Julius Evola. Metaphysique du sexe 14 page

33 Различие типов мужского начала в мифологии

Рассматривая мифологические типы, воплощающие мужское начало, мы увидим божества - "противодополнения" всех трех "божественных женщин" - афро- дической, дургической и деметро-материнской.

Й. Й. Баховен в своих трудах касался этого и говорил о целом мифологическом корпусе, созданном древним миром вокруг Диониса, корпусе, кажущемся синкретическим и беспорядочным, но на самом деле исполненном глубоких смыслов.

Первая внутренняя форма мужского начала, вирильности - теллуро-посейдоническая. Дионис отождествляется с Посейдоном, богом Воды, подобным Осирису-Нилу, орошающему Исиду, "черную землю" Египта. На более высоком уровне Дионис - это Гефест-Вулкан, бог подземного огня. В первом, посейдони- ческом проявлении мы встречаемся с символизмом Воды, влажным началом рождения и, соответственно, чисто фаллической вирильностью - бог оплодотворяет женскую субстанцию и в какой-то степени находится у нее в подчинении. Гефест же - груб, необуздан и элементарен; его "противодополнением" является афроди- ческая женственность в, так сказать, "исчезающем", "убегающем" аспекте, аспекте женской измены - Афродиту считали неверной женой Вулкана.

Более высоким проявлением мужского начала Баховен считал его светоносную, небесную сторону, причем низшим проявлением этого был Лунус, а вторым, высшим, солнечным - Аполлон. Можно ли считать Аполлона проявлением Диониса, не всегда ясно. Диониса всегда сопровождают богини, с одной стороны, бесспорно, являющиеся разными архетипами Великой Богини, с другой - ограниченными и ограничивающими, так что, превращаясь в солярного бога, Дионис не становится проявлением чистого и неподвижного света, но всегда только звездой - умирающей и воскресающей. Это главный мотив орфического дионисийства и в то же время "второй план" религии Матери - именно таковы Аттис и Таммуз, мужские божества, воскрешаемые Богиней (в случае с Кибелой это не Аттис, а Савасий, но все равно - тот же самый Дионис). Дионис - солнце в его аспекте восхода и захода, но он не есть неизменный, чистый, олимпийский солнечный свет.

Рассматривая мужское начало в его совокупности, мы подходим к одному мифологическому кругу, уже находящемуся вне очерченного вокруг Диониса. Там - Геракл, враг и победитель Амазонок, там Арес-Марс. "Неверная жена" Афродита бросает Диониса-Гефеста, "сбегая" от него к Аресу - богу войны. И хотя Арес-Марс тоже наделен чертами дикой, необузданной вирильности, она не фаллична, не дионисична, не чувственно-элементарна - характер ее, скорее, героический. Одно из ее воплощений - дорический Геракл, победитель Амазонок, но еще и главный противник Великой Матери - Геры, как и римский Геркулес - враг Благой Богини (Bona Dea); освобождаясь от ее власти, он утверждает свой собственный принцип, выходит на Олимп и овладевает Гебой, вечной юностью; это происходит после того, как Геракл отыскивает дорогу в сад Гесперид и получает там золотое яблоко, символ жизненной силы и самой Матери (яблоко Гее дарила Гера).

Еще выше, чем символизм Геракла и его подвигов - проявлений героической, антигинекократической вирильности, расположено начало мужской аскезы. Таков Шива, правда, не в метафизическом аспекте, а как чисто культовое божество. Можно, конечно, по-александрийски отождествлять Шиву с Дионисом - богом оргиастических ритуалов, но с другой стороны, Шива - аскет, пребывающий на вершинах, владеющий супругой, Parvatо, с которой он, однако, не вступает в плотскую связь. Шива может молнией убить бога любви, имя которому Ката - синоним жажды, тоски, обделенности и мучительной зависимости. В индийском мифе Шива воскрешает убитого им же Каша только после заступничества за мертвеца бога Rati, правда, тоже воплощающего эротический опыт, но в его светлых, свободных и ни от кого не зависимых формах.

Еще более чистое божество, аскет, свободный уже и от самой аскетической борьбы, - индо-тибетский Heruka, скипетроносец, воплощение суровой и торжественной, но и страшной, красоты. Это нагое божество, и нагота его онтологически подобна "глубинной" женской наготе - это бытие-в-себе, чистый принцип уранического господства. Крайне опасно для женщины - увидеть мужчину в такой его "наготе". Она рискует навсегда потерять его - он не станет больше ей принадлежать, это еще один легендарный мотив. У Шивы тоже есть такие признаки: одно из имен его - digambara, то есть "Нагой".

Возвращаясь к эллинству, следует твердо принять за мерило аполлоновские проявления чистой вирильности.

Аполлон был воплощением олимпийского????, неподвижного уранического света, был свободен от всего теллурического, подземного, от связи с богинями; однако поздние исторические воплощения его культа часто были смешанными, "бастардными". Но дело не в них. Сам Аполлон, бог "чистой формы", был зачат без матери и рожден "сам из себя", и. Дорический "геометрический" бог, мужской бог всеопреде-ляющей формы, противостоит женственной неопределенности и безграничности,, пластической материи. У Эсхила, по суждению Ореста, Аполлон воплощает и защищает принцип, противоположный как мифологии безмужнего материнства, так и обоим типам женственности - деметрическому и афродическому.

Орест утверждает, что только отец - родитель сына, а мать лишь его "кормилица".

[251]Это-то и есть подлинник, метафизическое восстановление связи между вечно мужским и вечно женским. Аполлоническая вирильность простирается еще дальше: восстанавливается не только "справедливость", но и изначально Единое, находящееся по ту сторону диады. Таким образом, во всех проявлениях вирильности: фалл о-теллурическом, дионисийском, героическом, аскетическом и, наконец, олимпийско-апполлоническом, мы можем усмотреть фундаментальные различия мужского мира; и каждое из названных проявлений - "противодополнение" соответствующего женского, любое из которых можно обнаружить в мире теллурических Матерей, деметрических и афродических богинь и, наконец, "Девственниц" - двусмысленных, глубинно-непознаваемых, воинственных разрушительниц.

34. Мужское и женское в проявлениях

В предшествующих главах мы уже перешли от рассмотрения мужского и женского в их принципиальных, статических основах, внешних формах и категориях, к динамике их взаимодействия. Чтобы успешно продвигаться дальше, необходимо обратить внимание на следующее.

Сегодня в законченном виде нет метафизической и традиционалистской доктрины, рассматривающей диаду как главный ориентир миропонимания. Как мы уже говорили, дальневосточная традиция понимает yin и yang как "Великое Единство" - Tai-chi или Tai-ki. Плотин говорил о Едином, предшествующем божественному единству и, бытия и жизненной силы. Тантризм знает категорию Niiguna- Brahman, аналогичную категорию, находящуюся по ту сторону диады Шива - Шакти. С точки зрения высшего принципа невозможно говорить о "равночестности" этих двух начал. Мужское начало, yang, Шива или "бытие" как часть диады отражает Единое, то есть бытие трансцендентное; оно "представляет" Единое в процессе всеобщих проявлений, в относительности, текучести форм (по Плотину, в категориях Логоса). Что же до "природы", то, если употреблять теологическую терминологию, она не равно- честна, не совпадает с Ним, но создана Им и в этом смысле "вторична".

[252]

Отсюда, естественно, проистекает онтологическое, метафизическое и правовое превосходство мужского начала над женским, которое, однако, не является чем-то безусловным. Даже напротив, в первый момент проявления женское начало оказывается "пробуждающим", активным и стихийно-свободным и может "опережать" чистое, самодостаточное бытие; это "опережение" сохраняется на всей так называемой "ниспадающей" фазе процесса, в период плотиновского, тантрического pravrtti-marga, о котором мы говорили, проводя различие между путями Правой и Левой руки.

[253]Данная фаза продолжается до достижения равновесия начал, после чего происходит кризис или перелом. Женское, Шакти, может рассеяться в беспредельности или же быть жестоко подавленным мужским принципом, стремящимся вернуться к прежним состояниям, вплоть до полного подавления и приостановления развития, или же результатом окажется некое высшее единство, в определенном смысле воспроизводящее единство первоначальное. Это как бы опрокинутая арка, опускающаяся до нижней точки, до состояния, которое в христианской терминологии может быть названо "консумацией" (это движение можно сопоставить с путем Левой Руки), после чего начинается восхождение, идущее под знаком Шивы, в то время как первая фаза принадлежит Шакти; то же самое можно говорить о творящих и охранительных богах (Браме и Вишну).

Важно подчеркнуть, что эти фазы не есть нечто следующее одно за другим во времени, но совокупность ситуаций, включающих всю множественность отношений между мужским и женским началами, формой и материей, Небом и Землей, yang и yin, когда преобладает то одно, то другое. Они касаются всего - космоса с его периодами, истории с ее эпохами, структуры и направленности религиозных культов, цивилизаций и общественных формаций (извечное противостояние цивилизаций Отцовских и Материнских, андрократических и гинекократических), патриархальных и матриархальных правовых систем и, наконец, просто людей, среди которых преобладание в душе "мужского" или "женского" начала (а пол - это в большей степени душа, чем тело), в конечном счете, и определяет деление на "мужчин" и "женщин". Таким образом, данные концепции, могущие сначала показаться чересчур абстрактными, оказываются проводниками в мир подлинных реальностей.

Можно заметить, что все варианты мифа о первородном гpexe заключают в себе воспоминание о разорванном единстве мужского и женского начал и об усвоенном падшим человеком способе существования, лишенном этого единства. Это и есть первая фаза проявления, не оставляющая ничего, кроме полного забвения, погружения во тьму неведения (индийская категория avidya, платоновский миф о Поросе, соединяющемся с Пенней в состоянии опьянения, растворение Нарцисса,, которое, обьяnое phyche, погружается во тьму, и т.д.). Это указано в Corpus Hermeticum: "Хотя Муже-жена (андрогин) есть образ Отца (то есть Единого, образом которого является мужчина) и сам по себе превыше сна, сон им владеет".

[254]Пробуждение, восстановление (или же, в сотериологических категориях, "искупление" и "спасение") происходит во второй фазе, шиваической, фазе восхождения. Предварительное условие для этого - опережение, преодоление сопротивления женственной силы, стремящейся к хаосу, - это и есть прорыв космического уровня.

Можно долго перечислять мифы, в которых эта идея пластически воплощена. Мы уже упоминали переход от каббалистической концепции изгнания Шехины, которое символизирует "разрыв" в царстве божественных сил (фаза, когда космогоническая Шакги изгоняется и существует сама по себе), к концепции Вечной Субботы, когда все вернется к своим истокам - это будет воссоединение Святого Благословенного со своей Шехиной: брак Святого Благословенного и Шехины есть восстановление единства Божественного Имени, разрушенного грехопадением. Согласно этой спорной традиции, стремящейся к строгому и буквальному исполнению всех божественных предписаний, хасиды должны совершать их в соответствии с формулой: Lechem Jiehud Kutria, berich Ни u-Shekinte ("во имя единства Святого - да будет Он благословен с Его Шехиной").

[255]

В христианском гностицизме

[256]мы встречаем тему странствований Софии по нижним мирам до ее брака с Христом (Логосом, отражающим или "содержащим" в Себе Единое, "Сыном" транцендентного бытия) и возвращением в мир Света.

[257]Такова и символика, выстроенная Симоном Гностиком

[258]вокруг женщины, ходившей с ним, Елены (имя, означающее Селену, Луну), прежде бывшей блудницей, а затем его женой, пробудившей в себе глубинное чувствование, женщины, которую сам Симон считал воплощением Софии. А вот слова Марка Гностика: "Я есмь сын Отца, который превыше всего существующего, а я существую. Я пришел сюда, дабы различать мое и не мое (т.е., согласно первоначальной диаде, мужское и женское - Ю.Э.), а то, что не вполне мое, принадлежит Софии, которая есть моя женская половина, но она же и сама по себе. Но сам я пришел из-за той стороны существования и вернусь к своему истоку".

[259]Различные фазы таинственного процесса, о котором рассказывали гностики, довольно точно описаны Иринеем Лионским

[260]в применении к Адаму, именуемому "неразложимым", "краеугольным камнем" и "человеком славы". Речь шла о барьере, отделяющем человека от его внутреннего Я, небесного архетипа Адама, о грани, за которой - "превращение во все забывшую статую из глины и мела". В явной связи с классической мифологией, рассказывающей о приливах и отливах, об Океане, Воде, которая порождает то людей, то богов (ниспадение сменяется поднятием до небес, обозначающим в цикле "конец царства женщины" - Ю.Э.), гностицизм учил: "Есть высший благодатный человек Адам, и есть смертная человеческая природа; но есть и третья раса, не имеющая Царя, та, которую надо поднять ввысь - она и есть искомая Мариам" (женское как сторона в процессе восстановления). Чаемое высшее бытие именуется "андрогином",, который сокрыт в каждом человеке". В качестве примера приводились статуи обнаженных мужчин с поднятыми фаллосами, установленные в Самофракийском храме, один из них якобы первоначальный Адам, другой - образ человека, родившегося для новой жизни, во всем подобного первоначальному. Эту тему продолжала средневековая герметическая традиция вплоть до начала новой эры. Пернети рассказывает о Блуднице, отожествляемой с Луной, которой Королевское Искусство (алхимия в ее духовном аспекте - прим. перев.) вернуло Девственность, и о Деве, оживленной семенем первочеловека и затем телесно соединяющейся со вторым (мужчина - образ первого Адама, ab origine оплодотворяющего субстанцию - жизнь - Ю.Э.), и от этого зачатия происходит двуполый младенец, который становится основателем наиболее могущественной королевской (царской) расы

[261]. Нечто подобное мы находим и в дальневосточной традиции, говорящей о "тайне трех", заключающейся в том, что Один, соединяясь с двумя женскими началами, возвращается к самому себе. На "выправление" или "трансмутацию" женской полярности направляют как герметический символ "Сына, рождающего свою Мать", так и очень странные слова Данте: "Девственная Мать, дочь своего сына".

Значение этих традиций прежде всего в том, что они прямо связывают нас с древними мистериями, с тайной андрогината и дают возможность по-иному взглянуть на мир вещей и явлений.

Оказывается, что изложенный Платоном и ставший для нас основным в понимании метафизики эроса сюжет - миф об андрогине - приобретает универсальность и служит ключом к пониманию всей подосновы космоса. Поэтому является не лишенным интереса представить дополнительные свидетельства на эту тему.

"Corpus Hermeticum" говорит о первоначальных андрогинах, которые, "по свершении своего времени", пришли в упадок и вымерли.

[262]

Каббалистическая экзегеза Книги Бытия в своем рассказе о Шехине повествует о том же. Согласно Bereshit- Rabba (I, i, 26) первый человек был андрогином. Женщину, взятую из Адама, звали Aisha, потому что она произошла из мужчины (Aish). Адам дал ей имя Евы ("жизнь", "живущая"), так как через нее же следовало восстановить единство.

[263]Здесь, а позже у Маймонида

[264]встречается тот же платоновский сюжет о разделении на две части, а также метафизическая тема "сущего", которое "есть одно, но, с другой стороны, есть два". Леон Еврей (Иегуца Абарданель), желая подтвердить свое толкование библейского мифа о первородном ipexe, делает прямую отсылку к Платону и приходит к платоновскому пониманию внутреннего смысла эроса. Библейские слова о том, что человек оставит отца и мать и соединится с женой ("да будут в плоть едину"), Леон Еврей объясняет стремлением двух половин, каждая из которых в отдельности обречена распаду, составить новое единство, поскольку двое вместе "образуют единого человека".

[265]

Этот мотив, имеющий мистериальные корни, не был чужд и греческой патристике, из которой, скорее всего из Максима Исповедника, черпал сведения Иоанн Скот Эригена, оставивший формулировки, достойные упоминания. Эригена указывает, что "разделение сущностей промыслительно началось в Самом Боге и по нисхождению пришло к разделению на мужчину и женщину. Вот почему их восстановление должно начаться с человека, дабы он мог вернуться к Богу, в Котором нет никакого разделения, но все едино (мы находим здесь сходство с Единым Плотина, дальневосточным Великим Единством

[266]и т.д. - Ю.Э.). Воссоединение творения начинается с самого человека. Как и у Плотина, у Эригены метафизические мотивы представлены в моральных терминах, то есть связаны с грехопадением

[267](мы уже видели,что в метафизике соответствует этой концепции: динамико-онтологическая ситуация, соответствующая фазе нисхождения). Так, Эригена указывает, что "если бы первый человек не согрешил, его природа затем не подверглась бы делению на полы", - половое деление есть следствие первородного греха.

[268]Противоположная перспектива эсхатологична: "Для того, чтобы человеческие существа, разделенные на полы, составили единого человека, в котором нет ни мужеска пола, ни женска, должен пройти земной цикл, после которого не будет времени и наступит рай."

[269]Христос предвосхитил это онтологическое восстановление - воссоединение бытия. Эригена повторяет сохранившиеся свидетельства древних мистерий и в то же время цитирует Максима Исповедника, согласно которому Христос соединил в себе природу разделенных полов и по воскресении уже "не является ни мужчиной ни женщиной, хотя жил и умер мужчиной".

[270]В результате совершенного искупления творения человек в принципе также способен к этому.

[271]Подход Скота Эригены носит характер чисто богослов- ско-эсхатологический. Об эросе как возможном способе восстановления и о какой-то конкретной практике он молчит. С другой стороны, есть основания полагать, что в христианском мире материя андрогина в ее оперативном аспекте существовала в герметико-алхимической среде, и то, что в эллинских текстах именовалось Великой работой соединения мужского и женского, в средневековой литературе, в том числе и относительно недавнего времени, изображалось символом Ребиса, или "двойной жизни", андрогина, соединяющего в себе две природы, мужскую и женскую, солнечную и лунную. Из самых поздних источников укажем на фигуру андрогина, относящуюся к XXXIII Эпиграмме из Scriptum Chymicum Михаила Майера, сопровожденную комментарием: "Гермафродит, похожий на смерть, простертый во тьме, нуждающийся в огне".

[272]‹…› Чтобы завершить это отступление, укажем, что ассоциации между Христом и андрогином, приведенные Скотом Эригеной, были возобновлены Кунрадом. На таблице II его Amphiteatrum Eternae Sapicutiae (1606) изображены возрожденные Адам и Ева под фигурой андрогина с комментарием: "Человек, отвергший бинарное, облекается во Христа и иод-, ражает Христу - Homo binarium repellens, Christo indutus, et eum imitans"

[273].

В конце концов следует привести еще один пример - невозможно сомневаться в эзотеризме трудов Леонардо да Винчи. На его картинах тема гермафродита играет очень важную роль прежде всего в таких образах, как святой Иоанн и Вакх (Дионис). Кроме того, на многих его картинах повторяется изображение аквилегии, растения, которое считалось "андрогинным".

35. О демонизме женского. Символика перевернутого объятия

Известно, что в традициях многих народов женское начало связывалось не только с идеей "совращения", но и с "демоническим". Согласно Каббале, демоническое прямо вытекает из женского

[274]: то же самое касается yin в даосизме; в египетской традиции противосолярные силы также женской природы, как и Изида, по легенде, - соблазнительница, обманом похищающая у Ра "могущественное Имя", дабы лишить его силы.

[275]Очень легко перечислять упоминания этой стороны женского в других традициях, причем не в моральном, а в онтологическом смысле - в точном соответствии с тактическим началом, началом "материи" и "Воды", причем если обратиться именно к динамической и драматической картине мира, а не к образу простой "эманации" спинозовского типа.

Мы подходим, таким образом, к эзотерическим указаниям, очень близким к метафизике пола вообще. Демонические тенденции женского прежде всего в

"распылении", раз воплощении трансцендентной и магической мужественности, всего того, что в мужском есть сверхприродного, первозданного по отношению к диаде, способного возвышаться над текущим и текучим, достигать космических уровней. В буддизме это именуется viiya; и можно увидеть здесь единый корень с латинским vir: это указание на вирильность, мужественность, трансцендентную направленность духовного восхождения, превозмогающего становление, "самсару", текучесть вещей. В многосмыслии оперативно-практического словаря тантры и хатха-йоги, слово virya означает также мужское семя, в котором, согласно этим взглядам на человека, содержится зерно мужества - purushamStra sambandhibhih - и соответственно зерно будущего сверхприродного раскрытия самого себя.

[276]В самой природе женского таится распад, рассеяние, разложение неделимо-мужского - это в равной степени касается поглощения семени в материнской (деметрической) функции женщины и в ее функции афродической (любовницы), то есть равно и в деторождении и в страстном желании, как, собственно, и в области оккультного. Так проявляет себя сущностный демонизм, противоборство творению, то, что гностики в соответствии со своим дуалистическим мировоззрением называли "миром демиурга" (в самом широком смысле - природы, противоположной духу)

[277]. Это та самая "сосущая смерть" которая приходит к мужчине вместе с женщиной и лишает его viiya, магической мужественности, утрачиваемой им при соприкосновении с сотканной из желаний субстанцией женского, в результате чего мужчина оказывается "вычеркнутым из книги жизни" - жизни, понимаемой в высшем, оформленном, посвятительном смысле. Перед нами - "неумолимость" женского.начала в "войне полов" как на низшем, так и на высшем плане, борьба его за господство, в том числе в самых простых профанических и социальных отношениях людей.

Густав Майринк раскрыл этот круг проблем и конкретизировал их в связи с древними Мистериями, практиковавшимися на берегах Средиземного моря, в честь одной и той же Великой Богини Исаис (хотя и почитаемой под разными именами).

[278]Не будет ошибкой усмотрение того же смысла и в Мистериях Кибелы. "Священная оргия", совершаемая в ее имя, завершалась экстатическим опьянением, несущим утрату мужественности, а выродившиеся поздние формы этого культа были вообще связаны с тем, что мистов, служивших богине, лишали мужественности в самом прямом смысле - через кастрацию или переодевание в женские одежды. Равно и в других культах этого круга (Мистерии Гекаты, Аштарот, Астарты Гелиопольской, Артемиды Эфесской и так далее) участвовали переодетые в женские одежды жрецы.

Впрочем, в до-орфическом демонизме, отмеченном господством женского начала, содержащем, помимо общественных культов, также и Мистерии, в которых (как и в римских Вакханалиях) только женщины - и никогда мужчины! - получали посвящение, превосходство и верховенство дионисической женщины заключалось в ее поведении в отношении фаллоса, который она возбуждала, а затем отсекала и поедала, что означало повреждение и слом "космического мужского" - вот подлинное свидетельство двусмысленности эроса как такового

[279]

Однако "демоническая" природа женского может проявляться не только в "инфернальных", но и в "небесных" формах, придающих ей "космическое" измерение. Если женщина способна даровать жизнь, то она в принципе может восходить за ее пределы. Эта тема присутствует в мире легенд и героических мифов. Например, в шаманизме есть миф о небесной женщине, которая, если помогает шаману или оберегает его, способна содействовать его восхождению на седьмое небо, но не двигаться дальше, то есть не дает уйти совсем.

[280]В героических легендах женская любовь, имеющая сверхприродные черты, есть скорее помощь, чем преграда для главного действующего лица.

В связи с указанным важно провести различие между двумя типами Мистерий, Великими и Малыми, или, иначе, Мистериями Аммона и Мистериями Исиды, определяющими в древней истории жесткое различие между сакральными институтами и морфологическими формами вообще. Малые Мистерии могут быть определены как Мистерии Женщины, цель которых - развоплощение внутренней личности, ее слияние с женской субстанцией, движущей силой мира проявлений. Эти мистерии носят скорее "светоносный", люциферический, нежели демонический характер, в соответствии с тем, что там совершается: "демоническое" участвует в конкретных ситуациях, в то время как все вместе ведет к "абсолютизации" женского начала, активного в своем сопротивлении сверх-космическому. Но, как мы уже видели, есть и противоположная тенденция - когда женское начало преображается в Божественную Мать - мотив, встречаемый нами в эгейской древности и даже в культе Исиды, изображаемой в виде богини с младенцем, - это как бы "предвидение" христианской Juana Coeli, но в очень ограниченных пределах.

Великие же Мистерии мы можем определить как "восхождение", подъем над уровнем текучего и выход на уровень "космический"; они под знаком трансцендентного мужского и как бы "открывают серию ситуаций", в которых мужское торжествует.

Одной из важных частностей оказывается включение в мифологический корпус мотивов инцеста. Женщиной, исполняющей функции "матери" или "Вод жизни", а также "путей восхождения" ("второго рождения", согласно Малым Мистериям), овладевает порожденное ею, то есть ее сын. В герметизме, в практике Королевского Искусства (алхимии - прим. перев.), воспроизводящего основные фазы миротворения, этот символизм просматривается очень отчетливо. В первой фазе,

[281]именуемой порядком Луны или albedo (Женщина находится сверху Мужчины, и это соответствует ее роли в Малых Мистериях). Далее Мужчина, повергающий восстающее на него женское начало, устанавливает новый порядок Огня или Солнца, или rubedo, при котором он подчиняет Женщину; чтобы ясно выразить это, некоторые тексты используют символ инцеста - Сын овладевает Матерью.

[282]Если эти фазы не совпадают, а, будучи взаимно противоположны, следуют одна за другой, то они могут соответствовать или двум противоположным типам экстаза, или двум мистериальным традициям или двум типам "рождения", о которых мы говорили.

Среди разнообразного мира традиционных символов и образов эта антитеза соответствует еще одной странной теме, взятой в двух разных контекстах - теме "перевернутого объятия". Первый контекст мы находим в Египте. Древняя египетская богиня Нут - подобно Исиде, одна из представительниц женского начала, - теллурического происхождения, то есть сущностно связана с Землей, может в то же время облекаться в небесное и "абсолютное". Нут, которую Плутарх отождествил с Реа, - "Великая Владычица, дарующая рождение богам", "Повелительница Неба", "Царица двух Земель"; она держит в одной руке свиток папируса, в другой - ключ жизни. Согласно одной из самых распространенных характеристик, Нут - "та, которая сгибается": "почти всегда нагая, она согнута, еле касаясь земли кончиками пальцев, а руки кажутся опорой почти горизонтального тела". В этом положении Нут - Небо, но она не одна - под нею находится Себ, бог Земли, его фаллос стоит, и нет никакого сомнения, что Нут склоняется над этим богом, чтобы обнять его и соединиться с ним в священном соитии - mixis Неба и Земли. У.Песталоцца отмечал, что необычное, перевернутое положение богини в половом соитии имеет особый смысл; мы встречаем его не только в Египте, но и во всем шумерском Мире - барельеф же Лосселя вообще относится к раннему палеолиту. Принцип женского верховенства выражен здесь резко и отчетливо. Верхнее положение богини ритуально закрепляет господство женского начала у цивилизаций, ориентированных гинекократически; и оно сугубо вопиет именно во время акта продолжения жизни.

Date: 2015-07-27; view: 288; Нарушение авторских прав