Анализ сходств и различий между странами с помощью метода главных компонент

В принципе метод главных компонент мог применяться ко всему набору показателей, отражающих особенности политического существования и развития стран мира. Однако в силу чрезвычайной разнородности таких показателей он использовался нами по отношению к уже выявленным комплексам индексов. Подобный двухуровневый подход (первый уровень редукции – индексы, второй – главные компоненты) позволяет решить двоякую задачу: избавиться от части “статистического шума”, что крайне важно для эффективного применения математических методов, и упростить политологическую трактовку полученных результатов. Междисциплинарный синтез математики и политологии требует методологии, которая бы учитывала специфические особенности каждой из составляющих.

В ходе проведенного анализа были выявлены четыре главные компоненты, в совокупности объясняющие практически все различия между странами. Первая компонента объясняет 55,4% дисперсии значений индексов, вторая – 26,4%, третья – 11,2%, четвертая – 7%. Столь высокий объяснительный потенциал первой компоненты косвенно подтверждает правильность выбора сгруппированных в индексы показателей. Сочетание первой и второй компонент дает объяснение почти 82% сходств и различий между странами, добавление третьей повышает эту долю до 93%, а четвертой – до 100% (см. табл. 6).

Таблица 6

Напомним, что каждая главная компонента объясняет каждую страну в определенном процентном соотношении. Для одних стран (их больше половины) наиболее значима первая компонента, для других – вторая и т.д.

В первой компоненте условными “полюсами” выступают, с одной стороны, “внешние и внутренние угрозы”, с другой – “качество жизни”, а также (в меньшей степени) “государственность” и “институциональные основы демократии”. Фактор “международного влияния” в этой компоненте практически отсутствует. С учетом крайне высокого объяснительного потенциала данной компоненты напрашивается вывод (вполне в духе “Realpolitik”), что структура взаимосвязей между современными государствами по-прежнему напрямую определяется масштабами угроз и вызовов, на которые эти государства вынуждены отвечать. От успешности ответа на такие угрозы в значительной мере зависит как качество жизни в стране, так и степень ее государственной состоятельности и демократичности. Высокий уровень угроз (один полюс первой компоненты) может объяснять низкое качество жизни, но в принципе возможно, что низкое качество жизни (другой полюс первой компоненты), в свою очередь, является угрозой для демократии и/или государственности.

Противодействие внешним и внутренним угрозам (там, где и в какой степени они имеются) является приоритетом любой национальной политики, и именно от его успешности зависят и качество жизни, и суверенная государственность, и уровень демократии. Таков, огрубленно, смысл первой главной компоненты.

Полюса второй компоненты – “институциональные основы демократии” и “государственность”. Фактор “внешних и внутренних угроз” сведен здесь к нулю, значения “качества жизни” и “потенциала международного влияния” минимальны. Данная компонента обладает намного меньшей, чем первая, но все же довольно высокой объяснительной силой – прежде всего применительно к тем странам, для которых при прочих равных условиях наибольшее значение имеет выбор между приоритетами строительства (поддержания) суверенной государственности и развитием своего демократического потенциала. Подчеркнем: речь идет не о противоречии между этими приоритетами, а об их соотношении, распределении в совокупной траектории национального развития. Есть страны, для которых главное – крепкая государственность (ее, условно говоря, “уровень”, а не “качество” [5]), тогда как другие ставят во главу угла сам по себе демократический вектор (не обязательно будучи при этом действительно самостоятельными в своей внутренней и внешней политике).

Третья компонента распределяет страны в зависимости от того, насколько приоритетны для них “государственность”, с одной стороны, и “качество жизни” – с другой. Роль факторов угроз, демократии и потенциала международного влияния оказывается в этой рамке минимальной. Можно предположить, что данная компонента релевантна по отношению к тем странам, которые в своей национальной стратегии осуществляют выбор между самостоятельной государственностью в ущерб качеству жизни населения и качеством жизни, пусть даже за счет самостоятельной и суверенной государственности.

Наконец, четвертая компонента значима для совсем небольшой (но крайне важной и авторитетной) группы стран, для которых приоритетным – конечно, не абсолютно, а относительно – является потенциал международного влияния. Качество жизни, угрозы, государственность и, тем более, демократия в данной компоненте почти не учитываются. Влияние в мире во что бы то ни стало – вот что сближает эти страны, отличая их от всех остальных.

Каждая их выделенных компонент определяет важные (прежде всего по степени статистического возрастания/убывания) комплексные характеристики, раскрывающие сходства и различия между современными государствами. Сочетание этих компонент позволяет установить, как и по каким параметрам страны соотносятся между собой. Понятно, однако, что образуемое данными компонентами четырехмерное пространство является аналитически неоперабельной абстракцией. Поэтому в дальнейшем исследовании используются проекции такого пространства в отдельных двухмерных плоскостях.

Наглядно представить вклад индексов в каждую компоненту, что необходимо для интерпретации результатов, помогают графики значимости индексов в осях рассматриваемых компонент. Эти графики показывают, в какой логике та или иная компонента определяет структуру взаимосвязей между странами. Если значение индекса в пространстве компоненты приближается к нулевому (знак отклонения от нуля не играет роли), его “вес” в данной системе компонентных координат минимален. И напротив, наиболее “весомы” те индексы (и их сочетания), которые смещены к полюсам компонент (см. рис. 1).

Рис. 1. Вес индексов в компонентах 1 и 2.

Как уже отмечалось, наиболее информативным с точки зрения выявления сходств и различий между странами является сочетание первой и второй компонент (в совокупности почти 82% объяснительного потенциала). Проекция структуры взаимного расположения стран в пространстве данных компонент приведена на рис. 2.

Как видно из рис. 1 и 2, в структуре расположения стран в данной рамке налицо два четко противостоящих друг другу полюса, соответствующих параметрам первой главной компоненты. На первом полюсе (“дуга угроз”) – Бенин, Камерун, Руанда, Эфиопия, Нигерия, Намибия, ЦАР, Ирак, Экваториальная Гвинея, Таджикистан, Чад, Сенегал и т.д. На втором (“дуга качества жизни”) – Ирландия, Норвегия, Чехия, Словакия, Словения, Лихтенштейн, Швеция, Сан-Марино, Новая Зеландия, Кипр, Люксембург и др.

Рис. 2. Страны в пространстве компонент 1 и 2.

Вторая компонента добавляет распределение стран по параметрам “демократия” – “государственность”. На полюсе “демократии” сосредоточены зависимые “демократические клоны” – Тувалу, Кабо Верде, Самоа, Доминика, Фиджи, Маршалловы острова, Гренада и другие страны, лишенные сколько-нибудь существенных признаков суверенной государственности, но жертвующие этим ради демократии, пусть даже в значительной мере управляемой извне. На полюсе “государственности” – крепкие, но при этом очень разные по своим характеристикам диктатуры (Саудовская Аравия, Тунис, Сирия, Оман, Иран, Туркменистан, Казахстан, Марокко, Египет, Китай, Кувейт, Беларусь и др.). Понятно, что сами параметры второй компоненты исключают возможность попадания на этот полюс сильных демократических государств.

Страны, оказавшиеся ближе к центру пересечения двух координат (т.е. в зоне, где значения первой и второй компонент приближаются к нулю), просто слишком отличаются от тех, что можно описать через данные компоненты. У них совсем иные национальные приоритеты и задачи, и они должны объясняться в рамках иных сочетаний главных компонент. Это – Перу, Гватемала, Сальвадор, Колумбия, Гондурас, Индия, США, Россия, Турция и др.

Показательно, что если в соответствии с логикой анализа мы удалим из плоскости первой и второй компонент “аномальные” страны, специфика которых объясняется в контексте этих компонент менее чем на 40%, то получим две еще более четко структурированные по оси первой компоненты дуги стран, которые смыкаются с дугами стран, расположенных по второй компоненте, образуя эллипс (см. рис. 3). Графическая четкость в данном случае – ценное свидетельство реальности выявляемых внутренних структур взаимосвязей между анализируемыми характеристиками стран.

Рис. 3. Страны в пространстве компонент 1 и 2

(при удалении стран с объяснением менее 40%).

При увеличении строгости объяснения в рамках первых двух компонент и удалении стран с объяснением менее 80% эллипс аналитически размыкается на четыре группы стран, четко локализованных на полюсах двух компонент. На условном полюсе “качества жизни, государственности и демократии” располагаются Австрия, Швеция, Бельгия, Нидерланды, Австралия, Швейцария, Дания, Словакия, Канада, Чехия, Мальта, Новая Зеландия, Австралия, Португалия, Польша, Венгрия, Мальта, Финляндия, Лихтенштейн, Ирландия, Греция, Исландия, Сан-Марино, Маврикий, Панама, Тринидад и Тобаго, Болгария, Аргентина; на “полюсе угроз” – Бенин, Буркина Фасо, Руанда, Ирак, Экваториальная Гвинея, Конго, Демократическая Республика Конго, Гаити, Гамбия, Эфиопия, Уганда, Азербайджан, Камерун, Бурунди, ЦАР, Эритрея, Сьерра-Леоне, Мозамбик, Лаос, Таджикистан, Чад, Тонга, Сенегал, Афганистан, Лаос, Джибути, Сомали, Непал, Камбоджа, Бутан, Таиланд, Судан, Гвинея, Мавритания, Объединенная Республика Танзания, Бангладеш.

Не менее показательны группировки стран на полюсах второй компоненты. На полюсе “государственности” оказались сосредоточены крепкие авторитарные режимы регионального масштаба: Саудовская Аравия, Ливия, Тунис, Казахстан, Оман, Сирия, Иран, Туркменистан. На полюсе “демократии” – слабые, зависимые “демократические клоны”: Тувалу, Доминика, Кабо Верде, Сан-Томе и Принсипи (а также Молдова). Сколько-нибудь успешных, суверенных и самостоятельных государств здесь нет (см. рис. 4).

Рис. 4. Страны в пространстве компонент 1 и 2

(при удалении стран с объяснением менее 80%).

По-видимому, это говорит об относительности самого противопоставления демократии и государственности. Полученные результаты могут рассматриваться как косвенное подтверждение известного тезиса о том, что демократия существует не в каком-то “внегосударственном” пространстве, но, напротив, реализуется через определенные государственные конструкции и их партнерское взаимодействие со структурами гражданского общества [см., напр. Rustow 1970; Linz, Stepan 1996; Plattner 2003/2004; Fukuyama 2004]. Своего рода “внегосударственная” демократия представлена на нашей схеме зависимыми, несамостоятельными, управляемыми извне “малышами-клонами”.

Таким образом, независимо от степени объяснительной строгости прослеживается общая логика распределения стран по осям первой и второй компонент. В одну группу входят страны, отличительной характеристикой которых является необычайно высокий уровень внешних и внутренних угроз. Это страны, постоянно находящиеся в состоянии стресса, для которых главное – выживание, за что им и приходится расплачиваться крайне низким качеством жизни, слабой государственностью и недоразвитостью основ демократии. Противоположная группа более компактна, в нее входят страны высокого качества жизни и достаточно сбалансированных государственности и демократии.

Особого внимания заслуживают страны, которые по оси второй компоненты как бы замыкают эллипс. Это страны, уходящие от полюса угроз и движущиеся в сторону более высокого качества жизни – но по разнонаправленным траекториям. В одном случае движение происходит за счет упора на демократию, в другом – на государственность. Это позволяет предположить, что страны, объясняемые в рамках первых двух компонент, демонстрируют две принципиально разные стратегии национального развития. Одни из них стремятся преодолеть состояние угроз посредством акцентирования основ демократии, другие – государственности. Но, в конечном счете, обе стратегии приводят к балансу государственности и демократии и результируются в высоком качестве жизни.

Напомним, что при крайне высоком объяснительном потенциале сочетания первой и второй компонент он не действует в отношении стран, смещенных к центру координат. При этом часть таких стран получает объяснение при анализе сочетания первой (“угрозы” vs. “качество жизни”, “государственность” и “демократия”) и четвертой (“влияние” vs. “качество жизни”, “угрозы” и “государственность”) компонент (см. рис. 5).

Рис. 5. Вес индексов в компонентах 1 и 4.

Расположение стран в пространстве первой и четвертой компонент (при отсечении аномалий, объясняемых не более чем на 40%), на первый взгляд, менее структурировано, хотя мы по-прежнему видим те же два сгустка стран по первой компоненте. Справа – страны, подверженные значительным угрозам и живущие в состоянии стресса; слева – страны высокого качества жизни с достаточно сбалансированной государственностью и демократией. Но наиболее интересна для нас группа стран, локализованных внизу квадрата. Это страны, для которых потенциал международного влияния перевешивает все другие факторы и которые фактически образуют пространство мирового влияния. Некоторым из них (как, например, Индии) приходится одновременно отвечать на значительные внешние и внутренние угрозы. Другим удалось добиться баланса влияния, с одной стороны, и качества жизни, государственности и демократии – с другой (Великобритания, Франция, Германия). Показательно, что в данном случае США и Россия образуют самостоятельный кластер влияния (см. рис. 6).

Рис. 6. Страны в пространстве компонент 1 и 4

(при удалении стран с объяснением менее 40%).

При введении в анализ третьей компоненты (“качество жизни” vs. “государственность”) картина, однако, заметно видоизменяется (см. рис. 7).

Сочетание четвертой и третьей компонент в полной мере сохраняет “сегмент влияния” внизу квадрата. Вместе с тем обнаруживается, что в одних случаях лидеры влияния тяготеют к полюсу государственности в ущерб качеству жизни (Россия, Индия, Турция), а в других – добиваются баланса влияния и качества жизни (Великобритания, Франция, Германия, Япония и др.) (см. рис. 8).

Рис. 7. Вес индексов в компонентах 3 и 4.

Рис. 8. Страны в пространстве компонент 3 и 4

(при удалении стран с объяснением менее 40%).

Еще одна группа стран, не получивших объяснения при сочетании первой и второй компонент (Перу, Гватемала, Сальвадор, Колумбия, Гондурас и др.), лучше интерпретируется при наложении первой и третьей (см. рис. 9).

Рис. 9. Вес индексов в компонентах 1 и 3.

По оси первой компоненты четко выделяются те же вытянутые в дуги сгустки стран, тяготеющих либо к полюсу “угроз”, либо к полюсу “государственности”, “качества жизни” и “демократии”. Поскольку сочетание первой и третьей компоненты объясняет лишь 66% различий между странами (против 82% в случае первой и второй), при отсечении аномалий, которые объясняются менее чем на 40%, значительное число стран выпадает из рассмотрения. Однако для некоторых стран именно такое сочетание компонент является наиболее значимым. Страны, вынесенные по оси третьей компоненты к полюсу государственности, либо сталкиваются с такими внешними и внутренними угрозами, что вынуждены противодействовать им в ущерб демократии (Колумбия, Перу, Венесуэла, Сальвадор, Гана и др.), либо не испытывают значительных угроз и стремятся найти свой баланс государственности и демократии. Это еще раз подтверждает выявленную выше закономерность в логике “Realpolitik”: государства, какими бы ни были их политические приоритеты, в своей национальной стратегии вынуждены в первую очередь решать задачи, связанные с обеспечением собственного существования, и искать ответы на встающие перед ними вызовы. Все остальное, по сути, вторично (см. рис. 10).

Рис. 10. Страны в пространстве компонент 1 и 3

(при удалении стран с объяснением менее 40%).

Классификация стран с помощью кластерного анализа

Кластерный анализ обычно используется для многомерной классификации тех или иных данных, что позволяет описывать и анализировать содержательные сходства и различия сгруппированных объектов исследования. Метод кластерного анализа особенно полезен, когда от сугубо описательной стадии сравнительного исследования мы переходим к определенным обобщениям, которые должны завершиться построением объяснительных концепций. В логике нашего проекта осуществление кластерных и “межкластерных” сравнений открывает возможность для продвижения от универсальных к казусно-ориентированным сравнениям.

Применяя в своем исследовании метод кластерного анализа, мы последовательно увеличивали “масштаб” классификации стран – от двух до 40 кластеров. Два кластера дают нам предельно упрощенное деление стран на “удачниц” и “неудачниц”, малопригодное для содержательного сравнительного анализа, однако с увеличением числа кластеров (до трех, четырех, пяти и т.д.) начинается “отпочкование” относительно небольших групп.

На уровне 10 кластеров появляется уже более содержательный материал для размышлений [6]. Так, четко выделяется группа мировых лидеров – Великобритания, Германия, Италия, Китай, Россия, США, Франция, Япония. От нынешней “большой восьмерки” эта группа отличается одним членом – Канаду заменяет Китай. Истоки образования данного кластера – в высокой объяснительной силе четвертой главной компоненты (см. табл. 7).

Таблица 7

Далее выделяется обширная группа (53 страны) более или менее “сытых и спокойных” стран, преимущественно демократий, лишенных сколько-нибудь выраженных международных амбиций. В этой группе оказались объединены страны самых разных типов и традиций – и сложившиеся европейские демократии (Швеция, Швейцария, Финляндия, Австрия, Дания, Люксембург, Исландия и др.), и заморские “демократические клоны” (Сент-Китс и Невис, Тринидад и Тобаго, Багамы, Коста-Рика и др.), и латиноамериканские развивающиеся демократии (Аргентина, Мексика, Чили, Уругвай, Панама и др.), и ряд посткоммунистических стран, успешно завершивших демократический транзит (Албания, Болгария, Венгрия, Латвия, Литва, Польша, Румыния, Словакия, Словения, Хорватия, Чехия, Эстония), и некоторые, на первый взгляд, “одиночки” (Израиль, Тайвань и др.).

Следующая группа (58 стран) – страны явного авторитарного уклона, лишенные даже эмбриональных демократических традиций, с проблемной государственностью (Ангола, Афганистан, Бангладеш, Бурунди, Замбия, Ирак, Мали, Непал, Руанда, Сомали, Таджикистан, ЦАР, Чад и др.). Затем идут две группы недемократических режимов с относительно крепкой государственностью (Алжир, Венесуэла, Вьетнам, Габон, Египет, Иран, КНДР, Пакистан, Сирия, Туркменистан, Узбекистан и др., с одной стороны, и Бахрейн, Беларусь, Казахстан, Катар, Куба, Кувейт, ОАЭ, Оман, Саудовская Аравия и др. – с другой), в специфике которых еще предстоит разобраться. Далее мы обнаруживаем группу несамостоятельных демократических “клонов” со слабой государственностью и практически без влияния (Армения, Босния и Герцеговина, Вануату, Гренада, Доминика, Палау, Молдова, Самоа, Тувалу, Украина и др.). Отдельную группу составляют такие страны, как Бразилия, Гватемала, Гондурас, Доминиканская Республика, Парагвай, Суринам, Фиджи, Южная Африка, Ботсвана, Ямайка и Монголия. Наконец, еще три самостоятельных кластера: в один входят Гана, Индия и Папуа-Новая Гвинея; в другой – Иордания и Тонга; в третий – Колумбия, Перу и Сальвадор.

Как видим, применительно к некоторым группам стран 10-кластерный масштаб сравнения дает определенный объяснительный результат, однако в отношении других требуется “увеличение” исследовательской оптики. При 25-кластерном сравнении ряд трендов получает уточнение. Так, Великобритания, Германия, Италия, Франция и Япония остаются в кластере стран высокого (но не “сверхвысокого”) влияния, но от них отпочковываются страны “суперклуба” мирового влияния – США, Россия и Китай. Показательно, что при 40-кластерном масштабе сравнения в “ядре влияния” остаются только США и Россия. При том же масштабе сравнения отдельные страны – Турция, Коморские острова, Китай, Габон и Индия – образуют самостоятельные кластеры.

При 40-кластерном масштабе дифференциация классифицируемых групп, естественно, возрастает. В частности, выделяются своего рода “третичные” и периферийные демократии (причем и относительно “старые”, и совсем “новые”): Аргентина, Болгария, Греция, Коста-Рика, Маврикий, Мексика, Новая Зеландия, Панама, Польша, Португалия, Республика Корея, Сент-Люсия, Тринидад и Тобаго, Уругвай, Чили. Кластер несамостоятельных стран демократического вектора распадается на несколько групп: посткоммунистическую (Армения, Босния и Герцеговина, Македония, Молдова), смешанную (Албания и Сент-Винсент и Гренадины), две условно “океанические” (Вануату, Гайана, Кабо Верде, Кирибати, Сан-Томе и Принсипи, Соломоновы острова, Тувалу; и Гренада, Доминика, Самоа) и др.

Более дробной становится и кластеризация стран “проблемной государственности” и различных разновидностей (и, условно говоря, “интенсивностей”) недемократических режимов. В спектре стран с “проблемной государственностью” и “автократий” выделяются, с одной стороны, Азербайджан, Афганистан, Бенин, Буркина Фасо, Бурунди, Гаити, Гамбия, Гвинея-Биссау, Ирак, Камерун, Мозамбик, Науру, Руанда, Сьерра-Леоне, Тимор-Леште, Того, ЦАР, Чад и Эфиопия, а с другой – Ангола, Гвинея, Демократическая Республика Конго, Джибути, Конго, Лаос, Мавритания, Непал, Сомали, Судан, Таджикистан, Уганда, Экваториальная Гвинея и Эритрея. Проявляются специфические группы автократий, каждая из которых нуждается в самостоятельном анализе: (1) Бахрейн, Беларусь, Бруней Даруссалам, Катар, Кувейт, Малайзия, ОАЭ, Сингапур и Монако; (2) Йемен, Мьянма и Свазиленд; (3) Казахстан и Саудовская Аравия; (4) КНДР и Пакистан; (5) Куба, Ливия, Оман и Тунис. Каждый из упомянутых кластеров объединяет страны по каким-то особым основаниям, характеризующим специфику их развития, стоящие перед ними проблемы и т.п.

Очевидно, что подходы к анализу выделяемых кластеров могут быть разными. Кластеры можно рассматривать и пытаться понять на основе, скажем, экспертных оценок, а можно прибегнуть к статистическим методам или каким-то сочетаниям одних и других. В рамках нашего проекта мы сочли целесообразным проанализировать влияние тех или иных главных компонент на образование отдельных кластеров. Выше уже отмечалась роль четвертой компоненты в выделении (и дальнейшем дроблении) кластера стран “мирового влияния”. Если же, например, взглянуть на образующуюся при 10-кластерном и сохраняющуюся до 40-кластерного масштаба сравнения “ровную” группу латиноамериканских стран (Колумбия, Перу, Сальвадор), то нетрудно заметить, что сходство между этими странами обусловлено высокой объяснительной силой третьей компоненты при весьма низком объяснительном потенциале первой и второй (см. табл. 8).

Таблица 8

В контексте метода главных компонент это специфическая – условно говоря, латиноамериканская – подгруппа стран, готовых жертвовать качеством жизни своего населения ради решения тех или иных государственных задач.

Другая примечательная и компактная группа, образующаяся при 40-кластерном масштабе сравнения, – Казахстан и Саудовская Аравия. При меньшем масштабе эти страны входят в относительно устойчивую группу крепких недемократических режимов (наряду с Кубой, Ливией, Оманом, Саудовской Аравией, Тунисом и др.). Для Казахстана и Саудовской Аравии основной объяснительный потенциал заключен во второй главной компоненте. Это страны, тяготеющие к сильной государственности и стремящиеся оказывать влияние в своих регионах. Демократические основания развития для них на заднем плане (см. табл. 9).

Таблица 9

Другой аналогичного типа кластер составляют (при 40-кластерном масштабе) Куба, Ливия, Оман и Тунис (см. табл. 10).

Таблица 10

Большее значение вторая компонента имеет и для, казалось бы, довольно причудливого по составу кластера Сербии и Черногории, Украины и Эквадора, однако – в противоположном значении. Это страны, готовые пожертвовать сильной государственностью во имя неопределенных, но, несомненно, демократических по своему вектору оснований национального развития (см. табл. 11).

Таблица 11

Очевидно, что полученный на нынешнем этапе реализации проекта “Политический атлас современности” информативный материал нуждается в дальнейшей обработке и теоретическом осмыслении. Однако его ценность, на наш взгляд, не вызывает сомнений.