Глава тринадцатая. — Напасть на Волка? — вскричал Торак

— Напасть на Волка? — вскричал Торак. — Да никогда в жизни!

— Но я тоже это видела! — сказала вдруг Ренн. — Видела во сне. Да, я видела это во сне!

Эти слова сами сорвались у нее с губ. Но, едва произнеся их, она сразу же пожалела об этом.

Торак посмотрел на нее так, словно видел впервые в жизни.

— Я никогда не смог бы причинить зло Волку, — с трудом выговорил он. — Это невозможно!

Старуха из племени Песца только руками развела:

— Мертвые не лгут.

Торак вновь собрался протестовать, но старуха опередила его:

— Сейчас отдыхайте, ешьте, а завтра мы отошлем вас на юг, и зло пройдет стороной.

Ренн думала, что Торак станет возражать, сопротивляться, но он как-то странно вдруг притих. Впрочем, во взгляде у него по-прежнему светилось упрямство, что всегда означало: жди беды.

Люди Песца засуетились, доставая из ниш в стенах убежища самую разнообразную еду. Теперь, когда старейшины уже сказали свое слово, они были рады приготовить пир по случаю прихода гостей, словно Торак и Ренн просто так заглянули к ним на огонек, и теперь весь вечер им предстоит рассказывать или слушать всякие занимательные истории. Ренн заметила, с каким интересом все отнеслись к рассказу Инуктилука о том, как белый медведь украл у них тюленя, и сколько эта история вызвала сочувствия и смеха.

— Ты не расстраивайся, братишка! — крикнул кто-то. — Мне-то, к счастью, удалось своего тюленя удержать! Я прямо-таки повис на нем, так что еда у нас имеется!

— Почему ты мне не сказала? — тихо спросил Торак у Ренн. Лицо у него было бледным от волнения, глаза гневно сверкали, но Ренн видела, что это лишь внешние проявления того, как сильно он возмущен и потрясен ее «предательством».

— Я собиралась, — сказала она, — но ты первым тогда начал рассказывать мне о своем сне, и я просто не успела…

— Неужели ты действительно веришь, что я способен причинить зло Волку?

— Конечно же нет! Но я действительно видела тебя во сне с топором в руках! И ты стоял над Волком, собираясь нанести удар…

Весь день Ренн таила в душе воспоминания об этом страшном сне. Это был отнюдь не обычный сон, который вполне мог и не сбыться. Нет, это явно был вещий сон, очень яркий, красочный — такие сны Ренн видела самое большее раз в год. И такие сны обычно сбывались.

Кто-то передал ей кусок замерзшего тюленьего мяса, и она вдруг поняла, что смертельно голодна.

Помимо тюленины там была еще нежная шкура кита с вязким слоем жира, кисловатые лепешки из тертых почек ивы — эти почки люди Песца достают из зоба белых куропаток — и очень нежная смесь тюленьего жира с морошкой. Последнее кушанье понравилось Ренн больше всего. Снежный дом звенел от разговоров и смеха. Похоже, люди Песца чувствовали себя на редкость хорошо, позабыв обо всех тревогах и просто наслаждаясь веселым ужином. А вот Ренн чувствовала себя не в своей тарелке — прежде всего потому, что рядом сидел Торак и гневно молчал.

— Ссора не поможет нам отыскать Волка, — тихо сказала она. — И, по-моему, нам стоит рассказать этим людям о Глазе Гадюки…

— Ни за что!

— А если они смогут нам помочь?

— Не захотят они нам помогать! Они от нас избавиться хотят!

— Торак, это хорошие люди.

Он набросился на нее:

— Хорошие люди? Человек может ласково тебе улыбаться, а внутри иметь черную душу! Я знаю, я сам таких видел!

Ренн молча смотрела на него.

— Я не могу снова потерять его, — тихо прибавил он. — Тебе этого не понять. У тебя есть Фин-Кединн и все твои сородичи. А у меня — только Волк.

Ренн моргнула.

— Я тоже у тебя есть, — прошептала она.

— Это не одно и то же.

Она почувствовала, как у нее вспыхнули уши.

— Иногда я просто понять не могу, — сердито сказала она, — как это ты вообще сумел мне понравиться!

Тут Ренн окликнула какая-то полная, приземистая женщина. Она предложила ей примерить новую одежду, и Ренн тут же встала и вышла, даже не оглянувшись на Торака.

«Тебе этого не понять…» Его слова все еще звучали у нее в ушах, когда она ползла на четвереньках по низенькому туннелю в другой снежный дом, поменьше первого, где сидели и шили четыре женщины.

«Неправда! — хотелось крикнуть Ренн. — Неужели ты не знаешь, что ты и Волк — первые и единственные друзья в моей жизни?»

— Садись рядом со мной, — сказала ей та женщина, которую звали Танугеак, — и успокойся.

Ренн плюхнулась на оленью шкуру и, понурившись, принялась выщипывать из нее волоски.

— Гнев, — мягко заметила Танугеак, — это разновидность безумия. И напрасная трата сил.

— Но порой без него не обойтись, — буркнула Ренн.

Танугеак засмеялась:

— Ты в точности, как твой дядя! Он тоже вечно сердился, когда был молодым.

Ренн тут же выпрямилась и пристально посмотрела на нее:

— Ты знаешь Фин-Кединна?

— Он приходил сюда, только давно, много лет назад.

— Но зачем он сюда приходил? Как ты с ним познакомилась?

Танугеак похлопала ее по руке.

— Об этом тебе лучше спросить у него самого.

Ренн вздохнула. Она ужасно соскучилась по Фин-Кединну. Уж он-то наверняка сразу бы понял, как им поступить!

— А твои вещие видения, — сказала Танугеак, изучая запястье Ренн, — могут оказаться для тебя очень даже опасными. Тебе бы надо иметь знак молнии, чтобы в случае чего защитить себя. Странно, что ваша колдунья до сих пор об этом не позаботилась.

— Она хотела это сделать, — призналась Ренн, — но я ей не позволила.

— Так позволь мне. Я ведь тоже колдунья. Такая защита тебе понадобится. По-моему, у тебя в душе слишком много тайн. — Повернувшись к другой женщине, сидевшей чуть в стороне от остальных, она попросила ее принести инструменты для нанесения татуировки и, не дав Ренн возможности начать протестовать, положила ее руку себе на ногу. Потом, сильно натянув кожу у нее на запястье, принялась быстро накалывать рисунок с помощью костяной иглы, время от времени останавливаясь, чтобы обмакнуть кусочек мягкой кожи чайки в плошку с черной краской и втереть жидкость в наколотый рисунок.

Сперва было больно, но Танугеак, не умолкая, рассказывала Ренн всякие истории, стараясь отвлечь ее, и вскоре девочка почувствовала, что гнев ее улетучился без следа, осталось лишь беспокойство о том, что Торак может совершить какую-нибудь глупость: например, попытается сбежать отсюда без нее.

Сама она чувствовала себя здесь в полной безопасности. Рядом, на небольшом помосте для спанья кучкой, как щенята, лежали трое ребятишек. Под светильником из ворвани покачивалась легкая люлька, сделанная из мочевого пузыря тюленя и набитая мхом; в люльке лежал младенец. Женщины, не умолкая, болтали о чем-то, смеялись, и изо рта у них вылетали искорки замерзшего дыхания; молчала лишь одна — та, что сидела поодаль. Звали ее Акуумик.

Ренн вдруг охватило сонно-мирное ощущение покоя. Здесь о ней заботились так, как никогда никто не заботился за всю ее короткую жизнь. Казалось, с нее ласково сняли тот колючий панцирь, который она так старательно на себе выращивала, чтобы защититься от всяких бед и обид.

Танугеак тем временем принялась за ее второе запястье, а женщины показывали ей новую одежду, разложив ее перед нею и разглаживая морщинистыми коричневыми руками.

Одежда была просто чудесной: верхние штаны и парка из блестящей серебристой тюленьей шкуры, к которой кто-то уже заботливо пришил знак ее племени — пучок перьев ворона. Затем теплая безрукавка и внутренние штаны из кожи гаги пухом внутрь. К этому прилагались мягкие внутренние рукавички из заячьего меха и большие, несколько грубоватые верхние рукавицы. А на ноги — внутренние башмачки из кожи белой куропатки, которые надо было надевать поверх пушистых чулок, сшитых из шкурок молодых тюленей. Для предохранения от сырости имелись еще и великолепные верхние башмаки из очищенной от меха толстой шкуры взрослого тюленя с перекрещивающимися завязками из плетеных сухожилий и с плетеными подошвами, которые не скользили на льду.

— Как красиво! — прошептала Ренн. — Но мне нечего подарить вам взамен…

Женщины удивленно переглянулись и засмеялись.

— А нам ничего взамен и не нужно! — сказала одна из них.

— Ты приходи к нам, когда опять наступит месяц Долгой Тьмы, — сказала вторая, — мы тебе еще и новую зимнюю одежду сошьем. Эта ведь только для весны годится!

Акуумик по-прежнему в общих разговорах участия не принимала; когда она складывала иглы в маленькую костяную шкатулку, Ренн заметила на краю шкатулки крошечные следы от зубов и спросила, кто это сделал.

— Мой малыш. Когда у него зубки резались, — тихо ответила Акуумик.

Ренн улыбнулась:

— Значит, теперь самое страшное уже позади?

— О да, — сказала Акуумик так печально, что у Ренн по спине мурашки побежали. — Вон он там лежит. — И она указала на глубокую нишу в стене, где Ренн, к своему ужасу, увидела маленький неподвижный сверток из шкур.

— Ох, прости меня! — сказала Ренн. Ей стало страшно. Лесные племена всегда старались унести своих мертвых подальше от жилища, чтобы их души не могли потревожить живых людей.

— Мы храним своих мертвых у себя до весны, — пояснила Акуумик, — чтобы уберечь их от лисиц.

— И чтобы они не чувствовали себя брошенными, — добродушно прибавила Танугеак. — Они ведь тоже любят поболтать не меньше, чем мы. Когда видишь, как небо пересекает падающая звезда, это значит, кто-то их них решил своих друзей навестить.

Ренн эта мысль показалась весьма утешительной, однако Акуумик опять сдвинула брови, так что на переносице у нее появилась горестная складка, и сказала:

— Духи отняли у него дыхание месяц назад. А теперь они забрали у меня и старшего сына.

Ренн вспомнила, что Инуктилук говорил им о мальчике, который ушел во льды и заблудился.

— Муж мой умер от лихорадки в месяц Долгой Тьмы, — продолжала Акуумик. — А потом моя мать, почуяв, что за ней смерть идет, сама вышла ей навстречу, чтобы смерть не отняла пищу у наших детей. Если мой сын так и не вернется, у меня никого не останется, никого. — Она смотрела перед собой остановившимися, пустыми глазами, в которых, казалось, навсегда погас огонь жизни. Ренн и раньше доводилось видеть у людей такой взгляд — у тех, чья душа была больна.

«Я не могу снова потерять его… У меня есть только Волк…»

Наконец-то она поняла, что имел в виду Торак. Его мать умерла, когда он появился на свет. Его отца зарезал медведь. Он никогда не жил среди своих сородичей, он даже не видел никого из людей своего племени. Он был более одинок, чем любой из тех, кого она знала. И хотя Ренн тоже многих потеряла и тоже была сиротой, она понимала: у Торака, как и у Акуумик, эта рана в сердце не заживет никогда. Если он потеряет Волка…

И Ренн в очередной раз удивилась тому, как это она сумела заставить себя вслух рассказать о том, что ей тогда привиделось.

— Все, я закончила, — сказала Танугеак, и от неожиданности Ренн даже вздрогнула.

Очнувшись от тягостных мыслей, она внимательно рассмотрела аккуратные черные зигзаги на внутренней стороне своих запястий. Эти знаки вызывали у нее странное чувство уверенности; она не сомневалась, что теперь стала сильнее, да и защищена была гораздо лучше.

— Спасибо тебе, — от всей души поблагодарила она Танугеак. — А теперь мне, пожалуй, надо отыскать своего друга.

— Сперва возьми вот это. — Танугеак протянула ей маленький мешочек, сделанный из чешуйчатой кожи, явно снятой с лапки лебедя, там даже перепонки еще виднелись.

— А что там внутри? — спросила Ренн.

— Так, нечто. Но эта вещь может очень даже тебе пригодиться. — Танугеак наклонилась к самому ее уху и еле слышно сказала: — Послушай меня хорошенько. Наши старейшины в ту ночь еще кое-что видели в небесах. Мы не уверены, что хорошо поняли смысл этого видения, но мне почему-то кажется, что ты знаешь, в чем тут дело. — Она помолчала. — Видишь ли, в небесах был виден трезубец. Примерно такой, какими колдуны пользуются, чтобы поймать души больного. Но при одном взгляде на тот трезубец у меня становилось как-то нехорошо на душе.

Пальцы Ренн невольно стиснули подаренный мешочек.

— Ага, — заметила это движение Танугеак, — и тебя, насколько я вижу, страшит этот трезубец. — Она ласково похлопала Ренн по руке. — А теперь ступай. Найди своего дружка. И, когда наступит подходящий момент, непременно расскажи ему обо всех тайнах, которые носишь в своей душе.

Когда Ренн вернулась в главное жилище, люди Песца уже улеглись спать. Спали они по большей части все вместе, сгрудившись на помосте; лишь немногие еще остались сидеть, размягчая зубами сухожилия или разминая замерзшие башмаки, чтобы утром их было можно снова надеть. Торак тоже крепко спал на самом краю помоста.

Ренн забралась в спальный мешок, но уснуть не могла; она так и не знала, что же ей делать. Видение старейшин подтвердило те страхи, которые она таила в себе уже много дней: Пожиратели Душ действительно забрали Волка с собой.

Ей очень страшно было говорить об этом Тораку. Сколько же еще ударов способен он выдержать?

Она проснулась, когда Инуктилук потряс ее за плечо.

Все вокруг еще спали, но сквозь щель в стене снежного дома Ренн увидела, что луна висит совсем низко над горизонтом, а значит, скоро рассвет. Торака нигде не было.

Ренн тут же вскочила, как встрепанная.

— Он ждет снаружи, — одними губами сказал Инуктилук. — Ступай за мной!

Они очень тихо пробрались в маленький дом, где Ренн переоделась в свои новые, пока еще не привычные одежды.

Ледяной ночной воздух ножом резал легкие, но ветра не было. Снег, покрытый ледяной коркой, так и сверкал в бледном свете уходящей луны. Идти нужно было очень осторожно, чтобы не хрустеть настом. Почуяв их шаги, несколько собак шевельнулись было и снова свернулись клубком.

Торак уже ждал их. На нем тоже была новая одежда, и Ренн едва узнала его в серебристой парке из тюленьего меха.

— Они помогут нам убежать отсюда! — шепнул ей Торак. Глаза его так и сверкали от возбуждения.

— Кто это «они»? — тоже шепотом спросила Ренн. — И почему они нам помогают?

Инуктилук уже исчез в темноте, ответил ей Торак:

— Я все ему рассказал. Ты была права: они действительно знают о Глазе Гадюки! И у них тут есть одна женщина… Акуумик, кажется? Она нам расскажет, как до этого Глаза добраться!

Ренн была потрясена.

— Но… я думала, ты им не доверяешь. Чего это ты так быстро свое мнение переменил?

— Ты меня заставила. — И Торак улыбнулся одной из своих редких, волчьих улыбок. — Видишь, иногда я все-таки к тебе прислушиваюсь!

Инуктилук уже вовсю махал им рукой. Они последовали за ним и довольно долго шли куда-то на запад, пока впереди не блеснула темная вода и не стал отчетливо чувствоваться мощный запах Моря.

Они шли по самому краю этой темной полосы, которая становилась все шире. Вдруг Торак коснулся руки Ренн:

— Гляди!

Она охнула:

— Кожаная лодка!

Лодка была шагов десять в длину, крепкая, сшитая на славу; она была сделана из тюленьих шкур, тщательно выскобленных, лишенных меха и натянутых на раму из китовых костей. Их ранцы и прочие пожитки были уже аккуратно сложены в обоих концах лодки, а поверх лежали два двухлопастных весла.

— Этот пролив ведет в Открытое Море, — сказал Инуктилук. — Как только доберетесь туда, старайтесь плыть так, чтобы все время видеть берег, но все же держитесь подальше от устья ледяной реки.

— Ты же говорил нам, что никто никогда не пересекал эту реку, — заметил Торак.

Круглое лицо их нового приятеля расплылось в хитроватой улыбке.

— Но многие обходили ее вокруг! На веслах! — Потом улыбка исчезла с его лица, и он очень серьезно предупредил их: — Особенно внимательно следите за черным льдом. Он гораздо плотнее, чем белый, и в один миг вас утопит. Если увидите в воде кусок черного льда, это будет означать, что несколько таких кусков вы уже пропустили, не заметив.

Ренн никак не могла понять, как же они сумеют разглядеть этот черный лед в черной морской воде.

А Торак уже теребил в руках весло; ему не терпелось поскорее пуститься в путь.

— Ну, и как же нам найти этот Глаз Гадюки?

Ответила ему Акуумик; она вынырнула из тени и ножом принялась что-то рисовать на снегу.

— Когда минуете ледяную реку, все время следуйте за Северной Звездой, — сказала она. — Отсюда это примерно день пути на веслах. Потом вы увидите гору, похожую на трех воронов, присевших на плавучую льдину; в этом месте причальте к берегу, прямо у подножия этой горы, высаживайтесь на лед и ступайте вверх по холмистой гряде, которая огибает эту гору с северо-запада.

— А сам-то Глаз Гадюки где находится? — спросила Ренн. — Как мы узнаем, нашли мы его или нет?

Инуктилук и Акуумик одновременно вздрогнули и сделали какой-то странный, одинаковый жест рукой.

— Вы сразу это поймете, — тихо сказала Акуумик.

— И да поможет вам хранитель вашего племени! — прибавил Инуктилук. — Особенно если вы осмелитесь войти внутрь. — Ничего больше не прибавив, он стал помогать им сесть в лодку.

Торак весьма уверенно взял весло, а вот Ренн растерялась. Ей крайне редко доводилось плавать на лодке и еще реже — грести самой.

— Почему вы нам помогаете? — спросила она.

— Наши старейшины не успели узнать вас так хорошо, как узнал вас я, — просто ответил ей Инуктилук. — Ничего, когда я им все объясню, они не станут на нас сердиться. И потом, — с улыбкой прибавил он, — если я не помог бы вам, вы бы все равно от нас удрали!

Акуумик пристально посмотрела Тораку прямо в глаза:

— Я знаю: ты тоже потерял кого-то очень тебе дорогого. Как и я. Если найдешь его, может, и я тоже найду.

Торак задумался, потом порылся в своем ранце и сунул что-то ей в рукавицу:

— Вот, возьми это.

Она нахмурилась:

— Что это?

— Кабаньи клыки. Я и забыл про них, но это не простые клыки. Они принадлежали одному… моему другу. Предложи их ветру. От своего и от моего имени.

Инуктилук что-то одобрительно проворчал, и Ренн впервые за все это время увидела, как белые зубы Акуумик блеснули в улыбке.

— Ох, спасибо тебе! И пусть твой Хранитель всегда бежит с тобою рядом!

— А твой — с тобою! — шепнула ей Ренн.

И они, оттолкнувшись от берега, скользнули по темной воде в сторону Открытого Моря на поиски Волка.

Date: 2015-09-03; view: 250; Нарушение авторских прав