Глава 39. Итак, в каком обличье должны мы вернуться в Новый Свет, чтобы выглядеть пришельцем из Старого Света (каковыми мы

Итак, в каком обличье должны мы вернуться в Новый Свет, чтобы выглядеть пришельцем из Старого Света (каковыми мы, в сущности, и являемся), поскольку следы исчезают у нас за спиной, словно отпечатки на сыпучем снегу или на наметенном песке.

– Эти парни знают свое дело, – сказал ему Тони. – Любой паспорт, любая страна, какую только пожелаешь, старик…

Богатый путешественник неопределенной национальности… с лихтенштейнским паспортом.

Имя: Курт ван Вортен.

Профессия: Бизнесмен.

И каким же бизнесом занимается мистер ван Вортен? Трудно так сразу сказать. Но, когда он открывает свой портфель, несчастья сыплются из него одно за другим. Рынок обваливается, валюты падают, выстраиваются очереди за хлебом. Собираются тучи войны. Строгая визитная карточка с золотым обрезом и юридическим адресом в Вадуце…

Лицо на фотографии имеет типичное капризное выражение, свойственное людям богатым. Такое не подделаешь. Нужно постоянно смотреть на все, что видишь, с кислой капризной миной. При малейшей заминке начинать раздраженно вздыхать. Уместно время от времени урчать, словно недовольный кот. И иметь наготове носовой платок, пропитанный дезинфицирующим средством, чтобы прикладывать его к носу, если какое нибудь быдло посмеет подойти к тебе слишком близко. И проводить долгие часы в шезлонге на палубе с черными очками на носу, запахнувшись в плед, выжидая, как акула. Поступайте так в течение достаточно долгого времени, и денежки сами к вам прибегут.

Холл допивает свой стакан и берет со стола другой конверт. Мистер ван Вортен будет нас слишком ко многому обязывать, понимает он, к тому же тайны высоких финансовых сфер не кажутся ему слишком увлекательными. Необходимо нечто более вульгарное, непочтенное, даже бесстыдное… Человеку также приятно вываляться в пороке, как собаке покататься по тухлятине, разве не так?

Уголовник, который называет себя полковником Паркером, с масляно елейным самодовольным лицом человека, который только что всучил бедной вдове садовый участок, существующий только на бумаге. Его холодные глаза хищника изучают посетителей кают компании из за капитанского стола…

Обедневший польский интеллигент из третьего класса, пытающийся скрыть свой чахоточный кашель и душок холодных ночлежек, витающий вокруг него как дымка. Так и ждешь, что тифозная вошь выползет из под его потертого грязного воротничка… Нет, слишком некомфортная роль…

Дверь в другое измерение может открыться, когда дистанция между тем, что ожидаешь почувствовать, и тем, что чувствуешь на самом деле, прорывает дыру в ткани реальности. Много лет назад я ехал по Прайс роуд и думал о том, как ужасно сбить собаку или, упаси Бог, ребенка, а затем еще общаться с хозяином или с родителями и вымучивать из себя приличествующие случаю эмоции. И тут внезапно появилась фигура с телом мертвого ребенка под мышкой, окутанная плащом мрака, и швырнула трупик на крыльцо:

– Это ваш, дамочка?

И тут я захохотал. Эта фигура явилась из погруженных во мрак областей, где все, чему нас учили, все общеупотребительные эмоции, не имеют никакого значения. За отсутствием света их там просто не видно. Именно из этой черной дверцы является на свет Божий антигерой…

Уцелевший с «Титаника»… Вы знаете, о ком это я…

«Где то в тени по палубе «Титаника» крадется шакал в человеческом образе. Он находит себя посреди толпы героев, которых легко узнать по паролю, звучащему из их уст на краю бездны:

– Женщин и детей вперед!

И что же он делает? Он прокрадывается на палубу первого класса, похищает там женскую юбку, шляпку и вуаль и, пробравшись через оцепление смельчаков, закрывающих путь к отступлению с гибнущего судна, занимает место в одной из спасательных шлюпок и тем самым спасает свою шкуру. Кто именно это был, неизвестно до сих пор. Этот человек все еще жив. Судя по всему, он родился на свет для того, чтобы дать мужчинам новый стандарт, которым можно измерять позор и бесчестие…»

Или уцелевший при катастрофе дирижабля «Гинденбург»; после чудесного спасения его и след простыл – больше его с тех пор никто не видел. По странной игре судьбы его фамилия была пропущена в списках пассажиров.. Он остался в истории как «Номер 23»…

Drang nach Westen. Поход на Запад. Когда Путешественник направляется на Запад, время перестает течь размеренно, превращаясь в ненасытную воронку, которая втягивает все в черную дыру. Даже световые волны не могут промчаться мимо этого сгустка гравитационного поля, время в котором имеет такую плотность, а реальность – такую концентрацию, что оно перестает быть временем, превращаясь в сингулярность, в которой перестают действовать любые физические законы. Из такого бардака уже не убежишь… направляясь на запад, обгоняя Гейгера на полкорпуса…

Ким смотрит на пылающее небо, его лицо освещено пламенем пылающего дирижабля. Ни одна кость не сломана, и у него нет ни малейшего желания торчать тут и ждать, пока его внесут в протокол… Номер 23 растворяется в толпе.

В Бункере полно пыли, пыль на старом офисном сейфе, на винторезах и кувалдах, пыль на отцовской картине. У Запада есть только короткое прошлое, но нет ни света, ни будущего.

Ким чувствует, что за время его отсутствия Нью Йорк превратился в серию неподвижных кадров, которые ожидают лишь звуков тоненького голоска и прикосновения маленькой ручки, чтобы ожить… Мальчик заходит в итальянский клуб на Бликер стрит. На мгновение повисает зловещая тишина, костяшки домино замирают в воздухе.

– Ты что, паренек, читать не умеешь? Видишь, у входа табличка – «Вход только для членов клуба».

Два дюжих телохранителя направляются к нему.

– Насчет членства у меня все в порядке!

Огромный грубо вырезанный деревянный фаллос, раскрашенный охрой, выскакивает у него из ширинки, в то время как он принимается расстреливать чистыми, звонкими горошинками юношеского смеха всех посетителей этого рассадника рыгающих чесночной отрыжкой мафиози.

Могилы патагонцев, ветер и пыль… То же самое представление, печальное, как звуки музыкальной шкатулки, забытой кем то на чердаке, где темнота клубится за окном в свинцовом переплете… Похоже на позднюю осень. Опавшие листья на тротуаре.

Множество лиц смотрит со страниц паспортов и удостоверений личности, и в каждом из них есть что то от Кима. Словно Ким зашел в магазин игрушек и со всех сторон его обступили движущиеся игрушки, пытающиеся привлечь его внимание… «Купи меня и меня и меняяяяяя…»

Маленькие фигурки стреляют друг в друга на маленьких кукольных улочках… на ковре бытия нас попрыгать заставит, потом в свой сундук одного за другим уберет. Он чувствует, как город замирает у него за спиной – огромная сложная игрушка, с которой не хочет играть ни один ребенок, грустная и бессмысленная, словно какой то древний артефакт, придуманный для какой то забытой и потерявшей значение цели.

Движение в западном направлении является безотлагательной потребностью – или вернее будет сказать «пошаговое возвращение на запад»? Неукротимый рок? Кто то идет по твоему следу, отставая на один скачок или на одно качание маятника… Темный провал… обратный отсчет… или просто полиция во всей своей красе? Возможно, ты уже видел одного и того же Незнакомца слишком много раз, и теперь настало время собирать вещички и отправляться в путь.

Билет в одну сторону до Города Ветров … «Сегодня ночью в Старом Городе будет жарко». Маленькие фигурки грабителей и мародеров развешаны на веревочках на картонных фонарных столбах, в то время как пламя бушующего на заднем плане пожара прибито ветром почти к самой земле. Два комедианта, залезшие в тряпичную корову, исполняют номер с пением и танцем, спотыкаясь друг о друга и поливая молоком передние ряды зрителей.

– Темной ночью, когда весь народ уже спит – швырк швырк швырк, – с лампой миссис О’Лири в коровник спешит.

Миссис О’Лири с ее молочным ведром – совершенно очевидно, она или умственно отсталая, или психопатичка. Она обводит коровник ничего не выражающим взглядом (извините, я ошиблась номером), ставит лампу на пол, идет к двери и выглядывает наружу. (Ох, он как всегда припозднился. Подожду ка я его здесь.) Корова разбрасывает солому копытами, подмигивает и поет: «Сегодня ночью в Старом Городе будет жарко».

Корова утанцовывает за кулисы, и внезапно до зрителей доходит, что пламя на заднике – настоящее…

Когда будешь в Сент Луи, мой Луи

Чтоб на ярмарку ты пришел

И не ври мне что ночь была темной

И меня ты в ночи не нашел…

Огни сверкают. Музыка играет. Хорошо одетые люди прогуливаются между фонтанами, ларьками и ресторанами… Вот полковник Гринфильд и судья Фаррис, миссис Уордли, мистер и миссис Киндхарт… Играют роль гуляющих, прекрасно одетые образцы зажиточности, сдержанности и самообладания…

Режиссер заходится в вопле: «Нет, нет! Слишком чопорно! Больше веселья, может быть вставить что нибудь для оживляжу. Анекдотец какой нибудь рассказать…»

«Ну вот, например, приказчик в магазине пытается быть галантным. Старая негритянка хочет купить кусок мыла: «Туалетного, мадам?» – «Да нет, я им руки мыть буду…»

«Фиговая картинка, Би Джей».

«Да брось ты, песня все вытянет».

«Когда будешь в Сент Луисе», «Песня разносчика», «Сент луисский блюз», «Вдалеке от Сент Луиса»… Они выключают фонтаны, собирают декорации.

«Отлично, статисты, становитесь здесь».

«Послушайте, я же рассказал анекдот! Мне надо платить как эпизоднику!»

«Ты не анекдот рассказал, а допустил грубое этническое оскорбление. Из за тебя нам придется вырезать всю сцену». Охранник приближается к месту конфликта. «Так что бери что дают и вали отсюда, полковник…»

Гудок паровоза насвистывает… «Сент албанский узел».

– В какую сторону будет город?

– Какой город?

– Сент Албанс.

– Видать, мистер, вы в эти края уже лет двадцать не заглядывали.

Один только старый сельский дом… где все мальчишки? Нет больше мальчишек, один пустой дом остался…

Денвер… «Меблированные комнаты миссис Мерфи», маленький экипаж в стиле Дикого Запада возле железнодорожной станции… Мэри Солонина, кольца и часы, разложенные на столе… Джо Варланд вваливается с дырой между бровей… гудок паровоза насвистывает… Клир Крик, железнодорожное полотно, заросшее сорной травой… «Конечная станция Форт Джонсон».

– Атаковать врага!

Лесные Ягоды встают, великолепные в своей форме Безжалостных Убийц. Каждый выпивает залпом по бокалу шампанского, наполненному смесью аконита и героина. Затем они разбивают пустые бокалы о ворота.

Когда дерьмо и кровь течет с ножа

Denn geht schon alles gut!

Они шатаются и падают; Ким ощущает, как по его телу разливается покалывающая немота, ноги и руки словно деревянные… небо начинает темнеть по краям, пока от него не остается только крошечный голубой кусочек… БАХ – он покидает тело, подпрыгивает лицом к небу… он мчится с огромной скоростью, прочерчивая за собой в небе след… Ратон Пасс… ветер, который дует в промежутке между мирами, ударяет его словно острый нож… назад в долину, в настоящее время идут лабораторные испытания… Не отказался бы родиться вновь даже мексиканцем, думает он с легкой грустью, зная, что на самом деле ему уже не суждено никогда вновь родиться на этой планете. В любом случае для таких, как он, здесь нет места.

Могила Тома… Ким покидает ее верхом на вьючной лошади. А приехал он сюда на чалой кобыле. Раскат грома над долиной. Ким царапает на булыжнике надпись «Здесь был Аг Пук».

Кваканье лягушек, красное солнце над черными водами… прыгает рыба… вьется комариный рой… эта пустошь, это спокойствие, эта мирная сцена; воспоминания о былом, которое не вернется вновь… очутившись вновь на плоскогорье, Ким вспоминает про засаду. Настало время подвести баланс.

Ким едет на север в сторону Боулдера. Если не жалеть ни себя, ни коня, он будет там через пять шесть дней. Времени осталось совсем немного. Крайний срок – 17 сентября 1899 года, а до него осталось только десять дней.

В Либра, штат Колорадо, его конь захромал. Ким решает продать его и выехать на следующее утро, проведя ночь в городке. Ранним утром ему наносит визит шериф Маркер в сопровождении помощника с лягушачьим лицом.

– Итак, ты – Ким Карсонс, верно?

– Что, узнали по розыскному листку?

– Нет, просто хотели узнать, надолго ли к нам.

– Ненадолго. Конь захромал. Я собираюсь продать его, купить другого и снова двинуться в путь.

– Может, лучше сядешь на утренний поезд? Так будет быстрее.

Ким появился на сцене в Боулдере в три часа пополудни 16 сентября.

Он поселился в отеле «Орлиное гнездо»… «Комната с ванной. На самом деле я лучше возьму люкс. Вдруг захочу повеселиться».

Ким надолго погрузился в горячую ванну. Он рассматривал свое обнаженное тело, старого слугу, которое служило так долго и так верно – и все ради чего? Печаль, отчуждение… он уже много месяцев даже и не помышлял о сексе.

«Что ж, космос всегда с тобой. Там, где твоя задница, там и космос».

Он вытирается, думая о дуэли и прирабатывая план. Он знает, что Майк Чейз разработает такой план, чтобы любой ценой увернуться от дуэли с глазу на глаз. Майк проворнее его, но не умеет пользоваться случаем. Ким возьмет с собой сделанный на заказ полуавтоматический револьвер 44 го калибра. Разумеется, он не такой скорострельный, как «уэбли» 455 й модели, которым вооружен Майк, но в этом поединке скорострельность не самое важное. Первые же две пули все решат. Ким должен заставить Майка промазать с первого выстрела, а затем воспользоваться ситуацией.

Но в планы Майка не входит вести дуэль с Кимом. Майк проворен и хорошо стреляет, но он предпочитает находиться в выигрышной ситуации. Честные поединки нынче не в моде.

Это же 1899 й, а не 1869 й, говорит себе Майк. О, разумеется, он явится на свидание на Боулдерском кладбище. Но его будут прикрывать трое людей с охотничьими винтовками. Это будет его последняя охота на человека за деньги. После этого он собирается заняться чем нибудь более прибыльным и менее опасным. Он оставит прошлое за спиной, возьмет себе новое имя. У него башка отлично варит насчет бизнеса, и он сделает деньги, кучу денег, а потом займется политикой.

– Стоит ясная, отличная погода… Все горы – в золотистых пятнах осин. «Колорадское золото» называется эта пора, и длится она всего лишь несколько дней.

На кладбище растут дубы, клены и тополя, их ветви низко свисают над тропинкой, идущей вдоль его восточной стены. С деревьев падают листья. Все это выглядит словно раскрашенная от руки фотография на почтовой открытке: «Отлично провели время. Жаль, что тебя с нами не было».

Майк сворачивает на тропинку в северо восточном углу кладбища, настороженный и внимательный.

В руке у него полуавтоматический «уэбли» 455 й модели. Его дружки следуют за ним на расстоянии десяти ярдов.

Ким появляется на тропинке со стороны кладбища.

– Привет, Майк!

Ветер подхватывает и уносит его звонко ледяной голос.

Двенадцать ярдов… десять… восемь…

Внезапно Ким вскидывает вперед свою правую руку, но оружия в ней нет – он просто тыкает в сторону Майка указательным пальцем.

– БАБАХ! ТЫ – ТРУП!

Майк хватается за грудь и валится вперед, словно в детской игре.

– КАКОГО ХЕ…

И тут кто то с невероятной силой хлопает Кима по спине, не давая ему договорить слово. Ким терпеть не может, когда его хлопают по спине. Он оборачивается в гневе и возмущении… кровь течет изо рта… не может обернуться… небо темнеет и исчезает.