База РТВ. Северная окраина столицы Элио

Горкалов остановил свой «Фалангер» метрах в тридцати от пылающего ангара.

«Хоплит» Сокуры, по-прежнему истекавший зловонным, ядовитым паром, отошел в сторону и внезапно испустил долгий, протяжный, затихающий на низких нотах звук — это система дезактивировала все сервомоторы и приступила к аварийному «гашению» реактора.

— Шейла, ты в порядке? — раздался в коммуникаторе голос Ильи, прозвучавший так, будто ничего и не случилось. В днище его «Фалангера» открылся люк, и оттуда упала лестница.

— Да, я в порядке, командир. — Шейла все еще дрожала, но уже нашла в себе силы обидеться на него за холодность и разозлиться на себя за глупый порыв чувств.

— Я говорю с тобой через мобильник. — Одновременно с этими словами из люка показались ноги Горкалова. — Что на твоих сенсорах?

— Пять сигналов, похожи на «Фалангеров», но точно определить не могу — они более чем в километре и удаляются по направлению к городу.

— Хорошо. — Илья уже спустился с верхних ступеней раскачивающейся лестницы и спрыгнул на землю. — Следи за обстановкой, пока я поговорю с Сокурой. Потом сменим машины, сперва мы, потом ты. Кто-то должен постоянно страховать.

Шейла не успела ни возразить, ни ответить, — Горкалов сложил коммуникатор, — она видела его движение на экранах «Ворона».

* * *

Лейтенант Сокура оказался высоким светловолосым парнем с пронзительно-голубыми глазами.

Горкалов еще издали начал присматриваться к нему, не без праздного любопытства, — времени на обстоятельный разговор попросту не было — две-три минуты, вот все, что мог позволить себе Илья, а лейтенант, который вылез из дымящегося «Хоплита» и шел ему навстречу, был, в отличие от Горкалова, связан присягой, уставом и еще тысячью нюансов регламентированного поведения, которые не выкинешь из своего сознания, как ненужный хлам, просто потому, что тебе сказали: «пойдем, лейтенант, мы должны…»

Они молча обменялись крепким рукопожатием, продолжая внимательно, оценивающе смотреть друг на друга, потом Горкалов отпустил ладонь пилота и кивком указал в сторону, — отойдем.

В отличие от Ильи, который, садясь в кресло пилот-ложемента, скинул только цивильный пиджак и галстук, лейтенант был в полной экипировке — нейросенсорный костюм, личный полушлем, перчатки с отсоединенными в данный момент и торчащими в разные стороны разъемами.

— Что происходит, сэр? — спросил он, отойдя вслед за Горкаловым под прикрытие полуразрушенной взрывом стены ангара.

— Планета атакована.

— Это я понял. — Сокура устало прислонился к стене. — Я видел инсектов. — Его лицо, жесты — все выдавало нечеловеческую усталость и крайнее потрясение. Он не стал спрашивать, каким ветром занесло Горкалова на базу РТВ, а сразу перешел к сути: — Инсекты — деградировавшие ксеноморфы. Откуда у них наши шагающие машины?

Горкалов внимательно посмотрел на него и ответил:

— Лейтенант, рассказывать все по порядку долго и в данной ситуации ни к чему. Достаточно того, что Элио под атакой и цель вторжения — не только база РТВ…

Сокура и так был бледен, но после слов Горкалова его лицо приобрело сероватый оттенок — он без лишних комментариев понял, насколько плоха ситуация в целом и как далеко идут планы вторгшихся на Элио ксеноморфов.

Илья по достоинству оценил сообразительность лейтенанта. Немаловажным, на взгляд Горкалова, было и то, что «Хоплит» Сокуры, весь изрешеченный, со срезанными как ножом бронепластинами, сумел-таки отбиться от превосходящих по тоннажу и вооружению сил противника, а после выйти из боя к намеченной точке.

Горкалову не нужно было обладать каким-то особым даром, чтобы понять — перед ним не просто юнец, по случаю оказавшийся в составе механизированного патруля, охранявшего периметр базы, а пилот со стажем, к тому же не трус и не паникер.

— Вот что… — Он нахмурился. — Как тебя зовут?

— Николай.

— Хм… Странное сочетание… Николай Сокура…

Лейтенант пожал плечами, как бы говоря этим: предков не выбирают, и я доволен своими.

— Вот что, Николай. — Горкалов говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Нас трое: я — отставной полковник, со мной молодая женщина, дочь моего старого друга, — она не спасовала и не испугалась, вела себя отлично, хотя в рубку настоящего робота попала впервые. О тебе я рассуждать не буду. Ты действующий офицер, но сейчас это потеряло какое-либо значение. Атака на Элио ничем не спровоцирована — это вторжение в чистом виде.

— Цель?

— На первом этапе — овладение хранящимися тут образцами «Одиночки» и той информацией, которую содержит компьютер генштаба Конфедерации Солнц, — предельно кратко и ясно изложил свои выводы Горкалов. — По моему разумению, против Человечества развязана война. Если наш противник намерен в дальнейшем захватить подконтрольное людям жизненное пространство освоенных планет, то, встав на его место, как бы ты планировал такую атаку?

— У них есть боевые корабли? Их много? — задал встречный вопрос лейтенант.

— Не могу сказать. Орбитальную оборону Элио прорвал вроде бы один крейсер. Судя по перехваченному мной сообщению, они уничтожили станцию ГЧ.

— Понятно… — Сокура хмурился все больше. Достав сигарету, он нервно помял ее в пальцах и вдруг произнес: — На их месте я бы атаковал не планеты, а станции Гиперсферной Частоты и маяки точек гиперсферного всплытия. Такой удар не требует большого флота — достаточно нескольких истребителей на систему, но потеря ГЧ-связи и прыжковых маяков мгновенно расчленит Человечество на несколько сот изолированных друг от друга миров. Зная их координаты, несколько хорошо оснащенных боевых кораблей могут захватывать миры один за другим, встречая минимальное, нескоординированное сопротивление.

— Логично. Думаю, именно так все и происходит. Добавь сюда, что на изолированные друг от друга, вследствие потери станций ГЧ, планеты будут высаживаться механизированные группы шагающих машин, снабженных программным пакетом «ALONE», и схема станет абсолютно ясна. Теперь еще один вопрос: что может принципиально сорвать такой план?

— Активация резерва Конфедерации Солнц. Скрытые станции ГЧ и законсервированные военные базы «второго эшелона», — ответил Сокура.

— Верно. Второй Эшелон — это их цель. Они пойдут на все, чтобы захватить или уничтожить компьютерные носители генштаба. Вселенная взорвалась, Николай. Нас атаковала чуждая форма жизни, для которой человек как разумное существо не представляет никакой этической ценности. Они знают о нас очень много, справедливо боятся нас, как экспансивную, решительную расу, и постараются осуществить геноцид, действуя посредством наших же машин, технологий и прочего, не исключая пособников из числа людей.

Сокура бросил на землю окурок, загасил его ногой и вдруг спросил, подняв хмурый взгляд на Гор-калова:

— Откуда вам все это известно, полковник?

Илья горько усмехнулся.

— У меня было долгих двадцать лет, чтобы слышать, видеть и анализировать. Когда я начал сопоставлять факты и понял, что надвигается катастрофа, то вышел со всей собранной информацией на одного из руководителей Министерства обороны нашей планеты. Это было позавчера.

— И что он? — Николай ждал ответа, напряженно глядя в глаза Ильи.

— Он послал меня к черту, обозвав старым маразматиком.

Щеки лейтенанта внезапно вспыхнули пятнами румянца, словно ему только что влепили пощечину.

— Что я могу сделать? — внезапно спросил он, вновь подняв взгляд на Горкалова.

— Забыть обо всем, что было до этой минуты. Поверить мне. Забыть то правительство, которому присягал, перешагнуть запреты, меморандумы, эмбарго, личные привязанности, неприязнь — все, что долго и тщательно вело вот к этому, — он недвусмысленно указал на беснующиеся отсветы пожара. — В моих словах нет ни капли бреда или лжи. Мне самому режет слух эта фраза, но с этой секунды больше нельзя думать об Элио, Кьюиге, Земле… Атаковано Человечество. Либо мы сейчас встанем у них поперек глотки, либо…

— Не надо, полковник. Я понял. — Сокура отер рукавом нейросенсорного костюма капельки выступившего на лбу пота. — Командуйте. Я пойду за вами и буду драться. Пока мы еще не покинули Элио, и мне как офицеру достаточно этого, — он кинул хмурый взгляд в сторону полыхающих ангаров. — План действий?

— У тебя есть консервационный код?

— Да.

— Тогда меняем машины и идем к зданию генштаба. Не отвлекаемся ни на одну цель, пока не достигнем площади. Там — встаем намертво. Либо мы, либо они. Третьего нам уже не дано.

— Ясно.

Сокура повернулся и указал на ряд возвышающихся неподалеку строений.

— Это технические боксы, — пояснил он. — Там накануне заряжали машины для сегодняшней смены патруля.

— Отлично. — Горкалов повернулся, но Николай задержал его.

— Один вопрос.

— Да?

— Как вы получили доступ в рубку «Фалангера»? — От Горкалова не укрылось, что лейтенант, задавая вопрос, держит руку на кобуре табельного оружия.

Илья спокойно достал медальон и протянул его Николаю.

Тот взглянул на личный кодон активации; в его глазах мелькнула и погасла тень изумления, затем рука соскользнула с рифленой рукояти автоматического пистолета.

— Почту за честь, сэр. — Его голова чуть склонилась. — Вы можете рассчитывать на полное подчинение.

Илья на миг растерялся.

Он уже забыл, как звучит это слово, а произнесенное вслух, среди дыма, огня пожарищ и темных, покореженных остовов боевых машин, оно вдруг пробило его до самого сердца, заставив вздрогнуть.

«Честь…»

Он повернул голову и ответил:

— Спасибо, лейтенант. Чтобы не оставалось сомнений, — Шейла Норман, которая сидит сейчас в кресле пилот-ложемента «Ворона», — дочь Дейвида Нормана, если вам что-то говорит это имя. Она использовала личный медальон отца.

Сокура кивнул.

— Я знаком с капитаном Норманом и вами, — внезапно произнес он.

— Откуда? — этот вопрос вырвался у Ильи Андреевича помимо воли.

— Из боевых симуляторов. Курс обучения пилотов включает в себя демонстрацию виртуальной записи нескольких ваших боев на Прокусе. Мне неловко, что я был вынужден проверить ваши полномочия, сэр.

— Все в порядке, лейтенант. Не будем терять времени.,

* * *

Город горел.

Зарево пожаров отмечало путь, которым двигались машины противника. Направление уже не вызывало никаких сомнений — враг рвался к центру города, к зданию генерального штаба Конфедерации Солнц, а вот чем вызваны очаги возгорания — сопротивлением ли очнувшихся от шока сил самообороны, или просто огромными размерами шагающих машин, которые никак не вписывались в архитектуру транспортных артерий многоуровневого города и причиняли серьезные разрушения зданиям, оставалось непонятно.

По данным сенсоров, с территории базы РТВ ушло пять «Фалангеров», к которым в районе космопорта присоединились еще три тяжелых машины.

Горкалов вызвал Шейлу.

— Да, командир? — мгновенно ответила она.

— Как ты, освоилась?

— Мы подружимся… — уклонилась она от прямого ответа.

— Прыжок был грамотным, — скупо похвалил ее Горкалов и тут же перешел к делу: — Дай мне канал телеметрии с твоих сенсоров.

Шейла выполнила приказ, но не отключилась.

— Что мы ищем?

— Я пытаюсь вычислить силы, атаковавшие планету. Твой «Ворон» оснащен дополнительными сиетемами обнаружения, — пояснил ей Илья. — Следи за противником, а я поработаю с локаторами. Через пару минут картина начала проясняться.

— Видишь маркеры на территории космопорта? — после паузы снова заговорил Горкалов.

— Да.

— Это два «Нибелунга». Штурмовые носители. Пять парковочных мест на каждом. Они пусты, рядом один патрульный сигнал, класс «Фалангер». Четверых мы приговорили на базе, пятеро ушли. Думаю, что мы не выпустили ни одного с «Одиночкой» на борту.

— Теперь нам нужно догнать их?

— Да. С носителями будем разбираться позже. Главное — отсечь их от штаба.

— Дистанция сокращается, — посмотрев на данные целевого монитора, заметила Шейла. — Думаю, мы нагоним их.

— Будем надеяться. — Горкалов не любил загадывать наперед. Их машины уже преодолели пригород и вплотную приблизились к освещенному пожарами основанию мегаполиса. Он понимал, что теперь продвижение станет значительно труднее.

Илья Андреевич вызвал Сокуру.

В коммуникаторе раздался сигнал кода связи, а затем Горкалов внезапно услышал непонятные посторонние звуки, которые показались ему настолько чужеродными, что на миг вызвали легкое замешательство.

— Что это, Николай? — обеспокоенно спросил он, пытаясь разобраться в природе странного шума.

— Не понял, командир? — переспросил Сокура. Звуки, так поразившие воображение Горкалова, стали чуть тише.

— Фон, лейтенант. Если не ошибаюсь, то я слышу музыку, как фон несущей волны?

— Да, — спокойно ответил Сокура. — Это орган. Католическая месса. Позднее христианство, обработка Генриха Щербакова.

— Вы верите в бога, лейтенант?

— Каждый человек во что-то верит, командир. Без веры жизнь теряет свой смысл.

— Интересно. — Горкалов говорил, стараясь сохранять самообладание, — радиопереговоры не мешали ему вести «Фалангер», наоборот, слова, срывающиеся в коммуникатор, помогали сохранить душевное равновесие, которое, по мере пологого подъема на уровень городского цоколя, становилось все более шатким. Горящие вокруг кварталы были похожи на сумеречный ад. Крохотные фигурки людей метались в отблесках пожарищ, а он не имел права остановиться, чтобы помочь хоть кому-то из них.

— Позже дашь послушать мне этот кристалло-диск? — спросил Горкалов, пытаясь этой фразой унять распоясавшиеся нервы.

— Я смогу переписать его вам, полковник.

«Если останемся живы…», — внезапно подумалось Илье.

— Шейла?

— Да, командир.

— Шейла, тебе приходилось убивать?

Ответ пришел не сразу, и пауза на том конце связи оказалась дольше, чем он ожидал.

— Нет.

В этот миг остававшийся на связи Сокура по какому-то внутреннему наитию добавил громкость, и голос органа, смешавшись с сигналами телеметрии, вдруг разлился по нервной системе Горкалова, заставляя мурашки разбегаться по коже, вставать дыбом каждый волосок на теле полковника. Он никогда не думал, что на него может подобным образом подействовать музыка, но древние как мир звуки уже ворвались в сознание, начавшись тихим, переливчатым и одновременно глухим перезвоном далеких колоколов, затем вступил орган, вслед за ним хор, и эта волна росла, ширилась, словно мелодия, пережившая не один десяток веков, вдруг подняла на свой гребень души тех, кто пронес ее сквозь тысячелетия эволюции и световые годы пространства, — она вздымалась, будто волна прилива, грозя затопить собой Вселенную. Илья повернул голову, ища глазами машину Шейлы, и вдруг увидел черную фигуру ее «Ворона», идущего на фоне полыхавшего в полнебосвода зарева пожарищ, а рядом — смутный контур «Хоплита», плывущий в тени почерневших коробок зданий, и дальше — фигурки людей, в панике мечущихся по улицам города, — его личное безумие росло, душа, казалось, сорвалась в пропасть и падает, не видя дна, но нет, — звук органа, вплетаясь в ноющий тон работающих сервосистем «Фалангера», подсказывал, словно шептал, обжигая сознание, — это не безумие, полковник, — скорее просветление, очищение огнем, будто узкая черная улица, так похожая на извилистое ущелье твоей одинокой судьбы, выходила в этот миг на свет, страшный свет пожарищ, выводя разум из узилища личного сознания на вселенский простор бытия, то самое пресловутое Жизненное Пространство, которое не было подвластно, ни человеку, ни богу, ни дьяволу, ни ксеноморфам, — в нем царили свои законы бытия, а он…

Он шел, сам выбирая дорогу, выводя свою душу из теснины смущавших его обстоятельств. Звук органа, как порыв ветра, срывающий одежды с заблудившегося во мраке, не успевшего укрыться от непогоды путника, вдруг оголил душу, сорвав с нее все, что копилось долгими одинокими вечерами, оставив лишь стержень, нерв, указав своей темной стороной на безграничную жестокость и враждебность окружающей Вселенной, на неизбежность защиты своих прав под светом льдистых звезд. А по другую, светлую, сторону звучали не глухие приливы чуждой эволюции, а звоном далеких колоколов проявлялось из мрака ненависти неотъемлемое свойство дарованного человеку разума — безграничная свобода выбора своего пути, полная свобода совести, право на осознанную жестокость и осознанное милосердие, право быть самим собой, не повинуясь обстоятельствам, а владея ими, в той мере, в какой душа и сердце были готовы воспользоваться дарованной вместе с разумом свободой.

Миг запредельного откровения.

Жизнь — это лишь медленное рождение разума.

— Шейла ты меня слышишь?

— Да, командир.

— Мы никогда не будем убивать ради мести или ненависти, — внезапно для самого себя произнес он. — Запомни это. Мы будем бороться за выживание Человечества. Вселенная преподает нам урок.

— Я не понимаю, Илья.

— Позже. Сейчас нет времени объяснять. Представь себе, что по твоей шее ползет паук.

Секунда тишины.

— Омерзительно.

— Убей его. Ты обязана сделать это!..

«Ворон» сбился с шага, но через секунду выровнялся, продолжая идти вдоль объятой огнем улицы.

— Тебе будет не так страшно, Шейла. Убивать людей труднее, чем пауков. Мне приходилось это делать.

Она не ответила.

Центр города неумолимо приближался.

Словно желая подтвердить это, на активном радаре «Фалангера», среди термальных всплесков пожарищ, вдруг появились восемь алых точек.

Это были боевые машины противника, прокладывавшие себе дорогу сквозь улицы человеческого города к его центру.

К сердцу бывшей Конфедерации Солнц.

Шейла, пытавшаяся разобраться в этот миг с собственными чувствами, внезапно услышала изменившийся голос Ильи:

— Два-два-ноль, восемь термальных всплесков. Машины, класс «Фалангер». — И тут же, следом, четкий, недвусмысленный, твердый приказ, в котором не было ни тени грызущих душу сомнений, ни страха, ни ненависти, лишь ледяное спокойствие перед лицом неизбежной схватки:

— Расходимся. Движение по параллельным улицам, Шейла — правый фланг, Сокура — левый.

— Принято.

— Да, командир.

* * *

Шейла, исполняя приказ, приостановила шаг «Ворона», повернув машину в перпендикулярный основному проспекту проход между высотными зданиями.

Многоуровневый город, по первому ярусу которого вот уже более часа, сокрушая все, что мешало и не мешало им, двигались машины захватчиков, похоже, стал претерпевать критические деформации. Не успел «Ворон» ступить на стеклобетон улицы, как сверху с тяжким стоном и скрежетом начал обваливаться участок скоростной автомагистрали третьего уровня.

Куски армированных железобетонных конструкций сыпались вокруг, словно град, от их ударов местами проламывалось покрытие мостовой, вверх вздымались облака едкой, белесой пыли, земля ощутимо содрогалась под ступоходами «Ворона», но кибернетическая система машины воспринимала низвергающийся поток бетонных обломков как нечто само собой разумеющееся, — мелкие куски бетонного щебня весом до полуцентнера попросту отскакивали от брони «Ворона», и лишь дважды Шейла ощутила, как «ALONE» пытается подправить ее действия, уклоняясь от более крупных кусков обрушившейся с двухсотметровой высоты конструкции.

Ночь, которую только что освещал пожар, вдруг превратилась в багряные сумерки — это бетонная пыль расползалась неровным, рваным облаком, сократив видимость до нескольких десятков метров.

— Внимание, — раздался в коммуникаторе голос Ильи. — Шейла, два «Фалангера» повторили твой маневр!

Да, она отчетливо видела их на сенсорах. Две крупные алые точки действительно отделились от группы, состоявшей из восьми шагающих машин, и попытались продублировать ее действия, стремясь выйти на параллельную улицу уровня раньше, чем на перекрестке появится ее «Ворон».

Сзади продолжал рушиться участок автобана. Глухие толчки распространялись по всему городу, — в здании, мимо которого она шла, от запредельных колебаний почвы вдруг одновременно лопнули, взорвавшись сверкающими, низвергающимися фонтанами, все уцелевшие до этого момента стекла…

Окружавшая ее реальность казалась каким-то чудовищным, непостижимым разуму кошмаром, который затянулся уже сверх всякой меры, но не было возможности вздрогнуть и очнуться, пусть в ледяном поту, но с облегченной, спасительной мыслью — это был всего лишь сон…

Нет. То была явь.

«Ну, не подведи…» — мысленно обратилась она к своему «Ворону».

Шейла не заметила, что обратилась к машине, как к живому существу, — в этот миг запредельного напряжения ее нервы наконец слились с сервомоторами «Ворона» в единое целое, будто оптико-волоконные кабели машины и живая плоть пилота действительно переплелись в тугой, пульсирующий узел, сердцем и мозгом которого была она.

Любой человек, однажды севший в кресло пилот-ложемента, рано или поздно испытывает подобное ошеломляющее чувство полного, стопроцентного слияния с машиной.

«Нейросенсорный контакт…»

Вот когда открылась истина, потаенная суть знакомого с детства термина.

Кто-то выходит за грань этого мига безумцем, кто-то рабом своего страха, ошеломления, а кто-то пилотом.

Шейла, сама того не подозревая, относилась к последней категории новичков.

Внезапный порыв ветра на миг порвал плотную завесу дыма и пыли, показав сумеречное ущелье улицы, освещенное мятущимися отсветами пожаров.

Контур включившегося электронно-оптического прицела обозначился зеленой рамкой, вспыхнув на прозрачном забрале компьютерного планшета напротив ее правого глаза.

«Увеличение…»

Тени и мятущиеся отсветы рванулись навстречу, укрупняясь в деталях и тут же исчезая, пока в рамку не влип внезапно проявившийся контур вражеской машины.

«Фалангер» только что вышел на перекресток в двух кварталах от Шейлы. Он стоял, согнув свои ступоходы, и беспокойно ворочал торсом, явно пытаясь разобраться в сумятице активных сигналов, — рядом с ним неистово полыхала витрина супермаркета, и бесноватый огонь, от температуры которого корежились несущие балки перекрытий, не только освещал его исполинскую фигуру, но и вносил сильные искажения в показания приборов теплового видения цели.

Шейла поняла: это ее миг.

Она не думала и не колебалась, пальцы сами знали, что делать.

Рамка оптико-электронного прицела подсветилась желтым — это боевой сопроцессор «Ворона» сообщал, что цель находится вне зоны эффективного огня.

«Ничего подобного».

Скобка предохранителя отскочила вверх, с характерным щелчком освободив гашетку правого ракетного комплекса.

«Одиночный огонь».

Ослепительный факел рванулся от торса «Ворона», освещая сумеречное пространство улицы от края до края.

Ракета стремительной молнией прочертила дымный сумрак и расцвела ослепительным оранжевым бутоном огня, ударив не в «Фалангера», а чуть наискось, рядом с ним, в основание стены полыхающего небоскреба.

Сорок этажей, объятых огнем, вздрогнули от этого удара и начали тяжко оседать в провал улицы, словно не падали, а стекали в него раскаленной магматической массой.

Шейла, упоенная первой трезво просчитанной победой, увидела, как за секунду до этого второй «Фалангер», двигавшийся вдоль правой стороны улицы, врубил прыжковые ускорители.

В огненном оползне рванул трескучий, раскатистый взрыв — это в чреве погребенной под обломками здания машины взорвался боекомплект.

Шейла даже не заметила этого свидетельства ее первой победы — она вела «Ворона», наискось пересекая ярко подсвеченное пожарищем пространство, не отрывая глаз от багряного контура второй машины, которая, согнув ступоходы, плавно опускалась по ту сторону огненного завала, опираясь на ослепительные струи реактивного выхлопа.

В пусковой-установке правого борта еще оставались четыре ракеты, и она выпустила их залпом, почти наугад, хотя боевой сопроцессор и пытался передать электронной начинке боеголовок данные более точной наводки, но Шейла уже полностью перешагнула неодолимый для некоторых пилотов барьер — она ощутила машину, слилась с «Вороном», но не подчинилась ему, и шагающий робот, словно дикий мустанг, почуявший железную хватку наездника, вдруг присмирел, — из таких диких, мгновенных психологических поединков в свое время рождались самые преданные скакуны и самые любящие, заботливые всадники…

Ракетная установка левого борта оставалась полностью заряженной, и Шейла, продолжая двигаться вдоль уцелевшей, правой стороны улицы, резко повернула торс «Ворона», давая возможность независимым приводам сориентировать подвеску пусковых стволов в сторону цели.

«Фалангер» оказался нестандартно сконфигурированным, — из-за огненного оползня, похоронившего под собой первую машину, внезапно ударил счетверенный лазерный залп — четыре шнура когерентного света полоснули по стене здания, оставляя на своем пути уродливые, прогоревшие на полметра в глубь полосы и вспыхивающие глазницы оконных проемов.

Шейла мгновенно поняла — эти «Фалангеры» не с атакованной инсектами базы РТВ, а из числа тех, что, по словам Горкалова, были проданы в Сферу Дайсона для так называемых «горнопроходческих» работ…

«О черт!..»

Страх и растерянность вернулись лишь на мгновение, но этот миг едва не стоил ей жизни.

Лазеры «Фалангера» перезаряжались удивительно быстро, — опять вспыхнули четыре световых шнура, но на этот раз они полоснули не по стене, а по ее машине.

Правая ракетная установка «Ворона» взорвалась, но это был не залп.

Шейла почувствовала, как резко повело в сторону сорок пять тонн взбесившегося вдруг металла, но она не успела ничего сделать, лишь ощутила, как в разгерметизированную рубку ворвался едкий, удушливый запах дыма, и ей вдруг стало нестерпимо жарко — это снаружи плавилась изуродованная лазерными лучами броня, она стекала вниз тягучими каплями раскаленного керамлита, а бесноватые лучи, вспыхнув вновь, продолжали жечь рваную рану, образовавшуюся на месте уничтоженной пусковой установки.

Шейла, отчаянно пытаясь вырваться из-под удара, не справилась с управлением, и «Ворона» ударило о стену здания, которая покорно проломилась, словно состояла из картона. И остроносая рубка ее машины, с оглушительным скрежетом пропоров перекрытия второго и третьего этажей, вдруг остановилась, застряв в руинах здания.

Голова Шейлы от удара мотнулась в сторону, шейные позвонки хрустнули, в глазах помутилось, мир заволокло красноватым туманом боли.

Когда, спустя несколько секунд, сознание вернулось к ней, то на приборных консолях уже цвел погребальный букет багряных огней, а в коммуникаторе, пробиваясь сквозь грохот, скрежет и боль, бился, пульсировал, повторяясь вновь и вновь, надорванный крик Ильи Андреевича:

— Шейла, катапультируйся! Катапультируйся! Ради всего святого, ты слышишь меня, — приказываю…

Мутным от боли взглядом, едва осознавая, что делает, она нашла кнопку аварийного отстрела пилот-ложемента.

Кнопка горела, как рубин, поймавший солнечный луч своей гранью.

— Катапультируйся! — продолжал биться в коммуникаторе надтреснутый, внезапно постаревший голос Ильи.

Или это ее раненое, растерзанное сознание родило голос полный тоски, тревоги, страха за ее жизнь!

Какая разница.

Он дал ей силы поднять руку.

Рубка боевой машины, застрявшая в проломленном перекрытии, внезапно раскрылась, будто металлический цветок, и дымный выхлоп катапульты выметнул в оранжево-черные небеса крохотную капсулу за миг до того, как в руинах здания ослепительно полыхнул взорвавшийся реактор «Ворона»…

* * *

«Фалангер» Горкалова двигался в этот момент по параллельной улице, навстречу шести активным сигналам, отмечающим местоположение машин противника.

За действиями Шейлы он мог наблюдать лишь краем глаза, — в отсутствие координатора даже его тренированный, закаленный и отточенный разум не мог одновременно контролировать в полном объеме как управление собственной шестидесятитонной машиной, так и всю окружающую обстановку в целом.

За Сокуру он не волновался — лейтенант уже вполне проявил себя, впрочем, Шейла тоже, но все-таки, несмотря ни на что, Илья продолжал время от времени обращать внимание на автоматический мониторинг ее действий.

Предупредив о разделении сигналов противника, он увеличил скорость своего «Фалангера», заставив машину стремительно продвигаться вдоль скупо подсвеченного пожарами широкого проспекта. Сзади с тяжкой судорогой обвалился кусок автодорожной развязки третьего уровня, вслед за этим предупреждающе взвизгнули сенсоры, отмечая произведенный неподалеку ракетный запуск, и Горкалов, кинув беглый взгляд на экраны, увидел, как одна из вражеских машин тонет в лавине раскаленных пожаром обломков здания, которое обрушила на него Шейла.

«Молодец девочка!..»

Следующие несколько секунд он был занят, — шесть сигналов, перемещающихся вдоль проспекта, уже приблизились на критическое расстояние — до них оставалось менее километра, а зеленый маркер, обозначавший вырвавшегося вперед по параллельной улице «Хоплита» Сокуры, вдруг мигнул и пропал, вероятно, его заслонили сильные помехи термальных всплесков и железобетонные конструкции возвышающихся вокруг зданий, которые сильно мешали работе активных радаров.

Обежав глазами приборы, Горкалов вновь вернулся взглядом к монитору, отображавшему действия «Ворона», и внутри него вдруг что-то болезненно оборвалось: вместо развертки данных телеметрии он увидел лишь рябь помех и угрожающе моргавшую надпись:

«Критические повреждения».

Илья резко крикнул:

— Катапультируйся!

Он не знал, слышит ли его Шейла и вообще жива ли она, — из-за поисков исчезнувшего сигнала лейтенанта Сокуры он пропустил миг, когда был поражен «Ворон», и секунд десять в его сердце стыл лютый холод неизбежности, пока из руин соседней улицы в багряно-черные небеса вдруг не ударил характерный выхлоп аварийно-спасательной катапульты.

Все.

Она ушла из рубки мертвая или живая, он не знал, но не мог позволить себе и дальше следить за полетом капсулы, заботясь о судьбе девушки…

* * *

Шесть «Фалангеров» оставили тщетную попытку оторваться от преследования и развернулись в его сторону, решив, что вернее будет разделаться с противником, чем пытаться уйти от него.

«Куда же ты подевался, лейтенант?»

Седьмая машина инсектов, та самая, что пригвоздила «Ворона», теперь двигалась во фланг Горкалову.

Триста шестьдесят тонн совокупной мощи устремились ему навстречу. Шесть «Фалангеров» держали строй, растянувшись по всей ширине проспекта, крайние из них цеплялись за здания по обеим сторонам улицы, высекая искры плечевыми выступами оружейных пилонов.

По этому небрежному отношению к боковым креплениям стандартных орудийных комплексов Илья мгновенно понял, что они пусты.

На «Фалангерах» не было подвесных орудий.

Ну естественно… это же те машины, что были проданы в Сферу, — двухсотмегаваттные лазерные комплексы устанавливались на них в гнезда ракетных комплексов, расположенных на покатой спине, сразу над бронированным козырьком, защищающим рубку пилота.

Дистанция между ним и противником уже сократилась до шестисот метров, и Горкалову на миг показалось, что сквозь рваные пласты ползущего вдоль проспекта дыма он видит на экранах обзора смутные, приплюснутые контуры шагающих исполинов.

«Почему они не стреляют?»

И вдруг Илья понял: дым! Черный жирный дым, что стелился по проспекту, блокировал работу их лазеров. Лазерный луч — это многократно усиленная, синхронизированная, говоря научно — когерентная световая волна, и плотный густой дым на большой дистанции становится для луча практически непроходимой преградой.

Ни секунды не медля, он развернулся.

Седьмая машина нашла прореху в руинах и уже заходила в борт «Фалангеру» Горкалова.

Противник вел себя достаточно бесхитростно — обнаружив брешь в руинах, он остановился, и тотчас же его лазерные установки превратились в слепящие точки.

Горкалов вовремя развернул свою машину — залп полоснул по скату лобовой брони, расплавив часть мощного бронированного козырька над рубкой, но прожечь его за четыре секунды не был способен ни один лазер…

Илья понял, что «Фалангером» управляет отнюдь не опытный пилот. Он даже не предпринял попытки отступить, прикрываясь руинами здания, пока перезаряжались устройства накачки — вражеская машина продолжала стоять, чуть согнув ступоходы, — кто бы ни сидел в рубке — это существо полагало, что восемь секунд, требующиеся на перезарядку горнопроходческих лазеров, — это не срок.

Для Горкалова это была вечность.

Он прицелился спокойно, как в тире, и спустил гашетки обоих орудийных комплексов за миг до повторного залпа.

Дистанция между двумя машинами чуть превышала сотню метров, и на таком расстоянии попасть в рубку, даже без участия электронных систем, не составляло для Ильи особого труда.

«За Шейлу…»

Вражеская машина пошатнулась, когда снаряды срезали пластины лобовой брони, и тут же повторный залп лег точно в то же место, превратив покатый выступ рубки управления в уродливую дымящуюся дыру.

Лишившийся опоры «Фалангер» тяжело подался назад, проламывая растрескавшуюся стену, и упал, вызвав тяжкую конвульсию близлежащих зданий.

Его пилот был мертв, плоть инсекта уже вряд ли можно было отделить от дымящихся ошметков брони, вбитых в пилот-ложемент вторым залпом.

Горкалов опять резко развернул свою машину, — и вовремя, потому что шесть противников уже сократили дистанцию до четырехсот метров и вот-вот должны были появиться в поле зрения видеокамер.

— Сокура?! — рявкнул в коммуникатор Илья.

Тишина. Лишь треск статических помех на несущей частоте.

«Неужели не выдержал, струсил?»

Мысль показалась ему какой-то несправедливой — не мог лейтенант так запросто бросить командира, но раздумывать далее Горкалову было некогда — передовой «Фалангер» уже появился в полыхающей теснине улицы и бежал на него, на ходу ведя поочередный огонь из четырех лазерных установок.

Илья машинально включил реверс серводвигателей, и его машина попятилась, одновременно уклоняясь от световых вспышек, которые частой очередью осыпали бетонную стену здания, оставляя на ней обугленные, дымящиеся полосы.

В такие секунды работает не разум, а рефлексы. Наитие пилота сосредоточено не в голове, а на кончиках пальцев, под которыми располагаются сенсоры управления.

Шаг назад… Поворот торса…

Правое орудие звонко выплюнуло боекомплект, корпус «Фалангера» повело отдачей, взвизгнули приводы стабилизации, левый ступоход внезапно потерял опору, провалившись в систему городских коммуникаций, а из дымного сумрака на смену первой машине, которая, получив порцию снарядов, теперь пыталась уйти с линии огня, внезапно выступили пять приплюснутых серо-черных силуэтов.

Горкалов встретил их веерным залпом обоих ракетных комплексов, поставив между собой и противником неодолимую преграду из огня, дыма и бетонного щебня, одновременно пытаясь высвободить застрявший ступоход своей машины, но его действия уже не могли увенчаться полным успехом, — ступоход наконец вырвался, со скрежетом подняв сплетение расплющенных труб, но за эти мгновения порыв горячего ветра рассеял дым, и пять противников, каждый из которых получил лишь небольшие повреждения от неприцельного ракетного залпа, оказались буквально в ста метрах от «Фалангера» Ильи.

Он понимал, что пригвоздит одного, в лучшем случае двух, но далее его неизбежно сожгут пятикратно усиленным лазерным залпом, — промахнуться, стреляя практически в упор, они уже не могли.

Илья успел сделать еще один шаг назад, наводя независимые подвески боковыхорудий на две цели, когда стена близлежащего здания на уровне шестого и седьмого этажей внезапно вспухла, будто изнутри на нее давила неистовая всесокрушающая сила, и он увидел, как в разлетающихся осколках стекла и бетона появился «Хоплит» Сокуры.

Горкалов мгновенно понял его маневр: лейтенант, не встретив сопротивления на параллельной улице, опередил медленную поступь шестидесятитонного «Фалангера» командира. Перед выдержкой и хладнокровным расчетом Николая стоило лишь молча снять шляпу. Оценив данные на тактическом мониторе, он воспользовался реактивными ускорителями своего «Хоплита», заставив шагающую машину запрыгнуть на шестой этаж обвалившегося с одной стороны здания, и затаился там, никак не проявляя себя, пока шесть «Фалангеров» противника не проследовали мимо, подставив под удар свои покатые спины, броня которых не шла ни в какое сравнение с лобовыми скатами…

… «Хоплит», проломив стену, резко повернул свой торс, одновременно накренив его вниз, и будто взорвался, окутавшись оранжевыми вспышками и неизбежным дымным выхлопом ракетного залпа.

Центральный «Фалангер» упал; в его броне зияло несколько пробоин — ракеты «Хоплита», снабженные кумулятивными боеголовками, пробили его заднюю броню, парализовав все серводвигательные функции, остальных заставила остановиться вставшая на дыбы земля, которая вдруг пришла в волнообразное движение — это перекрытие цокольного этажа гигантского города-мегаполиса не выдержало разворачивающейся на его поверхности битвы механических титанов, и участок проспекта вдруг начал тяжко оседать, проваливаясь в невидимую полость.

Запоздалый лазерный залп, предназначенный Горкалову, полоснул по обваливающимся стенам и ушел в небеса, лишь один или два луча вскользь коснулись брони «Фалангера».

«Хоплит» Сокуры с визгом выпрямил торс, и изпод его согнутых ступоходов вырвалось оранжевое пламя реактивных струй.

Он опускался в ущелье улицы, словно падающий с небес огненный призрак.

Горкалов на миг оторвал руку от сенсоров управления, смахнув со лба ледяной пот.

Он только что родился во второй раз, но переживать по этому поводу не было ни времени, ни сил, — воронка, образовавшаяся на месте рухнувшего перекрытия, оказалась не так уж глубока, и в ней отчетливо просматривались тепловые контуры нескольких машин, пилоты которых пытались обуздать взбесившиеся приводы…

— Ник… — хрипло произнес Горкалов. — Добиваем их!

* * *

«Фалангер» Ильи двигался боком, развернув дымящийся, покрытый шрамами и подпалинами торс в сторону троих противников, выбравшихся из воронки; его орудийные комплексы били фактически непрерывно — едва смолкало правое орудие, как тут же начинало злобной скороговоркой частить левое, только летели вниз пустые лотки отстрелянных обойм, да сигнал критического перегрева стволов разгорался все ярче и ярче…

«Есть!!!»

Передовая машина врага остановилась, не выдержав бесноватого огня, — из дыр в ее корпусе сочился жирный дым, гидравлика правого ступохода была пробита, и «Фалангер» противника медленно оседал на обессилевший привод, нелепо кренясь на правый бок, но два других, более не стесненные дымовой завесой, дали одновременный залп по машине Горкалова.

Восемь жирных, ослепительных шнуров, исторгнутых инфракрасными лазерными установками, работали ровно четыре секунды, — дальше последовал неизбежный в таких условиях перегрев полуметровых стержней из искусственно выращенных кристаллов рубина, которые составляли основу лазерного излучателя, но и этих мгновений хватило с лихвой: правое орудие «Фалангера», отрезанное от торса, полетело вниз, будто отсеченная рука, триплекс кабины, защищенный керамлитовым козырьком брони, не прожгло насквозь, но перечеркнуло наискось уродливым плавленым шрамом, — часть видеодатчиков мгновенно отказала, оставив Илье лишь один функциональный экран. Сервоприводы его «Фалангера» гулко взвыли, пытаясь удержать в равновесии пошатнувшегося исполина, левая орудийная установка, перезарядившись, по инерции огрызнулась огнем, но и она внезапно захлебнулась на половине такта стрельбы, — третий снаряд перекосило, и он не пошел в перегретый ствол…

Индикатор повреждений, сопряженный с кнопкой аварийного катапультирования пилота, уже несколько секунд горел злобным вызывающе-красным огнем, ревун внутри кабины орал, не умолкая, и в его вое тонули десятки других тревожных сигналов, сообщающих о критическом состоянии тех или иных устройств…

Выбор между неминуемой смертью внутри искалеченной, лишившейся всего вооружения боевой машины и кнопкой катапультирования казался очевидным, но Горкалов все еще пытался бороться. Его рука легла на рычаг с гашеткой прыжковых ускорителей, но он не успел активировать их — вновь вспыхнули лазеры противника, и Илья почувствовал, как его обдало жаром — лобовая броня наконец не выдержала, по внутреннему бронестеклу пробежали трещины, на консолях взорвались и задымили два экрана.

Он машинально ударил по кнопке катапультирования, даже не задумавшись, сработают ли приводы, раскрывающие сегменты рубки, — он переживал в этот момент за свою беспомощность и за Сокуру, который остался один на один с двумя «Фалангерами», но в следующий миг, когда жесткий удар катапультирования швырнул его кресло в багряные небеса, Горкалов успел заметить, как в теснине проваливающейся вниз улицы «Хоплит», окутанный частыми вспышками ракетных запусков, неумолимо наступает на последнего противника, который неуклюже пятился к краю чудовищной воронки, откуда ему удалось выбраться минуту назад.

Короткий по времени, но чудовищный по своему напряжению бой был окончен.

Они удержали штаб Конфедерации Солнц, не пустив вторгшиеся машины на центральную площадь Раворграда, но не было никакой уверенности, что атака не повторится…

Когда капсула пилот-ложемента достигла апогея траектории подъема, Илья еще раз взглянул вниз и понял, что снижаться по иронии судьбы он будет на площадь перед горящим, словно факел, рестораном «Созвездие».

Элио. Центральный космический порт планеты…

Капсула пилот-ложемента, вырвавшись из рубки «Ворона», ушла в небеса, поднимаясь по пологой дуге баллистической траектории. В момент выстрела аварийно-спасательной катапульты ее механизм оказался направлен не вертикально вверх, а под острым углом к горизонту, и потому полет вышел нештатным: кресло пилота, едва не задев угол близлежащего здания, поднялось над тесниной улицы и, не набрав положенной высоты, начало падать.

Шейла едва ли сознавала, что с ней происходит, — несколько секунд оглушающей перегрузки погасили ее разум, реальность порвалась, провалившись вместе с полыхающими небоскребами куда-то в черную, необъятную бездну…

На высоте пятисот метров сработала аварийная система торможения — встроенный в пилот-ложемент аларм-процессор включил реактивный двигатель, и одновременно с яркой вспышкой торможения, замыкая кресло в решетчатый каркас, выдвинулись телескопические дуги беспарашютной посадки.

Удар оказался жестким.

Пилот-ложемент врезался в огромное панорамное окно возвышавшегося на окраине города здания, влетев внутрь в сверкающем ореоле искрящегося крошева.

Если бы Шейла оставалась в сознании, то, возможно, все окончилось бы более плачевно, а так ее расслабленное тело восприняло динамический удар без напряжения, что, как минимум, спасло ее от перелома костей.

…Очнувшись, она слабо застонала.

Ей казалось, что прошло всего несколько секунд с того момента, как ладонь ударила по кнопке катапультирования в рубке «Ворона», но на самом деле выхлоп аварийно-спасательной катапульты швырнул ее в багряные небеса Элио более получаса назад…

Перед глазами плавал розоватый, наполненный цветными искрами туман, сквозь который проступали очертания блестящих, деформированных дуг.

«Где я?..»

Приподняв голову, она ощутила резкую боль и одновременно увидела огромное выбитое панорамное окно. По ободу пустого овала торчали острые иззубренные осколки лопнувшего стекла. Шейла скосила глаза. Блестящее крошево окружало ее, усеивая пол сплошным хрустким ковром.

Ее рука, превозмогая распространившуюся по всему телу тупую боль, потянулась к замку систем безопасности.

Раздался сухой щелчок, тонкий визг сервомоторов, зубовный скрежет заклинившего металла, и она почувствовала, как ослабело давление на ее грудь… ноги и руки освободились, с шелестом упали страховочные ремни, и лишь смыкавшиеся вокруг кресла дуги продолжали тонко визжать встроенными приводами, не в силах сложиться в исходное положение из-за деформаций.

Она не встала с покореженного пилот-ложемента, а выползла из него, мгновенно задохнувшись от боли. Сознание опять на какое-то время стало рыхлым, обрывочным. Она совершенно не понимала, что происходит, где она, куда следует идти и что делать, — ее рот был полон железистой, солоноватой влаги, в которой она не сразу признала кровь…

Бессильно прислонившись к стене, Шейла обвела взглядом непонятную комнату. В глаза бросилось множество компьютерных терминалов, на некоторых из них горели тревожные огни, диспетчерские пульты, пустые, опрокинутые кресла, лужа крови, засыпанная крошкой органического стекла и, наконец, надпись: «Охрана» на приоткрытой металлопластаковой двери, ведущей в соседнее помещение. Пошатываясь, она обошла деформированный пилот-ложемент и остановилась, машинально вцепившись в металлическую раму выбитого окна.

Великий боже…

Под ней простирался центральный космопорт Элио!..

В первый момент Шейла подумала, что еще не очнулась и картина, представшая ее взгляду, — это горячечный бред травмированного сознания… но нет, чем дольше она смотрела вниз, на освещенное несколькими уцелевшими прожекторами пространство, тем отчетливее понимала: все реально, и под ней действительно раскинулись знакомые контуры стартопосадочных площадок, похожих на гигантские чаши из стеклобетона, в которых притаились легко узнаваемые контуры челночных кораблей.

Два ближайших шатла загружались: пространство перед ними, освещенное конусами света от нескольких прожекторов, с вершины диспетчерской башни разительно напоминало муравейник. Сотни существ сновали внизу, среди них возвышалось несколько неподвижно застывших боевых машин класса «Фалангер», — ни одного человека, лишь этот оживший, материализовавшийся вдруг кошмар из сотен насекомоподобных ксеноморфов, которые, как заправские муравьи, сноровисто и деловито перемещались в горизонтальном положении, двигаясь на четырех конечностях.

Шейла стояла, вцепившись побелевшими пальцами в раму выбитого окна, пока ее распоясавшееся воображение дорисовывало детали, которые оставались неразличимы глазу из-за высоты и скудости освещения.

…Из оцепенения ее вывел звук, раздававшийся со стороны коридора. Вздрогнув всем телом, она резко обернулась, ее взгляд метнулся к дверям, потом скользнул по надписи «Охрана», и она неосознанно метнулась не к выходу из зала, а в эту маленькую комнатку.

Заскочив внутрь, она плотно закрыла дверь и только тогда оглянулась.

Ей пришлось вскинуть руки и зажать ладонями рот, чтобы задавить рвущийся из груди вскрик.

На полу в луже крови лежал молодой парень. Это был, вне всякого сомнения, дежурный оператор. На испачканной бурыми, влажными пятнами униформе неестественно ярко и чисто выделялась пластиковая нагрудная нашивка с надписью:

«Шмелев Сергей. Старший смены».

Его грудь была пробита в нескольких местах. Черная кровь запеклась вокруг аккуратных дырочек.

Шейла, по-прежнему зажимая рот ладонями, затравленно огляделась. Сердце бешено колотилось в груди, горячие слезы бежали по щекам, она была в шоке — впервые ей пришлось столкнуться с насильственной смертью так близко… что называется — лицом к лицу, и чувства, раздиравшие ее душу и разум в этот миг, совершенно не походили на те ощущения, которые она испытывала в рубке «Ворона».

Смерть, видимая на расстоянии, воспринимается совершенно иначе.

Ощущая, что дрожит всем телом, она прислушалась, не в состоянии пошевелиться.

Тихо прошелестела открывшаяся дверь. Что-то вкрадчиво прошуршало по полу операторского зала.

В груди застрял ледяной комок, который невозможно ни проглотить, ни вытолкнуть. Задушенный вскрик замер в мгновенно пересохшем горле, в ушах заломило от бешеного тока крови.

Она медленно повернулась и увидела открытую настежь оружейную пирамиду. Смертельно раненный оператор успел раскодировать ее, но дотянуться до одной из трех установленных в специальные гнезда импульсных винтовок так и не смог — не хватило сил.

Шейла медленно, стараясь не издать ни звука, протянула руку, взяла средний «ИМ» и, ощутив вес винтовки, вдруг шумно выдохнула, почувствовав, что грудь болезненно ломит от неосознанной задержки дыхания.

Шелест повторился.

Кто-то ходил в засыпанном осколками стекла операторском зале.

Палец нашел углубление в волокончатом прикладе, где пряталась кнопка активации. Нажав ее, она услышала, как тихо взвизгнул интегральный затвор.

Пребывая на грани нервного срыва, Шейла вдруг перестала ощущать боль — все чувства потонули в адреналине, не было ни страха, ни осознанности действий, лишь этот шум в ушах да еще что-то темное, неизбывное, восстававшее, как казалось, из непознанных глубин души.

Рывком распахнув дверь, она одновременно сжала сенсор гашетки и импульсная винтовка в ее руках задрожала, выплевывая длинную, неэкономную, веерную очередь.

С грохотом лопнули несколько простреленных навылет экранов, в воздух взметнулось дымчатое крошево пластика, по натянутым как струна нервам ударил ноющий, визгливый звук рикошета, и она вдруг поняла, что стреляет в пустоту, в свой страх, — в операторском зале никого не было, только ветер, врываясь в окно, шелестел какими-то бумагами, да автоматически ерзала, открываясь на половину своего хода, дверь в зал.

Импульсная винтовка резко взвизгнула, перезаряжаясь.

Шейла бессильно сползла по косяку, присев на корточки.

«Господи, что же случилось со мной… со всеми нами… с Элио… С Галактикой… со Вселенной?..»

По щекам бежали слезы, а она едва сдерживала себя, глядя на дымящиеся, простреленные навылет пульты, чтобы не расхохотаться, зло, истерично, давая выход тому ужасу, что продолжал стоять в груди удушливым, стылым комком…

Это было то самое чувство, от которого ее пытался оградить Илья.

Шейла смотрела на длинный пустой коридор, открывающийся за дверями операторского зала, и понимала, что должна встать, пройти по нему, спуститься по аварийным лестницам и двигаться к штабу Конфедерации через горящий, разрушающийся город, через инсектов, мимо сумеречных фигур «Фалангеров», которые охраняли периметр космопорта…

Даже думать об этом было жутко, но она нашла в себе силы встать и сделать первый шаг по направлению к двери.

Оказывается, обуздать сорокапятитонную машину намного легче, чем собственный разум — это Шейла поняла со всей отчетливостью.

* * *

Война…

Этот термин хорошо знаком людям, но до определенного момента мало кто задумывается над истинным смыслом знакомого, приевшегося слова.

Мы привыкли — где-то всегда идет война, не проходит дня, чтобы по каналам галактических новостей не передавали сообщения о локальных конфликтах. Кто-то делит территорию, кто-то ресурсы, кто-то сферы влияния, ну подумаешь: там-то погибло столько-то, разрушено… подавлено…

Все это скользит по периферии сознания, материализуясь, в лучшем случае, раз в году, в день независимости колоний, когда ветераны Конфедерации Солнц собираются на центральной площади Элио небольшими группами да по стеклобетону проходят маршем силы самообороны планеты

История тускнеет, забывается, и ты, мимолетом задумываясь над сводкой галактических новостей, не испытываешь положенного ужаса от переданных за сотню световых лет картин разрушений и смерти, оправдываешь себя тем, что невозможно объять необъятное, сопереживать всем и вся, как нельзя одному совестливому человеку накормить всех нищих…

А потом это приходит к тебе, в твой дом…

Приходит внезапно, не постучавшись, с воем совершающих несанкционированную посадку шатлов, остервенелым ревом космических истребителей, барражирующих над материком и пылающим городом…

В такие моменты большинство людей теряет разум. Тысячи человек мечутся в поисках спасения, не понимая, что за беда вдруг обрушилась на их головы, почему вокруг все горит и разрушается, где эти хваленые силы самообороны, которые должны преградить путь любой опасности еще на дальних подступах к планете?..

* * *

Шейла не забыла, чему ее учили в военной академии астронавтики, но знания, не подкрепленные реальным боевым опытом и закалкой воли, оказались не более, чем грузом, который подспудно давил на психику, подсказывая — делай так-то и так-то, а на самом деле…

На самом деле ей было страшно.

Спускаясь по гулким ступеням аварийной лестницы, которая спиралью вилась по периметру диспетчерской башни космопорта, она ощущала страх и растерянность.

За ее спиной пылал город.

Перед ней расстилалось сумеречное пространство космопорта, на котором безраздельно властвовали орды насекомоподобных существ. Что они делали с шатлами, какой груз носили в их отсеки, кем все это было организовано, она не знала.

Самым страшным, критическим оказался тот миг, когда она спустилась к подножию диспетчерской башни и очутилась у выхода. Перед нею был выбор — бежать отсюда без оглядки или же попытаться прокрасться в район стартопосадочных полей, где инсекты продолжали грузить челночные корабли.

Открыв металлическую дверь, которая протяжно скрипнула на петлях, она остановилась как вкопанная.

Сиротливый прожектор, чудом уцелевший на середине здания, освещал небольшой участок площади перед входом.

Трупы… Они были повсюду. Взгляд Шейлы будто оцепенел, она не в силах была отвести его от страшной разрушающей разум картины: люди и инсекты лежали вперемешку, их кровь стеклась в черные, отблескивающие влажным багрянцем лужи, в нескольких местах тела были разбросаны по окружности, а на стеклобетоне виднелись выщерблины и черные округлые подпалины от взрывов гранат…

«Боже мой… Зачем все это?!.. Почему?! Ради чего?!..»

Ей хотелось упасть на колени, взвыть от собственного ужаса, непонимания…

Душа Шейлы летела куда-то в пропасть, откуда уже нет, не может быть никакого возврата.

Обрывочные мысли возникали и тут же гасли, словно язычки пламени свечей под порывом ледяного ветра, оставляя после себя лишь мрак.

Мрак безысходности, осознание непоправимости случившегося, омут рождающейся в душе неизбывной ненависти, которая всасывала в себя остатки здравого смысла.

Вся прошлая жизнь в этот миг превратилась в ничто, она исчезла, потонув в окружавшем девушку багряном сумраке.

Бесконтрольная нервная дрожь по-прежнему колотила ее, но Шейла едва ли воспринимала свое состояние, словно все уснуло внутри, окаменело, замерзло.

Первым ее порывом, родившимся из страшного замешательства, было импульсивное желание бежать… куда угодно, без оглядки, лишь бы оказаться подальше от страшного, освещенного сиротливым прожектором места.

Она действительно рванулась прочь и вдруг опять остановилась как вкопанная — выступив из-за закругляющейся стены диспетчерской башни, перед ней возник родной город, больше похожий на уступчатую глыбу обсидиана, по которой кто-то расставил плошки с горящим жиром. Языки разноцветного, оранжевого, голубоватого, даже призрачно-зеленого пламени расцвечивали улицы, клубы жирного, удушливого дыма от горящих пластических масс вздымались в небо, образуя низко висящие облака, из которых шел черный снег — это, медленно кружа, опадали хлопья сажи.

«Ты погибнешь, если будешь стоять на месте!..»

Крик звучал внутри, но не находил никакого отклика и понимания в оцепеневшем разуме.

Сжимая побелевшими пальцами приклад импульсной винтовки, Шейла сделала первый шаг навстречу этим огням.

«Штаб Конфедерации Солнц. Последний оплот и надежда…» — эти слова Горкалова, внезапно всплывшие в памяти, толкнули ее вперед, указав наконец цель.