бессмысленным существованием” по примеру своей подруги, приняла слова консультанта, несовместимые с ее атеистическим сознанием. Она поверила, что путем самоубийства ей от страданий не уйти: они пойдут за ней, только в другой форме жизни, и там она уже ничего не сможет исправить. Пока это возможно, ей нужно здесь сделать свое существование осмысленным. Слова, чуждые ее наличному Я, отозвались в скрытой глубине ее души. Звонок ее был не последним.

Мировоззрение, отрицающее вечную духовную жизнь человека, служит обоснованием и оправданием произвола распоряжаться самим существованием своей жизни, а значит, и жизни другого. Если вечной жизни не существует, человеку “все дозволено”. Но память о вечном живет в душе каждого и пробуждается вопреки искалеченному сознанию.

На жизненном пути человека наступает момент острого кризиса: его можно назвать кризисом мировоззрения. Для наших дней эта ситуация весьма характерна. Люди, отказавшись от прежних развенчанных ценностей, нередко впадают в цинизм (вариант “подросткового негативизма”). Но иные переживают мучительную потребность понять истинный смысл жизни и свое назначение. Духовное пробуждение человека выражается в осознании ложности тех взглядов, которые он прежде отстаивал, и раскаянии в содеянном. Пока человек доволен собой, он спокойно почивает в колыбели своего наличного Я. Его так называемая у нас “духовная жизнь” заключается в “удовлетворении своих духовных потребностей”. Эта потребительская установка прямо противоположна сущности духовной жизни — отказу от эгоистического Я с его самодостаточностью и самоутверждением. На пути духовного становления человеку предстоит преодоление внешнего и внутреннего сопротивления: инерции, привычек, ожиданий окружающих, может быть, отказ от привязанностей и жизненных благ. Вершина этого пути — готовность к самопожертвованию вплоть до принесения в жертву своей жизни. Только на таком пути прежнее наличное Я преобразуется силами духовного Я. Говоря словами Ухтомского, “Двойник умирает, чтобы дать место Собеседнику”.

Date: 2015-08-24; view: 317; Нарушение авторских прав