Вторая семидневка

Первый день

Мой приезд уже внес смуту в жизнь монастыря, я не заслуживаю радушного гостеприимства, оказанного мне настоятелем и старшими монахами, и прошу прощения за неудобства. Сегодня меня попросили провести еще одну чаньскую семидневку, и, конечно, я не вправе принять это предложение. Было бы разумно, чтобы эту встречу проводил почтенный учитель Ин-цы, имеющий за плечами столько лет жизни и дхармы. И в самом монастыре есть также много опытных и добродетельных учителей, а я – лишь «ряска», плавающая на воде [199], человек, ни на что не годный.

Оказывать мне знаки внимания в силу моего возраста – это недоразумение. Даже в мирской дхарме возраст не принимается в расчет. Ранее, когда в императорском дворце проводился экзамен на ученую степень, не важно, был ли кандидат молод или стар, он называл экзаменатора «почтенный наставник», из уважения, а не за возраст. В буддийской дхарме возраст тем более не имеет значения. Бодхисаттва Манчжушри стал буддой в давние времена и являлся наставником шестнадцати принцев дхармы, одним из которых был будда Амитабха. Будда Шакьямуни также был его учеником, но когда Шакьямуни стал Буддой, Манчжушри явился оказать ему помощь. Таким образом, мы понимаем, что существует только одно равенство, в котором нет ни тех, кто выше, ни тех, кто ниже. Поэтому, пожалуйста, не допускайте ошибочного понимания. Так как мы занимаемся изучением, нам следует чтить правила. Настоятель имеет в своих планах просветление других, толкование сутр, проведение чаньских встреч и распространение Дхармы Будды. Это редкая возможность, выпавшая нам по судьбе.

Все вы не остановились перед трудностями путешествия, не побоялись неудобств, приложили усилия и приехали сюда по собственной воле. Очевидно, что в вашем сознании присутствует стремление отказаться от страстей и желание покоя. В действительности у вас и у меня одно и то же Сознание, но есть разница между заблуждением и просветлением – и вот мы видим живых существ, которые заняты чем-то с утра до вечера, не позволяя себе ни дня отдыха. Если мы задумаемся об этом, то увидим, что это не может принести ни малейшей пользы. Несмотря на это, есть люди, занятые весь день напролет, глупым образом озабоченные тем, чтобы иметь у себя полный достаток пищи и одежды, и ищущие удовольствие в пении и танцах. Они желают, чтобы их дети и внуки были богатыми и известными и их потомки купались в славе и роскоши. Даже уже готовые испустить последний вздох и стать духами, они все еще беспокоятся о продвижении и процветании своих детей. Эти люди поистине крайне глупы.

Встречаются также люди, немного разбирающиеся в добре и зле, причине и следствии. Они хотят совершать поступки, дающие заслуги и добродетели, но все сводится к соблюдению постов и пожертвованиям монахам, либо к приобретению статуй будд, либо к реставрации храмов и монастырских зданий. Но все это с протеканием мирской причины[200]. Они надеются, что будут вознаграждены в следующем счастливом перерождении, но, не понимая ценности «непротекающих» заслуг и добродетели, не совершают ничего, дающего их. В «Лотосовой сутре» говорится: «Лучше миг посидеть в медитации, чем воздвигнуть столько ступ семи сокровищам, сколько песчинок в Ганге». Ибо этот метод сидения в медитации позволяет нам искоренить наши страсти и обрести покой сознания и тела, ведущий к окончательному постижению сущностной природы и освобождению от рождения и смерти. Миг – это мгновение (кшана) [201]. Если человек очищает свое сознание и обращает источник света внутрь себя, то миг медитации, даже если не приведет непосредственно к пробуждению, заронит правильную причину [202], и день успеха обязательно наступит. Если его практика эффективна, буддой можно стать и в один миг. Поэтому Ананда говорит в «Шурангама-сутре»: «Дхармакаю можно обрести и без длительного монашества».

Однако люди, как правило, живут среди страстей, радости и гнева, обретений и потерь, пяти желаний [203], в погоне за удовольствиями и наслаждениями. Все это становится невидимым и неслышным, стоит только войти в зал чань, где шесть чувств отступают как шесть (уязвимых) частей тела черной черепахи, втягивающей их под свой панцирь, и ничто вас здесь не потревожит. Это способ совершенствования в недеянии и способ «непротекания». Поэтому заслуги от возведения стольких ступ семи сокровищ, сколько песчинок в Ганге, не сравнимы с заслугами, которые дает миг сидячей медитации. Аналогия с черной черепахой взята из рассказа о питавшемся рыбой тюлене. Он подплыл к берегу, чтобы поймать черепаху. Увидев, что на нее собираются напасть, черепаха втянула голову, хвост и ноги под свой панцирь, и тюленю было не за что схватить ее, как он ни старался. Потому пришлось отпустить черепаху восвояси [204].

Наша жизнь проходит в мире, где те, у кого нет денег, как проклятые добывают пропитание и одежду, а те, у кого деньги есть, в погоне за удовольствиями не могут вырваться из плена своих страстей. Всех нас словно бы кусает тюлень. Когда понимаешь вред этого, берешь под контроль шесть чувств и обращаешь источник света внутрь себя, и тогда можно в смерти обрести жизнь. Два дня назад я рассказывал о методе нашей школы, это метод хранящего ока, метод сознания Татхагаты, это основа освобождения от рождения и смерти. Что касается других врат дхармы, таких как толкование сутр, несмотря на то что нацелены на пробуждение веры и понимания, они являются по большей части листьями и ветвями [205], не приближая к совершенному пониманию. Если хочешь посредством толкования сутр достичь освобождения от рождения и смерти, все равно надо еще пройти через практику и собственное засвидетельствование, а это очень трудно. Поэтому тех, кто достиг моментального полного просветления и обрел трансцендентальные способности посредством толкования сутр или следуя другими вратами дхармы, значительно меньше, чем в школе чань, так как в нашей школе «непостижимыми приемами» владели не только монахи и упасаки, но и среди монахинь были великие таланты.

Некогда учитель Гуань-си, который был учеником Линь-цзи, несмотря на многолетнее наставничество Линь-цзи, все еще не достиг окончательного пробуждения, и тогда он отправился в другие места. Когда он прибыл в женский монастырь на горе Мошань, младшая монашка доложила о его прибытии чаньской бхикшуни Мо-шань, которая послала к нему служительницу с вопросом: «Почтенный учитель, явились ли вы сюда полюбоваться горами или ради изучения дхармы Будды?» Гуань-си пришлось признать, что он пришел ради изучения дхармы Будды. Мо-шань сказала: «Если вы пришли ради дхармы Будды, то здесь существуют те же правила битья в барабан и занятия почетного места». Когда она взошла на свое место, Гуань-си только поклонился, а колени не преклонил. Мо-шань спросила: «Какое место вы покинули сегодня?» Он ответил; «Въезд на дорогу». Она спросила его: «Почему же вы не охватили их?» Гуань-си не смог ответить и встал на колени, чтобы выразить почтение, спросив: «Какова Мо-шань?» Она ответила: «Макушка не видна»[206]. Он спросил: «Каков хозяин горы Мо-шань?» Она ответила: «Не мужчина и не женщина». Он прокричал: «Почему же он не превращается?» Она спросила в ответ: «Не бес и не дух – во что же ему превращаться?» Он не смог ответить и признал ее авторитет. Он прожил там садовником в течение трех лет и впоследствии обрел окончательное просветление.

Гуань-си в зале чань говорил своим ученикам: «У моего отца, Линь-цзи, я получил полполовника, а у матери, Мо-шань, еще полполовника, то есть мне достался полный половник, и по сей день я не чувствую голода». Таким образом, хотя Гуань-си и был учеником Линь-цзи, он стал также и преемником дхармы Мо-шань. Таким образом, среди монахинь тоже встречались незаурядные таланты с потрясающими способностями. Здесь также много монахинь: почему бы им не обнаружить свои способности, чтобы раскрыть правильную дхарму. Следует понимать, что в дхарме Будды все равны, и от нас всех требуется только приложить усилия и не отступать, дабы не упустить эту судьбоносную возможность.

Древние говорили:

За сто лет, или тридцать шесть тысяч дней,

Не найдется спокойного момента, чтобы отбросить ум и тело.

В течение бессчетных кальп мы плыли по морю рождений и смертей, потому лишь, что ни разу не пожелали отбросить тело и ум, чтобы заниматься совершенствованием в чистоте и покое, и так мы вращаемся в колесе перевоплощений без шанса на освобождение. Поэтому всем нам следует отбросить и тело, и ум и немного посидеть в медитации с надеждой, что дно бочонка с (черным) лаком вылетит и мы вместе познаем на собственном опыте не-рожденность [207].

Второй день второй чаньской семидневки

Сегодня второй день второй чаньской семидневки. За этот краткий промежуток времени с каждым днем здесь становится все больше и больше участников, отсюда видно, что люди в Шанхае искренне привержены добру и добродетели. И еще очевиднее, что все люди не любят суеты и стремятся к покою, что все хотят избежать страданий и найти счастье. Вообще говоря, в этом мире больше страданий, чем счастья, и, поскольку время бежит очень быстро, короткий отрезок в несколько десятилетий промелькнет за одно мгновение. Даже если кто-то сможет прожить 800 лет, как Пэн-цзу [208], то и этот промежуток времени очень короток с точки зрения Дхармы Будды. А если посмотреть на мирских людей, то они редко и до семидесяти лет доживают. Так как вы и я знаем, что ничто не стоит привязанности в этом преходящем мире, иллюзорном и изменчивом, мы пришли на эту чаньскую семидневку, несомненно, благодаря благим корням в прошлых воплощениях.

Но методы совершенствования требуют целеустремленного сознания. В прошлом все будды и бодхисаттвы без исключения достигали успеха только после кальп практики совершенствования. В главе «Шурангама-сутры» о полном просветлении Авалокитешвары говорится: «Я помню, что задолго до того, как миновало такое же несчетное число кальп, сколько песчинок в Ганге, в этом мире появился будда по имени Авалокитешвара. В то время я развивал у себя сознание бодхи и для своего вступления в самадхи получил от него наставление практиковать совершенствование через свой слух». Отсюда видно, что бодхисаттва Авалокитешвара добился успеха не за день и не за два. В то же время он ясно говорит нам о своем методе. Он первый из двадцати пяти достигших полного просветления, и его метод заключался в работе над слухом, что позволило ему довести эту чувственную способность до совершенства, ведущего к самадхи. Самадхи – это состояние правильной концентрации на словах, поэтому он продолжает:

(I) Вначале, путем направления слуха

В поток (медитации), слух отстранился от слышимого.

Этот метод заключается в том, чтобы обратить слух внутрь и услышать сущностную природу, не позволяя шести чувствам блуждать в шести видах пыли (внешних объектах). Это и есть включение шести чувств в природу Дхармы [209]. Поэтому он продолжает:

(II) Когда поток стал беззвучным,

Оба состояния – и движение, и покой

Больше не порождались.

Далее он говорит:

(III) Так, в постепенном продвижении,

И слух, и слышимое исчерпались;

Но после их исчерпания я не остановился.

Он имеет в виду то, что мы в нашей практике не должны останавливаться на обращении слуха внутрь, но предлагает постепенно продвигаться вперед и делать дальнейшие усилия для достижения:

(IV) Осознал, что осознаваемое пусто,

А пустое осознавание совершенно,

Пустота и опустошаемое исчезли,

Когда рождение и исчезновение исчезли,

Обнаружилась нирвана.

Это состояние – результат практики обращения слуха внутрь, чтобы услышать сущностную природу, и после того как постигается, что все формы возникновения и уничтожения нереальны, истинное сознание обнаруживает себя. Об этом и говорится: «Когда безумный ум остановлен, это и есть бодхи». После достижения этого состояния бодхисаттва Авалокитешвара сказал: «Внезапно выйдя за пределы и мирского и надмирного, в совершенстве всех десяти направлений (полное просветление) я обрел два непревзойденных. Первое – в единении вверху с изначальным чудесным просветленным сознанием всех будд ту же силу сострадания, что и Татхагата. Второе – в единении внизу со всеми живыми существами в шести сферах существования ту же мольбу о сострадании [210], что и у всех живых существ».

Изучая сегодня буддийскую доктрину для практики совершенствования, мы также должны прежде всего преуспеть в своей практике, освободившись от таких пороков нашей сущностной природы, как жадность, гнев, глупость и гордыня, и восприняв изначально чистое и ясное чудесное просветленное истинное сознание. Только тогда сможем мы вверху действовать ради спасения внизу, как это делал бодхисаттва Авалокитешвара, обладавший способностью являться в тридцати двух различных формах, пригодных для освобождения соответствующих индивидов, и только тогда мы обретем силу. Поэтому бодхисаттва Авалокитешвара является в этом мире в виде мальчика или девочки, но мирские люди не понимают, что он уже стал буддой и что он ни «мужчина», ни «женщина», ни «я», ни «другой», но является в каждом конкретном случае в соответствии с ситуацией каждого живого существа. Когда мирские люди слышат имя этого бодхисаттвы и преисполняются преданности и почтения, то это исключительно благодаря тому, что в прошлых жизнях они повторяли его имя, так что теперь в них проросли семена, ранее посеянные на ниве их сознания-хранилища (алая-виджняны). Поэтому в сутре и говорится:

Как только войдет через слух,

Семя Дао посеяно навеки.

Сегодня мы пришли сюда ради своего благоухания и совершенствования и должны полагаться на дхарму высочайшей колесницы, практиковавшейся и испытанной на опыте всеми буддами и бодхисаттвами. Этот способ заключается в ясном постижении изначального чудесного просветленного сознания, т. е. в том, чтобы узреть Природу и стать буддой. Если сознание не постигнуто, буддой стать невозможно. Для того чтобы ясно постигнуть сознание, мы должны начать с того, чтобы творить добро. Если каждый день с утра до вечера мы будем делать только добро и воздерживаться от совершения зла, то будет копиться благое, и если вдобавок мы будем постоянно удерживать хуатоу, не порождая не единой мысли, то мгновенно станем буддой. Дорогие друзья, пожалуйста, используйте время с пользой, не давайте возникать разным мыслям в сознании, вызовите в нем хуатоу и занимайтесь.

Третий день второй чаньской семидневки

Сегодня третий день второй чаньской семидневки. Те, кто уже хорошо знаком с этой практикой, могут контролировать свой ум и в движении, и в покое. Для них нет разницы между первой и второй неделями или между вторым и третьим днем. Но те, кто только начинает, должны стремиться продвигаться в практике, к которой им следует отнестись с полным прилежанием, не растрачивая попусту время. Сейчас я расскажу вам еще одну притчу и надеюсь, что начинающие выслушают ее внимательно.

В каждом чаньском зале есть (статуя) бодхисаттвы, называемая «святой монах». Он был двоюродным братом Татхагаты Шакьямуни и звали его Арья Аджнята-Каундинья. Когда достославнейший покинул свой дом, его отец направил трех родственников по отцовской линии и двух по материнской линии сопровождать его и присматривать за ним в Гималаях. Этот двоюродный брат был одним из двух родственников с материнской стороны. После того как Почитаемый миром достиг просветления, он отправился в парк Мригадава, где изложил четыре благородные истины и где его кузен стал первым учеником, пробудившимся к истине. Этот кузен стал также одним из его великих учеников и первым, кто оставил родной дом. Поэтому-то его и называют «святым монахом» или «главой санхги». Его метод самосовершенствования ясно описан в «Шурангама-сутре»:

«После того как я достиг просветления, в парке Мригадава я провозгласил Аджнята-Каундинье и остальным пяти бхикшу, а также и вам, четырем варгам [211], что все живые существа не могут осознать бодхи и стать архатом, потому что введены в заблуждение инородной пылью [212], которая порождает страдания. Что же в то время вызвало ваше пробуждение, приведя вас к нынешнему обретению священного плода?»[213]

Здесь Будда говорит о причине нашей неспособности осознать бодхи и стать архатом и вопрошает, благодаря каким методам его великие ученики, присутствовавшие в собрании, быстро достигли просветления. В то время только Аджнята-Каундинья знал этот метод, поэтому он поднялся со своего места и ответил Почитаемому миром: «Я сейчас старший в этом собрании и единственный, кто освоил искусство разъяснения благодаря моему пробуждению к смыслу слов «инородная пыль», которое привело меня к обретению священного плода». Сказав это, он дал следующее разъяснение (этих двух слов) Почитаемому миром: «Почитаемый миром, возьмем, например, гостя, который останавливается на постоялом дворе, проводит там ночь или обедает, а закончив с этим, собирает свои вещи и продолжает путешествие, не задерживаясь надолго. Что касается хозяина постоялого двора, ему никуда идти не надо. Если мыслить по аналогии: то, что не остается, – гость (инородное), а то, что остается, – хозяин. Следовательно, „инородно“ то, что не остается. Это также подобно заре. Когда в чистом небе восходит солнце и через окна проникает солнечный свет, тогда видно, как в лучах движется пыль, а пустое пространство – неподвижно. Если мыслить по аналогии: то, что покоится, – пустота, а то, что движется, – пыль».

Как же доходчиво он объяснил эти два слова «хозяин» и «гость»! Но вы должны понимать, что эта метафора показывает, как нам нужно приступать к практике. Другими словами, истинное сознание – это хозяин, который по сути своей недвижим, движется гость, а именно заблуждающееся мышление, подобное пыли. Пылинки очень маленькие, когда они кружатся в воздухе, то становятся видимыми только в лучах солнца, проникающих через дверь или окно. То есть заблуждающееся мышление внутри нашего сознания при обычном процессе мышления не воспринимается как таковое. Разнородные мысли становятся различимыми только в чистоте и покое сидячей медитации во время практики. В потоке бесконечного появления и исчезновения разнородных мыслей и в водовороте заблуждающегося мышления, если практика неэффективна, не получится стать хозяином, и поэтому не получится достичь просветления в волнах океана рождения и смерти, в котором вы нынче носите фамилию Чжан, а в следующей жизни – Ли. Так же как гость, который останавливается на постоялом дворе на ночь, но не может остаться там навечно. Однако истинное сознание не таково: оно постоянно и недвижимо, не приходя и не уходя, не рождаясь и не умирая, являясь поэтому «хозяином». Этот хозяин подобен неизменной пустотности, в которой кружится пыль. Оно также сравнимо с хозяином постоялого двора, который постоянно живет в нем, поскольку ему никуда не надо идти. Пыль – это метафора страстей, и она может быть полностью уничтожена только тогда, когда вы достигнете ступени бодхисаттвы. Заблуждающееся – это смута заблуждений. Существуют восемьдесят восемь видов иллюзорных представлений и восемьдесят один вид иллюзорных мыслей. Эти представления и мысли происходят из пяти глупых соблазнов [214]и совершенствующиеся должны искоренить их все, для того чтобы достичь первой ступени архата (шрота-апанна) [215]. Но этот этап практики невероятно труден, так как отсечь иллюзорные представления все равно что прервать течение реки длиной в сорок ли. Очевидно, что для практики нам нужен огромный запас сил. Архатства можно достичь, только оборвав все иллюзорные мысли.

Эта практика – процесс постепенный. Мы сейчас полагаемся на хуатоу, которое должно оставаться ярким и живым, а не расплываться, и которое должно постоянно сознаваться. Все вводящие в заблуждение представления и мысли отсекаются одним ударом, оставляя после себя только совершенно безоблачное голубое небо с ярко сияющим солнцем, т. е. с проявленным светом сущностной природы. Этот арья [216], пробудившись к этой истине, познал изначального хозяина. Первый шаг в нашей практике сегодня – уяснить тот факт, что инородная пыль (гость) движется, а хозяин – недвижим. Если это не понято, за практику взяться невозможно, это будет пустая трата времени, как и раньше. Надеюсь, что вы все отнесетесь с большим вниманием к сказанному.

Четвертый день второй чаньской семидневки

И на протяжении сотен, тысяч и десятков тысяч кальп очень трудно встретить непревзойденную сокровенную дхарму, а нынешняя чаньская семидневка в монастыре Нефритового Будды поистине относится к непревзойденным содействующим причинам. Верующие миряне, мужчины и женщины, прибывают со всех концов страны во все возрастающем количестве, чтобы принять участие в этой встрече и взрастить непосредственную причину к тому, чтобы стать буддой. Можно сказать, насколько редка подобная возможность. Будда Шакьямуни говорит в «Лотосовой сутре»:

Если люди в рассеянном и смятенном сознании,

Войдя в ступу или храм,

Воскликнут: «Намо буддая!»,

Все они станут буддами.

Люди проживают отпущенные им несколько десятков лет, не замечая, как проходит время. Те, у кого есть деньги, гонятся за вином, сексом и преуспеванием. Те, у кого денег нет, зарабатывают на одежду, еду, жилье и транспорт. Редко им выпадает миг отдыха и покоя, это поистине невыразимые страдания. Но если таким людям случается войти в буддийский храм, их сердце радуется его тишине и торжественности. Кто-то, увидя статуи будд и бодхисаттв, непроизвольно повторяет имя будды; кто-то, проникшись покоем и ясностью, охватившим сознание, воздает хвалу блаженству Татхагаты, которое встречается так редко. Все это благодаря благим корням в прошлых воплощениях, из-за чего в будущем они должны стать буддой. Но обычно глаза людей готовы видеть только красавиц, уши – слышать только песни и музыку, а уста хотят вкушать только сочные блюда и редкие деликатесы, что загрязняет их ум, а это загрязнение и есть рассеянное и смятенное сознание, сознание рождения и смерти, сознание пустоты и заблуждения. И вот, оказавшись в ступе или храме, человек получает возможность произнести имя будды, это и есть пробужденное сознание, чистое сознание и семя бодхи, ведущее к буддовости. Санскритское слово «будда» означает просветленный, т. е. тот, кто осознал все и более не заблуждается. Когда сущностная природа чиста и ясна, человек обладает пробужденным сознанием.

Сегодня мы пришли сюда не ради славы и богатства, это также действие силы пробуждения. Однако есть много таких, кто слышал о неделе чань, но не понимает ее значения. Из любопытства они пришли посмотреть, что здесь такого интересного происходит, и это не высочайшее сознание. Сейчас, когда вы здесь, вы подобны тем, кто прибыл к горе с драгоценными камнями, – нельзя возвращаться с пустыми руками. Вы должны развивать у себя высочайшее сознание Татхагаты и сидеть в медитации в течение времени, уходящего на сгорание благовонной палочки, для того чтобы посеять непосредственную причину того, чтобы стать буддой, и впоследствии им стать.

Некогда у Будды Шакьямуни был ученик по имени Субхадра [217]. Он был очень беден и остался совершенно один без чьей-либо поддержки. В горе и тоске он собирался последовать за Буддой и стать монахом. Однажды он отправился к Почитаемому миром, но случилось так, что его не оказалось на месте. После того как великие ученики Будды бросили взгляд на прошлые воплощения Субхадры, чтобы определить, можно ли найти в них какую-либо соответствующую причину, они не обнаружили за последние 80 тысяч кальп благих корней и запретили ему оставаться, отослав обратно. В невероятных страданиях Субхадра добрался до городской стены и решил, что раз его карма настолько плоха, то лучше разбить голову о стену, и уже собирался покончить с собой, когда вдруг подошел Почитаемый миром и спросил его, в чем дело. Субхадра рассказал свою историю Почитаемому миром, и тот принял его в ученики. Они вернулись вместе, а семь дней спустя Субхадра достиг архатства. Великие ученики, не понимая, в чем причина успеха Субхадры, спросили об этом Почитаемого миром.

Почитаемый миром сказал: «Вы знаете только то, что произошло за последние 80 тысяч кальп, но Субхадра уже до этого взрастил благие корни. Тогда он был тоже очень беден и зарабатывал на жизнь собиранием дров. Однажды он встретил в горах тигра, убегать было некуда, и он спешно залез на дерево. Тигр, увидев его на дереве, начал грызть ствол, чтобы свалить дерево. В решающий миг, когда спасения ждать было неоткуда, он внезапно подумал о великом просветленном Будде, который обладает силой сострадания и может спасти всех страждущих. Вслед за чем он прокричал: «Намо буддая! Явись скорей, чтобы меня спасти!» Услышав крик, тигр ретировался, не причинив ему вреда. Субхадра тем самым посеял непосредственную причину буддовости, которая сегодня созрела, отсюда и обретение им ступени архата». Услышав этот рассказ, все великие ученики порадовались и воздали хвалу.

Сегодня мы встретились с вами благодаря благоприятной судьбе, и если сможем просидеть в медитации в течение времени сгорания благовонной палочки, благая карма возрастет во много раз. Ни в коем случае не относитесь к медитации как к детской забаве. Если вы пришли сюда за развлечением, то просто упустите очень хорошую возможность.

Пятый день второй чаньской семидневки

Те из вас, чье сознание преисполнено глубокой веры, конечно, прилежно практикуют в этом зале. Старшие в группах, разумеется, уже достигли совершенства в практике, но следует понимать, как в этом совершенстве происходит взаимодействие, надо всесторонне исследовать его, в гармоничном соединении активного проявления (феномена) и принципа (ноумена), в беспрепятственности покоя и движения. Не надо сидеть как вкопанные, не надо погружаться в пустоту и привязываться к тишине, всячески стремясь к состоянию покоя. Со стремлением к состоянию покоя не будет взаимодействия и взаимопомощи разных аспектов. Они подобны рыбе в стоячей воде, у которой нет надежды прыгнуть во врата дракона [218], или рыбе, вмерзшей в лед. Это ни к чему не ведет.

А начинающие в этой практике должны серьезно настроиться на освобождение от рождения и смерти, им следует устыдиться, отбросить все виды причин, только тогда их практика может стать эффективной. Если они неспособны их отбросить, круг рождения и смерти никогда не прервется. Так как со времен, не имевших начала, нас вводили в заблуждение семь эмоций и шесть соблазнов [219], и теперь с утра до вечера мы живем, окруженные звуками и формами, не понимая, как вечно пребывать в истинном сознании, и поэтому находясь в океане страданий круговорота рождения и смерти. Так как мы теперь пробуждены к пониманию того, что все мирское – это страдание, мы можем всецело отбросить все и безотлагательно стать буддой.

Шестой день второй чаньской семидневки

Я обратил внимание, что в этом зале чань большинство участвующих мужчин и женщин – начинающие, поэтому они не понимают правил и принципов и несоблюдением дисциплины мешают медитации остальных. Однако на наше счастье почтенный настоятель очень сострадателен и делает все возможное, чтобы помочь нам исполнить нашу карму. Старшие в группах также развили у себя сознание дао, чтобы вести вас за собой и помочь вам осуществлять совершенствование должным образом. Это возможность, которая редко кому предоставляется и за десять тысяч кальп.

Следует всеми силами добиваться дальнейшего прогресса во внутреннем и внешнем совершенствовании. Внутренняя практика – это занятие одним-единственным хуатоу: «Кто повторяет имя будды?» или же повторение имени будды Амитабхи, не давая воли жадности, гневу и глупости и всевозможным мыслям, мешающим проявлению природы Дхармы [220]Бхутататхаты.

Внешнее совершенствование – это воздержание от убийства живого и превращение десяти пороков [221]в десять добродетелей [222]. Нельзя с утра до вечера поедать мясо и употреблять алкоголь, чтобы не породить греховную карму беспрерывных страданий. Следует понимать, что семя будды возникает из причинной обусловленности, что за свершением множества кармически порочных деяний неизбежно следует падение в ад, а преумножение кармически добрых – вознаграждается благополучием, которое дается нам естественным образом. Потому древние учили: «Не совершайте ничего дурного, всегда творите добро». Вы уже знаете причины убийства членов рода Шакья Вирудхакой и понимаете закон причинности. Бедствия и ужасные беззакония, с которыми люди сталкиваются по всему миру в настоящее время, – это воздаяние. Постоянно призывайте мирских людей воздерживаться от убийства живых существ и выпускать на свободу живые создания, соблюдать посты и повторять имя Будды, с тем чтобы каждый мог вырваться из вращающегося колеса причин и следствий.

Вам всем надо верить и взращивать благие причины, чтобы получить «плод будды».

Седьмой день второй чаньской семидневки

Эфемерная жизнь словно сон,

Субстанция иллюзий не прочна.

Не полагаясь на сострадание нашего Будды,

Как можно пройти по пути, ведущему ввысь?

Эту жизнь, подобную сну и иллюзиям, мы проживаем кое-как, не понимая величия Будды и не думая о том, как вырваться из сферы рождения и смерти, в полной зависимости от своих добрых и дурных поступков, принимая воздаяние сообразно карме. Вот почему в этом мире творят добро немногие, а большинство творит дурное; лишь немногие богаты и благородны, а большинство бедны и низкого происхождения. В шести мирах существования встречаются всевозможные страдания, одни существа рождаются утром, а к вечеру уже умирают, некоторые живут лишь несколько лет, а другие – долгие годы, но все они не хозяева своей жизни. Поэтому следует полагаться на сострадание Будды, если мы хотим найти выход, поскольку будды и бодхисаттвы обладают силой данных ими обетов доброты, сострадания, сорадования и самоотречения и могут спасти из океана страданий и помочь добраться до светлого «другого берега». Доброта и сострадание в том, что при виде живых существ, испытывающих страдания, они стремятся освободить их, с тем чтобы те избавились от страданий и обрели счастье. Сорадование и самоотречение в том, что они радуются и воздают хвалу живым существам, совершающим приносящие заслуги поступки или вызывающим в своем сознании мысли о доброте, а также в том, что они удовлетворяют все просьбы о нуждах страждущих. Когда Почитаемый миром практиковал совершенствование, поднимаясь над причинным основанием, он осуществлял дао бодхисаттв, не щадя своей головы, мозга, костей и костного мозга. Вот почему он говорил: «Во всей Вселенной не найдется клочка земли, даже столь малого, как горчичное зерно, на котором я не пожертвовал своей жизнью или не захоронил свои кости». Сегодня все вы должны прилежно всматриваться в хуатоу, а не тратить время попусту.

Завершающий день

Дорогие друзья, я поздравляю всех вас с завершением этих двух чаньских семидневок. Закончена практика, дающая заслуги, совсем скоро последует роспуск семидневки и пришла пора всех вас поздравить. Что касается древних, у них не было никакого специального завершения или роспуска семидневки, срок определялся непрерывным удерживанием хуатоу до просветления. В настоящий момент независимо от того, пробудились вы или нет, мы будем действовать в соответствии с правилами. В течение этого времени, без различения дня и ночи, целью всех было пробуждение и воспитание талантов, способных распространять буддийское учение. Если вы растратили время впустую, то упустили поистине великую возможность.

Сейчас настоятель и старшие в группах, в соответствии с древними правилами, подвергнут экзамену результаты вашей практики. Надеюсь, что вы не будете говорить необдуманно: следует в присутствии остальных подвести одной фразой итог вашей практике, настоятель удостоверит ее. Древние говорили:

Совершенствование длится три великие асанкхьи [223],

А просветление происходит в один миг.

Если практика эффективна, просветление наступает за один щелчок пальцами.

Некогда у чаньского учителя Хуй-цзюэ с горы Ланъя была ученица, которая пришла к нему за наставлением. Учитель велел ей заниматься фразой: «Пусть все идет своим чередом». Она строго следовала его наставлению, не допуская никаких отступлений. Однажды в ее доме начался пожар, но она сказала: «Пусть все идет своим чередом». В другой день ее сын упал в воду, и когда ее позвали, она сказала: «Пусть все идет своим чередом». Она в точности выполняла наставление, отбросив все причинные мысли. Однажды, когда ее муж развел огонь, чтобы приготовить пончики из скрученного теста, она бросила в полную кипящего растительного масла кастрюлю кусок теста, при этом раздался резкий звук, и она мгновенно просветлела. Она тут же опрокинула кастрюлю с маслом на пол и засмеялась, захлопав в ладоши. Решив, что она обезумела, муж стал ее бранить: «Что ты делаешь? С ума сошла?» Она ответила: «Пусть все идет своим чередом». И отправилась к учителю Хуй-цзюэ, чтобы он удостоверил ее опыт. Учитель подтвердил, что она обрела «священный плод».

Дорогие друзья, пусть те из вас, кто уже пробудился, выступят вперед и скажут нам свою фразу. (После того как в течение продолжительного времени никто не осмелился ответить, учитель Сюй-юнь покинул зал. Затем почтенный учитель дхармы Ин-цы начал спрашивать, и когда все закончилось и отзвучали все фразы, Сюй-юнь вернулся в зал и начал давать наставление.)

В этом мире клубящейся мирской пыли, в суете шумного города, разве легко найти время и желание, чтобы прийти сюда для медитации и удержания хуатоу? Лишь благодаря вашим глубоким и прочным благим корням, шанхайцы, в сочетании с расцветом дхармы Будды и непревзойденной содействующей причиной, вы получили эту великую возможность.

В китайском буддийском учении с давних времен и по сей день есть школы сутр, винаи, Чистой Земли и мантр. Строгое сравнение этих школ и школы чань показывает превосходство метода последней. Я уже говорил об этом, но ввиду нынешнего упадка дхармы Будды талантов сейчас не отыскать. В былые дни, во время своих долгих путешествий пешком, я останавливался в различных монастырях, но то, что я вижу сейчас, еще дальше от тех дней. Мне, конечно, стыдно, что я совсем ничего не знаю, но сострадание настоятеля и общая любезность выдвинули меня для проведения этой встречи. Следовало бы доверить эту задачу почтенному учителю дхармы Ин-цы, поистине сведущему в области чань и умудренному опытом и годами, а не мне, уже ни на что не годному. Надеюсь, что все вы будете неуклонно продвигаться вперед, а не отступать назад.

Патриарх Гуй-шань сказал: «Достойно сожаления, что мы родились в конце периода „образа“, спустя столько лет после истечения священного периода, когда на дхарму Будды не обращают внимания и люди нерадивы [224]». Порассуждаю немного, чтобы потомки поняли меня. Дхармовое имя Гуй-шаня [225]было Лин-ю, он был уроженцем провинции Фуцзянь и благодаря наставлениям патриарха Бай-чжана постиг сознание. Дхута Сыма заметил, что гора Гуйшань в провинции Хунань обладает благотворным влиянием, и она стала местом жительства 1500 сведущих людей. В то время Гуй-шань был служителем в монастыре Бай-чжана, а дхута Сыма при встрече признал его подлинным хозяином горы и пригласил отправиться туда и основать монастырь. Гуй-шань жил при династии Тан (618–906), когда дхарма Будды находилась уже в конце периода «образа», поэтому он сожалел, что не родился ранее, так как в его время дхарму Будды понять было уже нелегко, а живые существа постепенно утрачивали веру, не желая прилагать усилий в совершенствовании и изучении, лишая тем самым себя надежды на обретение «плода Будды». Со времен Гуй-шаня минуло свыше тысячи лет, и прошел не только период «образа», но и более 900 лет нынешнего периода угасания. Мирских людей с благими корнями сейчас поубавилось во много раз. Вот почему людей, верящих в дхарму Будды, много, а действительно пробужденных к Дао очень мало.

Сейчас я хочу сравнить обстоятельства своей собственной жизни с условиями жизни тех, кто изучает дхарму Будды в настоящее время, когда это гораздо удобнее. При правлении Сянь-фэна (1851–1861) и Тун-чжи (1862–1874) были разрушены все монастыри в районе к югу от трех рек, кроме монастыря Тянь-тун. Во время тайпинского восстания (1850–1864) монахи с гор Чжуннань пришли на юг, чтобы восстановить их. Все, что у них с собой было, это тыквы-горлянки для воды и бамбуковые шляпы от дождя – ничего лишнего. Постепенно дхарма Будды снова стала расцветать, и монахи начали носить свои пожитки на плече в свертке на палке. Теперь даже чемоданы носят, но правильному исполнению дхармы не уделяют внимания. Когда-то чаньским монахам, желавшим посетить различные монастыри, приходилось путешествовать пешком. Теперь они могут поехать на поезде, автомобиле, поплыть на пароходе и полететь на самолете, что избавляет от всех тягот пути, но способствует тому, что они находят все большее удовольствие в потакании своим прихотям и удобствах. Нынче, несмотря на все увеличивающееся количество буддийских институтов и учителей дхармы, не уделяют внимания коренным вопросам, с утра до вечера ищут знаний и разъяснений, а не совершенствования и подтверждения [226], не понимая, что метод совершенствования и подтверждения – это корень разрешения проблем.

Юн-цзя в «Песне подтверждения Дао» говорит:

Стоит обрести корень, и не к чему заботиться о вершках.

Как драгоценная луна в прозрачном стекле [227].

Увы! Во время упадка дхармы в этом мире зла

Живым существам с несчастной судьбой трудно учиться.

Святые уже далеко позади, извращенные взгляды проникли глубоко.

Когда демоны сильны, а дхарма слаба, много обид и вреда.

Услышав о мгновенных вратах дхармы Татхагаты,

Сокрушаются о том, что не устранили и не разбили вдребезги.

Проявляется в сознании, скрывается в теле —

Не следует роптать и упрекать и тем более винить людей.

Если хотите избежать нескончаемой кармы,

Не клевещите на колесо дхармы Татхагаты.

Я с младых лет копил познания,

Вчитывался в сутры и комментарии,

Неустанно проводя различия между наименованием и формой,

Как тот, кто понапрасну пересчитывает песчинки в океане,

Но получил строгое порицание от Татхагаты, —

Какой толк в счете чужих драгоценностей!

Юн-цзя пришел к шестому патриарху за наставлением и полностью просветлел. Патриарх назвал его «Просветленным за одну ночь». Поэтому древние говорили: «Искать истину в сутрах и шастрах все равно что выйти в море, чтобы сосчитать в нем песчинки».

Приемы чаньской школы подобны драгоценному мечу царя Ваджры, рассекающему все, чего он касается, и разрушающему все, что попадает на его острие. Это непревзойденные врата дхармы, в которых становишься буддой тут же. В качестве примера расскажу вам о чаньском учителе Шэнь-цзане, который много путешествовал пешком, когда был молод, и стал просветленным, получив личное наставление патриарха Бай-чжана. После просветления он вернулся к своему прежнему учителю, и тот спросил его: «После того как ты покинул меня, что ты обрел в других местах?» Шэнь-цзань ответил: «Я не обрел ничего». Тогда учитель велел ему продолжать у него служить. Однажды, когда прежний учитель мылся и велел потереть ему спину, Шэнь-цзань, похлопав его по спине, сказал: «Хорошее место для зала Будды, но Будда – не святой». Его учитель, не поняв этого указания, обернулся и посмотрел на ученика, который сказал вдобавок: «Хотя Будда и не святой, но может испускать свет». В другой раз, когда его учитель читал у окна сутру, об оконную бумагу ударилась пчела, пытавшаяся выбраться наружу. Шэнь-цзань, увидев ее, сказал: «Вселенная такая огромная, а ты не хочешь выбраться. Если ты собираешься пробиться сквозь старую бумагу, то выберешься в год осла!»[228]Сказав это, он продекламировал гатху:

Она не желает выбраться через открытую дверь

И бестолково бьется об окно.

Чтобы пробить старую бумагу, потребуется сто лет,

О, когда же ей удастся выбраться?

Решив, что Шэнь-цзань насмехается над ним, учитель, отложив в сторону свою сутру, спросил: «Ты отсутствовал так долго, кого ты встречал и что узнал, что стал таким разговорчивым?» Шэнь-цзань ответил: «Простившись с вами, я присоединился к общине Бай-чжана, где получил от учителя Бай-чжана указание, как останавливать (мышление и разграничивание). Поскольку вы уже стары, я вернулся, чтобы отдать вам долг благодарности». Вслед за чем учитель поведал собранию монахов (о случившемся), велел накрыть вегетарианский стол в честь Шэнь-цзаня и попросил его объяснить дхарму. Последний занял почетное место и изложил учение Байчжана:

Духовный свет сияет одиноко,

Освобождая органы чувств от мирской пыли.

Переживание на опыте истинной вечности

Не зависит ни от одних писаний.

Природа сознания незагрязнена,

По сути своей совершенна.

Но избавление от ведущих к заблуждению причин

Это и есть то же самое, что будда.

От этих слов его прежний учитель пробудился к истине и сказал: «Я и подумать не мог, что в свои старые годы услышу о высочайшем образце». Затем он передал Шэнь-цзаню управление монастырем и почтительно попросил последнего стать его собственным учителем.

Видите, как все легко и просто! Как же мы, проведя на этой чаньской семидневке более десяти дней, не сумели пробудиться к Дао? Все потому, что не проявляли достаточной решимости и прилежания в практике, принимая ее за детскую забаву или полагая, что все, что от нас требуется, это сидеть и медитировать в зале чань. Это совершенно неверно. Те, кто по-настоящему направляет свое сознание на практику, не разграничивают движение и покой, для них хорошо любое место, даже улица или рыночная площадь. Некогда жил один монах-«мясник», который ходил за наставлениями в разные места. Однажды он зашел на рыночную площадь и проходил мимо мясной лавки, в которой каждый покупатель настаивал на том, чтобы ему дали «чистое мясо»[229]. Вдруг мясник, разозлившись, отложил свой нож и обратился к ним: «А какой кусок мяса не чистый?» Услышав это, монах-«мясник» мгновенно просветлел[230]. Очевидно, что древним не требовалось медитировать в зале чань для своей практики. Сегодня ни один из вас не говорит о пробуждении, разве это не пустая трата времени? Сейчас я прошу учителя Ин-цы и других учителей снова провести экзамен.

Слова о дхарме на роспуске семидневки

Учитель Сюй-юнь вышел из зала, учитель Ин-цы провел экзамен, а после наставления все заняли свои места. Сюй-юнь снова вошел в зал. В тишине снова отзвучали все фразы и затем были принесены чай и лепешки. Все собравшиеся встали, когда учитель Сюй-юнь в официальном одеянии снова вошел в зал и сел перед Буддой. Очертив бамбуковым посохом круг[231], он сказал:

Только завершилась семидневка, снова распустилась семидневка!

Когда же все это закончится?

Когда причины прекратятся и все объекты исчезнут.

Махапраджняпарамита!

Когда сознание в состоянии тишины, сущность и функция возвращаются

Туда, где нет ни дня, ни ночи, лишь свет совершенства!

Как разделить Юг и Север, Восток и Запад?

Если нет помех, видно, что все образы обусловлены причинами.

Птицы поют, а цветы улыбаются, и луна посетила

ручей,

Что же мне сказать, чтобы распустить семидневку одной фразой?

«Когда бьют по доске[232], подпрыгивает патра!

Пристально созерцайте Праджняпарамиту!»

Роспуск.

Вскоре учителя пригласили в Ханчжоу, куда буддийские организации послали упасаку Ду Вэя встретить учителя. Прибыв туда на девятнадцатый день второго месяца, учитель остановился в храме Цзинцы, где провел собрание, посвященное дхарме, на котором несколько тысяч человек стали его учениками. Ему предложили стать настоятелем монастыря Линъинь, но он отказался по причине преклонного возраста и плохого здоровья. По приглашению настоятеля Мяо-чжэна и учителя дхармы У-ая из монастыря Линъянь учитель отправился в Сучжоу для проповеди дхармы собранию, после чего посетил Хуцю (Тигровый холм) и почтил ступу чаньского учителя Шао-луна (потомка Линь-цзи по дхарме). Прибыв туда, он обнаружил, что территория этой святыни разграблена, ступа и стелы с надписями исчезли. Он раньше посещал это святое место во времена правления под девизом Гуан-сюй (1875–1909) и хорошо помнил его. Теперь то место превратилось в груду черепков и кирпичей. Учитель обсудил этот вопрос с местными влиятельными людьми, а также посовещался с буддийскими законниками в Шанхае, которые собрали средства для восстановления ступы. Настоятелей Мяо-чжэня и Чу-гуана из Хуцю попросили заняться восстановлением, и в течение месяца все было устроено.

По пути в Сучжоу учитель посетил храм Шоушэн в Баньтане, где отдал дань почтения ступе учителя Юань Шаньцзи. После этого он был приглашен приверженцами чаньской школы из Наньтуна посетить гору Ланшань, где провел собрание, на котором проповедовал дхарму. И там несколько тысяч человек стали его учениками. После этого собрания он вернулся в Шанхай. Произошло это в конце третьего месяца.

На четвертом месяце учитель получил телеграмму с просьбой вернуться в столицу. Там он, как и раньше, остановился в монастыре Гуанцзи, куда прибыли представители сангхи со всех частей страны. Была официально учреждена Новая Китайская буддийская ассоциация, приступившая к обсуждению и принятию нескольких важных резолюций. Когда некоторые делегаты от монахов предложили отменить установленные правила дисциплины и морали, учитель сделал им выговор и написал заявление, озаглавленное «Упадок сангхи в век конца дхармы»[233].

После этого учитель поехал в Датун в провинции Шаньси, чтобы почтить Великого каменного будду в Юньгане. Потом он выразил желание покинуть район Пекина. Местные власти посоветовали ему отдохнуть на горе Лушань в Цзянси. На пятом месяце учитель отправился на юг со своим помощником Цзюэ-минем. Когда учитель ненадолго остановился в Ухане, настоятель Юань-чэн из монастыря Баотун попросил его провести две чаньские семидневки. После этого учитель направился к горе Лушань, где его ждал упасака Чэн Чжэньжу. Учитель остановился там в храме Далинь.

На шестом месяце прибыли несколько чаньских монахов с горы Юньцзюй[234]. Они сказали, что во время японской оккупации захватчики сожгли монастырь Чжэньжу, чтобы партизаны не могли использовать его в качестве укрытия. Весь храм был разрушен, за исключением огромной статуи Вайрочаны[235], оставшейся стоять на опустошенной и заросшей травой земле. Учитель опечалился, узнав об этом. Он вспомнил это святое место, основанное во времена правления Юань-хэ (806–820) династии Тан. Там останавливались многие выдающиеся чаньские учителя. Он понял, что если оно не будет восстановлено, то будет предано забвению. Учитель дал обет восстановить монастырь и обратился к местным властям за разрешением поехать туда. Упасака Чжу Хуапин и еще несколько человек вызвались сопровождать учителя. Они отправились в Юньцзюй в пятый день седьмого месяца.

В один из дней девятого месяца некоторые бхикшуни, ученицы учителя, жившие в Кантоне, узнав о его приезде в Юньцзюй, пришли навестить его. Они добирались пароходами и поездами, а когда прибыли в монастырь, увидели лишь разрушенные стены. Они спросили встречного монаха, где найти учителя. Монах указал на коровник. Они пригнули головы, чтобы войти в низкую дверь, но сразу его не увидели. Оглядевшись, через некоторое время они его нашли сидящим в медитации на деревяной лежанке. Медленно открыв глаза, он сказал: «Не стоило себя утруждать и приезжать сюда». Когда они рассказали о причине своего приезда, он сказал: «Когда я прибыл сюда, здесь было всего четверо монахов, и поэтому я решил построить для них соломенную хижину. Но потом пришло много других монахов. Примерно в течение месяца их число увеличилось до пятидесяти. Кроме этого коровника есть еще несколько разрушенных зданий, которые вы видели. Но раз уж вы приехали, пожалуйста, довольствуйтесь эти несколько дней тем, что есть».

На одиннадцатом месяце монахов прибавилось. В день кормили только два раза. К счастью, все, кто оставался на горе, смогли пережить зиму на средства, собранные упасакой Цзянь Юйцзе из Шанхая. Учитель планировал расчистить землю под угодья и отремонтировать залы монастыря. Той зимой учителя также приглашали в Цюйцзян и в монастырь Наньхуа, где он говорил о дхарме заповедей.

115-й год Сюй-юня (1954–1955)

Весной Учитель собирался отстроить главный зал для бронзовой статуи будды Вайрочаны, которая была 10 чи высотой и отливалась во времена правления под девизом Вань-ли (1573–1619) при династии Мин по приказу вдовствующей императрицы. Крыша старого зала была из кровельного железа, так как черепица не выдерживала сильных ветров на вершине горы. Поэтому для восстановления зала требовалось достать кровельный металл. На него решили пустить четыре больших кухонных котла и два бронзовых колокола.

К тому времени число монахов и мирян на горе уже превысило сотню. Среди них были ремесленники и квалифицированные рабочие. Ученики с материка и островов, услышав о намерениях учителя, собрали и прислали деньги на осуществление проекта. Поскольку были обеспечены доступ к объекту, рабочая сила и деньги, план учителя стало нетрудно осуществить. Он разделил общину на две группы, дав задание одной заниматься реконструкцией монастырских зданий, а другой – расчищать землю под угодья.

Так как все были полны энтузиазма, за пятый и шестой месяц зал дхармы был полностью восстановлен, а кроме того, была построена библиотека для двух изданий Трипитаки. В то же время примерно десять акров земли были подготовлены под посевы риса, необходимого общине. Таким образом, были выполнены правила, установленные древним чаньским учителем Бай-чжаном[236].

В течение седьмого месяца были построены более двадцати спальных помещений, кирпичная печь для обжига, туалеты и рисодробильный цех, тогда как учитель по-прежнему жил в коровнике.

Когда настоятель Бэнь-хуань из монастыря Наньхуа, бхикшуни Куань-дин из Лотосового Зала в Тайбине и четверо других прибыли на гору засвидетельствовать свое почтение учителю, они увидели на траве треснувший колокол и спросили его, почему он там лежит. Он сказал: «Это древний колокол этой горы. Его называли „самозвонящим колоколом“, потому что в прошлом всякий раз, когда сюда приходил просветленный учитель, он звонил сам по себе. Когда японцы подожгли этот монастырь, колокольня сгорела и колокол упал на землю. Его трещина затянется сама собой». Осмотрев колокол, они обнаружили, что верхняя часть трещины уже залаталась. Учитель сказал: «Я подожду, пока трещина полностью не исчезнет, и тогда повесим его на новую колокольню». Затем учитель показал им другие части монастыря, густую бамбуковую рощу и разные местные дары природы: купену лекарственную, пуэрарию, чай а также большие ели и гинкго. Указав на одно из деревеьев, учитель сказал: «Вот гинкго без сердцевины». Когда проверили, оказалось, что действительно без сердцевины. Бэнь-хуань пробыл в монастыре 10 дней. Учитель вырезал несколько чаньских досок из бамбука, отполировал их, лично отобрал несколько специально в дар гонконгским ученикам и сделал на них надписи.

Зимой в одиннадцатом месяце случился пожар в коровнике, и, когда монахи стали настаивать на том, чтобы учитель разместился в заново отстроенном храме, он сказал: «Мне нравилась эта древняя простота». Он настоял на восстановлении коровника. В том году учитель получил несколько телеграмм из Пекина с просьбой приехать туда, но отказался по причине преклонного возраста и плохого здоровья. В конце года он провел чаньскую семидневку.

116-й год Сюй-юня(1955–1956)

Весной были поочередно построены дополнительные храмовые здания и кухни, «зал пяти созерцаний»[237], склады, гостевые залы и дополнительные залы для медитации.

Летом, когда в Пекине собралась Китайская буддийская ассоциация, учитель был очень занят и не смог принять в ней участие.

Осенью приехало несколько десятков монахов из других провинций Китая. Те, кто не получил наставлений в полном объеме, просили учителя посвятить их в духовный сан, но он счел неблагоразумным делать это при тогдашних обстоятельствах. С другой стороны, он считал, что следует как-то откликнуться на их просьбу. Таким образом, он решил дать посвящение только тем, кто уже находился в монастыре, и запретил рассказывать об этом посторонним. Планируя чтение наставлений на десятый месяц, а посвящение на пятнадцатый день одиннадцатого месяца, учитель обратился за разрешением к правительству и к Китайской буддийской ассоциации в Пекине.

Когда монахи из других мест услышали об этом, они потянулись один за другим к учителю за посвящением. Сначала их было чуть больше сотни, но прибывали все новые, и число вновь прибывших увеличилось до трехсот. Так что на тот момент в монастыре проживало около пятисот человек, и все ждали посвящения. Было очень трудно всех разместить и накормить. Более того, в течение последних нескольких месяцев у Буддийской молодежной ассоциации, Алмазной бодхимандалы и католической церкви в Шанхае были неприятности. Но осложнилось все тем, что власти провинции Ганьсу послали телеграмму правительству Цзянси, в которой говорилось, что «неразборчивые руководители уклонистских сект едут на гору Юньцзюй за посвящением». Узнав об этом, учитель предпринял все меры предосторожности во избежание неприятностей. Местные власти обсудили с ним этот вопрос и предложили прислать полицию для поддержания порядка на горе. На тот момент те, кто готовился к полному посвящению, были уже в монастыре, и пренебречь их потребностями означало бы нарушить заповедь Будды о помощи другим. Однако удовлетворить их при сложившихся обстоятельствах недостатка пищи и жилья было совершенно невозможно. Тогда учитель взял на вооружение главу «Брахмаджала сутры»[238]о допустимости самопосвящения.

Учитель прочел монахам наставление о десяти заповедях[239], всех правилах винаи и трех общих заповедях[240], на что ушло целых десять дней утомительной работы, призвав монахов вернуться туда, откуда они прибыли, и действовать далее по полученным инструкциям в назначенный день. Он также выдал им ученические свидетельства. При нем осталась только сотня монахов, которых он готовился посвятить в назначенный день. Беда, таким образом, миновала. После этого он провел чаньскую семидневку.

В том году более 140 моу (21,2 акра) земли были подготовлены для выращивания риса и проса, а большое количество делянок было расчищено под чайные кусты и фруктовые деревья. Не успели все эти пустующие пока земли стать пригодными для возделывания, как на них положили глаз посторонние. Местные власти открыли на горе отдел земледелия и лесоводства с целью отобрать земли, приготовленные монастырем для сельского хозяйства, под предлогом необходимости их мелиорации, а затем забрали коровник учителя, и тогда он послал телеграмму о случившемся в Пекин. Местным властям поступил приказ сверху вернуть учителю коровник, а также все отобранные земли. Хотя местные чиновники подчинились приказу, они затаили на учителя злобу и позже причинили ему много неприятностей.

Со всех уголков страны приезжало огромное количество монахов и около полутора тысяч из них жили в монастыре в соломенных хижинах, построенных с целью разместить всех прибывающих денно и нощно вопрошать учителя о дхарме. Чтобы учитель не перенапрягался, его попросили назначить время для ежедневных бесед. Учитель согласился и начиная с одиннадцатого дня третьего месяца начал ежедневно читать наставления, которые были тщательно записаны.

117-й год Сюй-юня(1956–1957)

Весной учитель начал строить главный зал, святыню четырех дэва (стражей монастыря), Башню Непредвзятости, Башню Облачного моря, колокольню, залы святынь и спальни. Поочередно работы завершались. Учитель придавал большое значение восстановлению Юньцзюя. Образцы для строительства брались из планов монастырей Гушань, Наньхуа и Юньмэнь и видоизменялись с учетом особенностей места. В течение трех лет со времени прибытия учителя былое великолепие святыни династий Тан и Сун было восстановлено. Теперь в монастыре насчитывалось две тысячи человек, среди которых были строители и люди, опытные в вопросах ведения сельского и лесного хозяйства. Они внесли свой вклад, способствуя скорому возрождению святого места и поднятию целинных земель.

Восстанавливая монастырь Чжэньжу, учитель никуда не обращался за помощью, но пожертвования, тем не менее, приходили отовсюду, как по волшебству. Например, бхикшуни Куань-хуй из Гонконга, услышав о восстановлении Юньцзюя, провела буддийское собрание, на котором собрала 10 000 гонконгских долларов, которые были высланы учителю. Упасака Чжань Лиу родом из Уюаня, провинция Анхой, иммигрировавший в Канаду и никогда не встречавшийся с учителем, прислал 10 000 канадских долларов. Упасака У Син-цзай из Шанхая отправился в том году в Юньцзюй через Гонконг, чтобы почтить святое место. Он выбрал путь по горному выступу Чжангун, увидел, насколько горная дорога не обустроена, и дал обет привести ее в порядок. Работы, потребовавшие расходов в 100 000 юаней, на тот момент были уже начаты. Учитель восстановил десятки храмов и монастырей по всей стране. Он приходил в храмы с одним лишь посохом в руках, а после восстановления святыни оставлял монахам заново отстроенный храм, уходя с тем же посохом, единственным предметом его личной собственности. Теперь, когда монастырь на горе Юньцзюй[241]был восстановлен, как казалось, не без помощи дэва, все надеялись на то, что Сюй-юнь останется там жить.

На девятом месяце, когда на горе очищали озеро Минъюэху и ручей Цинси (Синий ручей), был обнаружен огромный камень с почти стершимися иероглифами, из которых можно было различить лишь несколько. Оказывается на этом камне у ручья сидели древний чаньский учитель Фо-инь («Запечатление будды»), тогдашний настоятель монастыря, и великий поэт Су Дунпо, когда он приходил в горы повидать Фо-иня. Позже в память об этом событии неподалеку был построен мост. Камень назвали «Камнем задушевной беседы» (Тань синь ши), а мост – «Мостом запечатления будды» (Фо инь цяо). Учитель Сюй-юнь восстановил мост и построил у камня беседку, чтобы сохранить историческое место. По этому случаю он написал стихотворение:

Дунпо, чтя будду, по обету из прежних воплощений,

Прошел по многим рекам и горам.

Камень задушевной беседы у моста на ручье Цинси,

Здесь этот бездушный камень обрел сознание.

С нефритовым поясом [242]он не расстался в Цзиньшане[243],

Слабый дух не позволил ему отрешиться от мира.

Облаку[244]достался Камень задушевной беседы,

Чтоб мост восстановить в память о поэте.

Той зимой силами примерно двухсот монахов и мирян было расчищено под посевы риса более 180 му (27,2 акра) заболоченных земель и более 70 му (10,6 акра) засушливых земель для выращивания других зерновых культур, что обеспечило достаточным пропитанием общину, состоявшую из пятисот монахов.

Седьмого дня двенадцатого месяца учитель начал проводить двухнедельную чаньскую медитацию. После этого монахи монастыря Наньхуа, храма Люжун в Гуанчжоу, монастыря Дингуан в Чжантине и храма Фалунь в Нинхуа настоятельно попросили учителя передать им наставления о дхарме заповедей.

118-й год Сюй-юня(1957–1958)

По инициативе упасаки У Синцзая в предыдущем году начался ремонт горной дороги. Весной дорога в восемнадцать ли от горного выступа Чжангун до монастыря была расширена до шести чи. Она представляла собой горный серпантин, опоясывающий крутые горы и вершины, нависающие над пропастями. Через все горные потоки были перекинуты мосты. Вся работа была завершена осенью. У местных достопримечательностей на скалах вдоль дороги были высечены крупные иероглифы: «Застава Чжаочжоу», «Мост летящей радуги» и т. п. Учитель отметил это событие сочинением гатхи, которую высекли в камне.

На шестом месяце местный отдел сельского хозяйства и лесничества, увидев, что монахи монастыря Юньцзюй успешно подняли целинные земли, отменил соглашение от 1953 г., предоставлявшее монастырю право производить подобные работы. Он учредил на горе свою собственную организацию и послал несколько десятков человек в монастырь, чтобы отобрать у монастыря все земли. Старшие монахи семь раз тщетно пытались обращаться к местным властям в попытке заставить их соблюдать прежнее соглашение. Когда эти люди заявились к учителю в коровник и приказали ему убираться прочь, он сообщил об этом правительству Пекина, которое немедленно приказало местным властям перестать вмешиваться в дела монастыря по освоению бесхозных земель. Хотя они и на сей раз подчинились приказу, но затаили на учителя злобу за то, что он сообщил о положении вещей вышестоящему начальству. Это послужило причиной бесконечных неприятностей, в результате которых учитель был вынужден передать всю освоенную землю местному отделу сельского хозяйства и лесничества, чтобы умиротворить чиновников.

Примерно в то же самое время настоятель Хай-дэн из монастыря Чжэньжу давал толкование «Лотосовой сутры», после чего он отобрал тридцать молодых монахов, призванных образовать Центр изучения буддизма для обучения талантливых монахов.

119-й год Сюй-юня(1958–1959)

Весной преследование правых элементов в стране негативно отразилось на храмах и монастырях. Группа так называемых «буддистов» созвала общее собрание в Ханькоу, на котором по требованию организаторов должны были присутствовать настоятели и старшие монахи определенных храмов и монастырей. Учитель дал отказ по причине преклонного возраста и плохого здоровья.

Настоятелю Бэнь-хуаню из монастыря Наньхуа, учителю Чуань-ши, отвечающему за прием гостей в монастыре Чжэньжу, настоятелю Фу-юаню и учителям Цзянь-сину и Ин-каю из монастыря Юньмэнь было предъявлено обвинение в принадлежности к «правым». Однако им предоставили возможность свалить вину на учителя, чтобы «разоблачить» его, обвинить в «преступлении» и начать на него гонения. Они на это не пошли и едва избежали крупных неприятностей. Наконец, небольшая группа обвиняющих предъявила учителю десять пунктов обвинения: коррупция, реакционность, бандитизм, ошибочная идеология и т. п., причем наиболее вопиющим из них был пункт, обвиняющий учителя в гомосексуальных отношениях с молодыми монахами.

В монастырях Наньхуа, Юньмэнь и Чжэньжу на стенах были вывешены листовки дацзыбао, разоблачающие учителя, который, однако, не обращал на них никакого внимания. Его ученики собрались опровергнуть эти беспочвенные обвинения, но он попросил этого не делать. Прошел месяц, затем другой, но никаких новостей из Ханькоу не последовало, а тамошнее собрание тем временем близилось к концу. Самым преданным помощникам учителя и монахам, сопровождающим его в течение многих лет, было приказано оставить его и отправиться в места, предписанные местными властями.

Еще пара месяцев прошла без каких-либо репрессий по отношению к учителю. Затем он получил телеграмму из Пекина, в которой говорилось, что собрание в Ханькоу не осмелилось его преследовать, так как его доброе имя было широко известно. Собрание прислало список обвинений высшим властям, которые, взглянув на него, только посмеялись и приказали оставить учителя в покое. Таким образом, неприятности миновали.

Пятнадцатого дня девятого месяца начальник полиции Чжан Цзяньминь заявился в коровник учителя со своими старшими помощниками. Они произвели обыск в коровнике, вскапывали землю и разбирали стены, но ничего не нашли. Затем они забрали все письма, полученные учителем из Пекина, документы, сутры, бухгалтерские отчеты и т. п. Несмотря на многочисленные требования вернуть все это, они отказались.

На шестнадцатый день девятого месяца учитель собрал в главном зале общину и сообщил о недавних событиях. В результате этих неприятностей он серьезно заболел. Раньше учитель самостоятель