Ч. Оман

История Пиренейской Войны

Предисловие

Прошло уже много лет с тех пор, как в Англии была сделана попытка написать общую историю Пиренейской войны. Несколько ценных, представляющих интерес дневников или воспоминаний офицеров, которые принимали участие в этой великой борьбе были опубликованы в последнее время [1], но ни один писатель современности не взял на себя смелость досконально исследовать семилетнюю военную кампанию, опасаясь не совладать с обилием подробностей сражений от восстания в Мадриде до Тулузы. Превосходная работа Нэпира [2] была единственной за последние 60 лет. Между тем гигантский объем ценного материала был собран в Великобритании, Франции и Испании, материала, который остался практически неиспользованным. Документы, общественные и частные, о чьем существовании даже не подозревали в тридцатые, доступны нам сегодня; бесчисленное количество автобиографий и воспоминаний, которые увидели свет лишь спустя 50 или 60 лет забвения в чьем-либо ящике стола, послужило для заполнения многих пробелов в наших знаниях. Например хотя бы та одна официальная история первостепенной важности, принадлежащая генералу Arteche y Moro, была опубликована. Я мечтаю, чтобы эти 11 томов, сейчас практически неизвестные в Англии, и почти такие же ценные, как «Война за независимость» Torefio, позволили нам понять именно испанскую сторону войны.

Тем не менее, я надеюсь, что не будет слишком самонадеянно для человека, который работал более 10 лет с источниками, попытаться обобщить в печати результаты его исследований; я верю, что даже читатель, который уже отдал немалую часть времени на изучение Пиренейской войны, найдет большое количество новой информации на этих страницах.

На мое решение взяться за общую историю войны в значительной степени повлияло попадание в руки Колледжа Всех Душ бумаг одного из их самых выдающихся членов, дипломата сэра Чарльза Вогана. У Вогана не только были великолепные возможности для наблюдения ранних лет войны, но он еще и превратил свои наблюдения в наилучшее описание, которое и поместил, вместе с прочими документами в архив. Я полагаю, что это был один их тех редких людей, которые обладают непостижимой любовью к сбору и коллекционированию информации. Его документы содержат не только его дневники и корреспонденцию, но также бесчисленное количество разных заметок, сделанных для него его испанскими друзьями, о событиях, которые он желал узнать, и огромное количество памфлетов, прокламаций, газет и статистических таблиц, аккуратно собранных вместе в стопки, которые (насколько я могу видеть) не открывали со дня его смерти и до передачи их по наследству от последнего живого родственника во владение его старого колледжа. Воган прибыл в Корунну в сентябре 1808 года в компании с сэром Чарльзом Стюартом, первым английским эмиссаром к Центральной Хунте. [3] Он ездил со Стюартом в Мадрид и Аранхуэс, записывая все, что он видел, от римских надписей до взглядов местных алькальдов и священнослужителей на политику того времени. Ему удалось поговорить со многими важными людьми – например, он услышал из уст Куэсты о его изменническом заговоре с целью свержения Хунты, и он имел длинную беседу с Кастаньосом, касательно капитуляции Байлена, из которой я извлек несколько совершенно новых фактов об этом событии. Затем он поехал в Арагон, где оставался три недели в компании генерал-капитана Джозефа Палафокса. Он не только расспросил Палафокса обо всех деталях его знаменитой защиты Сарагосы, но и побудил Сан Гениса (полковника, который руководил инженерными операциями) написать ему воспоминания на 12 страницах о характере и организации его работы. Воган сопровождал Палафокса на фронт в ноябре, но покинул армию Арагона за день до битвы при Туделе. Узнав о катастрофе от беженцев из армии Кастаньоса, он решил передать эти вести в Мадрид. Быстро едя в столицу, он пересекся с авангардом кавалерии Нея в Агреде, но спасся от них и благополучно добрался до столицы. По прибытии в Мадрид ему были даны депеши для сэра Джона Мура и приказ доставить их в Саламанку. Именно те новости, что он принес, побудили генерала отдать приказ о его преждевременном отступлении в Португалию. Мур доверил ему не только послания к сэру Дэвиду Бейрду, приказывая ему отступить в Галицию, но также и письма для лорда Каслри [4], которые нужно было немедленно передать в Лондон. Поэтому Воган сломя голову помчался к Бейрду в Асторгу и из Асторги в Корунну, которой он достиг через 11 дней после его отъезда из Туделы. Оттуда он сел на корабль до Англии и принес известия об испанских бедствиях британскому министерству.

Воган оставался некоторое время в Англии до своего возвращения в Испанию, но он не потратил время зря. Он не только сделал краткое описание осады Сарагосы, которая была крайне популярна на тот момент, но и получил новую информацию из неожиданного источника. Генерал Лефевр-Денуэтт, руководивший осадой Сарагосы, прибыл в Англию в качестве пленника. Воган немедленно поехал в Челтнем, где француз находился под домашним арестом, и имел с ним длинный разговор относительно подробностей осады, которые он внимательно сравнил с описанием Палафокса. Пожалуй, никакой другой человек когда-либо не имел таких возможностей для получения информации из первых рук о той знаменитой осаде. Я бы хотел, чтобы те, кто любит романтическую сторону истории, знали, что Воган был введен Палафоксом к Агустине, знаменитой Сарагоской Деве [5], и услышал историю ее повышения генерал-капитаном менее чем через три месяца после того, как это случилось. Сомнения Нэпира и остальных касательно ее существования полностью рассеиваются дневником этого немало попутешествовавшего на своем веку члена Колледжа Всех Душ.

Воган возвратился в Испанию еще до конца 1809 года и служил при различных английских послах в Севилье и Кадисе на протяжении большей части войны. Его документы и коллекция за более поздние годы борьбы почти также полна и интересна, как те, за 1808 год, которые я использовал в этом томе.

Я работал в Национальном Архиве над официальными британскими документами первых лет войны, особенно отмечая все выдержки, которые были опущены в изданных донесениях Мура и других британских генералов. Пропущенные параграфы (всегда помещенные в скобки и отмеченные ручкой) содержат немало полезного материала, главным образом критику отдельных личностей, которую не было бы достаточно мудро публиковать в то время. Есть огромное количество перехваченных французских посланий в коллекции, и определенная часть корреспонденции с испанцами, которая содержит и описывает факты и фигуры практически неизвестные. Среди наиболее интересных письма генерала Лита, который был приписан к штабу Блейка; в них я нашел, несомненно, лучшее описание операций армии Галисии в октябре-ноябре 1808, из всех какие мне встречались.

Что касается печатных источников информации, я прочел все бумаги Парламента за 1808-9 гг. и весь архив Madrid Gazette, также как и мемуаров и дневников французов, англичан, испанцев. Я думаю, не так уж важно, что какие-то из французских или английских книг я упустил из виду, но я должен признаться, что некоторые из испанских работ, цитируемые генералом Артече, оказались недоступны и в Лондоне и в Париже. Библиотека Британского Музея в этом отношении ничуть не лучше прочих; там даже отсутствуют наиболее напрашивающие авторы, такие как монографии Сен-Сира и Кабанаса о войне в Каталонии. Воспоминания ветеранов Пиренейской войны часто требуют очень осторожного использования; некоторым нельзя верить ни в чем, что не происходило непосредственно у автора перед глазами. Другие записывали все это много позже описываемых событий, поэтому в их воспоминаниях нельзя полагаться даже на факты, которые они должны были бы наблюдать лично. Например, генерал Марбо утверждает, что он доставил в Байонну послание от Мюрата, информируя Наполеона о восстании в Мадриде 2 мая, и описывает подробности того места, где Наполеон получил донесение. Но из письма Мюрата и ответа на него Наполеона совершенно точно следует, что документ был получен и доставлен капитаном Оннекуром. Старая память Марбо сыграла с ним злую шутку. А бывают и ложные события, когда очевидцы, описывая события сразу после того как они произошли, дает заведомо ложную версию событий для прославления себя или своих друзей. Теобальд и Ле Нобль - яркие примеры таких преступников: описание Теобальдом некоторых инцидентов в Португалии и битвы при Алдейе-да-Понте, рассказ Ле Нобля о Корунне, выглядят сознательно сфальсифицированными. Я нашел также одного английского автора, который попал под такое же подозрение. В общем, с обеих сторон большинство ошибок делается либо авторами, которые описывают то, что они не видели, либо старыми рассказчиками, которые записали свои воспоминания через 20, 30, 40 лет после окончания войны. А их дневники написанные непосредственно в те годы служат бесценными поправками к их же воспоминаниям или монографиям написанным спустя какое-то время; например, черновик дневника Фуа, опубликованный позже Жиро де Л'Айном, содержит некоторые характеристики Веллингтона и британской армии, куда как более красиво выраженные, нежели все, что генерал написал в своей официальной истории ранних кампаний 1808.

Я надеюсь включить в мой второй том библиографию всех работ, использованных для первых двух лет войны. Чрезмерный размер, до которого увеличился мой первый том, делает невозможным включение в него список авторов, который занимает довольно много страниц.

Будет замечено, что мои Приложения включают в себя несколько больших таблиц, дающих организацию французской и испанской армий в 1808. Частью из них я обязан работе генерала Arteche; но более половины собранного стоило времени и труда: собрать разрозненные к настоящему времени документы – вплоть до нахождения их в самых разнообразных и отдаленных местах (некоторые из самых важных испанских документов сохранились лишь в Национальном Архиве или в бумагах Вогана, другие только в Madrid Gazette). Никто, насколько я знаю, до сих пор не попытался создать полную таблицу расписаний испанской армии в октябре, или таблицы точного состава наполеоновской Великой Армии в том же самом месяце. Я надеюсь поэтому, что мои Приложения могут найти некоторое применение.

Не один друг спрашивал меня в течение последних нескольких месяцев стоит ли оно того – переписывать историю Пиренейской войны, когда великолепная работа Нэпира везде и всем доступна. Я могу только ответить, что я не больше мечтаю о замене бессмертных шести томов этого великого старого солдата, чем доктор Гардинер мечтал о замене «Истории Великого Восстания» Кларэндона, когда он начинал писать последние тома своего описания правления Карла I. Книги Нэпира и Кларэндона должны оставаться такими же важными для всех современными источниками, написанными людьми, которые ясно видели лишь одну сторону событий, которые они описывали; в каждом случае личное отношение автора, политические и индивидуальные симпатии, враждебность историка окрасила всю его работу в яркие тона. Никто бы и не подумал обратиться к Кларэндону за беспристрастным описанием характера и карьеры Оливера Кромвеля. Но не думаю, что сейчас осознается, что настолько же небезопасно обращаться к Нэпиру за описанием целей и предприятий испанских Хунт, или правительства Тори 1808-1814. Как живописец инцидентов войны он непревзойден: никто, кто когда-либо читал его работу, не может забыть его душераздирающие описания атаки бригады фузилеров при Альбуэре, атака на Great Breach при Бадахосе, штурм позиций Сульта на Ларунне. Эти и сотни других красноречивых пассажей всегда будут шедевральным примером энергичной британской прозы.

Но когда он уходит в политику, английскую или испанскую, Нэпир куда менее достойный доверия проводник. Все его взгляды окрашены тем фактом, что он был злейшим врагом Тори в его дни. Родственник не только Джеймса Чарльза Фокса, но и лорда Эдварда Фитцджеральда. Он никогда не мог смотреть незамутненным взором на их политических оппонентов. Канинг и Спенсер Персиваль были, по его мнению, людьми, способными на любую глупость, любое изощренное коварство. Великолепная служба Каслри Великобритании им игнорируется: было бы невозможно узнать со страниц Пиренейской войны, что это был тот человек, который выделил Веллингтона для командования в Испании и поддерживал его, вопреки мнению оппозиции. Но и это еще не все: Нэпир был одним из тех странных англичан, которые, вопреки всем очевидным событиям, произошедшим до войны, верил, что Наполеон Бонапарт был благодетельным человеком, чьи планы по реорганизации Европы были сорваны неуступчивой и узко мыслящей оппозицией британского правительства. В своем предисловии он заходит так далеко, что говорит, что Тори боролись с императором не потому что он был опасным врагом Британской Империи, но потому что он был флагманом демократии, а они были лидерами системы каст и привилегий. Когда известия о смерти Наполеона на острове святой Елены достигли его (как вспомнят его близкие), он бросился на диван и плакал три часа! Отсюда следует (а это так и было), что, говоря о министрах Тори, он был чрезвычайно придирчивым и жестоким критиком, в то время как императору он выказывает такое уважение, что выглядит весьма странно в своем энтузиазме и дружественном отношении к политической свободе. Каждый, кто читал первые главы его великой работы, должен видеть, что Бонапарта лишь мягко журят за его чудовищный акт измены в Байонне и даже больше, за отвратительные месяцы лицемерной дружбы, которая этому предшествовала. Изливая презрение на Карла IV и Фердинанда VII, слабоумного отца и бунтаря-сына, чьи ссоры послужили предлогом для императора, Нэпир забывает действительно верно возмутиться общением с лживым другом, который предал их. Он пишет почти так, как если бы было какое-то извиняющее обстоятельство для его преступлений, для грабежа и похищения людей, словно жертвой был только фанатик или слабоумный, или непослушный сын. В своем предубеждении и стремлении защитить императора он заходит так далеко, что пытается оправдать очевидные политические и военные ошибки в его ведении Пиренейской войны, перекидывая вину на способ, которым маршалы выполняли его приказы, забывая в то же время указывать на то, что приказы были невыполнимы.

С другой стороны Нэпир был настолько же непримирим по отношению к испанцам, насколько благосклонен к Бонапарту. Он был одним из тех старых пиренейских офицеров, которые никогда не могли выбросить из головы некоторые вещи, которые они видели или слышали. Жестокости герильясов, постыдное бегство в канун битвы при Талавере, идиотские заносчивость и своеволие Куэсты, малодушие Imaz и La Peiia, настроили его против всех их земляков. Напыщенная риторика испанских прокламаций, сопутствующая абсолютной непригодности испанской армии, вызывали у него отвращение. Он всегда принимал скорее французскую, нежели испанскую версию событий, забывая, что Бонапарт и его официальные историки были авторами столь же малодостойными слепой веры, как и их оппоненты. Говоря об отдельных испанцах, - мы можем взять, к примеру, Джозефа Палафокса, или невезучих Даоиса и Веларде – их несправедливо и жестоко убили во время Мадридского восстания. Его поразительную клевету по отношению к армии Ла Романы я имел случай заметить в некоторых деталях на странице 416 его работы. Он неизменно преувеличивает испанские поражения и принижает испанские успехи. Он опрометчив в своих суждениях касательно их числа в сражении или потерь при поражении. Очевидно, он не потрудился ознакомиться с военными расписаниями и другими официальными документами, которые Испанский Военный Архив опубликовал за несколько лет до того, как он написал свой первый том. Все его описания и персонажи заимствованы из случайных догадок французских маршалов. Может показаться, что это очень сильно сказано, относительно столь прославленного автора, но минутное исследование покажет, что почти каждое утверждение Нэпира касательно битвы, в которую испанцы были вовлечены, взято из какого-либо французского источника. Испанская версия игнорируется. В своем негодовании надменностью и упрямством испанцев, которые тем самым создавали помехи его герою Веллингтону, он отказывается замечать смягчающие обстоятельства, которые часто объясняют, или даже извиняют их действия. После прочтения его рассказа, читателю следует обратиться к Arguelles или Torefio или Arteche, изучить их защиту своих земляков и затем вынести окончательное решение, согласно фактам. В общем, каждый ученый Пиренейской войны должен читать Нэпира: но он не должен думать, что когда прочтение завершится, он постигнет все значение и важность великой борьбы. Топографические детали большинства моих карт взяты из великолепного Атласа, опубликованного Испанским Военным Архивом в течение последних 12 лет. Но подробности размещения полков – мои собственные. Я был предельно осторожен с картами Вимейро и Корунны, стараясь максимально точно определить позицию каждого полка, французского или английского.

Я обязан выразить признательность трем помощникам в создании этого тома. Первый составил Указатель, выдержав нелегкую борьбу с огромным количеством сносок. Второй, мистер Дабл, обеспечивал меня огромным количеством предложений касательно правок, которые я в итоге сделал. Третий, мистер Аткинсон, из Exeter College, предоставил в мое распоряжение свои широчайшие познания в области полковой истории и помог мне на пути получения многих деталей организации армий Уэлсли и Мура. Я в неоплатном долгу перед всеми тремя.

Ч. Оман.

Колледж Всех Душ,

Март, 31, 1902