Экономические проблемы социализма в СССР 2 page

Этим, собственно, и объясняется тот «поразительный» факт, что, несмотря на непрерывный и бурный рост нашего социалистического производства, закон стоимости не ведет у нас к кризисам перепроизводства, тогда как тот же закон стоимости, имеющий широкую сферу действия при капитализме, несмотря на низкие темпы роста производства в капиталистических странах, – ведет к периодическим кризисам перепроизводства.

Говорят, что закон стоимости является постоянным законом, обязательным для всех периодов исторического развития.

Это совершенно неверно.

Стоимость, как и закон стоимости – историческая категория, связанная с существованием товарного производства.

С исчезновением товарного производства исчезнут и стоимость и закон стоимости.

На второй фазе коммунистического общества количество труда, затраченного на производство, будет измеряться не окольным путем, не через стоимость, как при товарном производстве, а прямо и непосредственно – количеством времени, часов, израсходованных на производство продуктов.

Распределение труда между отраслями производства будет регулироваться не законом стоимости, который потеряет силу к этому времени, а ростом потребностей общества в продуктах.

Это будет общество, где производство будет регулироваться потребностями общества, а учет потребностей общества приобретет первостепенное значение для планирующих органов.

Совершенно неправильно также утверждение, что при нашем нынешнем экономическом строе, на первой фазе развития коммунистического общества, закон стоимости еще регулирует «пропорции» распределения труда между различными отраслями производства.

Если бы это было верно, то непонятно, почему у нас во‑всю развивают не легкую промышленность, как наиболее рентабельную, а тяжелую являющуюся иногда и вовсе нерентабельной?

Если бы это было верно, то непонятно, почему не закрывают у нас ряд пока еще нерентабельных хотя и очень нужных для народного хозяйства, предприятий тяжелой промышленности, где труд рабочих не дает «должного эффекта», и не открывают новых предприятий безусловно рентабельной легкой промышленности, где труд рабочих мог бы дать «больший эффект»?

Очевидно, что, рассуждая так, нам пришлось бы отказаться от примата производства средств производства в пользу производства средств потребления.

А что значит отказаться от примата производства средств производства? Это значит уничтожить, возможность непрерывного роста нашего народного хозяйства, ибо невозможно осуществлять непрерывный рост народного хозяйства, не осуществляя вместе с тем производство средств производства.

Эти товарищи забывают, что закон стоимости может быть регулятором производства лишь при капитализме, при наличии частной собственности на средства производства, при наличии конкуренции, анархии производства, кризисов перепроизводства.

Они забывают, что сфера действия закона стоимости ограничена у нас наличием общественной собственности на средства производства, действием закона планомерного развития народного хозяйства, – следовательно, ограничена также нашими годовыми и пятилетними планами, являющимися приблизительным отражением требований этого закона.

Некоторые товарищи делают отсюда вывод, что закон планомерного развития народного хозяйства и планирование народного хозяйства уничтожают принцип рентабельности производства.

Это совершенно неверно. Дело обстоит как раз наоборот.

Если взять рентабельность не с точки зрения отдельных предприятий или отраслей производства и не в разрезе одного года, а с точки зрения всего народного хозяйства и в разрезе, скажем, 10-15 лет (единственно правильный подход к вопросу), то временная и непрочная рентабельность отдельных предприятий или отраслей производства не может идти ни в какое сравнение с той высшей прочной и постоянной рентабельностью, которую дают нам действия закона планомерного развития народного хозяйства и планирование народного хозяйства, избавляя нас от периодических экономических кризисов, разрушающих народное хозяйство и наносящих обществу колоссальный материальный ущерб, и обеспечивая нам непрерывный роет народного хозяйства с его высокими темпами[m].

Короче: не может быть сомнения, что при наших нынешних социалистических условиях производства закон стоимости не может быть «регулятором пропорций» в деле распределения труда между различными отраслями производства[n].

Некоторые считают, что закон стоимости преодолен в условиях советского хозяйства. Это неясно, почему преодолен?

У нас существует оплата колхозников, рабочих, да и интеллигенции по труду. Люди разной квалификации получают по‑разному, труд инженера, например, раза в три выше по квалификации труда рабочего[o].

Не исчезли у нас и такие категории, как цена, себестоимость. Мы, например, еще далеко не командуем ценами. Чтобы диктовать цены на рынке, нужны огромные резервы. Это нам не всегда удается.

Например, в Литве стали быстро возрастать цены на хлеб. Мы дали туда 200 тысяч пудов хлеба, и цены резко пали. Вот что значит государство диктует цены на рынке, но это отдельные явления, в целом по народному хозяйству мы не располагаем еще такими резервами.

Разве не понятно отсюда, что закон стоимости еще не преодолен, он действует.

Вот когда мы станем распределять по потребностям, а не по труду, тогда будет преодолен закон стоимости. Сейчас же мы еще вертимся, находимся в пределах закона стоимости. Мы хотим выйти из этого закона, преодолеть его, но еще не вышли, не преодолели[p].

Вот, например. У нас еще есть две цены – одна цена наша, другая цена не наша. Идет борьба между ними.

У нас есть еще два рынка – один рынок наш, другой рынок не наш. Когда граждане продают друг другу продукты, товары, это не может быть учтено сейчас государством. Между этими рынками также идет борьба. Это же все факт, это есть правда, а экономическая наука должна говорить правду[q].

Вопрос об уничтожении противоположности между городом и деревней, между умственным и физическим трудом, а также вопрос о ликвидации различий между ними

Заголовок этот затрагивает ряд проблем, существенно отличающихся друг от друга, однако я объединяю их в одной главе не для того, чтобы смешать их друг с другом, а исключительно для краткости изложения.

Проблема уничтожения противоположности между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством давно уже поставлена Марксом и Энгельсом.

Экономической основой этой противоположности является эксплуатация деревни городом, экспроприация крестьянства и разорение большинства деревенского населения всем ходом развития промышленности, торговли, кредитной системы при капитализме. Поэтому противоположность между городом и деревней при капитализме нужно рассматривать как противоположность интересов. На этой почве возникло враждебное отношение деревни к городу и вообще к «городским людям».

Несомненно, что с уничтожением капитализма и системы эксплуатации, с укреплением социалистического строя в нашей стране должна была исчезнуть и противоположность интересов между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством. Оно так и произошло.

Огромная помощь нашему крестьянству со стороны социалистического города, со стороны нашего рабочего класса, оказанная в деле ликвидации помещиков и кулачества, укрепила почву для союза рабочего класса и крестьянства, а систематическое снабжение крестьянства и его колхозов первоклассными тракторами и другими машинами превратило союз рабочего класса и крестьянства в дружбу между ними.

Конечно, рабочие и колхозное крестьянство составляют все же два класса, отличающиеся друг от друга по своему положению. Но это различие ни в какой мере не ослабляет их дружбу.

Наоборот, их интересы лежат на народной общей линии, на линии укрепления социалистического строя и победы коммунизма.

Не удивительно поэтому, что от былого недоверия, а тем более ненависти деревни к городу не осталось и следа.

Все это означает, что почва для противоположности между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством уже ликвидирована нынешним нашим социалистическим строем[r].

Проблема исчезновения различий между промышленностью и сельским хозяйством имеет у нас совершенно другой характер.

Эта проблема не ставилась классиками марксизма. Это – новая проблема, поставленная практикой нашего социалистического строительства.

Если взять различие между сельским хозяйством и промышленностью, то оно сводится не только к тому, что условия труда в сельском хозяйстве отличаются от условий труда в промышленности, но прежде всего и главным образом к тому, что в промышленности мы имеем общенародную собственность на средства производства и продукцию производства, а в сельском хозяйстве имеем не общенародную, а групповую, колхозную собственность.

Уже говорилось, что это обстоятельство ведет к сохранению товарного обращения, что только с исчезновением этого различия между промышленностью и сельским хозяйством может исчезнуть товарное производство со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Следовательно, нельзя отрицать, что исчезновение этого существенного различия между сельским хозяйством и промышленностью должно иметь для нас первостепенное значение.

Аналогичное положение имеем мы с проблемой уничтожения противоположности между умственным и физическим трудом.

Эта проблема также является известной проблемой, давно поставленной Марксом и Энгельсом.

Экономической основой противоположности между умственным и физическим трудом является эксплуатация людей физического труда со стороны представителей умственного труда.

Всем известен разрыв, существовавший при капитализме между людьми физического труда и руководящим персоналом.

Известно, что на базе этого разрыва развивалось враждебное отношение рабочих к директору, мастеру, инженеру и другим представителям технического персонала, как к врагам.

Понятно, что с уничтожением капитализма и системы эксплуатации должна была исчезнуть и противоположность интересов между физическим и умственным трудом.

И она действительно исчезла при нашем современном социалистическом строе. Теперь люди физического труда и руководящий персонал являются не врагами, а товарищами – друзьями, членами единого производственного коллектива, кровно заинтересованными в преуспевании и улучшении производства. От былой вражды между ними не осталось и следа.

Проблема исчезновения различий между умственным и физическим трудом также имеет у нас совершенно другой характер.

До начала разворота массового соцсоревнования рост промышленности шел у нас со скрипом, и многие товарищи ставили даже вопрос о замедлении темпов развития промышленности.

Объясняется это главным образом тем, что культурно‑технический уровень рабочих был слишком низок и далеко отставал от уровня технического персонала.

Дело, однако, изменилось коренным образом после того, как соцсоревнование приняло у нас массовый характер. Именно после этого промышленность пошла вперед ускоренным темпом.

Почему соцсоревнование приняло массовый характер? Потому, что среди рабочих нашлись целые группы товарищей, которые не только освоили технический минимум, но пошли дальше, стали вровень с техническим персоналом стали поправлять техников и инженеров, ломать существующие нормы, как устаревшие, вводить новые, более современные нормы и т.п.

Что было бы, если бы не отдельные группы рабочих, а большинство рабочих подняло свой культурно‑технический уровень до уровня инженерно-технического персонала?

Наша промышленность была бы поднята на высоту, недосягаемую для промышленности других стран.

Следовательно, нельзя отрицать, что уничтожение существенного различия между умственным и физическим трудом путем поднятия культурно‑технического уровня рабочих до уровня технического персонала имеет для нас первостепенное значение.

Некоторые товарищи утверждают, что со временем исчезнет всякое различие между промышленностью и сельским хозяйством, между физическим и умственным трудом.

Это неверно. Уничтожение существенного различия между промышленностью и сельским хозяйством не может привести к уничтожению всякого различия между ними.

Какое‑то различие, хотя и несущественное, безусловно останется ввиду различий в условиях работы в промышленности и в сельском хозяйстве.

Даже в промышленности, в различных отраслях, условия работы не одинаковы: условия работы шахтеров отличаются от условий работы рабочих механизированной обувной фабрики.

То же самое надо сказать насчет различия между трудом умственным и трудом физическим.

Существенное различие между ними в смысле разрыва в культурно-техническом уровне безусловно исчезнет. Но какое‑то различие, хотя и несущественное, все же сохранится, хотя бы потому, что условия работы руководящего состава предприятий не одинаковы с условиями работы рабочих.

Вопрос о мерах повышения колхозной собственности до уровня общенародной собственности

Какие мероприятия необходимы для того, чтобы поднять колхозную собственность, которая является, конечно, не общенародной собственностью, до уровня общенародной («национальной») собственности?

Некоторые товарищи думают, что необходимо просто национализировать колхозную собственность, объявив ее общенародной собственностью, по примеру того, как это было сделано в свое время с капиталистической собственностью.

Это предложение совершенно неправильно и безусловно неприемлемо.

Колхозная собственность есть социалистическая собственность, и мы никак не можем обращаться с ней, как с капиталистической собственностью.

Из того, что колхозная собственность является не общенародной собственностью, ни в коем случае не следует, что колхозная собственность не является социалистической собственностью.

Эти товарищи полагают, что передача собственности отдельных лиц и групп в собственность государства является единственной, или во всяком случае лучшей формой национализации. Это неверно.

На самом деле передача в собственность государства является не единственной и даже не лучшей, а лишь первоначальной формой национализации, как правильно говорит об этом Энгельс в «Анти‑Дюринге».

Безусловно, что пока существует государство, передача в собственность государства является наиболее понятной первоначальной формой национализации. Но государство будет существовать не на веки‑вечные. С расширением сферы действия социализма в большинстве стран мира государство будет отмирать и, конечно, в связи этим отпадет вопрос о передаче имущества в собственность государству.

Государство отомрет, а общество останется. Следовательно, в качестве преемника общенародной собственности будет выступать уже не государство, которое отомрет, а само общество в лице центрального, руководящего экономического органа.

Что же в таком случае нужно предпринять, чтобы поднять колхозную собственность до уровня общенародной собственности?

В качестве основного мероприятия для такого повышения колхозной собственности товарищи Санина и Венжер предлагают: продать в собственность колхозам основные орудия производства, сосредоточенные в машинно‑тракторных станциях, разгрузить таким образом государство от капитальных вложений в сельское хозяйство и добиться того, чтобы сами колхозы несли на себе ответственность за поддержание и развитие машинно‑тракторных станций. Они говорят:

«Было бы неправильно полагать, что колхозные вложения должны главным образом направляться на нужды культуры колхозной деревни, а на нужды сельскохозяйственного производства основную массу вложений по‑прежнему должно производить государство. А не верней ли будет освободить государство от этого бремени, ввиду полной способности колхозов принять это бремя всецело на себя. У государства найдется немало дел для вложения своих средств в целях создания в стране изобилия предметов потребления».

Для обоснования этого предложения авторы предложения выдвигают несколько доводов.

Во‑первых. Опровергая слова Сталина о том, что средства производства не продаются даже колхозам, авторы предложения заявляют, что государство все же продает колхозам средства производства, вроде кос, серпов, мелких двигателей и т.д. Они считают, что если государство продает колхозам эти средства производства, то оно могло бы продать им и все другие средства производства вроде машин МТС.

Этот довод несостоятелен. Конечно, государство продает колхозам мелкий инвентарь, как это полагается по Уставу сельскохозяйственной артели и по Конституции. Но можно ли ставить на одну доску мелкий инвентарь и такие средства производства как машины МТС, или земля, которая тоже ведь является одним из основных средств производства в сельском хозяйстве. Ясно, что нельзя. Нельзя, так как мелкий инвентарь ни в какой степени не решает судьбу колхозного производства, тогда как такие средства производства, как машины МТС и земля, всецело решают судьбу сельского хозяйства в наших современных условиях.

Во‑вторых. Товарищи Санина и Венжер ссылаются на то, что в период начала массового колхозного движения – в конце 1929 и в начале 1930 годов ЦК ВКП(б) сам стоял за то, чтобы передать в собственность колхозам машинно‑тракторные станции, требуя от колхозов погасить их стоимость в течение трех лет. Они считают, что хотя тогда это дело и провалилось «ввиду бедности» колхозов, теперь, когда колхозы стали богатыми, можно было бы вернуться к этой политике – продаже колхозам МТС.

Этот довод также несостоятелен. В ЦК ВКП(б) действительно было принято решение о продаже МТС колхозам в начале 1930 года. Решение это было принято по предложению группы ударников‑колхозников в виде опыта, в виде пробы. Однако первая же проверка показала нецелесообразность этого решения, и через несколько месяцев, а именно в конце 1930 года решение было отменено.

Дальнейший рост колхозного движения и развитие колхозного строительства окончательно убедили как колхозников, так и руководящих работников, что сосредоточение основных орудий сельскохозяйственного производства в руках государства, в руках машинно‑тракторных станций, является единственным средством обеспечения высоких темпов роста колхозного производства.

Мы все радуемся колоссальному росту сельскохозяйственного производства нашей страны, росту зернового производства, производства хлопка, льна, свеклы и т.д. Где источник этого роста?

Источник этого роста в современной технике, в многочисленных современных машинах, обслуживающих все эти отрасли производства.

Дело тут не только в технике, а в том, что техника не может стоять на одном месте, она должна все время совершенствоваться – старая техника должна заменяться новой, а новая – новейшей. Без этого немыслим поступательный ход нашего социалистического земледелия, немыслимы ни большие урожаи, ни изобилие сельскохозяйственных продуктов.

Но что значит вывести из строя сотни тысяч колесных тракторов и заменить их гусеничными, заменить десятки тысяч устаревших комбайнов новыми? Это значит нести миллиардные расходы, которые могут окупиться лишь через 6-8 лет.

Могут ли поднять эти расходы наши колхозы, если даже они являются миллионерами? Нет, не могут. Эти расходы может взять на себя только государство.

Что значит после всего этого требовать продажи МТС в собственность колхозам?

Это значит вогнать в большие убытки и разорить колхозы, подорвать механизацию сельского хозяйства, снизить темпы колхозного производства.

Допустим на минутку, что мы приняли предложение товарищей Саниной и Венжера и стали продавать в собственность колхозам основные орудия производства, машинно‑тракторные станции. Что из этого получилось бы?

Из этого получилось бы, во‑первых, что колхозы стали бы собственниками основных орудий производства, то есть они попали бы в исключительное положение, какого не имеет в нашей стране ни одно предприятие, ибо, как известно, даже национализированные предприятия не являются у нас собственниками орудий производства.

Чем можно обосновать это исключительное положение колхозов, какими соображениями прогресса, продвижения вперед?

Можно ли сказать, что такое положение способствовало бы повышению колхозной собственности до уровня общенародной собственности, что оно ускорило бы переход нашего общества от социализма к коммунизму?

Не вернее ли будет сказать, что такое положение могло лишь отдалить колхозную собственность от общенародной собственности и привело бы не к приближению к коммунизму, а наоборот, к удалению от него?

Из этого получилось бы, во‑вторых, расширение сферы действия товарного обращения, ибо колоссальное количество орудий сельскохозяйственного производства попало бы в орбиту товарного обращения.

Как думают товарищи Санина и Венжер, может ли способствовать расширение сферы товарного обращения нашему продвижению к коммунизму? Не вернее ли будет сказать, что оно может лишь затормозить наше продвижение к коммунизму?

Основная ошибка товарищей Саниной и Венжера состоит в том, что они не понимают роли и значения товарного обращения при социализме, не понимают, что товарное обращение несовместимо с перспективой перехода от социализма к коммунизму. Это глубокое заблуждение, возникшее на базе непонимания марксизма.

Критикуя «хозяйственную коммуну» Дюринга, действующую в условиях товарного обращения, Энгельс в своем «Анти‑Дюринге» убедительно доказал, что наличие товарного обращения неминуемо должно привести так называемые «хозяйственные коммуны» Дюринга к возрождению капитализма. Товарищи Санина и Венжер, видимо, не согласны с этим. Тем хуже для них. Ну, а мы, марксисты, исходим из известного марксистского положения о том, что переход от социализма к коммунизму и коммунистический принцип распределения продуктов по потребностям исключают всякий товарный обмен, следовательно и превращение продуктов в товары, а вместе с тем и превращение их в стоимость.

Что же в конце концов следует предпринять, чтобы повысить колхозную собственность до уровня общенародной собственности?

Колхоз есть предприятие необычное.

Колхоз работает на земле и обрабатывает землю, которая давно уже является не колхозной, а общенародной собственностью.

Следовательно, колхоз не является собственником обрабатываемой им земли.

Колхоз работает при помощи основных орудий производства, представляющих не колхозную, а общенародную собственность.

Следовательно, колхоз не является собственником основных орудий производства.

Колхоз – предприятие кооперативное, он пользуется трудом своих членов и распределяет доходы среди членов по трудодням, причем у колхоза есть свои семена, которые ежегодно возобновляются и идут в производство.

Спрашивается: чем же собственно владеет колхоз, где та колхозная собственность, которой он может распоряжаться вполне свободно, по собственному усмотрению?

Такой собственностью является продукция колхоза: зерно, мясо, овощи, хлопок, и т.д., не считая построек и личного хозяйства‑колхозников на усадьбе[s].

Дело в том, что значительная часть этой продукции, излишки колхозного производства, поступают на рынок и включаются в систему товарного обращения – именно это обстоятельство и мешает сейчас поднять колхозную собственность до уровня общенародной собственности.

Поэтому именно с этого конца и нужно развернуть работу по повышению колхозной собственности до уровня общенародной.

Чтобы поднять колхозную собственность до уровня общенародной собственности, нужно выключить излишки колхозного производства из системы товарного обращения и включить их в систему продуктообмена между государственной промышленностью и колхозами. В этом суть.

У нас нет еще развитой системы продуктообмена, но есть зачатки продуктообмена в виде «отоваривания» сельскохозяйственных продуктов.

Как известно, продукция хлопководческих, льноводческих, свекловичных и других колхозов уже давно «отоваривается», правда, «отоваривается» не полностью, частично, но все же «отоваривается».

Задача состоит в том, чтобы эти зачатки продуктообмена организовать во всех отраслях сельского хозяйства и развить их в широкую систему продуктообмена с тем, чтобы колхозы получали за свою продукцию не только деньги, а главным образом необходимые изделия.

Такая система потребует громадного увеличения продукции, отпускаемой городом деревне, поэтому ее придется вводить без особой торопливости, по мере накопления городских изделий. Но вводить ее нужно неуклонно, без колебаний, шаг за шагом сокращая сферу действия товарного обращения и расширяя сферу действия продуктообмена.

Такая система, сокращая сферу действия товарного обращения, облегчит переход от социализма к коммунизму.

Кроме того, она даст возможность включить продукцию колхозного производства в общую систему общенародного планирования.

Это и будет реальным и решающим средством для повышения колхозной собственности до уровня общенародной собственности при наших современных условиях.

Выгодна ли такая система для колхозного крестьянства? Безусловно выгодна.

Выгодна, так как колхозное крестьянство будет получать от государства гораздо больше продукции и по более дешевым ценам, чем при товарном обращении.

Всем известно, что колхозы, имеющие с правительством договора о продуктообмене, получают несравненно больше выгод, чем колхозы, не имеющие таких договоров. Если систему продуктообмена распространить на все колхозы в стране, то эти выгоды станут достоянием всего нашего колхозного крестьянства.

С сельскохозяйственной коммуной торопиться не надо. Коммуна будет после того, как функции крестьянского двора по обслуживанию личных потребностей отпадут.

Переход к коммуне требует решения массы вопросов, создания хороших столовых, прачечных и т.п.

Сельскохозяйственные коммуны будут тогда, когда сами крестьяне убедятся в целесообразности перехода к ним.

Когда сельскохозяйственная артель перерастет в коммуну, трудно сказать. Пока существует товарное производство, надо с ним справиться. Нельзя точно сказать, что вторая фаза коммунизма уже начнется, когда появятся коммуны. Но и сказать, что без коммуны невозможно перейти ко второй фазе коммунизма, тоже рискованно.

Нельзя себе представить переход ко второй фазе коммунизма по‑обывательски. Никакого особого «вступления» в коммунизм не будет. Постепенно, сами не замечая, мы будем въезжать в коммунизм. Это не «вступление в город» – «ворота открыты – вступай».

В настоящее время в некоторых колхозах колхозницы уже стоят за то, чтобы освободиться от оков домашнего хозяйства, передать скот в колхозы, чтобы получать мясные и молочные продукты от колхоза. Но от птицы пока еще не отказываются. Это лишь отдельные факты, ростки будущего.

Сейчас сельскохозяйственная артель вовсе не является оковами для развития хозяйства. На первой фазе коммунизма артель будет постепенно переходить к коммуне. Здесь нельзя провести резкой грани.

Надо колхозное производство постепенно приближать к общенародному.

Тут масса сложных вопросов. Надо приучать колхозников, чтобы они больше думали об общественном деле. Сейчас колхоз ничего кроме своего хозяйства знать не хочет. Сейчас нет объединения колхозов в масштабе районов и областей.

Не следует ли пойти на создание сверху общенародного хозяйственного органа, учитывающего продукцию города и деревни.

Начать здесь нужно с учета продукции как госпредприятий, так и колхозов, а потом перейти к распределению сначала лишь излишков продукции. Надо установить фонды, которые не распределяются, и фонды, подлежащие распределению.

Нужно будет постепенно приучать колхозников к тому, чтобы думать об общенародных интересах.

Но это долгий путь, и не следует здесь торопиться. Торопиться некуда. Дела у нас идут хорошо. Цель правильная. Пути ясны, дорожки все указаны.

Вопрос о распаде единого мирового рынка и углублении кризиса мирововой капиталистической системы

Наиболее важным экономическим результатом второй мировой войны и ее хозяйственных последствий нужно считать распад единого всеохватывающего мирового рынка.

Это обстоятельство определило дальнейшее углубление общего кризиса мировой капиталистической системы[t].

Вторая мировая война была порождена этим кризисом.

Каждая из двух капиталистических коалиций, вцепившихся друг в друга во время войны, рассчитывала разбить противника и добиться мирового господства. В этом они искали выход из кризиса.

Однако война не оправдала этих надежд.

Правда, Германия и Япония были выведены из строя, как конкуренты трех главных капиталистических стран: США, Англии, Франции.

Но наряду с этим от капиталистической системы отпали Китай и другие народно‑демократические страны в Европе, образовав вместе с Советским Союзом единый и мощный социалистический лагерь, противостоящий лагерю капитализма.

Экономическим результатом существования двух противоположных лагерей явилось то, что единый всеохватывающий мировой рынок распался, в результате чего мы имеем теперь два параллельных мировых рынка, тоже противостоящих друг другу.

Следует отметить, что США и Англия с Францией сами, конечно, помимо своей воли, содействовали образованию и укреплению нового параллельного мирового рынка. Они подвергли экономической блокаде СССР, Китай и европейские народно‑демократические страны, не вошедшие в систему «плана Маршалла», думая этим удушить их. На деле же получилось не удушение, а укрепление нового мирового рынка.