Шоколадное сердечко

Фиона глазам своим не поверила. Она видела, как Элиот бросил монеты в бейсболку нищего старика. Девочка была всего на десять минут старше брата, но иногда ей казалось, что между ними разница в десять лет. И как только он мог проявить подобное ребячество?

Фиона бросилась к Элиоту, чтобы увести брата, пока тот не отдал бродяге заодно и свой ланч.

Старик оглядел ее с головы до ног, но взгляд его был не такой, каким на нее порою смотрели парни. Фиона слышала, что девушки называют такие взгляды «раздевающими». Старик смотрел так, словно видел ее насквозь, до самой последней косточки.

Теперь и она почувствовала запах сардин, немытого тела и дыма.

Но дело было не только в запахе. Ее отталкивало от старика что‑то необъяснимое. Ей хотелось как можно скорее оказаться подальше от него. Он ее пугал.

Фиона потянула Элиота за руку. Рука у него была очень холодная.

– Пошли, – прошептала девочка. – Мы опоздаем.

– Да, да… – рассеянно проговорил Элиот, не отрывая от старика глаз.

И они ушли.

– С таким же успехом ты мог бросить деньги в сточную канаву, – буркнула Фиона. – Он, небось, и играть‑то не умеет. И скрипку, наверное, в мусорном баке нашел.

– Да нет, наверняка он умеет играть, – пробормотал Элиот, нервно потирая ладони. – И думаю, хорошо.

Ее брат был излишне добр, и люди вроде того старика этим пользовались. На миг у Фионы возникло желание вернуться и отобрать деньги. Но было бы лучше, если бы Элиот понял, что не все живут по ста шести бабушкиным правилам. За пятьдесят центов такой урок обошелся бы не слишком дорого.

Стоило Элиоту заговорить о музыке, и его взгляд сразу становился каким‑то глупым. Фиона знала, что напоминать брату о правиле номер тридцать четыре бесполезно. С таким же успехом можно беседовать с мусорным баком об эстетике или с кирпичной стеной об аэродинамике. Фиона представила себе, какой была бы ее жизнь, если бы ей не приходилось постоянно присматривать за братом. Элиот все время пытался придумать, как бы обойти бабушкины запреты, и в итоге им обоим могли грозить неприятности.

Но так или иначе, он был ее братом – чем‑то вроде третьей руки, растущей из середины груди. Это раздражало Фиону, но не могла же она эту руку взять да отрезать.

– Си сказала мне, что ты приемный ребенок, – наконец заявила Фиона. – Я видела свидетельство о рождении. Там написано: «Элиот Пост. Sarcoptes scabiei».

Так назывался микроскопический клещ, вызывавший чесотку – заболевание, характеризующееся сыпью и сильным зудом.

Элиот почесал макушку.

– Поменьше увлекайся книгами по медицине. Я их тоже все прочел. Теряешь чутье? Может, ты подцепила mycobacterium leprae?

Это был штамм бактерий, называемых также бациллами Хансена. Они вызывали проказу. Дразнилка получилась двусмысленной.

Близнецы повернули за угол в том месте, где сходились Мидуэй‑авеню и Вайн‑стрит. На противоположной стороне улицы расположился цветочный магазин «Сол гранда», источавший ароматы роз и лаванды. Фиона мечтала о том, чтобы ей хоть раз в жизни кто‑нибудь подарил розы. Хотя бы раз. Хоть кто‑нибудь.

Наискосок от цветочного магазина находился «Розовый кролик» – кафе здорового питания с соковым баром. Фанерный кролик сидел на углу и пил из пластикового стакана, наполненного зеленой пенистой жидкостью. Элиоту нравилось бывать в «Розовом кролике». Вечером по четвергам там устраивали «открытый микрофон», и он делал вид, что не слушает захожих певцов.

Напротив «Кролика» возвышались колонны Всеамериканского дворца пиццы Ринго. Заведение, по идее, должно было выглядеть как миниатюрная копия Белого дома, но все портило одно крыло, сложенное из неоштукатуренных шлакоблоков. Его недавно пристроили и планировали со временем разместить здесь боулинг на четыре дорожки. Рядом с входными стеклянными дверями красовалось изображение Дяди Сэма с красно‑бело‑синим шаром для боулинга в одной руке и ломтем пиццы в другой.

Здесь сталкивались друг с другом запахи из трех заведений: ароматы роз и лаванды, очищенной моркови и апельсинов, сигарет, дрожжей и перечной мяты.

Пиццерия Ринго была поистине средоточием всевозможных нелепостей. Пицца, как известно, родилась в итальянском городе Неаполе, боулинг изобрели в Германии, а возможно – в Древнем Египте. Колониальная архитектура развилась под сильным влиянием искусства эпохи Возрождения. Так что слово «всеамериканский» выглядело на редкость нелогично.

Элиот и Фиона немного постояли у стеклянных дверей заведения Ринго. Фионе не хотелось входить. Ее там не радовало ничего: ни смешение стилей, ни тележки для грязной посуды, ни мытье тарелок и вилок.

Но незримая рука словно бы подталкивала их вперед. «Работа – краеугольный камень характера», – любила повторять бабушка.

Близнецы трудились в Дубовом доме, сколько Фиона себя помнила. Сначала они подметали и натирали до блеска мили паркета. Как только им исполнилось тринадцать, бабушка выхлопотала для них разрешения на работу (наверняка фальшивые) и устроила к Ринго.

Фиона ухватилась за ручку и открыла дверь, пропустив Элиота вперед.

– Входи, – сказала она брату. – Смена – всего четыре часа. Мы выдержим.

– Ага, – поморщившись, отозвался Элиот. – Это проще простого.

Он шагнул за порог, Фиона – за ним. Кондиционер дохнул на нее арктической стужей. Здесь всегда было слишком холодно. Она пожалела, что не надела свитер поверх платья.

Дневной менеджер Майк, стоявший за стойкой, скрестил руки на груди.

– Опоздали на пять минут, – возвестил он. – Я вычту с вас часовую плату.

Элиот шагнул было вперед, но Фиона толкнула его локтем. Это было предупреждение – держи рот на замке.

Они вовсе не опоздали; даже при том, что задержались около бомжа, все равно у них оставалось еще минут пятнадцать. Но с Майком желательно было не спорить. Начнут огрызаться, он придумает для них дополнительную работу.

Майк Пул приехал в Дель‑Сомбру на лето. Он учился на втором курсе в Беркли. Шелковистые рыжие волосы, руки в веснушках – Майка можно было бы назвать красивым, если бы его глаза не смотрели так тупо, по‑бычьи, и не светились такой жестокостью.

Он сунул тонкую книжечку под календарь, лежавший на стойке, но Фиона успела заметить название. «Макбет», издательство «Cliff's Notes».[6]

Свой томик с этой пьесой она перечитала десяток раз.

– Ну… Фиона? – Майк вышел из‑за стойки. – Подумала насчет должности официантки? Я мог бы научить тебя. Это просто. – Он улыбнулся и смерил ее с головы до ног злобным бычьим взглядом. Взгляд был из разряда «раздевающих». – У тебя отлично получится.

Фиона отвернулась, опустила плечи и почувствовала, как пылают щеки.

– Нет, у меня с людьми не очень хорошо получается, – пробормотала она. – Спасибо. Мне нравится убирать посуду. Это просто здорово.

– Ну, как знаешь, – фыркнул Майк. – Тут кому‑то из вечерней смены плохо стало, и тебе оставили банкетный зал. – Он перевел взгляд на Элиота. – Сегодня нужно мусорные баки почистить, малыш. Закончи с этим, а потом за посуду принимайся. Баки помой с хлоркой.

– Хорошо, – кивнула Фиона.

Она прошмыгнула мимо Майка. Элиот вошел в зал следом за ней. Дверь в противоположной стене вела в еще один зал, поменьше, – банкетный, а слева, за вращающейся дверью, находилась кухня.

Фиона чувствовала, что Майк смотрит ей в спину. Она решила, что глаза у него все же не бычьи. Это было бы несправедливо по отношению к крупному рогатому скоту. Глаза у Майка были крысиные.

Солнечный свет лился сквозь витражи окон. За пятью из пятнадцати столиков уже сидели обычные в это время посетители – люди в униформе туристов, посещавших винодельческий округ: мужчины в брюках цвета хаки и просторных шелковых рубашках; женщины в дизайнерских джинсах, свитерах и с шестнадцатью фунтами золотых украшений.

К половине двенадцатого пиццерия будет набита до отказа, а в двенадцать посетители пойдут толпами. Поэтому Элиоту с Фионой предстояло изрядно потрудиться, чтобы навести чистоту.

Пусть заведение Ринго представляло собой скопище несочетаемых стилей и сильно отдавало безвкусицей, но его выручало расположение. Оно находилось на живописной дороге, ведущей от Сан‑Франциско к самому сердцу калифорнийского винодельческого округа. Словом, именно на том самом месте, где лучше всего выкачивать денежки из туристов.

Элиот наткнулся на Фиону. Просто шагнул вперед, словно ее не было. Она обернулась и поняла, в чем дело. Ее брат уставился на официантку, которая сегодня обслуживала столики. Линда была девушкой эффектной, на нее заглядывались многие парни.

Фиона схватила Элиота за плечи и подтолкнула к кухонной двери.

– Нам лучше приняться за работу, пока не явился Майк, – негромко проговорила она.

– Да, конечно, – смущенно заморгал Элиот.

– Держи голову над водой.

Это был довольно неприкрытый намек на его рост, неважное умение плавать и на гигантскую мойку, возле которой Элиоту предстояло провести ближайшие четыре часа.

Брат сердито сверкнул глазами, но тут же просиял, поскольку придумал, как поддразнить сестру.

– Ну у тебя‑то работа почище, чем у меня, – съязвил он.

Он намекал на обязанности Фионы в заведении Ринго. Уборка со столов приводила к непосредственному контакту с пятнами соуса, пролитым оливковым маслом, комками кукурузной каши… и все это попадало на платье Фионы и на ее волосы, как бы ни старалась она работать аккуратно. И хотя девочка каждый вечер принимала душ, запахи накрепко приставали к ней.

Элиот пошел в кухню, а Фиона взяла тележку и покатила ее к банкетному залу.

Она бросила взгляд на Линду, болтавшую с посетителями о дороге и погоде. Посетители всегда смеялись над шутками Линды и обычно заказывали по ее совету фирменную пасту. Может быть, из‑за того, как она выглядела. Идеальный макияж, короткие жесткие светлые волосы – она вполне могла бы стать моделью. Юбка, розовая блузка и длинные, чуть загибающиеся ногти прекрасно сочетались по цвету.

Линда умела отбиваться даже от Майка. Когда он останавливался слишком близко и пялился на нее, она ухитрялась улыбаться. И всегда находила причину, чтобы не пойти куда‑нибудь с ним, но он никогда на нее за это не обижался.

Линда заметила Фиону, кивнула и улыбнулась ей, но тут же вернулась к разговору с посетителями.

Так же как Майк, Линда вела себя с Фионой вроде бы дружелюбно, хотя на самом деле никакого дружелюбия не было и в помине.

Фиона неловко помахала рукой и отвернулась. Она одернула подол платья, хотя как его ни оправляй, оно все равно выглядело мятым. Жаль, что ей не хватало смелости сказать Си, что она ненавидит одежду, которую та им шьет, но это разбило бы сердце старушке.

Фиона еще раз искоса взглянула на Линду. Та над чем‑то смеялась вместе с посетителями. Они оставляли ей хорошие чаевые. И дело было не только в ее внешности. Фиона отдала бы все на свете за то, чтобы обрести такую, как у Линды, уверенность. Всякий раз, когда ей приходилось говорить с незнакомыми людьми, у нее так колотилось сердце, что она едва слышала свой тоненький голосок, пытающийся произнести нечто связное. Она не могла бы взглянуть собеседнику в глаза даже ради спасения собственной жизни и почти весь день смотрела себе под ноги.

Если бы стеснительность считалась болезнью, Фиону наверняка поместили бы в реанимацию и подсоединили к аппарату социальной искусственной вентиляции.

Она вздохнула и остановилась перед дверьми банкетного зала.

Что‑то было не так. Двери оказались закрытыми.

Банкетный зал днем всегда оставляли открытым, чтобы посетители видели стол, за которым могли разместиться двадцать персон, бар и большой телеэкран. Возможно, они захотели бы арендовать этот зал для вечеринки в честь дня рождения или просмотра футбольного матча.

И тут Фиона почувствовала запах. Ваниль, перец и еще что‑то кислое, уже не похожее на запах еды.

Девочка вдохнула, выдохнула и раздвинула створки дверей.

Сразу стало ясно, что здесь происходило вчера. Под видом вечеринки в честь дня рождения здесь заперли не шестилетних детишек, а компанию обезьян. Стены, пол и столы (последние реже) были перепачканы и усыпаны макаронами, корками пиццы, комками застывшего сыра и бледно‑голубой глазури. Тут и там белели лужицы растаявшего мороженого, засыпанные разноцветным конфетти.

Один из углов зала был щедро забрызган чем‑то оранжевым. Фиона поняла причину того, отчего кому‑то из вечерней смены сделалось плохо, о чем ей говорил Майк.

Девочка толкнула тележку вперед и закрыла за собой двери. Не стоило показывать это зрелище посетителям.

Она нацепила на волосы сеточку и повязала поверх нее бандану. Потом надела длинный, до колен, белый льняной фартук и, наконец, толстые резиновые перчатки. Это были ее доспехи.

Она вымела конфетти, остатки еды и обрывки упаковочной бумаги с рисунком в виде крошечных роботов. Затем отскребла совком липкие пятна глазури и сыра.

Фиона гадала, каково это: настоящая вечеринка в честь дня рождения? У них с Элиотом в этот день соблюдался привычный ритуал. Си старалась приготовить на завтрак что‑нибудь особенное, а они старались сделать вид, что они в восторге. Были и подарки: обычно – книги, наборы ручек или ежедневники. Но их никогда не заворачивали в цветную бумагу. И уж конечно – не в бумагу, на которой нарисованы роботы.

Конечно, для того, чтобы твой день рождения был настоящим, нужно пригласить друзей, запастись воздушными шариками, играми. Фиона не могла представить ничего подобного в бабушкиной квартире.

Она вытирала пролитое оливковое масло, и вдруг ее рука замерла. Она поймала себя на том, что жутко злится на бабушку и все ее сто шесть правил.

Интересно, если бы не эти правила, она могла бы стать такой, как Линда? Сумела бы разговаривать с людьми? Улыбаться? Не смотреть себе под ноги? И она уж точно не работала бы. Гостила бы летом у друзей, оставалась у них на ночь после вечеринок, ходила бы на поздние сеансы в кино… Мечты из области мифов и сказок, вот что это было такое. И куда более фантастичные, чем истории из пыльных книжек на полках ее жилища.

Фиона почувствовала усталость. Она хотела лечь на пол и лежать, и пусть бы ее тут нашли в конце смены.

Но вдруг ее внимание привлекло что‑то блестящее. Что‑то маленькое, завернутое в красную фольгу, выглядывало из‑под бумажной тарелки. Фиона отодвинула тарелку и увидела нетронутую конфету. На обертке было написано: «Горький особый».

Ее сердце часто забилось. Она подошла ближе.

Это был шоколад.

Шоколад бабушкиными правилами не запрещался, но в жизни Фионы он был такой же редкостью, как дни без домашнего задания. На кухне у Си хранились полусладкие шоколадные хлопья, порошок какао, иногда – плитка горького кулинарного шоколада, который употреблялся для приготовления печенья, мексиканского шоколадного соуса и рождественской сливочной помадки. Но все это можно было только с большой натяжкой назвать съедобным. Фиона однажды попробовала несколько хлопьев, за что Си ударила ее по руке деревянной ложкой. И все же оно того стоило.

Девочка торопливо сняла перчатку и схватила конфету. Она была в форме сердечка. Обертка на ощупь оказалась холодной, но быстро согрелась в руке Фионы.

Может быть, стоит сберечь конфету и съесть после работы? Нет. До конца смены с крошечной конфеткой могло произойти что угодно. Она могла упасть в воду, на нее могли наступить, конфету могли украсть… так что лучше съесть ее не откладывая.

А как же Элиот? Ведь она должна поделиться с ним этим лакомством…

Но конфетка такая маленькая…

Фиона сняла вторую перчатку и осторожно развернула красную фольгу. Внутри лежала плоская конфета, почти черная, с коричневыми завитками. Девочка вдохнула необъяснимый аромат тайны, любви, шепота.

И откусила крошечный кусочек.

Шоколад был мягким и нежным. Фиона зажмурилась. Словно бархат, шоколад коснулся ее языка и растворился. Тепло хлынуло в ее кровь, растеклось по телу. Тающая во рту конфета казалась сладкой и горькой одновременно, как бы наэлектризованной, с легким привкусом дыма.

Фиона проглотила конфету. Ее сердце забилось чаще. Она сделала вдох и задержала дыхание, а потом выдохнула.

Это было так хорошо.

А потом все исчезло.

Наверное, так себя чувствуешь, когда целуешься с мальчиком? Или падаешь с высоты? Щекочущий жар и мурашки по коже одновременно?

Фиона посмотрела на оставшуюся половинку конфеты и проглотила слюну.

Ей очень хотелось доесть лакомство, но она сдержалась и аккуратно завернула половинку конфеты в фольгу.

Для Элиота. Он тоже заслуживает хоть немножко радости в день рождения.

Фиона обернула конфету чистой салфеткой и сунула драгоценный подарок в карман платья.

Потом надела перчатки.

Ей стало намного лучше. Она была полна энергии.

Девочка закончила уборку гораздо быстрее, чем обычно. Она даже не представляла, что так хорошо справится. Паркетный пол и пластиковая крышка стола сверкали. Все запахи сменились сосновым ароматом чистящего средства… но стоило Фионе захотеть, и она сразу же вспоминала запах шоколада.

Девочка прикоснулась к карману, чтобы убедиться, что конфета все еще там.

А потом раскрыла двери и покатила нагруженную грязной посудой тележку к мойке.

Когда она переступила порог кухни, ее окутали пар и запахи хозяйственного мыла и хлорки. Повар помахал ей рукой. Руки у Джонни были такие мощные, что он мог подбрасывать два комка теста для пиццы одновременно. Он отвернулся к плите. В духовках готовилось пять пицц, на поверхности которых пузырился расплавленный сыр.

Элиот стоял у дальней стены, за фритюрницей, склонившись над мойкой размером с ванну. По обе стороны от него возвышались стопки тарелок, перепачканных соусом, сковородки, горшочки. Видимо, вся эта посуда скопилась за вчерашний вечер.

Майк всегда преподносил Фионе и Элиоту такие подарки: приходил накануне вечером и говорил, чтобы вечерняя смена оставляла всю грязь для них.

Из‑за чего он невзлюбил Элиота? Из‑за его одежды, скроенной и сшитой Сесилией? Из‑за того, что Элиот был младше? Или из‑за того, что Фиона отвергала его ухаживания?

Нет, ей не дано было понять Майка Пула. Да и не особенно хотелось.

– Тебе помочь? – спросила Фиона.

Элиот продолжал отмывать тарелки в мыльной воде.

– Справляюсь, – ответил он и попытался стереть пену со лба, но только сильнее испачкался, потому что рука у него тоже была в мыле.

Фиона вытерла ему лоб подолом фартука.

– Спасибо, – прошептал Элиот.

Фиона вынула из кармана конфетку, завернутую в бумажную салфетку, и положила на полку подальше от мойки.

– Никто не заметит, что я ушла на несколько минут. Я тебе помогу.

Элиот кивнул. Он не мог сказать сестре «спасибо» два раза за день. Фиона его поняла. Скажи он ей «спасибо» еще раз – он бы нарушил негласный этикет, сложившийся в их отношениях: никогда не быть слишком любезными друг с другом.

Фиона подошла к стопке тарелок. Сыр, соусы и остатки пасты за ночь сильно затвердели, превратились в корку.

Элиот отскребал прилипшую грязь металлической лопаткой и потом замачивал тарелки в кипятке. После этого он передавал их Фионе, а она окончательно отмывала и полоскала посуду.

Через десять минут совместной работы они перемыли половину одной стопки тарелок и сложили их на сушилку.

Пряди волос прилипли ко лбу Фионы, фартук промок насквозь.

Дверь кухни чуть‑чуть приоткрылась. Заглянула Линда.

– Вот ты где, – сказала она, увидев Фиону. – А у нас тут уже посуды накопилось.

И, улыбаясь не самой дружелюбной улыбкой, исчезла за дверью.

Фиона сняла фартук. Платье у нее тоже промокло и прилипло к телу. Она поежилась.

Дверь кухни хлопнула. Вошел Майк. Он был явно зол.

– Фиона, что это зна…

Его взгляд изменился. Он уставился на нее так, словно видел впервые.

– Я иду, – пролепетала Фиона и потупилась. Она инстинктивно сгорбилась и скрестила руки на груди. Все тело у нее покрылось гусиной кожей. – Я только что закончила прибирать в банкетном зале.

– Спешить некуда, – произнес Майк спокойным, почти любезным голосом и подошел ближе. – Вообще‑то я хочу, чтобы ты еще раз подумала насчет должности официантки. И время удобнее, и оплата лучше.

Щеки Фионы побагровели, волосы на затылке встали дыбом.

– Она же сказала, что ей это неинтересно, – вмешался Элиот и заслонил собой сестру. – Сколько раз надо повторять?

Фиона заметила, что Элиот держит в руке металлическую лопатку и ее острый конец направлен на Майка.

В глазах менеджера отразились изумление и злоба, однако он совладал с собой и бросил свирепый взгляд на Элиота.

– А ну посторонись, ты, наглец. Я с твоей сестрой разговариваю.

– Не надо, – прошептала Фиона так тихо, что сама едва расслышала собственный голос.

Костяшки пальцев Элиота, сжимавших рукоятку лопатки, побелели. Он сделал глубокий вдох и, шагнув к Майку, посмотрел на него снизу вверх.

– Нет, – заявил он. – Ты с ней уже поговорил.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а потом Фиона не выдержала. Она выпрямилась, подошла к брату и, хотя это стоило ей немалых сил, посмотрела Майку прямо в глаза.

– Я уже сказала – «нет». И я не шутила.

Майк отступил на шаг. Какую‑то долю секунды Элиоту и Фионе показалось, что он вправду испугался… их обоих.

– Ну ладно, как хотите, – фыркнул Майк. – Фиона, иди и прибери посуду со столов. Посетители ждут.

С этими словами он повернулся и быстро вышел из кухни.

– Спасибо, – шепнула девочка брату. Элиот, весь дрожа, молча вернулся к мойке.

Только теперь Фиона заметила, что кулаки ее по‑прежнему сжаты. Она расслабила пальцы. Ее мутило. Девочка ни с кем и никогда так не разговаривала. И Элиот тоже. Похоже, шестнадцатый год жизни обещал быть интереснее, чем она думала.

Date: 2015-07-27; view: 239; Нарушение авторских прав