Ранняя конкурентная борьба в границах королевства

В соответствии с закономерностями механизма образования и действия монополии, была высока вероятность того, что в землях, наследующих западнофранкскому царству, раньше или позже один из соперничавших рыцарских домов добьется сначала превосходства над другими, а затем и монополии, и земли множества мелких феодальных уделов будут объединены в рамках большого политического формирования.

Значительно менее вероятным было то, что именно это семейство, дом Капетингов, выйдет победителем из «борьбы на выбывание», что именно через него станет осуществляться механизм монополизации, — даже если без труда можно обнаружить ряд факторов, способствовавших подъему этого дома в конкуренции со всеми прочими. Только в ходе Столетней войны окончательно решилось, кто будет формировать монополию и станет обладать центральной властью будущего государства, — дом Капетингов либо какое-то другое семейство.

Важно ясно видеть различие между двумя вопросами: между общей проблемой образования монополии и государства, с одной стороны, и специальным вопросом о том, почему именно этот рыцарский дом добился гегемонии и сумел ее сохранить —

с другой. В рамках нашего исследования речь шла и идет в большей мере об общей проблеме.

Выше мы кратко говорили о первом шаге на пути к образованию монополии после значительного выравнивания размеров феодальных владений — т.е. после процесса, продолжавшегося вплоть до X или даже XI в. Речь идет о формировании монополии в границах одного удела. «Борьба на выбывание» начинается в этих небольших областях, именно здесь происходят смещение равновесия, возникновение преимущества немногих, а затем и одного из участников противоборства. Один дом — всегда дом, семья, как социальная единица, а не индивид — добывает столько земель, что прочие дома уже не могут меряться с ним военной и экономической силой. Пока такая возможность остается, ленные отношения носят более или менее номинальный характер. Вместе со сдвигом в соотношении социальных сил они получают новую жизнь. Возникают новые отношения зависимости, даже если зависимость множества рыцарских семейств от одного, ставшего фактически наиболее могущественным в рамках удела, из-за отсутствия центрального аппарата не обладает ни той стабильностью, ни теми особенностями, что свойственны более поздним абсолютистским порядкам.

Сила этого механизма монополизации проявляется уже в том, что аналогичные процессы примерно в одно и то же время происходят во всех западнофранкских землях. Как уже говорилось выше, на этой ступени образования монополии Людовик VI, герцог Франкии и номинально король всего королевства, является лишь одним из многих феодалов.

Если посмотреть на карту Франции приблизительно 1032 г., то политическая раздробленность королевства, распавшегося на ряд крупных и мелких уделов, станет очевидной⁸³. Мы увидим совсем не ту Францию, которая знакома нашим современникам. То, что в дальнейшем станет Францией (земли, унаследованные от западнофранкского царства), в XI в. на юге имеет своей границей Рону; Арль и Лион входят не в нее, но в королевство Бургундия; лежащая к северу от них область (сегодняшние Туль, Бар-ле-Дюк и Верден), равно как и земли Аахена, Антверпена и далее всей Голландии, принадлежат к королевству Лотарингия. Восточная и северная границы королевства, существующего на западнофранкских землях Каролингов, проходят по внутренним районам современной Франции. Но ни эти границы номинального царства Капетингов, ни границы меньших политических объединений в его пределах еще не обладают ни функцией, ни прочностью нынешних государственных границ. Географические барьеры, реки и горы, вместе с языковыми различиями и

местными традициями, придают этим границам известную стабильность. А так как любой участок земли, малый или большой, принадлежит тому или иному феодальному семейству, решающее значение для определения того, кому именно он принадлежит, имеют победы и поражения в междоусобной борьбе рыцарей, женитьба, покупка или продажа земельной собственности, осуществляемые данным семейством. Поэтому смена господ, властвующих на данной территории, случается довольно часто.

Если идти с юга на север, то к северу от графства Барселонского (т.е. севернее Пиренеев) мы видим герцогство Гасконь, доходящее до района Бордо и до графства Тулузского. Затем, если брать только крупные образования, следуют герцогство Гиень, Аквитания, а потом Анжу (наследственное владение второго англо-французского королевского дома), графства Мэн и Блуа, герцогство Нормандия (наследственное владение первого англофранцузского королевского дома), графства Труа, Вермандуа и, среди прочих, небольшой удел Капетингов — герцогство Франкия. Мы уже подчеркивали, что само это владение Капетингов, как и все остальные уделы, трудно назвать единым в геополитическом или военном смысле слова; оно состоит из двух-трех больших территорий — Иль-де-Франс, Берри, район Орлеана, — а также из небольших разрозненных владений в Пуату, на юге, в самых разных местах нынешней Франции, которые тем или иным образом оказались в собственности Капетингов⁸⁴.

Ко времени правления Людовика VI на большей части этих территорий какой-нибудь феодальный дом посредством аккумуляции земель уже добился фактического превосходства над прочими. Иногда борьба между этими княжескими домами и мелкими дворянскими родами в рамках уделов вспыхивала вновь, а напряженность ощущалась и много позже этих вспышек.

Но шансы мелких феодальных домов успешно противостоять могущественным кланам уже были не слишком велики. На протяжении XI в. все отчетливее становится их ленная или удельная зависимость от суверена. Монопольное положение, занимаемое княжеским домом в рамках удела, редко удается поколебать. Отныне в обществе борьба за превосходство ведется преимущественно между этими княжескими домами. Эта борьба охватывает гораздо большие пространства, чем ранее. Люди включаются в нее под действием столь же действенного принуждения, что и на предшествующей стадии: если один из участников борьбы становится более могущественным, то его соседи оказываются в опасности — он может их победить и сделать зависимыми от себя. Чтобы не оказаться завоеванным, следует завоевывать самому. Если поначалу захваты колоний и военные завоевания в

какой-то степени снимали эту напряженность, то с сокращением возможностей внешней экспансии она резко возросла. Механизм ранней конкурентной борьбы работал теперь во все более и более сжимающемся кругу: он сплетает между собой узами взаимосвязей те рыцарские семейства, которые заняли центральное место в феодальных уделах.

Поход норманнского герцога в Англию был, как уже говорилось, одним из многих проявлений внешней экспансии, характерной для того времени. Он также проходил под знаком всеобщего земельного голода, побуждавшего растущее население, а в особенности все увеличивающееся число бедных и богатых рыцарей, к освоению новых территорий.

Однако обогащение норманнского герцога в результате успешного похода, увеличение его военных и финансовых ресурсов означали одновременно нарушение равновесия, ранее существовавшего в системе взаимоотношений феодальных уделов Франции. Вся сила этого смещения не сразу дала о себе знать: завоевателю потребовалось время для того, чтобы привести в порядок инструменты власти, полученные от своего нового удела. Но когда это произошло, то — даже при слабости связей между западнофранкскими территориями — угроза со стороны усилившегося норманнского герцога для прочих удельных властителей стала ощутимой. Причем для его непосредственных соседей на севере Франции эта угроза была большей, чем для уделов, расположенных южнее. Она витала в воздухе, и первыми ее осознали представители семейства, традиционно претендовавшего на гегемонию в областях, лежащих к востоку от Нормандии, — дом герцогов Франкии, Капетингов. Вполне вероятно, именно эта угроза побудила Людовика VI действовать в том направлении, которого он цепко и со всей энергией придерживался на протяжении всей своей жизни, — стремиться к упрочению своего господства и к устранению всех потенциальных соперников в границах своего собственного удела.

То, что он, номинально являвшийся королем и сувереном всей западнофранкской территории, фактически — в силу ограниченности своих владений — был слабее своего вассала, теперь ставшего владыкой Англии и также носившего королевскую корону, сказывалось при каждом столкновении между ними.

Захватив остров, Вильгельм Завоеватель получил возможность создать относительно централизованную для того времени организацию власти. Он разделил завоеванные земли таким образом, чтобы воспрепятствовать появлению равных с ним по богатству и могуществу домов — семейств, которые могли бы стать его соперниками. Аппарат управления английского госуда-

ря был самым прогрессивным для того времени: существовала даже особая служба, созданная специально для сбора денежного налога.

Войско, с помощью которого Вильгельм завоевал остров, только отчасти состояло из феодалов его удела. В нем имелось также много рыцарей-наемников, жаждавших получить земли. Теперь, после завоевания, казна норманнского владыки стала достаточно велика для того, чтобы нанимать воинов, и уже это — независимо от числа связанных с ним вассальной присягой феодалов — давало островному государю преимущество над континентальными соседями.

Людовик Толстый, равно как и ero предшественники, не мог позволить себе содержать наемное войско. О нем говорили, что он жаден до денег, что он копит их всеми возможными средствами. Действительно, именно в это время — как и во все периоды, когда количество денег невелико, — диспропорция, существующая между количеством имеющихся в наличии денег и спросом на них, проявляется в накопительстве, жажде денег. Но Людовик VI нуждался в них особенно сильно, поскольку ему противостоял сосед, у которого их было значительно больше. Как и в случае организации власти, централизации и исключения потенциальных соперников, в этом отношении островное королевство также служило примером для континентальных удельных князей: они должны были перенимать его опыт, если не хотели выбыть из борьбы за гегемонию.

В начале XII в. дом Капетингов был еще заметно слабее соперничающего с ним семейства, располагающего землями и людьми по обе стороны пролива. Людовик VI терпел поражение за поражением от своего английского конкурента, хотя последнему и не удалось вторгнуться на территорию самой Франкии. Именно в этих условиях герцог Франкии был вынужден ограничиться укреплением фундамента своей власти — полным подчинением себе владений своего дома, — ломая при этом сопротивление мелких феодалов в границах его собственного удела. Тем самым он в известной мере вооружал свой дом для той великой конкурентной борьбы за господство на западнофранкских землях, которая длилась столетия и в итоге привела к гегемонии одного рыцарского дома. Это была борьба за корону Франции между владыками Иль-де-Франс и английскими королями, вобравшая в себя все прочие противоборства, существовавшие на этой территории.

После угасания рода Вильгельма Завоевателя в борьбу с Капетингами вступил дом Плантагенетов. Их наследственным владением была провинция Анжу⁸⁵, также граничившая с Франкией.

Плантагенеты стали действовать примерно в то же время и примерно тем же образом, что и Капетинги. Как и во Франкии во времена Филиппа I, в соседней Анжу при Фулке реальная власть графа над вассалами была невелика. Подобно сыну Филиппа, Людовику VI Толстому, сын Фулка, Фулк Молодой, а затем и его внук, Жоффруа Плантагенет, в своем уделе постепенно подчинили себе мелких и средних рыцарей, заложив тем самым основы для дальнейшей экспансии.

В самой Англии поначалу развернулся противоположный процесс, кстати, весьма показательный для механизмов, действующих в рыцарском обществе. Когда, не оставив наследников мужского пола, умер племянник Вильгельма, Генрих I, с притязанием на английский трон выступил Этьен из Блуа, сын дочери Вильгельма. Хотя ему удалось добиться признания своей власти со стороны светских феодалов и церкви, сам он был лишь средним норманнским феодалом: его личные владения, владения его дома, на которые он мог бы опираться, были весьма незначительны. Поэтому он оказался бессильным в противостоянии с другими рыцарями и клиром в королевстве. С его вступлением на трон на острове сразу же началась дезинтеграция, ослабление центральной власти. Феодалы строили свои замки, чеканили собственные деньги, сами собирали налоги со своих земель. Короче говоря, они притязали на те инструменты власти, на которые ранее, благодаря превосходящей социальной силе норманнского государя, распространялась его монополия. К тому же Этьен совершил ряд ошибок, повлекших за собой охлаждение его отношений с церковью: на такие действия по отношению к церкви мог бы пойти более сильный государь, но не тот, кто сам нуждался в помощи. Все это существенно помогло его противникам.

Соперниками Этьена стали графы Анжуйские. Жоффруа Плантагенет был женат на дочери последнего норманнско-английского короля. Но свои притязания, обосновываемые этим браком, он подкреплял силой. Постепенно ему удается укрепить свои позиции в Нормандии. Его сын, Генрих Плантагенет, уже объединяет под своей властью Мэн, Анжу, Турень и Нормандию. Опираясь на эту силу, он сумел отвоевать наследственные владения своего деда, некогда отошедшие к норманнскому герцогу. Он начинает борьбу в 1153 г., а в 1154 г., двадцати двух лет от роду, Генрих становится королем. Он выступает в качестве сильного политика-централизатора, это удается ему как в силу имеющихся военных и финансовых ресурсов, так и благодаря его энергии и способностям. Двумя годами ранее женитьба на наследнице Аквитании сделала его властителем и этой южнофранцузской провинции. Вместе с английскими у него в руках оказываются и континентальные территории, и по сравнению с владениями Плантагенетов земли дома Капетингов кажутся просто незначительными. Вопрос о том, какой дом, Иль-де-Франс

или Анжу, объединит западнофранкские земли, остается открытым. Сама Англия представляет собой завоеванную страну, поначалу выступающую как объект, а не субъект политики⁸⁶. Если угодно, она является колонией, представленной в свободном союзе западнофранкских уделов.

Передел власти тех времен отдаленно напоминает современные события в Восточной Азии: сравнительно небольшой остров и многократно превосходящая его континентальная территория, в том числе южная часть капетингского королевства, оказались в одних руках. Власть Плантагенетов не распространяется на графство Барселонское — его властители в результате экспансии и матримониальных союзов стали королями Арагонскими и постепенно, поначалу незаметно, начинают выходить из союза западнофранкских уделов.

К анжуйско-английским владениям на юге не принадлежат также ряд небольших церковных уделов и графство Тулузское. Государи последнего, равно как и более мелкие феодалы, земли которых лежат к северу от Аквитании, перед лицом угрозы со стороны анжуйцев начинают склоняться к соперничающему с теми силовому центру, к дому Капетингов. Законы, управляющие подобными системами равновесия, в общем и целом остаются неизменными: их действие на небольшом пространстве западнофранкского удельного союза и в Европе Нового времени не очень-то различалось, да и сегодня они очевидным образом определяют политику государств на всей планете. Пока не существует абсолютного превосходства какого-то могущественного центра власти, однозначно закрывающего доступ к конкурентной борьбе для всех своих соперников и приобретающего монопольное положение в такой системе равновесия, политические единицы, обладающие меньшей силой, пытаются создать блок, направленный против образования, приблизившегося к такому превосходству. За одним блоком следует другой, но сколь бы долго ни длилась эта игра, система в целом движется ко все более прочным объединениям все более обширных территорий. Действительные решения принимаются все меньшим числом центров. Количество объединений уменьшается, пока не останется всего лишь один центр.

Экспансия норманнского герцога создала блок, который сместил центр тяжести в его пользу, — прежде всего в северной Франции. Экспансия анжуйского дома представляет собой следующий шаг: образованный анжуйцами блок ставит под вопрос равновесие, существующее во всей области расселения западных франков. Этот блок еще не был особенно прочным, централизованный аппарат власти находился в процессе становления, а давление, которое на анжуйский дом, как и на все прочие, оказывало стремление феодалов к захвату земель, было достаточно очевидным. Даже не считая южных владений, Плантагенетам

принадлежали теперь значительные территории не западе Франции. Когда речь шла о континентальных владениях, король Англии формально был вассалом капетингского короля. Но «право» мало что значит, если за ним не стоит реальная социальная сила.

Когда в 1177 г. наследник Людовика VI, к тому времени уже старый и утомленный жизнью Людовик VII, встретился с представителем соперничающего дома, молодым английским королем Генрихом II, он сказал ему:«0 roi, depui le commencement de votre règne et avant, vous m'avez comblé d'outrages en foulant aux pieds la fidélité que vous me deviez et l'hommage, que vous m'aviez prêté; et de tous ces outrages, le plus grand, le plus manifeste, c'est votre injuste usurpation de l'Auvergne que vous détenez au détriment de la couronne de France. Certes la vieillesse que me talonne m'ôte la force de recouvrer cette terre et d'autres; mais devant Dieu, devant ces barons du royaume et nos fidèles, je proteste publiquement pour les droits de ma couronne et notamment pour l'Auvergne, le Berry et Châteauroux, Gisors et le Vexin normand, suppliant le Roi des rois, que m'a donné un héritier, de lui accorder ce qu'il m'a dénie¹²'»⁸⁷.

Вексин, своего рода норманнский Эльзас-Лотарингия, был спорной территорией, пограничным районом между герцогством Капетингов и норманнскими владениями Плантагенетов. По Берри и далее на юг проходила граница между владениями Капетингов и Анжу. Плантагенеты уже настолько усилились, что забирали себе части самого капетингского домена. Борьба между двумя домами шла полным ходом, причем владения анжуйцев явно превосходили герцогство Капетингов.

Так что требования Капетинга к противнику были, по существу, довольно скромными: он хочет получить назад пару небольших участков земли, которые считает собственными владениями. О большем он пока не думает. Блеск анжуйского дома и ограниченность его собственного очевидны для него. Как-то он сказал, сравнивая себя с соперником:«Nous Français, nous n'avons que du pain et du vin, et du contentement¹³⁾».

Однако, как уже отмечалось, властные структуры того времени не обладали большой прочностью. Они были настоящими «частными предприятиями» и, как таковые, зависели от закономерностей конкурентной борьбы, равно как и от личных способностей и возраста противников, от наличия наследников в роду и т.д. Они зависели от всех этих личностных факторов гораздо больше, чем властные структуры более поздней фазы, когда крупные социальные единицы скреплялись не только персоной владельца «предприятия», но также известным разделением функций, многообразием организованных интересов и стабильным аппаратом господства.

В 1189 г. Капетинг и Плантагенет вновь встречаются. За это время почти все спорные области были возвращены Капетинга-ми. Старик теперь — Плантагенет, а молодой король — Капетинг, сын Людовика VIIФилипп II по прозвищу Август. Как уже было сказано, возраст имеет большое значение в обществе, где властитель еще не может никому делегировать руководство военными действиями, и многое зависит от его личной инициативы и личного участия в нападении или защите. Генрих II был сильным государем, и теперь еще он прочно удерживает власть над своими землями. Но, помимо возраста, его ослаблению способствует противостояние со старшим сыном Ричардом по прозвищу Львиное Сердце. Ричард, ненавидящий отца, время от времени даже борется с ним на стороне его соперника-Капетинга.

Пользуясь слабостью своего врага, Филипп Август возвращает себе Овернь и упоминавшиеся его отцом части Берри. Через месяц после противостояния под Туром Генрих II в возрасте 56 лет уходит из жизни. В 1193 г. (Ричард Львиное Сердце потерпел поражение и взят в плен) Филипп получает, наконец, столь долгое время оспариваемый Вексин. В союзе с ним выступает Иоанн, младший брат плененного Ричарда.

В 1199 г. Ричард умирает. Он и его брат и наследник Иоанн (которого вскоре назовут Безземельным) серьезно подорвали фундамент своего могущества, промотав немалую часть земель и сокровищ, накопленных их отцом. Иоанну противостоит человек, который хорошо помнит об унижении, испытанном во времена, когда рост анжуйско-английского дома ограничил власть Капетингов. Всю свою энергию этот человек направил к достижению одной цели: больше земли, больше власти. Больше и еще больше. Так же, как и первые Плантагенеты, он буквально одержим этой страстью. Позже Иоанн Безземельный спросит его: не согласится ли Филипп продать ему часть утраченных английской короной земель. Тот ответит, что не знает никого, кто хотел бы продавать свои земли, а сам он не прочь был бы и еще прикупить. А ведь в это время у Филиппа было много земель, он находился на вершине своего могущества.

Как мы видели, речь пока что еще не идет о борьбе между государствами или нациями. Вся позднейшая история формирования монопольных организаций, государств и наций, остается непонятной, пока мы упускаем из виду предшествующую фазу «частной инициативы». Тут мы сталкиваемся с борьбой конкурирующих или соперничающих домов, которые в соответствии с общим движением этого общества растут, превращаясь из малых объединений в большие. Эти дома нацелены на экспансию и проникнуты стремлением обрести все больше земель.

Битва при Бувине в 1214 г. имела решающее значение. Иоанн Безземельный и его союзники были побеждены Филиппом Августом. Как это часто случалось в феодальном обществе, пора-

жение в борьбе с внешним врагом означает и ослабление позиций внутри страны. Вернувшегося домой Иоанна встречают взбунтовавшиеся бароны и церковники, требующие подписать «Magna Carta». И наоборот, для Филиппа Августа внешнеполитическая победа означает одновременное усиление власти на собственных землях.

Филипп Август унаследовал от своего отца небольшой участок суши — от Парижа до Орлеана, да еще часть Берри. Он присовокупил к нему — если называть только самые значительные приобретения — Нормандию, которая была самой большой и самой богатой территорией всего королевства, важные области Пуату и Сентонжа, а также Артуа, Валуа, Вермандуа, окрестности Амьена, большую часть Бовэ. «Хозяин Парижа и Орлеана стал самым крупным землевладельцем северной Франции»⁸⁸. Он сделал «дом Капетингов богатейшим семейством Франции»⁸⁹. Его владения теперь получили выход к морю. Вместе с ростом его могущества растет его влияние и в других областях северной Франции — во Фландрии, Шампани, Бургундии и Бретани. Даже на юге Франции ему принадлежат довольно значительные районы.

Владения Капетингов по-прежнему не представляют собой единой территории. Между Анжу и Орлеаном лежит графство Блуа. Южные прибрежные районы, расположенные вокруг Сэнте, и владения, находящиеся к востоку от Оверни, почти не связаны с северными землями дома. Но старый домен Капетингов вместе с Нормандией и вновь обретенными северными областями вплоть до Арраса уже чисто географически образуют единое целое.

Филипп Август еще не ведал о «Франции» в нашем смысле слова, его владения и не были этой Францией. Он стремился к увеличению территории, к военной и экономической гегемонии своего дома, к устранению опаснейших конкурентов — Плантагенетов. Ему удалось и то, и другое. К моменту смерти Филиппа владения Капетингов примерно вчетверо превосходили те, что достались ему при вступлении на трон. Напротив, Плантагенеты, ранее проводившие больше времени на континенте, чем на острове (да и в Англии вместе с островитянами правили выходцы из Нормандии), теперь на континенте владеют только частью прежней Аквитании, районом к северо-западу от Пиренеев и участком побережья вокруг устья Жиронды, носящим имя герцогства Гиень; к этому можно добавить разве что пару островов нормандского архипелага. Центр тяжести сместился не в их пользу. Власть их уменьшилась, но благодаря власти над островом она не была сломлена. Через некоторое время расклад сил изменится, и они вновь усилятся и на континенте. Исход борьбы за гегемонию в западнофранкских землях еще не очевиден. Филипп Август, кажется, посчитал, что после победы над План-

тагенетами главными его соперниками стали графы Фландрские. То, что здесь действительно располагался еще один важный центр власти, показывает вся дальнейшая история Франции. Филипп однажды сказал: либо Франкия станет фландрской, либо Фландрия французской. Он понимал, что вся эта борьба со сравнительно небольшим фландрским домом должна была привести к утрате последним своей самостоятельности. Но он еще мог предполагать, что победившей стороной может оказаться Фландрия, а не Франкия.

Наследники Филиппа Августа поначалу придерживались проложенного им курса: они укрепляли свой огромный удел и пытались его увеличить. Бароны из Пуату сразу после смерти Филиппа перешли на сторону Плантагенетов. Сын Филиппа Августа, Людовик VIII, возвращает этот район, присоединяет Сентонж, Они и Лангедок, часть Пикардии и графство Перш. В форме религиозной войны против альбигойских еретиков начинается проникновение Капетингов на юг, во владения единственного крупного удельного князя, который, наряду с Плантагенетами, еще мог померяться силами с Капетингами, — графа Тулузского.

Следующий Капетинг, Людовик IX Святой, должен был, напротив, защищать свои владения от теснивших его со всех сторон внешних и внутренних врагов. Но ему удалось и приобрести некоторые земли: он присоединяет часть Лангедока, лежащую к северу от Восточных Пиренеев, графства Масон, Клермон, Мортэн и еще ряд небольших участков. Филипп III Смелый добывает графство Гиень, расположенное между Кале и Сент-Омером, которое, впрочем, через двенадцать лет вернется к наследникам графа. Подкупом, обещаниями защиты он переманивает на свою сторону целый ряд небольших владений, готовит включение в свой домен Шампани и большей части графства Тулузского.

Во всех западнофранкских землях не осталось удельных князей, кроме Плантагенетов, способных самостоятельно, без союзников, померяться силами с Капетингами. Плантагенеты в это время тоже пытались увеличить свои владения. На континенте они вновь распространили свою власть на герцогство Гиень, за морем покорили Уэльс и начали завоевание Шотландии. У них еще остаются возможности расширения своих земель, прямо не пересекаясь с Капетингами. А эти последние ведут экспансию в другом направлении. Филипп Красивый доводит свои владения до границ германско-римской империи: с одной стороны, до района Мааса, долго считавшегося естественной и — в память о разделе царства Каролингов — традиционной границей западнофранкских земель; с другой стороны, на юге, — вплоть до Роны

и Саоны, т.е. до Прованса, Дофинэ и графства Бургундского, традиционно не входивших в состав западнофранкских территорий. Шампань и Бри вместе со многими соседними участками, отчасти относящимися уже к самому германско-римскому рейху, Филипп получает благодаря женитьбе. У графов Фландрских он отнимает Лилль, Дуэ, Бетюн; у графов Блуа — графство Шартрское и район Божанси. Помимо этого захватывает графства Марш и Ангулем, церковные владения в Кагоре, Менде и Пюи, а южнее — графство Бигор и вицеграфство Суль.

Его три сына — Людовик X, Филипп V и Карл IV умирают один за другим, ни один из них не оставил наследника мужского пола. Домен и корона Капетингов переходят к представителю младшей ветви Капетингов, которым принадлежит в качестве апанажа графство Валуа.

До сих пор речь шла о непрестанных усилиях нескольких поколений правителей, направленных к одной цели: аккумуляции земель. Мы указали только на результаты этих усилий. Но даже в таком кратком изложении событий содержится перечисление названий множества земель, собираемых Капетингами шаг за шагом. Это перечисление служит указанием на ту открытую или скрытую борьбу между княжескими домами, из которой феодалы, побежденные более сильными соперниками, выбывали один за другим. Даже если мы уже не всегда точно понимаем, что именно стояло за этими названиями, такое перечисление может говорить о тех мотивах, которыми руководствовались в своей деятельности различные представители дома Капетингов в социальной ситуации того времени.

Если посмотреть на карту, отображающую положение дел на момент смерти Карла IV (последнего Капетинга, занявшего трон по прямой линии наследования), то мы увидим следующее: большой комплекс французских земель, входящих в королевство Капетингов, группируется вокруг своего ядра, герцогства Франкия. Земли королевства тянутся от Нормандии на западе до Шампани на востоке; на севере оно достигает Канша; еще севернее к нему примыкает провинция Артуа, прямо не входящая в королевство, но данная в качестве апанажа одному из представителей дома. Чуть южнее лежит — отделяемое данной в апанаж областью Анжу — графство Пуатье, находящееся в прямом распоряжении парижского государя; еще южнее ему принадлежат графство Тулузское и отдельные области прежнего герцогства Аквитания. Перед нами уже могущественное объединение земель, но оно по-прежнему не обладает целостностью и выглядит как типичный семейный удел, отдельные части которого соединяются не благодаря какому-либо распределению функций, но из-за личности владельца — общий центр управления обеспечивается «персональной унией». Еще весьма ощутимы специфические особенности разных земель, обладающих собственными

интересами. Но их соединение в рамках одного княжеского дома с единым центром управления уже отчасти снимает ряд препятствий для более тесного сплетения связей между ними. Это соответствует тенденции к расширению торговли и интенсификации взаимосвязей, набирающей силу и находящей выражение в деятельности небольшой части городского населения. Правда, эта тенденция еще не играет роли главного мотива объединения земель и экспансии княжеского дома и нисколько не похожа на мотивы социального движения, которые получат распространение в XIX в. при совершенно другом уровне развития буржуазных городских слоев. В XI—XIII вв. борьба за землю, соперничество между уменьшающимся числом рыцарских семейств являются первичной движущей силой территориального объединения. Инициатива принадлежит небольшому числу крупных княжеских домов. Под их покровительством развиваются города, расширяется торговая сеть, лишь выигрывающие от такой концентрации власти и, в свою очередь, содействующие ей (об этом нам еще придется говорить). Разумеется, городские слои уже в это время играют известную роль в интенсификации процесса объединения, поскольку без помощи людских и финансовых ресурсов, притекающих к князьям из городов за счет растущей коммерциализации, была бы невозможной экспансия, немыслимой организация господства. Но и города, и коммерциализация еще не используются княжескими домами в качестве органов и прямых инструментов интеграции. Такая интеграция, или собирание земель, означает в то время прежде всего победу одного дома над другим, т.е. либо устранение, либо подчинение побежденного.

Если с этой точки зрения рассмотреть те изменения, что произошли на всей территории к началу XIV в., т.е. к моменту смерти последнего представителя прямой линии Капетингов, то можно легко определить их направление. Конечно, борьба мелких и средних рыцарских семейств за землю продолжается, но теперь их соперничество утрачивает ту роль, которую оно играло еще во времена Людовика VI, не говоря уж о более ранних представителях этой династии. Тогда земли сравнительно равномерно распределялись между многими феодалами; конечно, имелись различия между владениями, казавшиеся существенными для людей того времени. Однако владения (а тем самым и инструменты власти) даже номинальных княжеских домов были столь незначительными, что многие рыцарские дома, правящие по соседству, имели достаточно силы, чтобы соперничать и конкурировать с ними в борьбе за землю. Участие в этой борьбе всех против всех зависело от «частной инициативы». К XIV в. все это множество мелких рыцарских домов уже не обладает силой, с которой вынужден был бы считаться королевский дом. У них остается известный социальный вес как у сословия, но иници-

атива теперь оказывается в руках у малого числа рыцарских семейств, вышедших победителями из прежней «борьбы на выбывание» и аккумулировавших в своих руках значительные земли. Все прочие дома уже не способны с ними соперничать, утратили свою независимость и могут действовать только по согласованию с «победителями». У подавляющего большинства рыцарей уже нет возможности добыть себе земли путем прямого применения своей социальной силы, т.е. путем свободной конкуренции; у них нет тем самым и возможности независимого социального подъема по иерархической лестнице. Каждый рыцарский дом вынужден оставаться на той социальной ступени, которой он некогда достиг. Подняться выше тот или иной его представитель может только благодаря благосклонности короля, т.е. за счет зависимости от него.

Число тех, кто способен участвовать в конкуренции в качестве независимого феодала, на территории западных франков становится все меньше. Уже нет независимых герцогств Нормандия и Аквитания; утратили силу и графства Шампань, Анжу, Тулуза — если назвать только крупнейшие из них. Помимо королевского осталось лишь четыре дома, с которыми стоит считаться: это дома герцогов Бургундских, герцогов Бретанских, графов Фландрских и самых могущественных соперников Капетингов — королей английских, владевших на континенте герцогством Гиень и многими небольшими уделами. Из воинского общества, где царила относительно свободная конкуренция, возникло общество с монопольно ограниченной конкуренцией. Из пяти крупных домов, еще располагавших достаточной силой для участия в конкурентной борьбе, а потому и обладавших известной самостоятельностью, выделяются два сильнейших: Капетинги и их наследники, короли французские, и Плантагенеты, короли английские. В противостоянии между ними должно было решиться, кому достанется полная монополия на господство в землях западных франков, где будет располагаться центр и пролегать границы этой монопольно управляемой территории.

Date: 2015-07-27; view: 303; Нарушение авторских прав