Часть 31

Джонни неторопливо ехал верхом на Быстроногом вдоль берега Алзетт. Он возвращался домой. Стоял чудесный летний день. Солнечный свет заливал густую листву деревьев, растущих вдоль тропинки, разбрызгивая на землю ясные пятнышки, которые, казалось, подпевают мягкому журчанию воды. Быстроногий фыркнул и едва не стал на дыбы, испугавшись медведя. Это был тот самый медведь, которого они видели здесь три месяца назад, возвращаясь со старой шахты. Медведь ловил рыбу. Вот он насторожился, повел носом и увидел их. Встал на задние лапы. Довольно крупный – футов шесть с половиной.

– Ты что, медведя испугался? – похлопал Джонни Быстроногого. – Ах ты, старый плут!

Быстроногий пристыжено заржал и успокоился. С той поры как лошадей переправили сюда из России, они только и делали, что жирели, и Быстроногий старался, насколько позволяла его лошадиная фантазия, разнообразить свою скучную жизнь. Раньше, отправляясь каждое утро в шахту верхом, Джонни всегда отпускал его порезвиться, пока сам занимался делами. Вот и сейчас Быстроногий с радостью обследовал бы этот дивный, полный таинственных шорохов летний лес. Но, повинуясь каблукам хозяина, остановился. Джонни с интересом наблюдал за медведем, а тот, не усматривая ничего угрожающего в коне и всаднике на противоположном берегу, продолжал свое занятие. Джонни нисколько не сомневался, что, будь на его месте психлос, зверь тут же пустился бы наутек и бежал бы, не останавливаясь, весь день. Интересно, вяло думал Джонни, поймает ли он хоть одну рыбешку…

Джонни проснулся сегодня со смутным предчувствием, что в этот день непременно произойдет что‑то очень важное. Но так и не дождавшись, чувствовал себя теперь как бы обманутым. Он решил пробежать в памяти прошедший день: вдруг какое‑то событие ускользнуло от его внимания?! Утром, как обычно, он приехал на старую шахту и, как обычно, застал там все тот же бедлам. Три месяца назад он купил старый Гранд Дачи в Люксембурге, что раньше принадлежал Межгалактической Рудной Компании. Психлосы вели там железно‑рудные разработки, правда, весьма лениво. Они же построили небольшой сталепрокатный стан и кузницу по производству крючков, ведер для руды и прочей дребедени, что могла понадобиться им на планете Земля. Это место было надежно защищено, и захватчики не совались сюда. Да и подземное расположение идеально подходило для организации здесь окончательной сборки пультов. В старой шахте работали Ангус Мак‑Тэвиш и Том Смайли Таунсен. Они соорудили сборочный конвейер, и теперь оставалось лишь установить отдельные элементы цепи на изоляционную прокладку, утопить ее под крышку панели и придать товарный вид. Фактически никто, кроме Джонни, Ангуса, Тома и сэра Роберта, не знал, что окончательная сборка производится в Люксембурге. Предварительная включала даже упаковку. Рабочие считали Ангуса и Тома Смайли просто инспекторами. Правда, эти двое работали лишь пару часов в день. Используя специальные шаблоны и инструменты, они извлекали «полуфабрикат» пульта из ящика, доводили его до ума, опечатывали и присовокупляли к ровненьким рядам «братьев‑близнецов». Затем бдительно охраняемая со всех сторон колонна грузовиков везла пульты за тридевять земель, к древнему туннелю, который когда‑то назывался Сен‑Готард, протяженностью около девяти миль. Там пульты выгружали на дрезины, а дрезины устанавливали на старенькие рельсы. И катились эти дрезины к центру туннеля. После прохождения через заблокированную камеру автомат шлепал на ящик штамп и устанавливал на другую дрезину. Теперь уже другой караван грузовиков, еще более зорко охраняемый, мчал их к новой перевалочной площадке, расположенной ныне в горной чаше в Цюрихе.

Поскольку идея использования туннеля принадлежала Джонни, Ангусу и Тому Смайли и так как туннель охраняли вооруженные до зубов солдаты, никто не знал, кто же все‑таки производит окончательную сборку. Прошел слух, будто этим занимается спецперсонал, а может, даже гномы или еще какие существа, обитающие в туннеле. В день выпускалось около двухсот пультов. Те же люди, что делали предварительную сборку, монтировали перевалочную площадку целиком, столбы и сеть электропередач. В этом не было ничего секретного.

«Да, – пробормотал себе под нос Джонни, – ничего особенного сегодня не произошло». Вот на прошлой недели – да: Том Смайли сообщил, что его Маргарита собирается стать мамочкой.

Медведь, наконец‑то, поймал форелину, выволок ее на берег, воровато оглянулся по сторонам и снова полез в воду. Быстроногий нашел молоденькую травку и принялся, шумно фыркая от удовольствия, поедать. С чатоварианами – тоже ничего нового. Банк известил сэра Роберта о том, что все фирмы чатоварианской империи, работавшие на войну, разорились, и тот с Ангусом и шестью селаши улетел туда. Чатовариане славились своими замечательными способностями в строительстве оборонительных сооружений. Им было чем похвастаться: ни одна атака психлосов так и не смогла пробить надежную броню империи, включающей семьсот планет. А ведь психлосы атаковали даже газовыми бомбами. Вот поэтому‑то, да еще по некоторым соображениям, новая телепортационная компания, называемая теперь, после того как Джонни отказался предоставить для вывески свое имя, «Производство установок», заключила с чатоварианами договор о сотрудничестве. Селаши помогли Ангусу отобрать фирмы, а сэру Роберту – оформить покупку. Теперь они стали владельцами одиннадцати чатоварианских фирм. Да, на этой сверхперенаселенной планете – подумать только: сорок девять триллионов! – не было недостатка в фирмах, как и в инженерах и рабочей силе. Главные офисы купленных компаний так и остались в Чатоварии, а они работали в филиалах, открытых здесь. Хороших новостей нет и в помине! Содержать главные офисы вместе со всем штатом сотрудников оказалось весьма дорогим удовольствием. Да и возникла проблема – что производить, Их технологии и производственные мощности были недурны, но Джонни споткнулся на математике: чатовариане пользовались бинарной системой, по ней работали все компьютерные сети. И тем не менее, все, что бы они не строили, было отменного качества. За единственным исключением. Джонни никак не мог смириться с их реактивными двигателями. Летать на таких самолетах – одна морока. К тому же им требовались специальные взлетно‑посадочные площадки. Для полетов в космос они были, конечно, великолепны, но совершенно не годились для движения в атмосфере. Даже остановить их толком было невозможно.

Сами чатовариане заполонили Люксембург. Премиленький народ: пяти футов ростом, с плоскими головами и крупными, выдающимися вперед «кроличьими» зубами, кожей оранжево‑золотистого цвета и перепончатыми, но очень проворными руками. Чатовариане обладали немалой физической силой. Джонни убедился в этом, когда однажды затеял шутливую возню с одним чатоварианским инженером и не смог его победить, в то время как считался всегда отменным борцом. Еще те отличались сноровкой. Все делали очень быстро и умело. Питались… древесиной. Прибыв сюда, перво‑наперво засадили около пятнадцати тысяч акров земли смешанным лесом, который вырос со скоростью автоматной очереди в то, что они называли «катализатор – цветочный горшок». Так чатовариане выращивали себе пропитание. У них вышла небольшая стычка с тремя китайскими инженерами. Китайцы очень любили строить из дерева, а чатовариане возмущались таким безрассудным растранжириванием добротной пищи. Сами они обожали работать с камнем: небольшими лучевыми инструментами вроде мечей высекали зарубки, чтобы камни соединялись без раствора. Потом обжигали и притирали камни друг к другу. Броня получалась надежная. От такой обработки выявлялась каждая крупинка внутренней структуры камня, переливаясь яркой разноцветью. Очень красиво! Чатовариане обучили своему искусству китайцев, а те научили их ткать шелк, так что все обиды, хотя и не сразу, были забыты.

Приглашение на чатоварианский обед – что прогулка на лесоповал. Джонни пришлось вырвать у них обещание, что они не сгрызут все деревья в округе. Джонни хотел делать машины и самолеты для телепортации. Но он не знал устройства телепортационного мотора, и все попытки узнать терпели неудачу. Проклятая психлосская математика! Ничего не сходится… Эта мысль сидела в голове занозой и не давала покоя.

Медведь тем временем выловил еще одну рыбку. Ласковое солнце переливалось на куртке Джонни, сшитой из оленьей кожи… И все‑таки он ждал, что сегодня непременно произойдет что‑то хорошее. День еще не кончился! Задумавшись, Джонни потрепал Быстроногого по холке, и тот, ошибочно приняв это как приказ, помчался вперед по лесной тропинке.

Выскочив из леса, он поспешил к дворцу, и тут уж Быстроногий отвел душу, продемонстрировав свое умение останавливаться на полном скаку: резко осадил и встал на дыбы, обхватив воздух.

– Щеголь! – поддразнил его Джонни.

Они проделали не больше полумили, но Быстроногий был доволен прогулкой. Дорога пролегала по центру десятиакрового луга, весьма его занимавшего. Гром, хромой сын Норовистой, вылитый Быстроногий, и крупный светло‑коричневый пес, которого Крисси нашла в лесу, носились по траве друг за другом в шутливой борьбе. Норовистая смотрела на приятелей безучастно, Быстроногий направился к ней.

Джонн спрыгнул с него и козырнул русскому дозорному в сторожевом окошке справа от дворца. В ответ мелькнул белый рукав. Это место действительно очень изменилось. Оно теперь выглядело таким новеньким, таким сияющим. Но китайские инженеры поняли то, чего не понимали чатовариане: это место всегда должно казаться не имеющим возраста. Крисси первой приметила его. Они летели тогда в небольшом самолетике, и Джонни, только что купивший герцогство, никак не мог придумать, где им лучше всего обосноваться. Внезапно Крисси, высунувшись в окно, закричала: «Здесь! Здесь!». Ничего не оставалось делать, как только приземлиться там, где она захотела. Крисси была еще очень слаба, и Джонни просто не мог ни в чем ей отказать. Развалины замка лежали среди пустоши. Возможно, когда‑то этот замок был окружен парком, кто знает… Трудно было даже представить, что эти руины некогда были чем‑то более привлекательным, чем груда камней. Не обращая внимания на кусты шиповника, цеплявшиеся за ноги, Крисси, как безумная, носилась по пятидесятиакровому полю и кричала: «Это место просто создано для скотного двора!», «А это – для лошадей!», и, раскинув руки, показывала на какие‑то ямки и впадины: «Можно приспособить под чаны для дубления!» Пробежав вдоль быстрого ручейка, обрадовалась: «Можно будет подвести прямо к кухне – и у нас всегда вода будет под рукой». Ловко перепрыгивая через обломки, которые когда‑то вероятно, были полом, она восклицала, пытаясь увлечь Джонни, который ровным счетом ничего не видел, кроме развалин: «А здесь у нас будет камин!» А здесь – то, а там – се… Успокоившись, наконец, она остановилась, повернулась к Джонни и сказала: «В этом доме мы никогда не будем знать голода. Он укроет нас от снега и холодного ветра». И добавила – вызывающе, словно защищаясь: «Вот здесь мы и будем жить!»

Джонни встретился с чатоварианским инженером, прибывшим с первой партией из двухсот строителей, и попросил его возвести «что‑нибудь современное». Он был уверен, что избавился хоть от одной головной боли, но на следующий день ему пришлось выдержать атаку прямо‑таки разъяренных архитекторов. Когда чатовариане гневались, они издавали звук, напоминающий свист сквозь зубы, а когда смеялись – будто вода в бутылке булькала. Так вот чатоварианский архитектор высвистывал свое негодование. Не имело никакого значения, был Джонни владельцем Компании или нет, он все равно оставался чатоварианцем, поскольку получил свой титул от имени самой императрицы Виз. И ему еще будут указывать, что он должен знать! Джонни подсунули какую‑то диссертацию по архитектуре, и он долго плутал в ней, как в лесных дебрях. Чатовариане тщательно изучили архитектурные стили древней Земли, многое из чего заимствовали для своей планеты. Классические греческая и романская архитектуры, хотя и считались непрактичными, были вполне приемлемы для многих систем. Ренессанс они расценивали, как нечто совершенно уникальное. И, можно сказать, надорвали свои художественные способности, постигая тайны барокко. Но модерн?! Ни за что! Лучше отправьте их назад, в Чатоварию. Лучше они умрут с голоду, чем согласятся на такое. Есть черта, через которую нельзя переступать.

Это потом Джонн узнал, что «модерн» – это архитектурный стиль, преобладавший на Земле примерно одиннадцать столетий назад, что для него характерны простые, без излишеств, прямоугольные формы и множество огромных стеклянных окон, что тот, кто выдумал этот стиль, презрел все архитектурные достижения. Короче говоря, «модерн» вовсе не имеет права называться архитектурой. Возмущенный чатоварианин, тыча дрожащим пальцем в сторону старого Люксембурга, поддерживаемый пятью ассистентами, которые согласно кивали со скорбными минами за его спиной, вопил, что весь этот город был построен в стиле модерн, и, дескать, пока он жив, его высоконравственная душа не позволит увековечить такие мерзости… Джонни извинился. Чатоварианин сменил гнев на милость, и Джонни учтиво поинтересовался, что они сами могут ему предложить. Пятеро ассистентов моментально выложили обширный план. В древности это здание было дворцом Великого Герцога Люксембургского, начали они. Джонни, впрочем, так не думал, но благоразумно промолчал. Близлежащие замки, по всей вероятности, были построены в готическом и неоготическом стиле, следовательно, и дворец не должен выпадать из общего ансамбля. Джонни долго тянул с ответом, посоветовался с Крисси, но та лишь восторженно щебетала о каких‑то чисто женских штучках, которые, по ее мнению, «придадут очарование» их будущему дому. Не забыв упомянуть об этих «очаровательных штучках», Джонни, наконец, дал свое согласие.

Они с Крисси поселились пока в шалаше в лесу, готовили на костре, наслаждались тишиной и уединением. Чатовариане расчистили площадку и возвели бронированный стальной остов. «Сгоняли» на парочку мраморных рудников на севере Италии и снарядили там несколько грузовых судов, завалив все место зелеными, розовыми, в общем, всякими плитами. Потом по своей уникальной технологии срастили их друг с другом. Ручей заставили бежать туда, куда нужно. И водопровод сделали. Чтобы не сжигать в каминах «хорошую пищу», установили в них солнечные батареи, создававшие ко всему еще и видимость пламени.

Дворец был готов. Может, конечно, он и выдержан в готическом стиле, но от разноцветья рябило в глазах. Зато Крисси осталась новым домом очень довольна. Прохаживаясь по подъемному мосту, Джонни слышал, как из старого города доносится треск и лязг: чатовариане крошили Люксембург… Сначала город прочесывали историки и искусствоведы, а уж потом чатовариане давали волю своим строителям, вытравливая отовсюду модернистский дух. Банк перебрался обратно в Цюрих, где Джонни мечтал жить, скучая по любимым горам.

Он вдруг остановился: на лужайке чернело выжженное пятно. Так, значит, Драйз побывал здесь сегодня. Драйз сдал дела по руководству филиалом и теперь руководил в Галактическом Банке связями с Банком Земли. Он настаивал на уточнении «единственный», но сия гордая поправка была отвергнута администрацией, поскольку грозила отпугнуть клиентов. Посему, в возмещение морального ущерба, Вораз от щедрот своих положил Драйзу жалованье в сто тысяч кредиток в год – вполне достаточно, чтобы позволить себе не только яхту. Яхту Драйз оставил здесь и телепортировался домой, а в его отсутствие селаши, члены экипажа, обучали чатовариан азартным играм и отхватили таким образом кучу денег. Правда, китайские инженеры отыграли потом эти деньги и вернули беспечным чатоварианам, так что Джонни не стал поднимать шум. Драйз всюду появлялся на своей любимой яхте. Чудачество, конечно, – летать на противоположный берег за бутылкой шнапса на космическом корабле, но иначе он не был бы Драйзом. Соглашаясь на предложенную работу, он поставил условие: выходные в любое удобное для него время. Для полетов в северную Шотландию. Драйз говорил, что затевает на стороне «перечный бизнес», но Джонни не верил ему. Что‑то тут было нечисто. Сегодня Драйз, наверное, привез Крисси масло или еще что‑нибудь. С другой стороны, он мог и оплачивать счета господина Цанга. У Драйза были свои заказчики, и господин Цанг – в том числе. О личном счете Джонни заботились пятнадцать селаши, которые работали на шахте. И, несмотря на все драйзовы уловки, счет этот приносил около триллиона ежедневного дохода. Однако счет господина Цанга явно представлял для Драйза какой‑то интерес. Джонни предложил господину Цангу какое‑никакое жалованье, чему тот немало удивился: камергеру, дескать, обычно платит его хозяин. Из этого Джонни заключил, что есть гости желанные, а есть – нежеланные. Впрочем, деньги зарабатывала дочь господина Цанга. Звали ее Лю, в честь последней императрицы китайской династии. Имя этой молодой женщины стало уже довольно известным. Она работала в небольшом, стилизованном под пагоду строении на заднем дворике, которое в действительности было замаскированным противовоздушным дотом, и рисовала на шелке и рисовой бумаге своих любимых птичек и тигров. Каждая ее работа могла украсить коллекцию истинного любителя искусства и оценивалась в тысячу кредиток. Помимо этого, Лю помогала Крисси вести хозяйство и была неплохим парикмахером.

Джонни решил, что для приземления корабля Драйза лучше установить на посадочной площадке металлическую подставку. Теперь он уже вполне сносно ладил с маленьким серым человеком – просто устал бороться. Через двор было не протиснуться. Лин Ли, зять господина Цанга, вытащил из банкетного зала всю мебель и облагораживал ее молекулярным металлическим распылителем. Аудитория из двух чатовариан с благоговением наблюдала за молодым мастером. Еще бы! Он умел «рисовать» картины… пульверизатором, ловя брызги кусочком картона. Работал Лин Ли очень проворно. Как раз сейчас он выписывал на огромном банкетном столе рыцарей, заимствованных, как понял Джонни, на гобеленах. Теперь Лин Ли уже не делал медальоны с дракончиками вручную: два чатоварианских механика, восхищенные его талантом, по образцу сотворили машину, штампующую теперь по десять тысяч таких же в час. Джонни не хотелось прерывать Лина Ли, но прошмыгнуть незаметно никак не мог, поэтому пришлось остановиться и понаблюдать. Крисси и господин Цанг как‑то говорили о том, что некоторые чатовариане «срываются с катушек» на каком‑нибудь приеме и начинают уплетать хозяйскую мебель. Так вот для чего это металлическое покрытие! Надо же как‑то застраховаться от ущерба, который могут нанести дорогие гости, коих здесь, надо сказать, было немало.

Всплыло прежнее разочарование. Утром он не сомневался, что начавшийся день будет каким‑то необыкновенным, и непременно случится что‑то очень‑очень хорошее. Но нет, ничего. Лин Ли начал «рисовать» сражающегося рыцаря со свирепым выражением лица. Выписывая жуткие кровавые капли на лезвии меча, он использовал какой‑то алый металл. Потом настал черед рыцарских доспехов, и художник взял молекулярный распылитель серого металла. Чатовариане взирали на него с благоговением. Он держал запасной пульверизатор, готовый передать мастеру по малейшему требованию. Пока восторженные зрители были лишь подмастерьями и только мечтали научиться такому же искусству.

И вдруг Джонни понял, что произошло. Та самая, обещанная ему свыше весть!

Он поспешил через арку и бросился к дворцу. Обежав вокруг и лихо перемахнув через ручей, он «тормознул» у черного хода, с размаху влетев в кухню. Крисси с господином Цангом перекладывали что‑то из кастрюли, стоявшей на огне, в большую миску.

– Крисси! – закричал он. – Собирай вещи!

В уголке сидела Патти. За последнее время она не вымолвила ни слова. Просто забивалась куда‑нибудь и сидела, уставив глаза в пол. Тинни в который раз пыталась разговорить ее.

– Тинни, – попросил Джонни, – свяжись с шахтой. Вызови мне самолет – чтоб был здесь через двадцать минут! Позвони доктору Мак‑Кендрику в Абердин и скажи, чтобы сейчас же отправлялся на Викторию.

– Патти приболела, – тихо сказала Крисси.

– Возьмем ее с собой! – бросил Джонни.

– Это дипломатическая конференция или какая? – спросил господин Цанг через вокодер.

– Медицинская!

Господин Цанг поставил миску и ринулся вон из кухни, чтобы бросить в мешок белый халат и очки без стекол. На старинных картинах он видел именно эти атрибуты и считал их обязательными.

– Джонни! – спохватилась Крисси. – Я же приготовила рагу из оленины…

– Съедим в самолете! Мы летим в Африку!

Джонни вел самолет сам. Второй пилот был новичком, из французских беженцев, обосновавшихся в Альпах. Звали его Пьер Соланж. Был он довольно молод, совсем недавно закончил обучение и еще плохо говорил на психлосском. Пока ему доверяли лишь примитивную работу, и парень даже мечтать не мог о том, что именно ему выпадет такая честь – доставить самолет к дворцу и быть вторым пилотом у самого Тайлера. Если с базы до дворца он летел довольно уверенно, то теперь увидел, как стартовал Джонни. Беднягу охватил трепет. Самолет рванулся с места, словно пуля из ружья! И теперь тот летел со сверхзвуковой скоростью на высоте всего пятнадцать тысяч футов. Француз очень боялся, как бы они не снесли Альпы.

– Мы так низко летим, – робко заикнулся он.

– На борту пассажиры, – отрезал Джонни. – Поднимемся выше – они замерзнут. Следи‑ка лучше за приборами, чтобы не впилиться в какой‑нибудь разведдрон.

Теперь дроны выполняли функции радиоуправляемых перехватчиков. Всю жизнь они, проклятые, не оставляли Джонни в покое. И теперь тоже. Чатоварианская оборонительная система была укомплектована лишь наполовину: слишком дорогое удовольствие – раза в три дороже, чем расписывали Драйз с Воразом, но зато в десять раз лучше. Автоматическая пушка с дальнобойностью в полторы тысячи миль одним залпом могла уничтожить космический флот противника; атмосферные перехватчики зорко следили за воздушным пространством, космические патрулировали орбиты; зонды засекали любой движущийся объект в пределах десяти световых лет. С такой броней не страшна никакая атака. Но, поскольку система была неполной, в игру вступали аварийные перехватчики‑дублеры, реагирующие на каждый летающий объект. Перехватчик направлял мощный зеленый луч на радиомаяк, недавно установленный в носовой части самолетов, который начинал испускать кодированный сигнал. Код был настолько высокочастотный и запутанный, к тому же менялся каждую микросекунду, что противник не мог и надеяться продублировать его. Не получив ответного сигнала, перехватчик открывал огонь. Ага, три аварийных перехватчика со Средиземноморья. Тут как тут! Вынюхивают, высматривают… Стажер, похоже, туговато соображал, и Джонни сам принялся вертеть колесико настройки изображения. Чатоварианские перехватчики – будьте уверены! У каждого на носу намалеван огромный глаз. Нет, чатовариане не страдали манией украшательства. Расчет был на то, что любой пилот инстинктивно захочет выстрелить прямо в зрачок пялящегося на него ока. А как только выстрелит, перехватчик «рикошетом» вернет выстрел атакующему, взорвав его пушечку, естественно, вместе с самолетом. Так что никогда не стреляйте в эти глазки! Правда, сейчас, несмотря на свою воинственность, очи, казалось, смотрели с экрана растерянно. Перехватчики напоминали сторожевых псов: принюхались и удалились на свои дозорные посты. Стажер‑француз никак не мог поверить, что они благополучно пролетели над Альпами. Но Джонни было не до таких глупостей. Он уже настраивал экраны на орбитальные перехватчики. Впрочем, те не проявили к ним особого интереса, удовлетворившись кодом. А это еще что такое?! На экране появился космический зонд. Откуда он здесь взялся? Чужак? Все звездные перехватчики и зонды снабжены «объективом» из «светового магнита». Реагируя на световые потоки, он стягивал их из зоны диаметром во многие мили с помощью магнитной аберрации, сводил в крошечную точку. По существу, объектив действовал так, как если бы имел многомильный диаметр. Однако проблема состояла не в минимальных размерах объектива, а в предохранении от перегрева. Поэтому зонды оснащались диафрагмами и фильтрами, которые при приближении к солнцу опускались и защищали приемник и записывающие диски от возгорания. Такое устройство «объектива» давало усиление в десятки триллионов.

Щелкнув тумблером на панели управления, Джонни принял сигнал зонда и переключил изображение на центральный экран. Порядок: свои! Это был их собственный космический зонд. Впрочем, Джонни сомневался, что кто‑нибудь станет теперь нападать на Землю. Мирный договор вступил в силу. Посланники даже увезли домой копии материалов о гибели Психло и Азарта. Банк захлебывался в водопаде займов на покупку продовольствия. Но для начала массового производства ширпотреба, конечно, требовалось время. Джонни верил, что сумеет докопаться до загадки телепортационного мотора, и тогда… Тогда все будет – и ширпотреб, и, что самое главное, уникальные летательные аппараты вместо допотопных самолетов с реактивными двигателями.

– Смени‑ка меня, – сказал он французу и пошел в салон.

Увидев его, Крисси встрепенулась и начала разворачивать закутанную в одеяло миску.

– Наверное, остыло совсем…

Джонни сел рядом. В хвосте самолета, уставившись в пол, сидела Патти. Это начинало тревожить его. Ведь девочке было только девять лет, и Джонни думал, что она скоро поправится. Теперь же, глядя на нее, он уже сомневался.

Господин Цанг, как заметил Джонни, решил не тратить времени попусту и обложился горами бумаг, вспомнив о своих дипломатических светских обязанностях. А Джонни все‑таки решил подкрепиться.

– Из Снауча пришла почта за неделю, – сказал он. Это означало, что Драйз вернулся из Цюриха. – Деловые бумаги отошлите в контору, пусть занимаются своей работой.

– А я так и сделал, точно так и сделал, – закивал господин Цанг. – Осталась дипломатическая почта и светская. Приглашения на свадьбы, крестины, банкеты… Просьбы выступить на собраниях.

– Хорошо, поблагодарите и ответьте вежливым отказом.

– О, я уже, уже, – отозвался господин Цанг. – Все так и выполнено. Теперь можно разбирать корреспонденцию на восемнадцати тысячах языках, с помощью вокодера, вокоридера и вокотайпера. Правда, и работы прибавилось, справляться с такой уймой корреспонденции становится все труднее.

Началось, подумал Джонни. Старший брат господина Цанга был назначен на должность камергера при дворе Главы клана фиргусов. А младший набирался ума в дипломатическом колледже в Эдинбурге.

– У вас есть еще братья? – спросил Джонни с набитым ртом.

– Нет, к сожалению, – отвечал господин Цанг. – Я говорю о племяннике барона фон Рота. Он хочет обучаться дипломатии в моем ведомстве.

– Отлично, – согласился Джонни.

Господин Цанг прибавил громкость вокодера, потому что рев самолета, с тех пор как принял управление Пьер, усилился вдвое.

– А я мыслю нанять тридцать или даже побольше русских или китайских девушек и подучить их для работы секретаршами и операторами вокотайперов. Ничего сложного в этом нет: одна читает приглашения с помощью вокоридера, переводя их на свой родной язык, другая потом диктует в вокодер ответ, и вокотайпер печатает его на том языке, на котором письмо написано…

– Дерзайте, – одобрил Джонни.

– Мне кажется, следует оборудовать новое помещение для служащих и хранения информации…

– Оборудуйте.

– Тут есть одно письмецо… Я думаю, вам надо с ним ознакомиться, – проговорил господин Цанг. – Письмо адресовано Мак‑Адаму, а написано лордом Воразом. Для вас – копия. Драйз просил, чтобы Мак‑Адам узнал ваше мнение, прежде чем ответить.

Не было печали, подумал Джонни.

– Вораз спрашивает, какова должна быть доктрина для определения законной силы коммерческого займа.

– Это не относится ни к дипломатическим, ни к светским вопросам, – заметил Джонни.

– И все‑таки это из области дипломатии, – настаивал господин Цанг. – Вы же знаете Вораза и Мак‑Адама, оба терпеть не могут неприятностей и хотят уладить все полюбовно заранее, чтобы избежать их. Вся проблема в том, на выпуск какой мирной продукции следует переоснастить военные компании. Если выбор окажется ошибочным, вся программа провалится, а Банк предоставит заведомо бесполезные займы.

Его собственная проблема в том, что он выбрал не ту одежду, думал Джонни.

– Межгалактическая Рудная Компания, – продолжал господин Цанг, глядя в письмо Вораза, – рассматривала сотни тысяч дельных предложении, о чем есть соответствующая запись в Зале Законности, дабы избежать использования их другими расами. Согласен, это вопрос не дипломатический, но я гарантирую грандиозный дипломатический скандал, если Банк даст ссуду под производство убыточных товаров. Кроме того, все эти предложения зафиксированы в математических выкладках психлосов.

Джонни, наконец, расправился с оленьим рагу и передал миску Крисси. Что‑то такое было в старых книгах… Как же это называлось. Рынок как фактор прибыли. Вот!

– Передайте Мак‑Адаму, чтобы организовали из банковских служащих опросные команды – пусть рыщут по всем планетам и выспрашивают у населения, что бы те хотели купить. Не что им следует купить, а что бы они хотели. И пусть не давят своими мудрыми советами, а просто спрашивают. Я вспомнил, как это называлось – выяснить «рыночную конъюнктуру». А я как раз сейчас корплю над психлосской математикой.

Тинни внимательно прислушивалась к разговору, и уже начала молотить по клавишам радиофона, аппарата новейшей системы, чего, впрочем, и не требовалось. Самый «бедный» коммутатор из созданных чатоварианами для какой бы то ни было планеты, связывал два биллиона индивидуальных радиоканалов, а после войны им пользовались лишь тридцать одна тысяча человек. У всех были радиофонные печатающие устройства. Сейчас Тинни связывалась с Банком в Цюрихе. Видя, что Джонни не собирается ничего добавлять к сказанному, господин Цанг кивнул Тинни, и та начала передавать сообщение Мак‑Адаму, которое тот незамедлительно и получил.

– Это вам оставил Драйз, – сказал господин Цанг, протягивая Джонни небольшой голубенький диск с кнопкой на тыльной стороне.

На нем было написано: «Галактический Банк». Джонни не спешил брать вещицу и молча глядел на нее. Тогда Цанг добавил:

– Передал один чатоварианский офицер.

Джонни взял диск.

– А больше он ничего не оставлял?

– Будто вы не знаете Драйза, – отозвался господин Цанг. – Хвастался, что в Хайленде огромные запасы масла, и прислал Крисси полную корзину. Там какая‑то старушка держит пятнадцать голштинских коров. Драйз говорил, что он финансирует производство масла.

Джонни рассмеялся: он знал, что в Шотландии не было голштинских коров. Должно быть, Драйз упросил какого‑нибудь пилота завезти их из Германии или Швейцарии, где коровы уже успели одичать. Да, новый «перечный бизнес»…

– А вы ему что‑нибудь подарили?

– Ну разумеется, – ответил Цанг. – Мы всегда готовим ему огромную кастрюлю жареного риса. Он просто обожает это блюдо! А мой зять откопал где‑то книгу о рыбах, с цветными иллюстрациями, и сделал на их основе несколько медальонов. Теперь мы каждый раз по одному вручаем Драйзу. Он говорит, что безделушки ценятся очень высоко.

– И вы платите Лин Ли? – спросил Джонни, зная о коммерческих пристрастиях китайцев.

– Конечно, платим. Мелкой наличностью из вашего социального фонда.

Термин «мелкая наличность» имел довольно широкое значение. С оборонительной системой Земли планетарный Банк тоже расплачивался «мелкой наличностью». Впрочем, господин Цанг еще не все сказал.

– Эта кнопочка – только первая ласточка из тех призов, что они предусмотрели в новой банковской программе для всех, кто откроет у них счет. На каком языке вы говорите – неважно. Нужно лишь воткнуть эту штуковину… ну хотя бы в петличку воротника и мурлыкнуть какую‑нибудь мелодию, а потом только беззвучно шевелить губами. И пока шевелятся ваши губы, кнопка будет петь. Они собирают народные песни во всех уголках.

Джонни взял из сумки набор инструментов, которыми постоянно пользовался, корпя над проектом. Вскрыл кнопку и исследовал потроха микровизором. Внутри кнопка представляла собой набор микроскопических аккумулирующих элементов с кристаллами процессора. Крохотная батарейка заряжалась от энергии окружающего воздуха. Пьезоэлемент приводил молекулы воздуха в движение, что и вызывало звук. Просто и довольно дешево. Но Джонни искал совсем другое. Он всегда подозревал, что Банк получает информацию с помощью каких‑то махинаций, и дотошно проверял все вокодеры и подобные им штуковины, дабы убедиться, что в них не вмонтирован микрофон или какое‑нибудь записывающее устройство. Правда, ни разу не нашел, но не забывал, в каких кругах ему приходится теперь вертеться. Вернув кнопке первозданный вид, он приладил ее в петличку на воротнике куртки.

– Да, Драйз просил передать, что это не типовой экземпляр, – раздался из вокодера голос господина Цанга, звучащий как из трубы. – Он коллекционирует записи старинных американских баллад и поместил их сюда. А поскольку американских‑то как раз не очень много, на поточное производство они претендовать не могут.

Джонни откашлялся и усиленно зашевелил губами. Кнопка зажужжала какую‑то мелодию без слов. Где же он слышал это? В Германии, в Шотландии? Ах, да, эта мелодия называлась «Джингл Бэллс». А кнопушечка распевала: «Банк Земли! Банк Земли! Испытанный мой друг. Нам поддержка нужна твоих надежных рук!» Потом гордый голос заявил: «Я клиент земного филиала Галактического Банка!»

– Да, какая уж тут «американская баллада»… Ну и шутник этот Драйз! Впрочем, он никогда ведь не шутил. Такой серьезный маленький серый человек…

Джонни уже собрался было снять голосистую кнопку, но новый куплет заставил его рассмеяться: «Как прекрасен этот свет! Тишина царит вокруг…» Джонни вспомнил, что пение вызывается движением челюстей. В чем тут дело – то ли от брызг слюны, то ли от напряжения лицевых мускулов, то ли еще от чего‑нибудь. Он снова задвигал челюстями, чтобы услышать продолжение. «Здесь ни бед, ни войн нет, здесь бизон с оленем – $446».

– Господин Тайлер! – донесся из селектора взволнованный голос. – Над озером Виктория сплошная облачность. Может, лучше взять курс на Карибу?

Джонни принял управление. Над Викторией всегда было облачно. Едва он открыл рот, чтобы запросить разрешение на посадку, как кнопка запела: «Солнце светит целый день!» Прогнозец‑то паршивый, подумал Джонни, отцепил кнопку и сунул в карман.

Оценив обстановку, Джонни поостыл: новичок был ни в чем не виноват. Он и сам теперь заметил, что уже наступила ночь, а для «автопилота» такое пустячное обстоятельство – не помеха. Только наметанный глаз опытного летчика, да и то не сразу, смог бы различить под черным ковром облаков смутный силуэт Элгон. Взглянув на экраны, Джонни окончательно простил молоденького француза. Облака были столь плотные, что приборы обзора, нацеленные на них, не показывали ничего, кроме снежной бури. И увидеть то, что скрывалось за непроницаемой завесой, мог лишь тот, кто прекрасно знает и форму озера, и расположение поселка. Сильные электростатические помехи. Должно быть, над поселком жуткая гроза. А бедный Пьер мечтал лишь об одном – ощутить ногами твердую почву. Он не мог прочесть по приборам то, чего там не было, и не видел ничего, кроме редких звездочек в небе и сплошной черноты внизу. Он был уверен: любая попытка прорваться сквозь черный пласт неминуемо приведет их к гибели, и уже распрощался с жизнью. Кто может поручиться, что они не врежутся в какую‑нибудь гору? Впрочем, если бы Пьер узнал, что пик Элгон выше уровня, на котором они летят, он бы от страха уже умер. К счастью, он не знал этого, как не знал и того, что две вершины, еще более высокие, они уже миновали. А господин Тайлер, как назло, еще мурлычет себе под нос какой‑то дурацкий мотивчик… Как можно петь перед смертью?

Виктория дала «добро» на посадку, и Джонни начал снижение, направляя самолет сквозь грозовые облака. Экраны так и не прояснились, но, помня маршрут назубок, он время от времени мог опознать проскальзывающие клочки изображения. Хотя смотреть на экран было бесполезно: казалось, какой‑то шутник‑невидимка ради забавы хлещет по нему струей из брандспойта. Наконец шасси самолета коснулись земли. Джонни больше заботился о пассажирах, чем о точном месте приземления, и посадил самолет так, что Пьер вновь запаниковал, когда он заглушил двигатели: тот думал, что самолет все еще в воздухе.

Дождь лил и в самом деле. Джонни открыл люк и в луче опознавательных огней самолета увидел Кера. Вид у того был очень мрачный. И виной тому вряд ли только ливень, подумал Джонни. Обычно Кер очень радовался встречам с ним. Последний раз они вдвоем трое суток корпели над карибской установкой. Планета Фобия была совершенно неуловимой. Иными координатами, кроме «где‑то рядом с психлосским солнцем», они не располагали. Одно время казалось, что они никогда не найдут эту планету и Кер умрет от недостатка дыхательного газа. Но все же Фобию разыскали – она имела форму расплющенного эллипса. Перигелий, ближайшая точка орбиты, намного ближе к ее солнцу, чем ее афелий, наиболее удаленная точка, и расстояние до ее солнца от этих двух точек настолько различалось, что любой, кто захотел бы поселиться на Фобии, непременно бы погиб, даже психлос. Фобия проходила через три состояния: когда она отворачивалась от своего солнца, ее атмосфера охлаждалась и сжижалась, когда удалялась – жидкость замерзала, а когда вновь приближалась к солнцу – круг замыкался, и атмосфера опять становилась газообразной. Однако в долгую «летнюю» пору – а год на Фобии длится примерно восемьдесят три земных – здесь вырастал мох и другая растительность, а когда атмосфера сжижалась, все «засыпало» до следующего лета. Несмотря на то, что они пережили ужасные дни, возясь с камеральной триангуляцией, вычисляя орбиту планеты, результаты превзошли самые дерзкие мечты Кера. На планете стояла глубокая «осень», и не составило большого труда накачать огромные баки сжиженным дыхательным газом. Мало того, они привезли оттуда почти пятьдесят тонн вещества, необходимого для производства керб‑пасты. Да, когда они виделись последний раз, Кер был неподражаем. А вот теперь он стоял перед Джонни мрачнее тучи, из которой на него низвергались потоки.

– Привет, Джонни, – сказал он деревянным голосом.

– Что с тобой стряслось? – спросил тот. – Проигрался в кости?

– Ты тут ни при чем, Джонни. Тебя я всегда рад видеть. Это все из‑за Маза. Он был здесь главным инженером, когда начались разработки. Один из раненых. Я собрал отовсюду почти семьдесят бывших военнопленных и по мере сил отрабатываю свое жалованье, пытаясь вдохнуть жизнь в эту вольфрамовую шахту.

Он подошел ближе. Дождь хлестал по дыхательной маске, мундир насквозь пропитался влагой.

– Я не инженер! – вдруг завопил он. – Я всего лишь руковожу разработками! Надо продвигаться вглубь – верхний слой уже истощен, а этот Маз и все эти… психлосы только сидят с постными физиономиями и ни черта не хотят делать! Какой‑то… олух показал им снимки уничтоженной Психло. А я не обучен этой… математике и не могу рассчитать следующие месторождения руды!

«Я тоже», – подумал про себя Джонни. Он был рад, что его дамы не знают языка психлосов. Однако дела, похоже, действительно плохи. Кер ругался только когда был очень расстроен.

– Поэтому‑то я и здесь, – сказал ему Джонни.

– Правда? – Кер оживился.

– А Мак‑Кендрик уже прибыл?

– Было радиосообщение с какого‑то самолета из Шотландии. Это Мак‑Кендрик? Тогда он будет здесь часа через три.

Три часа! А Джонни хотел начать немедленно. Ну что ж, найдутся и другие дела. Хотя бы заполучить несколько трупов психлосов…

– Сделай одолжение, Кер, отведи моих людей в поселок.

– Хорошо, – весело ответил тот.

На плече у него лежал рулон брезента – хорошая накидка от дождя. Шлепая к заднему люку самолета, Кер на ходу раскручивал брезент. Пьер понемногу приходил в себя. Правда, теперь его обуяли новые страхи. Он с ужасом смотрел, как Джонни роется в шкафчике и достает спецкостюмы для большой высоты. Один бросил французу, а второй надел сам. Джонни услышал, как захлопнулась дверь заднего люка, и увидел в пелене дождя фигуры, направляющиеся к шахтерскому поселку. Потом взвизгнул последней «молнией» на костюме, проверил горючее. Порядок.

Через двадцать секунд они снова были в небе. Пьер все еще возился со своим костюмом, толком не зная, как его надевать. О господи, от жизни, которой живет господин Тайлер, просто волосы встают дыбом. А Джонни, казалось, ничто не смущало. Самолет поднялся над грозовыми тучами, экраны прояснились. Джонни видел остающиеся позади звезды и горные вершины. Самолет летел с зажженными огнями, держа курс на обледеневшие снега, где когда‑то оставили трупы психлосов. Джонни нужны хотя бы два: рабочего и инженера. Настроение Пьера вряд ли бы улучшилось, узнай он, куда и зачем они летят. Сумасшедшая скорость ужасала его. На приборы он теперь даже не смотрел, его взгляд прилип к лобовому стеклу. Джонни сориентировался моментально. Он знал, где они оставили автопогрузчик, который мог послужить маяком. Он надеялся, что, несмотря на то, что прошло много времени, трупы не разложились под снежно‑ледяным панцирем.

А бедный Пьер, ни сном, ни духом не ведающий, куда они направляются, просто пялился в стекло расширенными от страшного предчувствия глазами. Вдруг стекло заволокло сплошной белой пеленой. В свете фар Пьер увидел, как белые клубы наползают друг на друга, и с ужасом понял по звуку моторов, что самолет идет на снижение.

– Нет! – завопил он. – Не надо! Вы же сядете на облако!

Джонни мельком глянул на прибор: никакое не облако, по крайней мере, под его углом зрения, просто сильный ветер поднял снежную бурю. Да это же погрузчик! До самого сиденья засыпанный обледеневшим снегом. А трупы психлосов как раз за ним, под плотным снежным пластом. До ближайшей посадочной площадки было далеко, и Джонни с помощью приборов посадил самолет прямо в скрипучий сугроб и заглушил моторы. От сильнейшего воющего ветра самолет трясло. Джонни поплотнее приладил кислородную маску.

– Выходи и дай мне руку!

Пьер находился в состоянии прострации: как же так, ведь он отчетливо видел, что они садятся на облако, и теперь никак не мог понять, почему самолет не проваливается. Из предыдущего их маршрута француз заключил, что они находятся вблизи от экватора, если не на самом экваторе. А на занятиях, помнится, говорили, будто на экваторе очень жарко. И вдруг – снег! Это за пределами его воображения. Его небольшим племенем повелевали иезуиты, которые манипулировали людьми, внушая им страх перед адом. Репутация Джонни Тайлера сама по себе постоянно подпитывала суеверие и благоговейный трепет. То, что они сели на облако, удивило Пьера меньше, чем приказ Джонни выйти из самолета. Пьер по‑прежнему заворожено смотрел на белизну за окном. Облако, а что же еще? В мозгу вдруг всплыло изображение распятого Христа. Нет, он еще слишком молод для роли мученика. Хотя… чем не выход? Он схватил из‑за спинки кресла реактивный ранец и судорожно нацепил его на плечи: может, господин Тайлер и умеет гулять по облакам, но сын мадам Соланж на это не подписывался. Собрав все мужество, он открыл люк, зажмурился и выпрыгнул, держа палец на рычажке ранца. У такого типа самолетов расстояние от сиденья до земли равнялось примерно восьми футам. Но Пьер, видно, настроился на все двенадцать тысяч, судя по тому, как он мандражировал. Плюхнувшись на снег, он едва не переломал ноги. Совершенно сбитый с толку, парень упал навзничь и, ощущая всем телом твердую поверхность, никак не мог понять, почему это он не проваливается сквозь облако.

А Джонни тем временем был полон решимости осуществить свою задумку как можно быстрее. Из набора инструментов в самолете он извлек лом и теперь искал им в снегу тела психлосов. Наконец почувствовал, что лом во что‑то воткнулся. Он смахнул верхний слой снега. Показался кусок дыхательной маски, а потом… Джонни стал ощупывать поверхность под плечами чудовища, чтобы найти, куда можно воткнуть плоский конец лома и освободить труп из ледяного плена. Этот психлос весил, наверное, добрых тысячу фунтов, а в одеянии из заледеневшего снега – того больше. Воткнув лом поглубже, Джонни надавил. Но чудовище так прочно вмерзло в снег, что железка сорвалась, верхним концом больно ударив Джонни по ноге. Джонни попробовал снова, надавив изо всех сил. На этот раз, с низким скрипучим звуком, чудовище шевельнулось. И вдруг, видимо, откликнувшись на призывный звук, напоминающий утробный стон, поющая кнопка в кармане Джонни вывела зловещую музыкальную фразу: «Там призраки по небу скачут…»

Пьер, трясясь, как в лихорадке, смотрел, как из облака поднимается какой‑то жуткий дьявол. Мало того, этот дьявол еще и пел замогильным голосом… Издав протяжный звук, Пьер рухнул без чувств.

Откопав труп рабочего, Джонни подошел к погрузчику и сколол лед с зубцов и храповиков. Но лишь собрался завести, как обнаружил, что Пьера рядом нет. А он так надеялся, что француз хотя бы откроет грузовой люк. Припорошенного снежком Пьера он нашел у самолета. Удивившись, Джонни осмотрел парня: руки‑ноги вроде целы… Зачем он нацепил реактивный ранец? И почему без сознания? Ну ладно, сейчас не время возиться с ним, потом… Джонни подкатил погрузчик, подцепил бесчувственное тело Пьера и опустил платформу до уровня грузового люка. Потом, став на сиденье, открыл дверь. Но едва он снова сел, сильный порыв ветра захлопнул люк. Чертыхнувшись, Джонни спрыгнул и пошел поискать в самолете какую‑нибудь подпорку. И вдруг он увидел… Патти. Наверное, о бедняжке впопыхах забыли, ведь все время она сидела тихо, как мышонок, не заметить ее было очень легко. Девочка совсем продрогла. Джонни распахнул шкафчик, взял одеяло и укутал ее. Патти не отрывала глаз от пола. Чтобы заблокировать люк, он не нашел ничего лучшего кроме палки, на которую была намотана карта. Кое‑как установив подпорку, он выпрыгнул из самолета, забрался на погрузчик и уже почти впихнул безвольное тело своего второго пилота, как новый мощный порыв ветра хлопнул дверцей. И снова он забрался в самолет и попытался подпереть дверь, но на этот раз хрупкое дерево не выдержало. Палка с хрустом переломилась. Неожиданно за его спиной раздался тоненький голосок:

– Давай подержу…

Придерживая одной рукой одеяло, Патти другой распахнула дверцу грузового люка. Впервые за последние месяцы девочка заговорила, предложив свою помощь. В который раз Джонни поднял беднягу француза и, наконец‑таки, втащил и сгрузил на пол. Потом еще раз забрался в самолет и оттащил Пьера в сторону, освобождая место для двух других «пассажиров». К его удивлению, Патти помогала тащить. Так, с помощью девочки, которая держала дверь, Джонни погрузил в самолет и обоих психлосов. Патти внимательно наблюдала. Потом он быстренько припарковал погрузчик, задраил грузовой люк и поспешил в кабину, прячась от колючего ветра. Связавшись с поселком, попросил, чтобы приготовили безбортовый грузовик и погрузчик, и, убедившись, что Патти пристегнула ремень, поднял самолет в небо.

Джонни уже смирился с тем, что опять придется продираться сквозь сплошную облачность почти на ощупь, с подслеповатыми приборами. Но, к его радости, гроза заканчивалась. Дождь над поселком поутих. Собралась приличная толпа. Последний раз Джонни видел некоторых из этих экс‑моряков и экс‑астронавтов сквозь оружейный прицел, и теперь было странновато смотреть на всех этих джамбитов, хаувинов и иже с ними. Впрочем, выглядели они вполне безобидно. В толпе стояли три чатоварианских инженера в своих ярко‑оранжевых спецовках с надписью «Отчаянная Оборона» на груди. Должно быть, они проводили здесь обследования с целью последующего переоснащения этой шахты. Джонни заметил еще один самолет. Пустой. Наверное, прилетел Мак‑Кендрик. Он кликнул Патти и, примостив ее под мышкой, спрыгнул на землю. Кер сидел в погрузчике.

– Второй пилот там остался. Дышит, но без сознания. В общем, в отрубе, – сказал Джонни. – В госпиталь его, и обоих психлосов – туда же.

Не отпуская девочку, Джонни пошел в поселок искать Мак‑Кендрика. Кер тут же взялся за дело и, демонстрируя лишь ему присущие мастерство и ловкость в обращении с машиной, перебросил все три тела в грузовик. У водителя грузовика, только что обученного джамбита, глаза чуть не вылезли из орбит, когда он увидел, как в машину бухнулись два тела громадных психлосов и щупленькое тельце – сверху. Первым порывом толпы при виде психлосов было бежать со всех ног без оглядки. Одежда из снега и льда растаяла, и чудовища казались живыми. Водитель тоже готов был броситься наутек, чтоб как можно быстрее увеличить расстояние от грузовика, в котором лежат жуткие психлосы, – ведь они могут ожить в любую минуту!

Кер, заметив, какой начался переполох, и поняв, что может остаться без водителя, закричал:

– Да нет же, они – мертвы!

Бочком‑бочком джамбит вернулся на сиденье. Толпа тоже осторожненько переползла поближе. На Кера уставились десятки вопрошающих глаз.

– Разве вы не слышали, что мне сказал Джонни?

Они не слышали. Слишком далеко было.

– Эти психлосы, – начал Кер, – скрывались в джунглях. Внезапно они выскочили из засады и начали рвать когтями второго пилота Джонни. Ох и разъярился Джонни! Он бросился в атаку, как бешеный. Схватил за глотку обоих разом и удавил!

Его слушали разинув рты. Доказательство подлинности услышанного – в грузовике. После минутной немой сцены какой‑то хаувин, из бывших офицеров, сказал:

– Неудивительно, что мы проиграли войну.

– Да‑а, – протянул Кер. – А когда ты узнаешь Джонни получше, поймешь: если он взбешен, так взбешен – по‑настоящему.

Он дал водителю грузовика знак трогать. Глядя на ошарашенные физиономии, Кер едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, но устоять против соблазна такого великолепного розыгрыша он просто не мог.

Придя в поселок, Джонни спустил девочку с рук и отправился на поиски Мак‑Кендрика, которого нашел в госпитале.

– Ну и где же эпидемия? – требовательно спросил Мак‑Кендрик. – Ты своим звонком срываешь меня с лекции, я собираю целую команду, бросаю все, мчусь сюда. И что я узнаю: ты улетел!

– На этот раз точно получится, – убежденно сказал Джонни, не обращая внимания на его раздражение.

– Ты опять о капсулах, Джонни… – устало проговорил Мак‑Кендрик. – Я уже все испробовал. В эти черепа не пробраться. Сплошная кость. Разве я тебе не показывал? – Доктор подошел к столу, где лежал громадный череп психлоса, и постучал по нему костяшками пальцев. – Обычная кость! Я, конечно, могу просверлить ее насквозь, но что толку?

– Ага? – ухватился Джонни. – Сам сказал «просверлить» – не я.

Он подошел ближе, легко взял череп, весивший добрых полсотни фунтов, и оттянул нижнюю челюсть.

– А теперь взгляни на ушные кости.

Соединение, где ушная кость граничила с челюстной, приоткрылось, и показалось крохотное отверстие, не больше дюйма в диаметре.

– Когда‑то ты показал мне эту дырочку, – продолжал Джонни, – заверив, что в нее не пройдет ни один инструмент. Но она‑то как раз и ведет в те области мозга, куда вживлены эти злосчастные капсулы.

Мак‑Кендрик смотрел на него скептически.

– Джонни, я прилетел сюда с целой медицинской бригадой. Я думал действительно что‑то случилось. Но раз дело несрочное, мы, пожалуй, немного отдохнем с дороги.

Джонни поставил череп на стол, на котором обычно делали вскрытие.

– С твоей колокольни оно, может, и несрочное. Но главная загвоздка в том, что мы по‑прежнему понятия не имеем, как сделать психлосский мотор, и не можем врубиться в их математику. А пока мы этого не знаем, мы уязвимы! У нас сотни самолетов, а мы не знаем, как их оживить. Надо развозить по планетам самое необходимое. Без моторов мы как без рук. Так что дело срочное, что бы ты ни говорил. Посмотри сюда!

Достав из кармана тоненький изоляционный проводок, Джонни просунул его одним концом в крохотную дырочку в черепе психлоса, а другим – в дырочку на противоположной стороне черепа.

– Что это ты делаешь? – недоуменно спросил Мак‑Кендрик.

– Ответь‑ка мне лучше, могут ли такие провода порвать ушные или челюстные мышцы?

– Ну, в принципе, они могли бы задеть какие‑то ткани, но основные мышцы не здесь… Послушай, что ты мне голову морочишь?!

Джонни порылся в наборе инструментов и достал молекулярный гальванический пистолет.

– Из стерженька в этой штуковине на поверхность выливается молекулярный поток, – пояснил Джонни. На лице Мак‑Кендрика проступило изумление:

– Да как же можно это в голову просунуть?

– А мы и не будем. Зачем? – Джонни извлек из своего универсального набора анодную пластину. – Где те капсулы, которые удалось вытащить?

Мак‑Кендрик протянул ему одну – два бронзовых полукружия. Отрезав несколько кусочков электролитного провода, Джонни взял молекулярный гальванический пистолет и соединил провод с электродом, через который подавался ток на стерженек, распыляющий металл. А другой конец провода положил на кусочек бронзы. Вторым проводком соединил бронзу с анодной пластиной, затем длинным проводом связал разъем обратной связи анода и разъем токового входа пистолета. Джонни собирался просто заменить кусочек бронзы обычным распыляющим стержнем пистолета, а потом зашунтировать распыляющий узел, но вместо этого заставил ионный поток через провод течь на анодную пластину.

Именно для того, чтобы получить устойчивый электролиз, он собрал схему обратной связи к пистолету. Когда все было готово, он нажал «курок». Анодная пластина начала покрываться бронзой. В капсуле, извлеченной из черепа психлоса, появилась крохотная дырочка. Пораженный Мак‑Кендрик, неважно разбиравшийся в тонкостях электрических премудростей, воскликнул:

– Она уменьшается!

– Мы заставили молекулы металла устремляться к аноду. По‑моему, это называется «электролиз». Просто мы не позволяем молекулам разлетаться, а направляем на анод.

Он передвинул проводок на кусочке бронзы, чтобы приток ионов ударял в другой участок, а истечение происходило из нового места. А Мак‑Кендрик все повторял, оторопело уставившись на бронзу:

– Да ведь металл исчезает!

– Чтобы появиться на анодной пластине, – успокоил его Джонни. – Причем, заметь, все это можно проделать, не забираясь в мозг!

Он отмерил новый кусочек провода и небольшой сварочной горелкой оплавил кончик, придав ему округлую форму.

– Если сгладить все острые углы, сможешь ли ты через то отверстие вот таким проводком добраться до бронзовой капсулы в мозгу, не задев нервных окончаний? А потом проделать то же самое с противоположной стороны?

Тут‑то Мак‑Кендрик был на высоте! Не причинив психлосскому мозгу никакого вреда, можно было преспокойно проколоть кору его по меньшей мере в двух местах.

– Давай попробуем! – оживился он, забыв о своем желании отложить все важные дела до утра.

Трупы психлосов лежали на двух горняцких тачках за дверью. Бесчувственное тело Пьера куда‑то исчезло. Мак‑Кендрик позвал двух медсестер и еще одного врача. Общими усилиями они вкатили тачку с трупом психлоса‑рабочего в свою «анатомичку». Этот психлос был крупнее всех, с кем им приходилось иметь дело раньше. Кое‑как они переложили его на стол.

– Он, наверное, еще не оттаял внутри, – предположил Джонни.

– Велика важность, – отмахнулся Мак‑Кендрик. – Ты разве забыл, что мы поднакопили приличный опыт? Чего только не было! Иногда я был уверен, что мы вообще не сможем оперировать.

Он взял стопку микроволновых прокладок и пришлепнул их с обеих сторон головы психлоса для ускоренного размораживания. Господин Цанг протянул Джонни белый халат и очки без стекол. Недоумевая, для чего они, Джонни сунул очки в карман. Едва он открыл рот, чтобы отдать необходимые распоряжения, как вдруг поющая кнопка уныло завела: «Прошли веселые деньки, когда душа от счастья пела…» Вся медицинская бригада так и застыла. Картина и без того была жутковатой, а тут еще кто‑то ни с того, ни с сего затягивает погребальную песнь! Джонни сунул неуемную кнопку‑коробку Цангу:

– Чтоб я ее больше не видел!

И он занялся приготовлениями к операции, выуживая из своего «на все случаи жизни» набора инструментов анализатор металлов, который использовался в рентгеновском аппарате. Положив на него голову мертвого психлоса, он стал вертеть ручки настройки, добиваясь четкого изображения бронзовой капсулы. После этого Мак‑Кендрик разомкнул челюсти психлоса и поставил между ними металлическую подпорку. Второй врач вытер растаявшую воду и передвинул микроволновые прокладки, чтобы еще больше ускорить процесс размораживания. Наклонившись к Джонни, одна из медсестер прошептала ему на ухо:

– Мне кажется, девочке не следует здесь находиться.

Обернувшись, Джонни увидел Патти. Вероятно, она вошла следом за ним и теперь с любопытством рассматривала белый череп. Впервые за последние несколько месяцев он увидел, что Патти хоть к чему‑то проявляет интерес, и боялся насильным выставлением за дверь спугнуть наметившийся проблеск.

– Пусть остается, – прошептал он медсестре, и та вынуждена была смириться, хотя явно не одобряла такое его решение.

Наконец Джонни подготовил схему электролиза. Мак‑Кендрик разглядывал эскизы нервных окончаний психлосского мозга, которые он набросал еще раньше. Положив рисунки перед собой, он взял приготовленные Джонни электролизные провода и приступил к работе. Глядя в проекционный экран и сверяясь с рисунками, он начал пропихивать закругленные проводки внутрь. В конце концов, обходными маневрами, он добрался до бронзовой капсулы, внедренной в мозг психлоса. Вторым проводом проделал то же самое с обратной стороны. Убедившись, что все готово, Джонни щелкнул переключателем. Анодная пластина начала покрываться бронзой. Наблюдая за проекционным экраном, можно было подумать, что Мак‑Кендрик аккуратно стирает пятно. Капсула становилась все меньше и меньше. Приблизительно через полчаса от бронзы не осталось ни малейшего следа. Мак‑Кендрик осторожно высвободил провода.

– Теперь посмотрим, не повреждены ли нервные ткани, – пробормотал он.

Медики быстро облачились в клеенчатые фартуки, натянули перчатки, приготовили необходимые инструменты, в том числе и пилу. Медсестра снова наклонилась к Джонни:

– И все же я настаиваю. Это зрелище не для детей.

Сколько ей? Десять?

Патти сидела на высоком табурете, с интересом наблюдая за происходящим. Прогнать ее Джонни не решался.

– Оставьте ее в покое, – прошептал он.

Предусмотрительно подставив тазы, разложив тряпки, они включили пилу. Пила с мерзким визгом погрузилась в череп. Потекла зеленая кровь, которую тут же вытирали. Мак‑Кендрик, видно, настолько набил руку в распиливании психлосских черепов, что за считанные минуты добрался до места, где совсем недавно была бронзовая капсула. Вооружившись зеркалом, он обследовал нервные ткани.

– Крошечный ожог все‑таки заметен, – сказал он.

– Надо уменьшить силу тока, – сказал Джонни.

Он занялся установкой реостата в цепи. Медицинская бригада тем временем, поднатужившись, перетащила труп со стола на тачку. Потом тачку выкатили в коридор, а через несколько минут место психлоса‑работяги на столе занял бывший психлосский начальник. Идя по уже проторенной дорожке, с бронзой в его мозгу они покончили быстро. Потом настала очередь серебряной капсулы. Мак‑Кендрик вновь обратился за помощью к своим рисункам. Затем, вооружившись электролитными проводами, он добрался до цели. Все шло прекрасно, пока не задел плавкую вставку. Она была такой крошечной и так быстро плавилась, что пришлось изрядно повозиться, чтобы, осторожно манипулируя проводками, вывести наружу все серебро без остатка. Наконец все было кончено. Снова визг пилы, зеленая кровь и склонившийся над обнажившимся психлосским мозгом Мак‑Кендрик… Выпрямившись, он восхищенно посмотрел на Джонни. Этот парень изобрел оригинальнейший метод проведения операций! Мак‑Кендрик уже рисовал в воображении, как можно будет извлекать пули и металлические осколки, не делая глубоких надрезов. Электролизная хирургия!

– Ну что же, с трупом испытание прошло удачно, – сказал Джонни, взглянув на часы. – Уже почти полночь. Завтра испробуем на живом психлосе. Идет?

С семи утра следующего дня команда Мак‑Кендрика начала готовить операционную.

– Мы мало знаем о психлосских болезнях, – сказал он Джонни. – Их разлагающиеся трупы могут стать источником опасной инфекции. Опасной для самих психлосов. Так что переодевайся и готовь новые провода.

Следуя распоряжению доктора и попутно озадачив господина Цанга просьбой раздобыть свежий белый халат, Джонни вернулся в операционную. Раскладывая проводки, он, к своему удивлению, услышал, как Мак‑Кендрик приказал медсестре доставить Чирк.

– Она при смерти, – сказал Мак‑Кендрик. – Несколько месяцев самки психлосов кормили ее через желудочную кишку. Строение ее мозга идентично, а отверстие в челюсти больше. Она уже в коме, и нам не придется давать ей большую дозу метана для анестезии.

– Лучше я сам привезу ее, – вызвался Джонни.

Прихватив кислородную маску, он отправился в нижние помещения, в которых постоянно циркулировал дыхательный газ. Когда он подкатил тележку вплотную к кровати, на которой лежала Чирк, к нему тут же подскочили две психлоски. Чирк лежала не шевелясь, с закрытыми глазами. Бедняжка ужасно похудела и была похожа на обтянутый кожей скелет. Две рослые женщины без труда перенесли ее на тележку. Глядя на Чирк, Джонни подумал, что сейчас, наверное, и сам мог бы поднять ее.

– Дайте ей дыхательную маску, – велел он. Женщины смотрели на него отсутствующим взглядом.

– Зачем? – спросила одна.

– Чтобы она могла дышать! – рявкнул Джонни, теряя терпение.

– Вы ничего не добьетесь, если будете ее пытать. Она все равно ничего не почувствует – заявила вторая.

Видимо, Джонни чересчур напряженно вникал в смысл сказанного, и первая, увидев его замешательство, пояснила:

– Мы ждали, что кто‑нибудь придет убить ее. Они всегда так делают. Мы даже удивлялись, почему вы тянете столько месяцев. Другого лечения одурьмии исправители не признают.

Он не понял.

– Ну, «исправители» – это нечто вроде культа, которому поклоняются психлосские ученые‑медики. Неужели вы не знаете этого? А «одурьмия» – это просто болезнь, которой иногда болеют психлоски в детстве. Странно, что заболела Чирк – ведь ей уже тридцать. Но никаких сомнений – точно одурьмия, и совершенно естественно, что рано или поздно ее должны умертвить.

– Я не собираюсь ее убивать! – закричал Джонни. – Я собираюсь ее вылечить!

Они, разумеется, не поверили. Во‑первых, лечить одурьмию противозаконно. Во‑вторых неправомочному лицу, кто бы он ни был, запрещалось проникать в мозг. Следовательно, человек лжет. Но над бедняжкой Чирк им все равно не покуражиться, ведь она не почувствует боли, когда ее станут пытать.

Джонни взял дыхательную маску, сам надел на Чирк и покатил тележку через воздушный «шлюз», слыша, как за его спиной переговариваются: «Пытать будут, я же тебе говорила», «Да…» С грустью размышляя о «цивилизованных» психлосах, Джонни, наконец, добрался до операционной. Худенькая‑то худенькая, но на стол Чирк укладывали втроем. Мак‑Кендрик уже набил руку на подобных операциях, да и вся его бригада была хорошо подготовлена. Новый врач приподнял дыхательную маску Чирк и просунул ей в рот эспандер. Медсестра скользнула метановой трубкой под дыхательную маску, потом прослушала сердце Чирк стетоскопом. Пульс замедлился до нужного уровня. Сестра кивнула Мак‑Кендрику. Маска не закрывала челюстные отверстия, и Мак‑Кендрик просунул проводки в мозг. Джонни осторожно подстраивал молекулярный пистолет. Медсестра внимательно вслушиваясь в ритм сердца, регулировала смесь метана и дыхательного газа

Date: 2015-07-25; view: 280; Нарушение авторских прав