Март 1579

– Уилл, ты поиграешь со мной? – обратилась к Уильяму сестренка в один из долгих зимних вечеров, сразу после Рождества. Раньше она никогда ни о чем его не просила. – Один разок, а? Давай в продавца.

А во что еще могли играть дети Джона Шакспера, который начал свою карьеру в Стратфорде с продажи сельхозпродукции своего отца, а кончил торговлей деньгами: ссуживал капитал под двадцать пять процентов (и еще хорошо, если годовых!). Но Анне было все равно, во что играть, ей было важно, с кем играть. Она так нежно и сильно любила Уильяма, что просто находиться рядом с ним для нее было наслаждением. Невинное и радостное общение душ – вот что это было такое. Уильям чувствовал, как его душа сливается с ее любящей и чистой душой и он становится лучше – ни больше ни меньше. Ему не нужно было чистилища, отмененного протестантами, он парил в небесах рядом с этим ангельским существом.

Но ангелы не уживаются на земле. Демонам здесь гораздо уютнее, да и люди намного ближе к ним, чем к ангелам. Анне Шакспер на тот момент не исполнилось и восьми лет. И никогда уже не исполнится. А ее отцу как раз недавно стукнуло сорок восемь. Мать Мэри, воспользовавшись небольшой паузой в деторождении, отправилась со всеми детьми навестить своего отца, порадовать его внуками. И внучкой, так как в гости поехала одна Джоана. Анна вдруг почувствовала себя больной и упросила мать не брать ее с собой. На самом деле она не хотела оставлять одного Уильяма, а он не мог поехать, потому что с утра должен был, как всегда, отправиться в школу. «Как же это он придет из школы и будет один‑одинешенек?» – думала Анна.

И он пришел, да еще на два часа раньше. Роковое стечение обстоятельств. Учитель латыни Томас Дженкинс заболел, и учеников отправили по домам, чего обычно не делали – всегда находилось, кем заменить. А в этот день не нашлось! Джон Шакспер обычно запирался с Патрисией, когда все уходили в церковь по воскресеньям. Он в эти часы молился другому богу в своем кабинете. Но это была среда, и он не запер дверь!

Уильям, подходя к дому, сразу почувствовал неладное. Да что там почувствовал, он услышал с улицы, услышал то, чего, кроме него, никто бы не услышал с такого расстояния, – сдавленный стон. Уилл остановился перед дверью, но не потянулся к ручке. Весь обратившись в слух, он начал обходить дом. Где‑то снова раздался стон, похожий на первый. Потом еще и еще. Уилл понял, где это, и, как восемь лет назад, подошел к окну. В этот день светило не по‑зимнему яркое солнце, его лучи падали прямо сквозь большое окно, и происходящее внутри было хорошо видно.

Патрисия, все тело которой было опутано какой‑то легкой материей, металась по комнате. Ее руки были высоко подняты и примотаны к голове той же тканью. Таким образом, она не могла прикрываться руками и ничего не видела. Отец бил ее кнутом. После каждого удара ткань вскоре окрашивалась красным цветом. Жертва глухо вопила. Через несколько минут вся спина и зад девушки стали красными. Патрисия стояла лицом к двери, и Уильям увидел только, что отец подошел к ней и что‑то вонзил в нее снизу вверх, она опять закричала, но как‑то по‑другому. Уилл подумал, что отец хочет совсем убить Патрисию, и растерялся. Если он сейчас появится, отец, скорее всего, убьет и его. Уилл побежал назад к входной двери, вошел в дом. Крики продолжались. Мальчик зачем‑то ринулся на кухню. Никого! Кухарку отпустили заранее. Бросился в другое крыло, в панике стал открывать двери во все комнаты: нигде никого нет!.. Он не надеялся застать Анну дома, но все равно что‑то мешало даже подойти к ее комнатушке, и он открыл эту дверь последней.

Анна лежала в своем беленьком платьице на кроватке и ничего не слышала. Увидев Уилла, она улыбнулась ему, но уже в следующее мгновение улыбка сменилась настороженностью. В ее глазах отразились зрачки Уилла, расширенные от ужаса.

– Что, Уилл, что? – спросила Анна. Волнение ее нарастало с каждым мгновением.

Уилл не сразу решился заговорить. Не могло быть и речи о колебаниях или размышлениях. Просто несколько мгновений он молчал, но она, глядя на брата своими бездонными голубыми глазами, бросилась к нему и обхватила обеими руками:

– Ответь же, пожалуйста, что случилось?

– Там, внизу… пошли, – не выдержал Уильям, взял ее за руку и повел за собой. Если бы он знал, что будет потом! Он должен был знать, ему ведь уже было почти пятнадцать. Нет, откуда он мог знать?… Это она на его месте знала бы, а он… что он?

Он просто привел ее в комнату отца. Он думал, что спасает одного человека от смерти, а другого – от убийства. Сказано: не убий. Это он в школе усвоил. И он не понимал, что привел ангела в логово демонов. И демоны страшно завыли. Оба. Отец стоял, прижавшись к Патрисии, выл и щипал ее за грудь.

– Папа! – закричала Анна и кинулась к нему.

Отец мог остановить ее только одним способом – удар кнута сбил девочку с ног. Уилл бросился поднимать Анну, а Джон в этот момент освободился от Патрисии, подбежал к сыну и с размаху ударил его кулаком по подбородку. Уилл потерял сознание. Когда слух и зрение вернулись к нему, он готов был об этом пожалеть. Отец крепко держал его за плечи. Анна лежала на скамейке, а Патрисия порола ее.

– Видишь, Уильям, – говорил ему отец. – Не нужно нарушать запретов. Все знают, что в мой кабинет детям заходить не разрешено. Зачем она зашла? Это очень, очень испорченная девочка. Она заслужила наказание. Ты не виноват, ты пришел следом за ней, ты хотел ее остановить, ведь верно?

Но Уильям слышал только свист кнута, и не мог понять, почему Анна не кричит. Рот у нее не был заткнут. Только слезы ручьем текли из глаз. Почему она не кричит? Почему? Этот вопрос сводил Уилла с ума.

– А сейчас иди в свою комнату и забудь обо всем. Если жить хочешь, – прошипел отец.

Уилл, совершенно раздавленный, вышел из комнаты и побрел к себе. Он больше не чувствовал себя человеком и не видел вокруг себя людей. Вокруг был ад. Он лег на кровать, засунул себе простыню в рот и завыл. Он выл до утра, а утром собрался и пошел в школу.

Вскоре Анна умерла, а Уилл так и не осмелился зайти к ней.