История суфиев

У суфизма нет и никогда не было начала, и он никогда не возникал как историческое явление, он существовал всегда, потому что свет всегда был внутренней сущностью человека. В высших своих проявлениях этот свет может быть назван знанием Бога, божественной мудростью – суфизмом. Суфизм был практикуем всегда, а его провозвестниками были люди сердца; поэтому он принадлежит мастерам-основателям так же, как и всем остальным.

Предание утверждает, что первым пророком был Адам, а значит, уже первый человек на земле обладал мудростью. Среди человеческой расы всегда находились те, кто страстно стремился к мудрости. Они разыскивали удалившихся в уединение людей духа и, служа им с благоговейной преданностью, учились у них мудрости. Мало кто мог понять то, чему учили божественные избранники, но величие их личности привлекало многих. И люди говорили пророку: "Мы пойдем за тобой, мы будем служить тебе, мы будем верить в тебя и никогда не последуем за другим", – а святые отвечали им: "Дети мои, благословляем вас. Делайте так; поступайте эдак. Жить следует именно так, а не иначе". И давали людям заповеди и законы, которые могли бы воспитать в них кротость и человечность. Так рождались религии.

Но с течением времени истина была утрачена. Возросло стремление главенствовать, а следом за ним слишком ревностное отношение к своему сообществу и предубеждение по отношению к другим; так постепенно терялась мудрость. Религия утвердилась, хотя и не без труда, но мир в то время и в той стадии развития был таков, что не мог принять суфизма. Его последователей осмеивали, презирали и подвергали гонениям; им пришлось укрыться от мира в уединении и горных пещерах. Когда пришел Христос, суфии были в числе первых, прислушавшихся к его учению, а во времена Мухаммада суфии с горы Джафа первыми откликнулись на его призыв. Одно из толкований происхождения слова "суфизм" связывает его с названием горы Джафа. Именно Мухаммад открыл суфиям путь в Аравию, где у них появились многочисленные последователи, в том числе Садик и Али.

Оттуда суфизм проник в Персию. Однако, где бы суфии ни высказывали своих свободных взглядов, они неизменно страдали от нападок господствующей религии. Единственной отдушиной оставались поэзия и музыка. Именно великие суфийские поэты – Хафиз, Руми, Шамс Табриззский, Саади, Омар Хайям, Низами, Фарид, Джами и другие – передали миру мудрость суфизма. Творения Руми настолько величественны, что прочитавший и понявший их получит знание всей мировой философии. На священных собраниях суфиев распевание его стихов служит частью богослужения. Судьбы суфиев восхищают благочестием и человечностью.

Искусство суфизма достигло совершенства в Индии, которая очень долгое время была страной высшей духовности. Для индусов мистицизм являлся наукой и главной целью жизни. Так было во времена Махадэвы и позднее, во времена Кришны. Попав в эту благодатную почву, зерно суфизма дало чудесный цвет, и многие великие таланты, например Хваджа Моин-уд-дин Чишти, стали его последователями. Музыка была важной частью их жизни и духовной практики. Эти суфии довели до совершенства искусство преданного поклонения, идеализации, их сознание смогло освободиться от пут внешнего плана бытия.

Переводчики и почитатели персидских поэтов, превознося их, часто совершают одну и ту же ошибку – не воздают должное их предшественникам, и выходит, что эти поэты создали все на пустом месте и ничего не унаследовали от прошлого. Но Персия, окруженная Грецией и Египтом, Аравией и Индией, восприняла идеи Платона и Сократа, учения индуизма и буддизма, особенно их поэзию и философию. Все в мире так или иначе находится под влиянием разных явлений, поэтому было бы ошибкой утверждать, что суфизм зародился в Персии и никогда прежде не существовал; неоспоримо бытование суфизма во времена Мухаммада и даже ранее, как и тот факт, что пророк охотно беседовал с суфиями и советовался с ними. С течением времени суфизм напитался от многих религий и сам, в свою очередь, повлиял на многие из них. Хотя уцелела лишь крохотная часть древнего письменного наследия и даже это малое почти целиком погублено ошибочными толкованиями, мы все-таки можем разглядеть следы древнего суфизма.

В древнейшие времена было основано Братство Чистоты – Сафа. Его главная установка была такова: познай себя, и познаешь Бога. Эти братья, познающие свою природу, и были суфиями, потому что суфизм есть учение о самопознании.

Суфии и йоги могут понимать друг друга, поскольку разница между ними лишь одна: йоги более стремятся к духовности, а суфии – к человечности. Йогин полагает, что лучше быть Богом; суфий думает, что следует быть человеком, потому что, если в ком-то остался один лишь дух, он всегда рискует пасть – нашему телу свойственно падать. Суфий полагает, что, раз уж у нашего тела есть потребности и желания, надо удовлетворить их; он полагает, что человеку можно получать от жизни все, что в его силах получить, но, если нечто выше его сил, не надо и расстраиваться. Никакого сущностного различия между йогином и суфием нет. Нет различий в мудрости, а если таковые и видятся, то это всего лишь различия формы.

Радость – в единстве; не в отдельно взятой духовной либо материальной сфере, а в них обеих. Почему человек скрещивает руки? Потому что там, где есть пара, радость в соединении. У человека два глаза; когда они закрыты, приходит радость. Когда воздух при дыхании проходит через обе ноздри, мистик приходит в экстаз. Почему люди пожимают друг другу руки? Почему радуются объятию? Почему жаждут общения с ученым или мудрецом? Потому что одна душа притягивает другую и соединяется с ней. Радость не в одной только духовности, но в единстве духовного и материального.

Быть совсем животным нехорошо; и быть всецело ангелом тоже не плодотворно, потому что мы сотворены с телом животного, которому надо есть, пить и спать и у которого есть чувства и тысяча потребностей. Нам следует примириться с безобидными из наших животных качеств и отбросить опасные. Нет ничего плохого в том, чтобы есть, и в том, чтобы пить, но хватать еду с чужой тарелки, когда еда есть на нашей тарелке, – вот что плохо.

Центральная тема в жизни суфия – это свобода души. Великий персидский суфийский поэт Руми сказал однажды: "Душа на земле заключена в темницу и остается в ней до тех пор, пока живет на земле". Осознаваемая или не осознаваемая человеком, в каждом из нас живет острая тоска души, стремящейся вырваться из плена, разорвать сковавшие ее путы. Ответом на этот порыв должно стать обретение духовности.

Существует два типа суфиев: ринд и салик. Первый, ринд, прекрасно воплощен в переводе Фицджеральда из Омара Хайяма: "О моя возлюбленная, наполни чашу, которая очистит сегодняшний день от сожалений прошлого и страха перед будущим. Что ж, и завтра я могу быть собой, со вчерашними семью тысячами лет!"[1]. Он подразумевает следующее: бери лучшее от текущего момента; живя настоящим мгновением, ты яснее всего узришь вечность. Но если твой взгляд заслонен миром прошлого и миром будущего, ты живешь уже не в вечности, а в ограниченном мире. Иными словами, жить надо не прошлым и не будущим, а вечным. Именно здесь и сейчас мы можем попытаться постичь счастье, которое есть обретение свободы души.

Это главная тема творчества суфийских поэтов, которых можно назвать риндами. Их жизнь не скована так называемыми принципами в отличие от жизни ортодоксов. Они свободны от всякого фанатизма, всяческих догм и предписаний, довлеющих над человечеством. Но в то же время это люди высоких идеалов и совершенной нравственности, глубокого мышления и очень развитого сознания. Они ведут полную свободы жизнь в этом мире-плене, где каждый живущий – невольник.

Среди суфиев есть и салики, которые медитируют и размышляют о нормах этики, живя в соответствии с верными принципами. Жизнь учит их, направляет на правильную дорогу, и они пребывают в благочестии и самоотречении. Путь салика состоит в том, чтобы постичь суть религии – любой, какую бы ни исповедовал человек, – и следовать ей по-своему. Салик использует те же религиозные понятия, что и ортодокс, и участвует в тех же самых церемониях, но для него они имеют иное значение. Каждая строчка священного писания имеет особенный смысл для салика, потому что он видит ее в особом свете.

Все возвышенные и утонченные мысли о Боге, человеке и жизни могут быть поняты лишь в связи с эволюцией человека, вот почему те суфии, которых называют саликами, прежде всего принимают какую-либо религию и через нее приходят к гармонии с другими людьми, а потом находят в этой религии истинную мудрость и толкуют ее.

По большей части суфийская литература написана таким образом, что человек, незнакомый с ее внутренним, скрытым смыслом, может быть обескуражен. Если мы возьмем стихи Хафиза, то обратим внимание, что в них едва ли встречается упоминание о Боге. Если мы обратимся к поэзии Омара Хайяма, которую так высоко ценит западный мир, то увидим, что он пишет всегда об одном и том же: о вине, о возлюбленной, о кубке и уединении. Кто-то спросит: "Что за духовность во всем этом? Он говорит лишь о вине и кубке! Если это и есть духовность, мне жаль человечество!".

Да, в этих стихах выражено мало благочестия. А в поэзии Джами благочестия и набожности нет вовсе, как нет их в стихах сотен других суфийских поэтов – великих мудрецов и мистиков. Они полагали, что, некогда прослыв духовными людьми, они будут принуждены всегда являться как люди духовные, выглядеть как люди духовные, говорить как люди духовные, и опасались, что на этой тропе утратится их свобода, а сами они прослывут ханжами.

СУФИЗМ

На Востоке существуют три основные философские традиции: суфизм, веданта и буддизм. Учение суфизма излагали пророки Бенэ Израэля: Авраам, Моисей, Давид, Иона, Заратустра, Христос, Мухаммад; эти и другие пророки были родом из земель Сирии, Аравии, Персии, Египта и с территории нынешних Турции и юго-восточной России.

Суфизм – это древнее учение мудрости, смирения, давшее начало многим культам мистического и философского характера. Его корни ведут к древней традиции, существовавшей в Египте и ставшей тем источником, из которого вышли все другие школы посвящения. Суфизм всегда представлял эту традицию и продолжил ее путь в царстве тишины и умиротворения.

Далее учение суфизма разделилось на четыре школы. Первая из них – Накшбанди, главную роль в которой играют символизм, ритуалы и обряды. Второй стала Кадири, учившая мудрости на основе исламской религии Востока. Третья, Сухрварди, учила таинству жизни, раскрывающемуся через метафизические знания и практики самоконтроля. Четвертой стала Чишти, представлявшая духовный идеал в области поэзии и музыки. Эти четыре ветви дали многочисленные ростки, проникшие в Аравию, Турцию, Палестину, татарские земли, русский Туркестан, Бухару, Афганистан, Индию, Сибирь и другие области Азии.

В каждой школе цель остается одной и той же, меняются лишь методы ее достижения. Высшей целью всякой суфийской школы было и остается достижение того совершенства, которому учил Иисус Христос и о котором в Библии сказано: "...будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный".

Метод суфизма в основе своей всегда один – избавление от своего "я". Но какого "я"? Не настоящего, а ложного "я", от которого человек зависит и исходя из которого считает себя кем-то отличным от других. Отказавшись же от этого ложного "я", он дает возможность своему подлинному Я проявить себя в видимом мире. Суфийский метод позволяет раскрыться душе человека, истинному Я – вечному, которому принадлежат все силы и красота.

Суфизм понял, что образы Ахурамазды и Аримана олицетворяют собой принцип добра и принцип зла. Кто-то может обнаружить их в словах Христа или в Коране так же, как и в Зенд-Авесте. Он понял то, что стоит за представлениями об ангелах, пришел к идеализации Бога и Учителя как носителя божественного послания. Его можно назвать иудейским мистицизмом, если пренебречь тем влиянием, которое оказало на него христианство. Его можно назвать христианской мудростью, если пренебречь влиянием мудрости ислама. Его можно назвать внутренней составляющей ислама, если пренебречь воздействием иных философских систем, таких, как веданта и буддизм.

Вот почему суфизм так всеобъемлющ, совершен и универсален.

Суфийское поклонение природе родилось под воздействием учения Заратустры. Склонность суфизма к жертвоприношению – это урок Авраама. Своим чудесным могуществом он обязан Моисею. Предупреждая о грядущих опасностях, суфизм представляет Ноя – величайшего дозорного прошлого. Его неприятие аскетизма восходит к Соломону, а священная музыка напоминает о песнях Давида. Стремление к самопожертвованию опирается на пример Христа, в человечности видно воздействие личности Мухаммада. Вот почему суфий является учеником всякого наставника, последователем любой религии, познающим мудрость во всех ее аспектах. Вот почему, несмотря на свои духовные достижения, он остается открытым миру.

Многие люди говорят: "Мы верим только в Моисея или в Христа". Другие утверждают, что верят лишь Ведам или другим древним священным писаниям. Но для суфия неважно, кто именно сказал то или это; важна суть того, что было сказано. Если он находит истину в словах Заратустры, он принимает ее; если он встречает истину в Каббале, то принимает и ее. Суфий признает слово Христа и Библию, он видит истину в Коране. Он принимает веданту – среди суфиев были более великие ученики веданты, чем многие индусы. Во всем он видит одно священное писание.

Дара, брат Аурангзеба, одним из первых среди иностранцев изучил Веды и помог распространению заключенного в них знания. В царствование Акбара в его землях строились христианские церкви, еврейские синагоги и мусульманские мечети – и он посещал их все. Это убедительное доказательство его суфийских воззрений. Когда умер великий поэт Кабир, индусы и мусульмане принялись оспаривать друг у друга право проводить его в последний путь. Индусы хотели кремировать тело, а мусульмане – предать земле. И те и другие заявляли, что он принадлежит к их вере. Суфий видит истину в каждой вере. Он никогда не скажет, что та или другая религия – не его. И индусы и мусульмане приходят к могилам великих суфийских святых например к могиле Хваджи Моин-уд-дина Чишти в Аджмире.

Суфий видит истину во всех ее формах. Если кто-нибудь предложит суфию пойти в христианскую церковь и вознести молитву, он сделает это с охотой. Если кто-то другой пригласит его в синагогу и попросит молиться так, как это делают евреи, он будет совершенно готов к этому; а находясь среди мусульман, он станет совершать намаз вместе с ними. В индуистском храме он видит настоящего Бога, живого Бога вместо идола; и буддийский храм вдохновляет его, а не ослепляет идолопоклонством. И все же истинная мечеть суфия – в его сердце, в котором живет Возлюбленный, тот, кому одинаково поклоняются как мусульмане, так кафиры.

В наши дни задачей Суфийского Движения является установление лучшего взаимопонимания между отдельными людьми, народами и расами, а также помощь тем, кто стремится найти истину. Его основное положение – утвердить осознание божественности человеческой души; для этого и дано суфийское учение.

Непонимание существует не только между Востоком и Западом или христианами и мусульманами, передавшими Западу опыт суфизма, но между самими христианами, равно как вообще между людьми. Суфизм как школа пришел с Востока на Запад, но суфизм как послание пришел на землю свыше. В этом смысле суфизм не принадлежит ни Востоку, ни Западу. Суфийское эзотерическое учение опирается на традицию древней школы суфизма, существовавшей на протяжении разных исторических этапов, но Суфийское Послание имеет свою собственную традицию. Это больше чем школа: это сама жизнь; это ответ на мольбу всего человечества.

Суфизм есть религия, если кто-то хочет учиться по нему вере; он есть философия, если кто-то хочет учиться по нему мудрости; он есть мистицизм для того, кто стремится быть руководимым им в раскрытии своей души. И все же он выше этих вещей. Он есть свет, он есть жизнь, питающая каждую душу и возвышающая смертного до бессмертия. Он – послание любви, гармонии и красоты. Это божественное послание. Это послание эпохи, а послание эпохи есть ответ на призыв каждой души. Это послание, однако, заключено не в словах, а в божественном свете и энергии, которые исцеляют души, даря им покой и мир Бога.

Суфизм не является ни деизмом, ни атеизмом, поскольку деизм означает веру в Бога, находящегося недостижимо далеко на небесах, а атеизм значит жить без веры в Бога. Суфий верит в Бога. В какого именно Бога? В Бога, от которого он сам произошел, Бога в себе и вокруг себя; как сказано в Библии, мы живем, движемся и имеем наше существо в Боге. Такое учение – учение суфизма.

Суфий верит в Бога как в идеальное Я внутри подлинной жизни, как в коллективное Сознание, а также как в Господа обоих миров, Владыку судного дня, Вдохновителя прямого пути, Того, от Которого все произошло и к Которому все вернется.

В действительности не может быть многочисленных религий; есть лишь одна. Не может быть двух истин и не может быть двух повелителей. Как есть только один Бог и одна религия, так существуют лишь один повелитель и одна истина. Уязвимое место человека всегда заключается в том, что он считает истиной лишь то, что привычно, а то, что он не приучен слышать или о чем думать, пугает его. Подобно путнику, затерянному в чужой стране вдали от дома, душа человека странствует среди явлений и вещей, непривычных ей. Но путь к совершенству означает возвышение над ограничениями, устремление на такую высоту, откуда глаз уже не может различить границ отдельных стран или континентов, а видит весь мир целиком. Чем выше поднимаешься, тем шире становится горизонт.

Суфий никому не предписывает принципов, но это не как в обычной жизни, где не иметь принципов значит быть очень плохим человеком. Некоторые удивляются: как же можно следовать учению суфизма, если у него нет определенных принципов. Ответ прост: то, что хорошо для одного человека, может быть плохо для другого. Для кого-то очень хорошо быть монахом и сидеть целый день в церкви или мечети, а кому-то это не годится, – ему, может быть, нужно идти в кафе и рестораны и понять смысл приобретаемого там опыта.

На Востоке в месте, где должно выражать уважение, люди покрывают голову шапкой или тюрбаном, тогда как на Западе в тех же самых случаях следует снимать шапку, то есть все делается точно наоборот. На Востоке прежде чем войти в индуистский храм, мечеть или другое священное здание, необходимо разуться; на Западе не дозволяется являться в церковь босиком. Если бы браминам пришлось носить тяжелую обувь – такую, как носят европейцы, им стало бы дурно, они бы постоянно страдали от усталости; их обувь должна быть легкой и простой, чтобы ее можно было снимать и надевать без проблем. Предписания каждой религии давались в соответствии с определенным временем и местом.

Люди без конца сражаются из-за принципов; они заявляют, что твердо стоят за такие-то принципы и что эти принципы делают их лучше тех людей, которые придерживаются иных норм. Однако для суфия здесь нет хорошего или плохого; его единственная мораль – быть добрым к другим. Вот чего мир никак не может понять, потому что человечество всегда желает принципов и хочет, чтобы кто-то сказал ему, что хорошо и что плохо. Но мы видим вещи хорошими или дурными в зависимости от нашей точки зрения, а это значит, что ее-то и следует воспитывать в первую очередь. Суфий наполняет духовностью все, к чему бы ни прикоснулся. Он видит только единство и гармонию. Религия суфия – только любовь, поэтому предписания прочих религий ничто для него. Борьбу за принципы он оставляет в удел тем, кто не способен видеть вне узких рамок своих собственных идей.

Когда произносится слово "философия", человек сразу вспоминает философию веданты, скажем, или Платона и Аристотеля. Эти и прочие философы изучали физическую вселенную, материю; они выяснили, как дух становится материей, и постигли метафизику. Но в их философских системах мы не найдем ни поклонения, ни идеализации, тогда как в суфизме мы находим идеализацию Бога.

Суфии верят в помощь любого поклонения; но даже идолопоклонство не заставит суфия стать кафиром, неверующим, поскольку кроме идола он в то же самое время поклоняется чему-то еще. Миру может показаться, что он поклоняется идолу, тогда как в действительности он поклоняется Богу во всем. Идолопоклонник тот, кто говорит: "Это – Бог, а то – не Бог; Бог есть в этом идоле, а в тебе нет Бога".

У суфия также есть свой идол, но это живой идол. Как-то на улице Хайдарабада я встретил факира. Он обратился ко мне: "Эй, муршид, как пройти туда-то?" Я в то время изучал философию и подумал: "Он назвал меня муршидом; должно быть, он увидел во мне какое-то величие!". Но тут я услышал, как он спрашивает полицейского: "Эй, муршид, это дорога к такому-то дому?" – и понял, что он говорит "муршид" каждому. Когда я попросил объяснений этому у своего муршида, он ответил, что факир находится на ступени фана-фи-шейх, когда ученик видит своего муршида во всем и в каждом. Тот, кто достиг этой ступени, учится у всего, у каждого существа, старого или молодого, глупого или мудрого, даже у кошки, у собаки, у дерева, у камня. А человек, способный видеть Бога только в одном-единственном предмете, а не во всех вещах и существах, – вот кто идолопоклонник. И только когда человек видит Бога во всем, он действительно видит Бога.

Суфизм – это философия среди религий и религия среди философий. В кругу религий он представляется философией благодаря характерной для суфизма свободе мысли; среди философских систем он кажется религией из-за идеализации суфиями Бога, посвящения себя ему и поклонения. Суфиями этих людей назвали другие, сами они не давали себе никакого имени. Они были свободны и чисты от определений, от имен и ярлыков, от персональных различий, и поэтому мир назвал их суфиями, от корня саф, что по-арабски означает "чистый".