Глава 14. На следующее утро в дверь позвонили, когда я смахивал тальк с уха

На следующее утро в дверь позвонили, когда я смахивал тальк с уха.

Открыв дверь, я уперся взглядом прямо в сине‑лиловые глаза. На этот раз она была в коричневом костюме, с шарфом цвета стручкового перца, без шляпки и без серег. Она показалась мне немного бледной, но непохоже было, чтобы ее опять сталкивали с лестницы. Она нерешительно улыбалась.

– Простите, что беспокою вас дома, м‑р Марлоу. Вы, наверное, еще даже не завтракали. Но очень не хотелось ехать к вам в контору, а обсуждать по телефону личные дела я ненавижу.

– Понимаю. Входите, м‑с Уэйд. Кофе выпьете?

Она вошла в гостиную и села на диван, смотря прямо перед собой. Ноги плотно сдвинула, сумку положила на колени. Держась довольно чопорно. Я открыл окна, поднял жалюзи и убрал с журнального столика грязную пепельницу.

– Спасибо. Кофе черный, пожалуйста. Без сахара.

Я пошел в кухню и положил на зеленый металлический поднос бумажную салфетку. Она смотрелась не лучше, чем целлулоидный воротничок. Я ее скомкал и достал нечто вроде полотенца с бахромой, которое входит в набор с треугольными салфеточками. Набор этот мне достался как приложение к меблировке. Я нашел две кофейные чашки с розочками, налил их и принес поднос в комнату. Она отпила глоток.

– Очень вкусно, – сказала она. – Вы хорошо готовите кофе.

– Последний раз я пил кофе с гостями прямо перед тюрьмой, – заметил я.?

Вы, наверное, знаете, что я был в клоповнике, м‑с Уэйд.

Она кивнула.

– Конечно. Они ведь заподозрили, что вы помогли ему бежать?

– Не знаю, мне не сказали. Мой номер телефона нашли у него дома в блокноте. Они задавали вопросы, а я не отвечал – мне не понравилось, как их задавали. Но вам это вряд ли интересно.

Она осторожно поставила чашку, откинулась назад и улыбнулась. Я предложил ей сигарету.

– Спасибо, я не курю. Почему же, мне интересно. Один наш сосед был знаком с Ленноксами. Наверное, Леннокс сошел с ума. По рассказам, на него все это не похоже.

Я набил трубку и закурил.

– Думаю, да, – ответил я. – Наверное, спятил. Его на войне тяжело ранили.

Но теперь он умер, все кончено. Вы ведь не о нем пришли говорить.

Она медленно покачала головой.

– Он был вашим другом, м‑р Марлоу. У вас, конечно, есть о нем четкое мнение. А вы, по‑моему, человек очень убежденный.

Размяв табак в трубке, я снова поднес к ней спичку. Я не торопился и не сводил глаз со своей гостьи.

– Послушайте, м‑с Уэйд, – сказал я наконец. – Мое мнение ничего не значит. Такое случается каждый день. Самые неподходящие люди совершают самые невероятные преступления. Симпатичные старушки подсыпают яду целой семье.

Чистенькие мальчики грабят и стреляют. Банковские служащие, беспорочно прослужив двадцать лет, оказываются ворами. А известные, удачливые и на вид благополучные писатели напиваются и их жены попадают в больницу. Мы чертовски мало знаем, что делается в душе даже у наших лучших друзей.

Я думал, что она вспылит, но она только поджала губы и прищурилась.

– Зря Говард Спенсер вам сказал, – заметила она. – Я сама виновата. Надо было держаться от Роджера подальше. Теперь‑то я знаю, что если человек пьет, его ни за что нельзя останавливать. Вам, наверное, это хорошо известно.

– Словами его, конечно, не остановишь, – согласился я. – Иногда, если повезет и если хватит силенок, можно помешать ему искалечить себя и других.

Но это, если повезет.

Она спокойно потянулась за чашкой. Руки у нее были такие же красивые, как она вся. Ногти прекрасной формы, отполированы и покрыты очень светлым лаком.

– Говард сказал вам, что на этот раз не виделся с моим мужем?

– Ara.

Допив кофе, она аккуратно поставила чашку на поднос. Повертела в руках ложечку. Потом продолжила, не глядя на меня:

– Но он не сказал вам, почему – он сам этого не знал. Я очень хорошо отношусь к Говарду, но он типичный начальник, хочет всем руководить. Считает себя хозяином.

Я молча ждал. Снова наступила пауза. Она быстро взглянула на меня и сразу отвела глаза. Очень тихо произнесла:

– Моего мужа нет дома уже три дня. Не знаю, где он, Я пришла попросить, чтобы вы нашли его и привезли домой. Конечно, такое бывало и раньше. Однажды он доехал на машине до самого Портленда, там в гостинице ему стало плохо, и без врача он не мог протрезвиться. Чудо, что он вообще туда добрался. В тот раз он три дня ничего не ел. А в другой раз оказался в Лонг Биче, в турецких банях. А в последний раз – в каком‑то частном и, по‑моему, подозрительном санатории. Это было почти три недели назад. Он не сказал мне, что это за место и как оно называется – просто объяснил, что прошел там курс лечения и поправился. Но вернулся без сил и смертельно бледный. Я мельком видела человека, который привез его домой. Высокий, молодой, одет в какой‑то изысканный ковбойский костюм – такие носят только на сцене или в цветном фильме. Он высадил Роджера возле дома, сразу дал задний ход и уехал.

– Есть такие, что прикидываются ковбоями, – заметил я. – Все свои заработки до последнего цента тратят на эти наряды. Женщины по ним с ума сходят. А они этим пользуются.

Она открыла сумку, и достала сложенный листок.

– Я привезла вам чек на пятьсот долларов, м‑р Марлоу. Возьмете его в задаток?

Она положила сложенный чек на стол. Я взглянул на него, но не притронулся.

– Зачем? – спросил я. – Вы говорите, что его нет уже три дня. Почему вы думаете, что он не вернется сам, как раньше? Что особенного случилось на этот раз?

– Он больше не выдержит, м‑р Марлоу. Это его убьет. Промежутки между запоями стали короче. Я очень волнуюсь. Не просто волнуюсь, а боюсь. Мы женаты пять лет. Роджер всегда любил выпить, но не был алкоголиком. Что‑то здесь не чисто. Я хочу, чтобы его нашли. Сегодня ночью я спала всего час.

– Как по‑вашему – почему он пьет?

Лиловые глаза смотрели на меня в упор. Сейчас она казалась хрупкой, но отнюдь не беспомощной. Прикусив нижнюю губу, она покачала головой.

– Может быть, из‑за меня, – наконец выдохнула она почти шепотом. – Разве не бывает, что мужчина разлюбил жену?

– Я в психологии дилетант, м‑с Уэйд. Сыщику приходится быть всем понемножку. Я бы сказал, что он, скорее, разлюбил свою писанину.

– Вполне возможно, – ответила она спокойно. – Наверно, со всеми писателями это случается. Он, кажется, действительно не может закончить книгу. Но ведь он пишет не для того, чтобы наскрести на квартплату.

По‑моему, причина не в этом.

– А какой он трезвый? Она улыбнулась.

– Ну, тут я вряд ли объективна. По‑моему, очень хороший.

– А когда пьян?

– Ужасный. Злой, умный и жестокий. Считает себя остряком, а на самом деле просто неприятен.

– Вы забыли сказать – и агрессивен. Она вскинула рыжеватые брови.

– Это было только раз, м‑р Марлоу. И слишком уж это раздули. Я бы не стала говорить Говарду Спенсеру. Роджер сам ему рассказал.

Я встал и покружил по комнате. День обещал быть жарким. Уже и сейчас было жарко. Я опустил жалюзи на том окне, куда било солнце. Потом выложил ей все напрямик.

– Вчера я посмотрел статью о нем в справочнике?Кто есть кто?. Ему сорок два года, женат до вас не был, детей нет. Родители из Новой Англии, учился в Эндовере и Пристоне. Был на войне, послужной список хороший.

Написал двадцать толстых исторических романов, где полно секса и драк на шпагах, и все они, черт бы их побрал, – бестселлеры. Заработал он, видно, на них прилично. Если бы он разлюбил жену, то, скорее всего, так бы и сказал и подал на развод. Если он спутался с другой женщиной, вы, вероятно, об этом узнали бы, и, уж во всяком случае, он не стал бы напиваться по этому поводу.

Если вы поженились пять лет назад, значит, тогда ему было тридцать семь.

Думаю, что он уже кое‑что знал про женщин. Конечно, не все, потому что всего не знает никто.

Я замолчал, взглянул на нее, а она мне улыбнулась. Значит, не обиделась, Я продолжал.

– Говард Спенсер намекнул – почему, понятия не имею, что с Роджером Уэйдом что‑то случилось в прошлом, задолго до вашей женитьбы, а теперь это всплыло и ударило по нему всерьез. Спенсер говорил о шантаже. Вы ничего об этом не знаете?

Она медленно покачала головой.

– Если вы спрашиваете, знала ли я, что Роджер платит кому‑то большие деньги, – не знала и знать не могла. Я в его денежные дела не вмешиваюсь. Он мог бы выплатить большую сумму без моего ведома.

– Ладно, я с м‑ром Уэйдом не знаком и не могу представить, как бы он реагировал, если бы к нему явился вымогатель. Если он вспыльчив, то и шею ему мог бы сломать. Если бы такая тайна могла повредить его работе, или положению в обществе, или – предположим худшее, привлечь к нему интерес блюстителей закона – что ж, может быть, он и стал бы платить, хотя бы поначалу. Но все это ничего нам не дает. Вы хотите, чтобы он нашелся, вы волнуетесь, страшно волнуетесь. Но где же мне его искать? Ваши деньги мне не нужны, м‑с Уйэд. Пока что, во всяком случае.

Она снова полезла в сумочку и извлекла пару страничек желтого цвета.

Похоже было, что их печатали под копирку, одна была скомкана. Она расправила их и вручила мне.

– Одну я нашла у него на письменном столе, – пояснила она. – Очень поздно ночью – вернее, очень рано утром. Я знала, что он запил и наверх не поднимался. Часа в два ночи я спустилась посмотреть, что с ним, не лежит ли он без чувств на полу, ну и вообще... Его не было. Вторая страница валялась в корзине для бумаг, вернее, висела, зацепившись за край.

Я взглянул на первый, нескомканный листок. На нем было всего несколько машинописных строк. Они гласили:?Не хочется любить самого себя, а больше любить некого. Подпись: Роджер (Ф. Скотт Фитцджеральд) Уэйд. Р. S. Вот почему я так и не закончил?Последнего магната?.

– Понимаете, о чем тут речь, м‑с Уэйд?

– Это он просто разыгрывал роль. Он большой поклонник Скотта Фитцджеральда. Всегда говорил, что Фитцджеральд – лучший в мире писатель‑пьяница, а Кольридж – лучший поэт‑наркоман. Обратите внимание, как напечатано, м‑р Марлоу. Четко, ровно, без помарок.

– Обратил. Обычно люди в пьяном виде собственного имени не могут написать. – Я развернул скомканный листок. Тоже машинопись и тоже без ошибок.

Здесь было написано:?Вы мне не нравитесь, доктор В. Но сейчас вы самый нужный мне человек?.

Пока я разглядывал текст, она сказала:

– Понятия не имею, кто такой доктор В. У нас нет знакомых врачей с фамилией на?В?. Наверное, это тот, у кого Роджер лечился в последний раз.

– Когда ковбойчик привез его домой? И ваш муж ничего не упоминал – ни имен, ни названий? Она покачала головой.

– Ничего. Я уже смотрела по справочнику. Там десятки врачей на эту букву. И вообще, это может быть не фамилия, а имя.

– А может, он даже и не врач, – заметил я. – Тогда вашему мужу понадобились бы наличные. Обычно врач берет чеки, шарлатан – никогда. Чек может оказаться уликой. И заламывают эти ребята будь здоров. Лечение на полном пансионе у них дома обходится в приличную сумму. Не говоря уж об иголочках.

Она удивилась.

– Иголочках?

– Все эти подозрительные типы держат своих пациентов на наркотиках. Так легче с ними управляться. Сбивают их с копыт часов на десять‑двенадцать, потом они приходят в себя и уже не буянят. Но если применять наркотики без лицензии, можно попасть на полный пансион к дяде Сэму. Так что приходится брать подороже.

– Понимаю. У Роджера могло быть с собой несколько сот долларов. Он всегда держит деньги в письменном столе. Не знаю зачем. Просто причуда.

Сейчас там денег нет.

– Ладно, – сказал я. – Попробую найти этого доктора В. Не знаю уж как, но постараюсь. Заберите свой чек, м‑с Уэйд.

– Но почему? Разве вам не...

– Спасибо, это потом. И я бы предпочел получить его от м‑ра Уэйда. Ему это все вряд ли понравятся.

– Но если он болен и беспомощен...

– Мог бы сам обратиться к своему врачу или вас попросить. Он этого не сделал – значит, не хотел.

Она убрала чек в сумочку и встала. Вид у нее был очень подавленный.

– Наш врач отказался его лечить, – грустно призналась она.

– Врачей сотни, м‑с Уэйд. Любой согласился бы помочь ему хотя бы раз.

Многие стали бы лечить и подольше. В медицине сейчас конкуренция будь здоров.

– Понимаю. Конечно, вы правы. – Она медленно направилась к двери, я за ней. Открыл ей дверь.

– Вы ведь и сами могли вызвать врача. Почему вы этого не сделали?

Она обернулась ко мне. Глаза у нее блестели. Может, от слез? Да, хороша она была – ничего не скажешь.

– Потому, что я люблю мужа, м‑р Марлоу. На все готова, чтобы ему помочь. Но я ведь знаю, что он за человек. Если бы каждый раз, как он выпьет лишнее, я вызывала врача, у меня уже не было бы мужа. Нельзя обращаться со взрослым мужчиной как с простудившимся ребенком.

– Можно, если он пьяница. Даже нужно.

Она стояла совсем близко. Я чувствовал запах ее духов. А может, мне это показалось. Она духами не обливалась с ног до головы. Возможно, это просто был летний аромат.

– А что, если у него в прошлом и правда было что‑то постыдное?? произнесла она, извлекая из себя слово за словом, как будто они горчили на вкус. – Даже преступление. Мне‑то это безразлично. Но я не хочу, чтобы это обнаружилось при моей помощи.

– А когда Говард Спенсер нанимает для этого меня – тогда, значит, все в порядке?

Она очень медленно улыбнулась.

– Думаете, я верила, что вы примете предложение Говарда, вы, человек, который сел в тюрьму, чтобы не предавать друга?

– За рекламу спасибо, только сел я не поэтому. Помолчав, она кивнула, попрощалась и пошла вниз по лестнице. Я смотрел, как она открывает дверцу машины, – это был обтекаемый?ягуар?, серый, на вид совсем новенький. Доехав до конца улицы, она развернулась на кругу. Спускаясь с холма, помахала мне.

Мелькнула перчатка, машина нырнула за угол и исчезла.

Прямо перед домом рос куст красного олеандра. В нем послышалась возня и тревожный писк птенца‑пересмешника. Я разглядел его на верхней ветке? вцепился в нее, хлопая крыльями, словно не мог удержать равновесия. С кипариса за домом раздалось резкое предупреждающее чириканье. Писк сразу умолк, толстый птенец притих.

Я вошел в дом и закрыл дверь, чтобы он мог продолжить свой урок. Птицам тоже надо учиться.