Ни для тебя и ни для кого другого

Когда ты переживаешь все эти «смерти» легко, то тем самым позволяешь и другим жить с твоими смер­тями легко. Как к маленьким, так и к большой.

Да, сильно сказано. Прекрасные, сильные слова. Но не всегда возможно «умереть легко». Сейчас я имею в виду «боль­шую смерть». Иногда мы просто-напросто боимся смерти.

Конечно, боитесь. А если вы боитесь еще и малень­ких смертей, — или потерь и поражений, — то боитесь и жить. Вы боитесь умереть и боитесь жить. Ну и спо­соб существования!

Так помоги нам!

А что Я, по-твоему, сейчас делаю? Я как раз помо­гаю тебе избавиться от страха перед «большой смер­тью». Ибо когда не боишься ее, то не боишься ничего. И можешь жить по-настоящему.

Почему же мы так «смертельно боимся» смерти?

Из-за всего, чему вас учили. Из-за того, что вам рассказывали о смерти.

Если ты думаешь о смерти по-новому, то и ощуща­ешь ее по-новому. А это может стать великим даром — не только тебе самому, но и тем, кого любишь.

У меня есть друг, Эндрю Паркер. Он живет в Австралии. Его жена — друзья называли ее просто «Пип» — сделала

именно то, о чем ты говоришь. Пип умерла от рака в ново­годнюю ночь 2005 года. Я получил от Эндрю электронное письмо, которое он разослал всем друзьям их семьи. Оно может послужить прекрасной иллюстрацией того,о чем мы здесь говорим:

«Пип — величайший дар, какой преподносила мне судьба. Она встретилась мне в то время, когда я думал, что все в своей жизни уладил, — но это было не так. В ночь, когда мы стали близки, она, улыбаясь, сидела в лунном свете, и я понял, что хочу быть с этой женщиной долго; хочу, чтобы мы поженились и завели детей. Что за блаженство быть рядом с ней! Рак в ее прекрасной груди начал свое путешествие вместе с нашими взаимоотно­шениями. Отвага и сила этой женщины служили мне путеводной звездой.

Ее негаснущая улыбка и холодное остроумие сводили меня с ума, но наибольшее влияние на меня производила все же ее безусловная любовь. Ее любовь была сильна, словно могучий дуб, глубока, словно синий океан, и неудержима, словно приливы и течения в его глубинах. Она любила меня и принимала таким, какой я есть.

Она не обращала внимания на угловатость манер, нью-кастлский выговор, привычку браниться и вспыль­чивость — то, что осталось во мне из прошлого. Она видела во мне лишь наилучшее и бережно все это взра­щивала.

Лечение было жестким — какое предлагает современ­ная официальная медицина. Хирургия, химиотерапия, лучевая терапия, гормональные изменения и ранняя менопауза не лишили мою любимую женственности. Она никогда не сетовала на страдания, причиняемые лечением, — а с рождением детей озарилась радостью материнства, энергией женственности и глубокой любо­вью.

Нас всех изумляла ее красота — как внешняя, так и внутренняя. Когда месяцев через семь после рождения близнецов выяснилось, что у нее пошли метастазы, она стала просить прощения. В тот момент она думала не о себе, а обо мне и о наших трех мальчиках. Затем она собралась с силами, отряхнула с себя пыль отчаяния и снова стала в полную силу излучать любовь!

Удаление второй груди она восприняла болезненно. Грудь была тесно связана с ее личными представлени­ями о женственности — однако для меня она никогда не была в большей степени женщиной, чем в эти дни после операции. Когда на следующий день мы принесли мальчишек повидать мать, она по очереди прижала их одного за другим к своей истерзанной груди и даже не поморщилась от боли.

Ее сила навсегда сохранится в моей памяти, ее самоот­верженность и мужество служат мне утешением теперь, когда я должен жить один на один с воспоминаниями, — а ведь жить еще долго.

После этого она прожила еще почти три года. И как она жила! Мой бизнес и карьера были разрушены, я пытался найти себя, свой путь и направление в жизни, — а она спокойно создавала мне пространство для роста. Она питала мою душу любовью, приятием и твердым наставлением — и ни разу не позволила мне дать слабину! Боже, как я ее за это уважаю!

Последние шесть месяцев ее жизни показались мне вечностью, ибо я жил секундами. А сейчас я жажду провести с ней еще хоть одно мгновение. Как я хотел бы, чтобы нам представился еще одни шанс, как ценил бы я каждую минуту, каждую секунду, если бы удалось вернуть те времена!

Последние месяцы и дни Пип стали величайшим ее даром мне. Она уходила из моей жизни постепенно.

Некому было приготовить вкусный ужин — пришла моя очередь готовить и наводить порядок в доме. «Кто уберет одежду со стула, если ты ее там оставишь?» Ее нежный голос до сих пор звучит в моем сердце. Мне пришлось застилать кровати и мыть посуду.

Как радостно прежде делала всё это наша Пип! А теперь она учила всему этому меня... еще и несла мне утешение — не я ей, а она мне! Я никогда не ощу­щал нашу близость столь остро, как в те дни, когда мне представилась возможность служить ей. Затем пришло время отвезти ее домой, в Перт, к родным и друзьям. Перелет длился пять часов, и я отчетливо видел, как ей больно. Столь долгое путешествие, но никто, кроме меня, не догадался о ее боли! Она вела себя, как всегда, с необычайным достоинством и заботой об окружающих. Пип настояла, чтобы мы свозили ее на остров Роттнест. Когда мы плыли по лазурной глади Индийского океана, она всем своим существом впитывала красоту и величие простых вещей.

Ее последние дни стали путешествием библейских масштабов — сорок дней и ночей в пустыне. Пип сама выбрала время, чтобы уйти. Когда она поняла, что со мной будет все хорошо, Пип преподнесла мне величайший из даров: быть с любимой, находиться рядом, держать за руку в момент, когда она уходит.

В 12:50 дня накануне Нового года Пип сказала, что хочет умереть под бой новогодних курантов, и ей это удалось. Боль непрерывного напряжения, страх сделать что-то не так или сказать не то — все это ушло вместе с ее духом! Пип ушла так же, как всегда жила: тихо и спокойно. Ушла, не оставив во мне никаких сомнений относительно того, кто я и зачем живу здесь. Ее вели­чайший дар мне состоит в том, что Пип унесла с собой мой страх.

Теперь моя жизнь изменилась — хотя Пип всегда рядом! Для наших мальчишек настали трудные вре­мена — нелегко возместить ту любовь, какую дарила им Пип. Мы по-прежнему растем вместе, и дары ее жизни раскрываются медленно, подобно цветку лотоса, лепе­сток за лепестком, по мере того как обретают форму события нашей повседневности, питаемые любовью этой женщины.

Этими словами я на свой манер пытаюсь испол­нить долг перед любимой, матерью моих детей, и перед вами — перед всеми вами. Мы стали лучше благодаря тому, что она была здесь. Я ни о чем не жалею и никого не виню.

Мы сами выбираем ткань своей жизни, наши действия и реакции окрашивают бытие в те или иные цвета. Мы с Пип выбрали любовь, и, несмотря на все трудности, эта любовь наполнила меня жизнью. Мой выбор — вос­принимать случившееся с благодарностью, а не с болью и унынием. Конечно, я испытываю и эти чувства — что совершенно естественно. Но когда преодолеваешь страх, обретаешь связь с любовью внутри себя и с Богом.

Любовь исцеляет. Она исцеляет наши души, наши взаимоотношения и даже может исцелить планету. Моя жена подарила мне любовь, а я хочу поделиться этой любовью с вами.

В первый день Нового года я поужинал с родными, а затем отправился к друзьям Пип, чтобы немного выпить. Мы расстались в 11:40 вечера. До дома было несколько миль, и я прошел их пешком. Пип была со мной. Я ощущал энергию творчества и новых возмож­ностей в радости людей, отмечающих праздник у себя во дворах. В ночи, озаренной фейерверками, ангельский голос Пип нашептывал мне: «...ты был прав, и знал об этом».

Этими словами Пип дала мне знать, что она соедини­лась с Богом, слилась с коллективным сознанием и снова пребывает в Источнике Творения.

Я расплакался».

*****************

Date: 2015-08-15; view: 288; Нарушение авторских прав