Глиптика и керамика

Небольшая часть гончарных изделий формовалась не на гончарном круге, а от руки. Сюда относятся самые большие и наиболее миниатюрные сосуды. Первые представ­лены кувшинами для хранения продовольственных припасов. Они достигают около 1,4.м высоты, имеют крутые оплечья, а тулово сильно сужается книзу, пе­реходя в узкое высокое основание (закапываемое в землю). Горлышко у них совсем низенькое, широкое. Сосуды эти в целом очень просты; их орнамент со­стоит из одних черных горизонтальных полос.

Не могли, естественно, формоваться на круге и крошечные сосудики (высотой иногда меньше 1,3 см), исполненные с ювелирной тонкостью. Оче­видно, они служили для хранения благовонных масел. Кроме этих двух противоположных типов сосу­дов встречается много другой разнообразной по раз­мерам и формам посуды.

Загадочны по назначению ажурные сосуды, близкой к цилиндру формы, стенки которых имеют сетку равномерных круглых сквозных отверстий. Возможно такие сосуды служили для варки риса на пару; подобная посуда и те­перь используется населением Бирмы.

Найден сосуд, который имеет форму лежащего барана с глубокой впадиной на спине, служивший, очевидно, чернильницей.

В целом керамика в бассейне Инда отличалась большим разнообразием форм и декораций. Найдены сосуды в форме горшка с округлым, сплюснутым по вертикали туловом и низким широким горлом. При­мечательно, что им подобны типичные для Индии, очень распространенные и в 20 веке горшки для воды, называемые лота.

В расписной посуде чаще всего встречается деко­рация в виде растительных и геометрических моти­вов. Последние состоят из треугольников, кружков, ромбов, прямоугольников и параллелограммов. Внутри они бывают иногда пустые, заштрихованные или сплошь закрашенные. Простейший линейны и ри­сунок состоит из петелек, волнистых линий и т.п.. а один из самых любимых — из пересекающихся кру­гов, образующих четырехлепестковые остроконе­чные формы. Растительные мотивы хотя и переданы упрощенно, даже примитивно, посреди них можно уз­нать, банан, акацию, листья пальмы и пипала, пол­зучие травянистые растения, а из злаков—пшеницу и кукурузу. Встречаются изображения солнечных зна­ков, а из бытовых предметов — гребней для волос. Нижняя часть больших сосудов (примерно одна чет­верть), предназначенная для закапывания в землю, не орнаментировалась.

Фигуры животных, птиц (ил. 27) и пресмыкаю­щихся (обычно в сочетании с растительными фор­мами) изображались не часто, и совсем редко — змеи 11 рыбы. Среди животных — быки. олени (рогатые самцы), антилопы, козы, тигры. Птицы сидят на ветвях или на земле около деревьев. Найден единст­венный фрагмент сосуда (в Хараппе), где нарисован мужчина с ребенком. Фигуры обычно не закрашены целиком, а только заштрихованы внутри контуров.

Любые узоры, как бы просты и даже прими­тивны они ни были, всегда имеют целью украшение предмета. Они нанесены опытной рукой с учетом формы и назначения изделия. Их композиция показывает вкус и безошибочное декоративное чутье ма­стера как в отношении рисунка, так и сочетания цве­тов. Это типично для искусства ранних стадий раз­вития человеческого общества, а в историческую эпоху—для народного художественного ремесла.

На одном из сосудов нарисован олень с развет­вленными рогами, красивый в своей величественной, верно подмеченной позе. Хорошо передана крот­кая, грациозно склоненная голова и большие глаза животного. Складки кожи на его шее намечены ус­ловно, но очень выразительно. В крепости форм, об­общенности и вместе с тем правдивости трактовки образа благородного животного видно уверенное ма­стерство. создающее в беглом рисунке впечатляю­щую убедительность. На другом сосуде пара журав­лей очерчена схематично, но все же породу птиц мож­но узнать — так верно выражены их повадка выша­гивать по земле, стойка, характерный изгиб шеи. Об­щие контуры птиц написаны, как обычно, черным по красному фону. Еще на одном сосуде изображены две кобры под деревом, которые приподнялись от земли, изогнувшись и раздув капюшоны; их изгибы зафиксированы верным ударом кисти. Интересен фрагмент сосуда из Лотхала (ил. 22), где представлена полная движения гибкая фигура антилопы-винторога, свободно выступающей на упругих ногах, повер­нув голову назад. Контурный рисунок с редкой штри­ховкой прост, но живость движения и поза животного переданы умело. Позади антилопы, за деревцем, на­рисована птица, ее слегка напряженная поза с при­поднятым крылом говорит о том, что она только что села или, наоборот, собирается, вспорхнуть. Тут же, согнувшись, сидит на земле обезьянка, опустив перед­ние лапки на землю. Рисунок фигуры обезьянки бегл и потому неясен, но заставляет догадываться о за­мысле керамиста нарисовавшего ее тремя-четырьмя мазками, проведенными как бы случайно.

Богато расписан удлиненный, закругляющийся книзу фрагмент вазы «с птицами в джунглях». Окру­глая часть ее тулова над узкой ножкой разрисована четырехлепестковыми формами, образованными на­ходящими друг на друга кругами. Выше проходит поясок с кружками. Над ним рисунок переходит в вер­тикальную композицию — стебель с тонкими, полу­кругом свисающими листьями. Рядом, среди волни­стых вертикально-параллельных линий, кружков, ромбов и других геометризованных форм, нарисо­ваны одна над другой две крупные птицы в одинако­вых позах. Несмотря на условность фона и незатейли­вость ветвистого растения, в этой росписи зрителю представляется пышная природа джунглей с птицами среди густой растительности, как это и было в те вре­мена, когда территория Синда была еще покрыта ле­сами.

В рисунках на керамических изделиях штриховка иногда очень удачно сочетается с чешуйчатым орна­ментом; красные клетки в шахматном порядке чере­дуются с черными; особенно эффектны ряды треу­гольников попеременно красного и черного гвета. Суровая выразительность их сочетания как в рисунке, так и в цвете типична для художественной культуры древней долины Инда, вступившей в век бронзы и меди.

Индийские авторы, например 3. Д. Ансари, счи­тают, что керамика Мохснджо-Даро и Хараппы ос­тавалась непревзойденной в течение двух тысячеле­тий. Действительно, хотя в средневековье появились усовершенствования, например сложные орнаменты, полихромность, глазурование, древние художествен­ные качества хараттпской керамики были в некото­ром отношении более высоки. Ансари относит это к „жизненности рисунка". Нам кажется такое утверж­дение верным лишь отчасти: жизненность проявля­лась и позже в изображении животных и растений. Но столь заметная схематичность в трактовке раститель­ных форм в хараппской керамике едва ли может во­площать большую жизненность, которая заметнее проявляется в образах животных и птиц, но они зани­мают в декорации древней керамики скромное место. И если говорить о жизненности, то искусство долины Инда уступает в этом изумительным по силе и ма­стерству изображениям птиц в росписях глиняных со­судов древнего Ирана (в Нехавенде и Тепе-Сиалке).

Что касается декоративности росписей, то это качество развито в индской керамике действительно высоко даже в таком примитивном рисунке, как, на­пример. на уже описанной вазе,,с птицами в джунглях". Простой геометризованный орнамент может быть просто великолепен. Таков и сосуд, где изображены четырехлепестковые формы, создан­ные пересекающимися полосами. Этот простой чет­кий орнамент завершается под горлом сосуда фризом из силуэтов птиц и лиственных мотивов, написанных с промежутками, что создает более легкий рисунок, „несомый" плотной массой росписи всего тулова (причем над ножкой поверхность черепка чистая).

Подобный орнамент черного цвета на интенсивном красном фоне необыкновенно впечатляет, причем масса цвета в рисунке и в фоне гармонично уравнове­шены.

Что в древнеиндской керамике действительно за­мечательно, так это ее превосходные формы, непрев­зойденная гармония пропорций, монументальность, лаконичная спокойная сила криволинейных кон­туров. Ни в какие последующие эпохи никакие по­дражания, а также новые достижения и найденные интересные формы и декорации сосудов работы сов­ременных, нередко очень талантливых художниц-керамистов Индии, естественно, не могут сравниться с художественными качествами гончарных изделий из Мохенджо-Даро и других древнейших индских горо­дов, так как каждая эпоха неповторима и создает свое.

Так, один из сосудов (Нью-Дели. Национальный музей) имеет тулово в форме неправильного шара, невысокое горлышко, расширяющееся кверху, с за­краиной в виде круглой плоскости с острыми краями, удачно завершающей весь сосуд. Его форма членится на три основные геометрические фигуры — шар, ко­нус и диск, — ив этом проявляется своеобразная мо­нументальность, столь характерная для древнего ис­кусства. Как бы подчеркивая неровно очерченные стенки шаровидного тулова, его окружает орнамент - из параллельных бороздок. С большим пониманием и художественным чутьем их расположили тоже не­ровно: не всегда совсем параллельно относительно друг друга и слегка наискось по отношению к тулову;

о свободе декорации свидетельствует и то, что бо­роздки не покрывают оплечий. Трактовка общей формы сосуда и его скудной, но в высшей степени вы­разительной орнаментации удивительно удачно от­теняется точностью формы дисковидной закраины горла. В своей монументальности и выразительной простоте этот сосуд — шедевр.

Тулово другого сосуда в виде вазы расширяется книзу каплеобразно и заканчивается легкой выпук­лостью, образующей,,ножку", а вверху незаметно удивительно искусно сливается с толстым горлом с небольшим раструбом. Роспись геометризованными лепесткообразными формами кончается там, где можно ощутить границу тулова с горлом; рисунок росписи горла иной и менее насыщен. Ножка вазы украшена не сплошной росписью, а только несколь­кими узкими черными поясками.