Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 18. Дон Вандерли очнулся, услышав голос брата
Дон Вандерли очнулся, услышав голос брата. Его окружали мягкий свет и знакомые звуки большого города. Ему было очень холодно, хотя стояло лето. Нью-йоркское лето. Он сразу узнал, где находится. На восточных Пятидесятых, недалеко от кафе, где они всегда встречались с Дэвидом, когда он прилетал в Нью-Йорк. Это была не галлюцинация. Он действительно был в Нью-Йорке, и стояло лето. Он почувствовал в руке что-то тяжелое. Топор. Но зачем? Он опустил топор на землю. — Дон, очнись! — позвал его брат. Да, у него был топор… они видели зеленый свет… дверь открылась… — Дон! Он поглядел вперед и увидел знакомое кафе. За одним из столиков на веранде сидел Дэвид, выглядевший здоровым и загорелым. Он был в легком синем костюме и темных очках. — Эй, очнись! Дон протер лицо замерзшей рукой. Нужно не показаться Дэвиду смущенным — он пригласил его на ленч, он хочет ему что-то сказать. Нью— Йорк? Да, это Нью-Йорк и его брат Дэвид, радующийся встрече с ним. Дон оглянулся на тротуар. Топор куда-то исчез. Он пробежал между машин и обнял брата, чувствуя запах сигар и хорошего шампуня. Он был здесь, живой. — Что с тобой? — спросил Дэвид. — Меня здесь нет, а ты мертв, — вырвалось у него. Дэвид, казалось, сконфузился, но быстро скрыл это улыбкой. — Лучше садись, братишка. И не говори так больше. Дэвид взял его за локоть и усадил на стул под большим зонтом от солнца. — Я не… — начал Дон. Он чувствовал сиденье стула, вокруг шумел Нью-Йорк, на другой стороне улицы горела золотом вывеска французского ресторана. Даже его холодные ноги подтверждали, что тротуар раскален. — Я заказал тебе отбивную, — сказал Дэвид. — Не думаю, что ты захочешь каких-нибудь изысков, — он взглянул на него через столик. Очки скрывали его глаза, но все его лицо излучало доброжелательность. — Костюм тебе нравится? Теперь ты выписался и сможешь сам купить себе, что захочешь. Этот я нашел у тебя в шкафу. — Дон посмотрел на свой костюм: оттенка загара, с галстуком в коричневую и зеленую полоску и светло-коричневыми туфлями. На фоне элегантности Дэвида он выглядел немного неряшливо. — Ну что, скажешь, я мертв? — спросил Дэвид. — Нет. — Ну слава Богу! Ты заставил меня поволноваться. Помнишь хоть, что случилось? — Нет. Я был в больнице? — У тебя случился нервный срыв. Еще немного — и пришлось бы покупать тебе билет в один конец. Это случилось, как только ты закончил свою книгу. — «Ночной сторож»? — А какую же еще? Ты начал нести что-то насчет того, что я мертв, а Альма — это что-то ужасное и таинственное. Странно, что ты ничего из этого не помнишь. Ну теперь все это позади. Я говорил с профессором Либерманом, и он обещал взять тебя осенью на работу — ты ему понравился. — Либерман? Не он ведь сказал, что я… — Это было до того, как он узнал о твоей болезни. Во всяком случае, я забрал тебя из Мексики и поместил в частный госпиталь в Ривердейле. Оплачивал все счета, пока ты там был. Отбивная сейчас будет, а пока выпей мартини. Дон послушно отпил из стакана: знакомый терпкий вкус. — А почему мне так холодно? — Остаточный эффект. Они сказали, что это продлится день или два — холод и плохая ориентация. Официантка принесла их заказ. Дон позволил ей забрать его бокал с мартини. — Да, тебя пришлось лечить основательно, — продолжал его брат. — Ты решил, что моя жена монстр и убила меня в Амстердаме. Доктор сказал, что ты не мог смириться с тем, что потерял ее, и поэтому так и не приехал сюда, когда я тебя звал. Ты вообразил, что описанное тобой в романе — реальность. Когда ты отослал книгу своему агенту, то засел в гостинице, не ел, не мылся, даже в сортир не выходил. Пришлось мне ехать за тобой в Мехико-Сити. — А что я делал час назад? — Тебе сделали укол успокоительного и отправили на такси сюда. Я подумал, что тебе будет приятно снова увидеть это место. — Сколько я пробыл в больнице? — Почти два года. Но ты прогрессировал только в последние месяцы. — А почему же я ничего не помню? — Очень просто. Потому что не хочешь. В каком-то смысле ты родился пять минут назад. Но постепенно все вернется. Ты можешь пока пожить у нас на Айленде — море, солнце, женщины. Как тебе это? Дон оглянулся по сторонам. По тротуару мимо них шла высокая загорелая женщина в солнечных очках, сдвинутых на волосы, с огромной овчаркой на поводке. Она показалась ему эмблемой реальности, символом того, что он здоров и все, что он видит, — правда. Она была незнакомой, ничего не значащей, но если слова Дэвида правдивы, она олицетворяла реальную жизнь. — Ты увидишь еще много женщин, — сказал Дэвид, поймав его взгляд. — Не смотри так на первую попавшуюся. — Так ты женился на Альме. — Конечно. Она очень хочет тебя видеть. И знаешь, — Дэвид поднял вилку с кусочком мяса, — твоя книга ее вдохновила. Она решила посвятить себя литературе. И вот еще что, — он придвинул стул ближе. — Если бы такие существа, каких ты описал, в самом деле существовали… — Они существуют. Я знаю. — Ладно. Ну так вот, ты не думаешь, что мы казались бы им смешными и глупыми? Мы живем каких-то жалких шестьдесят-семьдесят лет, а они столетия. Могут превращаться во все, во что захотят. Наши жизни формируются случаем, совпадением, слепой комбинацией генов — они создают себя сами. Они могут презирать нас. И они правы. — Нет, — запротестовал Дон. — Все не так. Они жестоки и безжалостны, они живут убийством. Ты не можешь так говорить. — Дело в том, что ты все еще держишься за сюжет своего романа. Он засел в тебе, и ты на самом деле жил в нем. Доктор рассказывал мне, что ты гулял по коридору и разговаривал с какими-то несуществующими людьми. А потом сам отвечал за них. Ты говорил с каким-то Сирсом и еще с Рики, — Дэвид улыбнулся и покачал головой. — А что случилось в конце этой истории? — Что? — Что случилось в конце? — Дон отложил вилку и сел прямо, глядя в спокойное лицо брата. — Они не пустили тебя туда. Они боялись — судя по твоим репликам, — что их там убьют. Вот в чем дело — ты выдумал всех этих фантастических героев и вписал себя в их историю. Доктор сказал, что самый интересный случай безумия у творческой личности. Но они вытащили тебя из твоей истории. Тебе повезло. Дона словно овеяло холодным ветром. — Привет! — сказал Сирс. — Мы все иногда видим сны, но ты первый, кто видел их на нашем заседании. — Что? — Рики схватился за голову, видя вокруг себя знакомую обстановку библиотеки Сирса: застекленные книжные шкафы, кожаные кресла, темные окна. Сирс, сидящий напротив, глядел на него с легкой укоризной. Льюис и Джон с бокалами виски в руках казались скорее смущенными. — Сны? — Рики потряс головой. Он тоже, как и они, был в вечернем костюме; по тысячи знакомых деятелей он понял, что заседание Клуба Чепухи подходит к концу. — Ты задремал, — сказал Джон. — Как только закончил рассказывать историю. — Историю? — А потом, — добавил Сирс, — ты поглядел прямо на меня и сказал: «Ты мертв». — Ох, какой кошмар! Да-да. Слушайте, неужели это был сон? Мне так холодно! — В нашем возрасте у всех плохое кровообращение, — сказал Джон. — Какое сегодня число? — Да, ты действительно отключился, — Сирс поднял брови. — Девятое октября. — А Дон здесь? Где Дон? — Рики в панике оглядел библиотеку, словно племянник Эдварда притаился где-нибудь за креслом. — Рики, Рики! Мы только что решили написать ему, было бы удивительно, если бы он приехал так скоро. — Мы расскажем ему о Еве Галли? Джон осторожно улыбнулся, а Льюис, подавшись вперед, посмотрел на Рики, как на сумасшедшего. — Да, у тебя сегодня ценные идеи, — сказал Сирс. — Джентльмены, нашему другу явно надо отдохнуть, поэтому собрание прекращается. — Сирс, — Рики вспомнил еще об одном. — Да, Рики? — Когда мы встретимся в следующий раз у Джона, пожалуйста, не рассказывай историю, которую ты хочешь рассказать. Это может иметь страшные последствия. — Подожди-ка, Рики, — Сирс поманил двух других к выходу. Он вернулся с зажженной сигарой и с бутылкой. — Тебе явно нужно выпить. А потом как следует выспаться. — Я долго дремал? — внизу, на улице, Льюис начал заводить свой «моргай». — Минут десять. Так что там насчет моей истории? Рики открыл рот, чтобы сказать то, что еще недавно казалось ему таким важным, и понял, что выглядит очень глупо. — Не помню. Что-то насчет Евы Галли. — Обещаю, что не буду говорить об этом. Да и с чего бы? Никто из нас не хочет это ворошить. — Нет. Мы должны… — Рики понял, что собирается еще раз упомянуть Дона Вандерли, и покраснел. — Должно быть, это тоже часть моего сна. Сирс, окна закрыты? Я правда замерз. И чувствую себя очень усталым. Не знаю… — Возраст. Мы ведь немало пожили, Рики. Скоро конец. Джон уже умирает, ты видишь? — Да, вижу, — Рики вспомнил начало заседания и то, каким старым выглядел Джон — все это, казалось, было годы назад. — Смерть. Вот что мы видим, мой друг. Ты упомянул Еву Галли, так послушай, что я тебе скажу. Эдвард умер не от естественной причины. Он увидел видение такой неземной, ужасающей красоты, что его сердце не выдержало. С тех пор мы в своих историях скользим по краю этой красоты. — Нет, не красоты, — запротестовал Рики. — Это было что-то ужасное… отвратительное. — Слушай! Быть может, существует другая раса — прекрасная, могущественная, всезнающая? Если они есть, они могут презирать нас. Мы по сравнению с ними скоты. Они живут столетия, и мы с тобой кажемся им детьми. Они создают себя сами, не доверяясь случаю, совпадению или слепому сочетанию генов. Они вправе нас презирать, — Сирс встал и начал расхаживать по комнате. — Ева Галли. Быть может, тогда мы потеряли свой шанс. Рики, мы могли увидеть то, что не видели за всю нашу убогую жизнь. — Они еще более убоги, чем мы, — сказал Рики и вспомнил: Байт. — Не рассказывай про Бэйтов, вот о чем я хотел попросить. — О, все это кончилось. Все. Для всех нас. Рики чувствовал себя больным, ужасно замерзшим. Холод давил на его легкие и сковывал руки и ноги. Сирс нагнулся над ним. — Рики, похоже, ты простудился. Не хватало тебе только пневмонии. Дай-ка пощупаю твои гланды. Массивная рука Сирса обхватила его горло. Рики отчаянно чихнул. — Слышишь, что я говорю? — сказал Дэвид. — Ты поставил себя в положение, из которого единственным логичным выходом может быть смерть. Твоя смерть. Ты изобразил эти существа, как зло, но втайне знал, что они просто высшая раса. Ты думал, что они хотят убить тебя, и таким образом чуть не принес себя в жертву. Опасная игра, братишка. Дон покачал головой. Дэвид отложил нож и вилку. — Давай поставим опыт. Я докажу тебе, что ты хочешь жить. — Я знаю, что я хочу жить, — он снова посмотрел на неподражаемо реальную улицу, где неподражаемо реальная женщина снова вела на поводке неподражаемо реальную овчарку. Но они ведь проходили тут раньше? Или это и есть потеря ориентации? — Я докажу. Я сейчас возьму тебя за горло и начну сжимать. Когда ты захочешь меня остановить, ты скажешь. — Это смешно. Дэвид быстро встал и сдавил его горло. — Стоп, — сказал Дон, но Дэвид не ослабил хватку. Рядом за столиками люди продолжали неподражаемо реально есть и пить, ничего не замечая. — Стоп, — попытался сказать Дон еще раз, но уже не смог. Лицо Дэвида склонилось над ним; потом это был уже не Дэвид, а гигантский олень, или сова, или что-то среднее между ними. Поблизости кто-то громко чихнул. — Привет, Питер. Так ты решил зайти? Кларк Маллиген вышел из своей будки. — Спасибо, что привели его, миссис Берне. Ко мне сейчас мало кто ходит. Да что с тобой, Питер? Питер открыл рот и закрыл его опять. — Скажи ему спасибо, Питер, — сухо сказала мать. — Это, должно быть, фильм так подействовал. Я его сто раз смотрел, и все равно забирает. Вот и все, Пит. Это фильм. — Фильм? Нет… мы шли по лестнице, — он поднял руку и увидел в ней нож. — Именно. Твоя мама сказала, что ты захотел посмотреть, как это выглядит отсюда. Но поскольку вы единственные зрители, ничего плохого в этом нет. — Питер, где ты взял этот нож? — спросила мать. — Брось его немедленно! — Нет. Мне нужно… ох. Мне нужно… — Питер отступил от матери и оглядел маленькую операторскую будку. Пальто на крюке; календарь; пустая бутылка. Здесь было так холодно, как будто Маллиген показывал кино на улице. — Успокойся, Пит. Смотри, вот так ставится катушка, и когда краешек показывается вот здесь, я нажимаю вот на эту кнопку… — Что было в конце? — хрипло спросил Питер. — Я не могу вспомнить… — О, они все умерли. Так ведь все кончается, правда? Когда они сражаются, это выглядит героически, но они все равно обычные маленькие люди. И все они умрут, вот увидишь. Если хочешь, можешь посмотреть конец у меня. Как вы, миссис Берне? — Ему лучше, — сказала Кристина. — У него случился какой-то припадок. Питер, отдай мне нож. Питер спрятал нож за спину. — О, скоро он увидит, миссис Берне, — сказал Маллиген, включая второй проектор. — Что увижу? Почему у вас так холодно? — Отопление испортилась. Что увидишь? Ну сперва убьют двоих, а потом… смотри сам. Питер заглянул в отверстие и увидел экран, светящийся над пустым залом… Рядом громко чихнул невидимый Рики Готорн, и стены операторской будто закачались. Он увидел что-то расплывчатое, с уродливой головой какого-то животного. Потом это снова был Кларк Маллиген. — Пленка сбилась, извини. Теперь все будет нормально, — сказал он, но его голос дрожал. — Отдай мне нож, Питер, — потребовала мать. — Это все фокусы. Грязные фокусы. — Питер, не груби! Кларк Маллиген склонился над ним с выражением жалости на лице, и Питер, вспомнив вестерны, всадил нож в его выпяченный живот. Мать закричала, уже начиная распадаться, как все вокруг. Питер ухватил нож обеими руками и рванул вверх, плача от ужаса и отвращения; Маллиген повалился на проекторы, сбивая их со штативов.
|