Странное предложение. На следующее утро, прежде чем Фредерику удалось рассказать ей о том, каким образом Макиннон связан с интересующим ее делом

На следующее утро, прежде чем Фредерику удалось рассказать ей о том, каким образом Макиннон связан с интересующим ее делом, Салли, придя в свой офис, обнаружила, что ее дожидается клиент.

По крайней мере, она подумала, что это клиент. Клиент, назвавшийся Уиндлсхэмом, был маленького роста, с мягкими манерами, носил очки в золотой оправе; он терпеливо ждал, пока Салли усаживала Чаку и снимала пальто и шляпку. Затем последовал сюрприз.

— Я представляю мистера Акселя Беллмана, — сказал он. — Полагаю, это имя вам известно.

Она медленно опустилась в кресло. Что бы это значило?

— До мистера Беллмана дошли сведения, — продолжал он, — что вы настойчиво и явно недоброжелательно наводите справки, касающиеся его дел. Он человек занятой, с многочисленными и весьма важными интересами и обязательствами, поэтому столь беспочвенные, основанные на плохой информации слухи, которые, в частности, пытаетесь распространять вы, при всей их мелочности, могут вызвать лишь досаду и неудобство. Дабы избавить вас от неприятностей формальной переписки, а также огорчений из-за судебного преследования, мистер Беллман послал меня к вам с тем, чтобы лично сообщить вам о его неудовольствии, в надежде, что вы отнесетесь к этому с пониманием и согласитесь, что весьма неумно следовать заведомо безнадежным путем, который вы избрали.

Он сложил руки и ласково ей улыбнулся.

У Салли бешено колотилось сердце. Ей пришло в голову только одно:

— Вы выучили все это наизусть? Или придумали по дороге?

Улыбка стерлась с его лица.

— Вероятно, вы не поняли, — сказал он. — Мистер Беллман…

— Я все отлично поняла. Мистер Беллман испуган и желает испугать меня. Ну, так вот, мистер Уиндлсхэм, я не намерена пугаться. У меня есть особая причина проводить расследование, и, пока я не буду удовлетворена, я его продолжу. А что вы подразумеваете под судебным преследованием?

Он опять улыбался.

— Вы слишком умны, чтобы допустить, будто я расскажу вам это на данной стадии. Решать, нужно ли применять упомянутое оружие или не стоит, будет мистер Беллман, когда я передам ему ваш ответ.

— Скажите, — спросила она, — какова ваша роль в компании мистера Беллмана?

Казалось, этот вопрос его несколько заинтересовал.

— Я личный секретарь мистера Беллмана, — сказал он. — А почему вы спрашиваете?

— Из любопытства. Что ж, вы мне кое-что рассказали, мистер Уиндлсхэм. Я знаю теперь, что иду верным путем. Интересно, что именно так обеспокоило мистера Беллмана? Быть может, это «Ингрид Линде»?

Выстрел был сделан наугад, но он попал в цель. Мистер Уиндлсхэм глубоко вздохнул, и его лоб перерезала морщина.

— Я действительно хотел бы посоветовать вам быть осторожнее, — назидательно заговорил он. — Человек, не имеющий опыта, очень легко может наделать множество серьезных ошибок, интерпретируя совершенно невинные факты. Будь я на вашем месте, мисс Локхарт, я бы оставался только финансовым консультантом, уверяю вас. И позвольте мне, как частному лицу, сказать, — проговорил он, вставая и беря шляпу и трость, — как я восхищаюсь вами за то, что вы избрали такой род деятельности! Я всегда с самым пылким и сочувственным интересом относился к женскому вопросу. Оставайтесь тем, кто вы есть сейчас, мисс Локхарт. Я желаю вам всяческих успехов. Но не позволяйте вашему воображению заводить вас слишком далеко.

Он прощальным жестом поднял вверх свою трость. Чака, не поняв его, вскинулся и зарычал, однако ласковый коротышка не дрогнул.

«Итак, — подумала Салли, — он заволновался. Что же мне теперь следует делать?»

А сделала она вот что: как только Уиндлсхэм ушел, она, надев пальто и шляпку, отправилась в контору своего друга, адвоката мистера Темпла.

Мистер Темпл был ироничный старый джентльмен, который постоянно жил в слабом благоухании чопорности, кекса с тмином и нюхательного табака. Он был поверенным ее отца и поддержал ее, когда капитана Локхарта убили — это случилось шесть лет назад. Салли произвела на него такое впечатление своим знанием фондовой биржи, а также хваткой в финансовых делах, что он преодолел собственные старомодные предрассудки и помог ей сперва стать партнером Вебстера Гарланда, а затем создать собственную фирму.

Она коротко рассказала ему подоплеку своего нового дела и описала утренний визит мистера Уиндлсхэма.

— Салли, — сказал он, когда она закончила, — ты будешь осторожна, обещаешь?

— Это же сказал и он. Я думала, что от вас услышу что-то более оригинальное.

Он засмеялся и побарабанил пальцами по шкатулке с табаком.

— Великая сила закона, — сказал он, — состоит в том, что в нем, слава богу, так мало оригинального. Скажи мне, что ты хочешь знать о «Полярной звезде»?

Салли кратко изложила все то немногое, что она знала. Однако о Нелли Бад не упомянула. Она полагала, что мистеру Темплу вряд ли покажутся убедительными разоблачения из мира духов. Она даже не была уверена, что они убедительны для нее самой.

— Я не знаю, идет ли речь о фабриках, о шахтах или о чем-то еще, — сказала она в заключение. — Есть какая-то связь с фирмой, производящей химикалии, но это все, что я знаю. Как вы думаете, по какой причине они хотели бы держать это в тайне?

— Химикалии, — проговорил он задумчиво. — Все это дурно пахнет, Салли… они просачиваются в почву, отравляют воду и… Он все еще занимается спичками?

— Нет. Шведское правительство провело расследование, и его фабрику закрыли; но потом выяснилось, что он ее продал годом раньше, так что не был привлечен к ответственности.

— Ну, хорошо, вот что я тебе расскажу. Пару дней назад мне случайно довелось услышать на звание «Полярная звезда» совсем в другом контексте. В моем клубе говорили что-то о кооперативных обществах, профсоюзах и так далее, и кто-то упомянул о нескольких новых фирмах, внезапно возникших в Ланкашире и весьма странным образом организованных — я, по правде сказать, не прислушивался к разговору, не затем я хожу в клуб, чтобы слушать лекции по социологии, — но суть состояла в том, что некая фирма была создана с тем, чтобы жизнь ее рабочих была регламентирована до мельчайших деталей. Как у Роберта Оуэна. Полный контроль, понимаешь? Мне это показалось отвратительным. А теперь главное: эта фирма называлась «Полярная звезда».

Салли выпрямилась в кресле и улыбнулась.

— Наконец! — воскликнула она.

— Прошу прощения?

— Ключ! Чем занимается эта фирма?

— А этого он не знал. Думал, что-то связанное с железными дорогами… Ну, как насчет стаканчика хереса?

Она согласилась и, пока он разливал херес, молча смотрела на легкие завихрения вполне законной пыли, игравшей в солнечном луче. Мистер Темпл был старым другом, она много раз обедала в его доме, но до сих пор чувствовала себя немного скованной, когда они переставали говорить о делах. Все, что другие молодые женщины делали так легко — непринужденно болтали, грациозно танцевали, флиртовали с незнакомым мужчиной за обедом, при этом безошибочно беря в руки «правильные» нож и вилку, — было ей трудно, она все еще смущалась и делалась неловкой, помня о былых унизительных провалах. Вдали от своих балансовых ведомостей и папок она бывала по-настоящему свободной и действительно самой собой в веселом беспорядочном доме Гарландов. Здесь же она сразу теряла дар речи и сейчас молча сидела, потягивая светло-коричневый нектар, пока он просматривал принесенные ею бумаги.

— Норденфельс… — пробормотал мистер Темпл. — Кто он такой? Его имя возникает здесь несколько раз.

— А… У Беллмана был партнер, Норденфельс, он был конструктор, инженер. Я только вчера наткнулась на статью в «Журнале Королевского общества инженеров», где упоминалось его имя. Он изобрел, кажется, новый вид предохранительного клапана; он работал при высоких температурах, или при высоком давлении, или что-то там еще. Я должна разобраться в этом детальнее. Но он исчез — я имею в виду Норденфельса — года три-четыре тому назад. Возможно, они разделили компанию. Но у меня в отношении его такое чувство…

— Хм-м, — фыркнул мистер Темпл. — На твоем месте, я отставил бы чувства в сторону. Давай лучше разберемся с фактами и действующими лицами. Ты напала на след чего-то, связанного с фирмой «Англо-Балт», — это несомненно. Страховку «Ингрид Линде» проверила?

— Вон тот желтый лист — там все в порядке. Никакого мошенничества со страховкой. — Салли добавила после паузы: — Мистер Уиндлсхэм упомянул о судебном преследовании. Он мог иметь в виду судебный запрет на деятельность?

— Весьма сомневаюсь. Суд должен быть удовлетворен тем, что, во-первых, жалобу истца, расценившего твою деятельность как неправильную по существу, ты оспоришь, а во-вторых, что средства, тобою используемые, не направлены на нанесение ущерба.

— Значит, судебное преследование — блеф?

— Думаю, да. Но существуют и другие способы навредить тебе, дорогая моя, кроме вызова в суд, вот почему я повторяю: будь осторожна.

— Хорошо, буду. Но не перестану разбираться в его делишках. Он замышляет что-то дурное, мистер Темпл. Я знаю, что это так.

— Вполне возможно, ты права. А теперь не хочу тебя задерживать, однако послушай… приходил тут некий мистер О'Коннор, который унаследовал тысячу фунтов. Может, я направлю его к тебе, и ты посоветуешь ему, как превратить их во что-то более весомое?

В это же самое время в финансовом сердце Сити бывший член кабинета министров лорд Уитхем сидел в коридоре внушительного офиса, непрерывно барабаня пальцами по своему шелковому цилиндру и вставая каждый раз, когда из-за угла или из-за двери появлялся клерк.

Лорд Уитхем был хорош собой, с красивыми оленьими глазами, это была та изысканная мужская красота, которую мы видим нынче только на фотографиях мужчин-моделей среднего возраста. Когда Фредерик увидел его накануне вечером, он сразу же подумал, что лорда Уитхема снедает тревога; но, если бы они повстречались сегодня, это впечатление лишь усилилось бы. Пальцы лорда выбивали быструю дробь. Его темные глаза окаймляли красные веки, седые жеваные усы были в полном беспорядке. Он ни минуты не мог сидеть спокойно. Если никто в коридоре не показывался, он все равно вскакивал и стоял перед какой-нибудь гравюрой, уставившись на нее невидящими глазами, или смотрел то в окно, выходившее на Треднидл-стрит, то вниз, на мраморную лестницу.

Наконец дверь отворилась, на пороге показался клерк.

— Мистер Беллман примет вас сейчас, милорд, — сказал он.

Лорд Уитхем схватил со стула шелковый цилиндр, взял трость и последовал за клерком через приемную в просторный, заново обставленный кабинет. Аксель Беллман встал из-за стола и, протягивая руку, пошел навстречу.

— Рад видеть вас, Уитхем, — сказал он, жестом приглашая сесть в кресло. — Странный вечер был у леди Харборо, не правда ли?

Голос у него был низкий и почти монотонный, лицо гладкое, волосы грубые и прямые. Ему можно было дать и тридцать и шестьдесят лет. Как и его офис, он казался продуктом фабричного производства; Беллман был большой, гладкий и тяжелый, но это была гладкость стальной машины, а не мягкой плоти. Его выпуклые глаза смотрели в упор, приводя в замешательство. Они никак не отражали его настроение, склонности, характер, они редко мигали и все-таки не казались мертвыми; напротив, они были насыщены электричеством.

Лорд Уитхем заметил, что непроизвольно отводит взгляд в сторону и вертит в руках свой цилиндр. Клерк предложил свои услуги, и Уитхем отдал ему цилиндр. Беллман проследил взглядом, как клерк водрузил его на вешалку и вышел, затем вновь повернулся к Уитхему.

— Леди Харборо, — напомнил он. — Любопытный вечер, а?

— Ах, да… Тот парень попросту испарился. Да, действительно.

— Вы любите такие представления с магией, Уитхем?

— Не могу сказать, чтобы у меня был в этом большой опыт…

— В самом деле? По-моему, наблюдать это интересно. Возможно, вам следовало бы присмотреться поближе.

По всей видимости, это было сказано не без какого-то умысла, но Уитхем ничего не заметил. Его темные с красными прожилками глаза перебегали с одного предмета на другой, словно он избегал смотреть Беллману в лицо.

— Ну, хорошо, — сказал Беллман, нарушив за тянувшееся молчание. — Вы, должно быть, недоумеваете, почему я предложил вам зайти ко мне нынче утром. Как я понимаю, вас вывели из кабинета министров.

Лицо лорда Уитхема еще более потемнело.

— Премьер-министр… э-э… пожелал перераспределить портфели среди… м-мм… — выговорил он с запинкой.

— Да. Вас сместили. Значит, сейчас вы свободны и можете активно участвовать в бизнесе. Разве не так?

— Прошу прощения?..

— Сейчас вам ничто не мешает занять пост директора какой-либо компании, не так ли?

— Ничто не мешает… Кроме… Нет, ничего. Я не понимаю, Беллман.

— Вижу. Объясню подробнее. Мне детальнейшим образом известно ваше финансовое положение, Уитхем. Долгов у вас примерно четыреста тысяч фунтов — это результат серии дурацких капиталовложений, бездарного руководства, некомпетентных советов. У вас нет никаких шансов расплатиться, особенно сейчас, когда вы потеряли должность в правительстве — словом, вы подумываете о банкротстве, как о последнем выходе. Естественно, это сопряжено со всякого рода бесчестьем. Теперь о вашем имуществе. Оно состоит из особняка в Лондоне и вашего поместья — и это почти все. Но ведь то и другое заложено, верно?

Лорд Уитхем кивнул. Откуда этому человеку все известно? Но охватившая его слабость помешала выразить возмущение.

— Однако же есть еще имущество вашей дочери, — продолжал Беллман. — Насколько я понимаю, ей принадлежат земли в Камберленде.

— А? Ну, да. Это верно. Хотя мне это не поможет. Тронуть его я не могу, уже пытался. Что-то вроде майората, по материнской линии, имущество закреплено за ней, что-то в этом роде. Там горные разработки и прочее.

— Графит.

— Именно, именно, что-то вроде того. Как-то связано с карандашами, это я знаю.

— Ее шахты имеют монополию на чистый графит.

— Я бы этому не удивился. Мой агент в Карлайле присматривает там за всем. Уже многие годы. Они изготовляют карандаши с этой штукой. Но денег там нет; их оттуда не получить…

— Ясно, — сказал Беллман. — Ну что ж, спрашивать вас, что вы намерены делать, бессмысленно. Вполне очевидно, что у вас на этот счет нет никаких идей. — Лорд Уитхем попытался протестовать, но Беллман остановил его взмахом руки и продолжил: — Поэтому я и пригласил вас сегодня. Я могу предложить вам пост директора компании, которую я основал. Вы уже не член правительства, однако ваши связи в Уайтхолле могут оказаться для меня весьма полезны. Я не собираюсь платить вам за ваши деловые способности, их у вас нет. Ваше жалованье, как директора, будет зависеть от ваших связей в государственной гражданской службе.

— Связей? — переспросил слабым голосом Уитхем.

— С чиновниками министерства торговли и министерства иностранных дел. Скажу точнее: по вопросам лицензий на экспорт. Вы, конечно, знаете джентльменов, с этим связанных?

— О да, разумеется. Непременные секретари и так далее. Но…

— Я не жду от вас какого-либо давления на них. Этого вы не сможете. Вы обеспечиваете контакты, а я обеспечиваю влияние. Это что касается ваших доходов. Остается проблема с долгами. К сожалению, покрыть их из вашего директорского оклада вам не удастся. Однако найти решение возможно. Я хочу жениться на вашей дочери.

Это было так невероятно… Лорд Уитхем решил, что он ослышался, и только растерянно моргал глазами. Беллман продолжал:

— Я уже некоторое время подумываю о том, что пора мне выбрать себе жену. Я видел вашу дочь, и она мне подходит. Сколько ей лет?

Лорд Уитхем проглотил ком в горле. Нелепость, безумие!.. Чтоб он был проклят, негодяй! Да как он посмел!.. Но тут пришло осознание нависшей над ним катастрофы, разверзшейся перед ним пучины… беспомощный, он снова рухнул в кресло.

— Семнадцать. Я… мистер Беллман, мое положение вам известно… Я…

— Не хуже, чем вам. Хотя мне, пожалуй, лучше, потому что там, где речь идет о деньгах, вы совершенно некомпетентны, в отличие от меня. У вас есть месяц, чтобы изыскать триста девяносто тысяч фунтов. И вы их не найдете. Не могу представить, что вы будете делать. Ваши кредиты истощены.

— Я… Мэри такая… прошу вас, мистер Беллман. Если вы видите какой-то путь…

Его голос ослабел, он в самом деле не знал, что еще сказать. Беллман сидел спокойно, глядя ему в лицо своими выпуклыми, излучающими электричество глазами.

— Вы понимаете, о чем я говорю. Леди Мэри подходит мне как нельзя лучше. Когда мы поженимся, я выплачу вам четыреста тысяч фунтов. Триста девяносто тысяч пойдут на долги; на остальные десять тысяч вам придется устроить свадьбу. Мне кажется, я все изложил ясно.

Лорд Уитхем не мог вздохнуть. Никогда в жизни он не был так потрясен — разве что очень давно, когда упал с лошади во время охоты и от удара потерял сознание; сейчас он чувствовал себя точно так же, столкнувшись с чем-то, слишком огромным и мощным по сравнению с ним. Он ощущал почти физическую боль.

— Я… крайне убедительно изложено… Интересное предложение. Само собой, я должен буду переговорить с моим адвокатом. Я…

— С вашим адвокатом? Для чего?

— Н-ну, ведь это семейное дело… Разумеется, мой адвокат должен будет изучить ваше предложение… Вы должны понять…

Его мозг заработал опять. Это и в самом деле было как при падении: вы оглушены, но потом все же находите в себе силы. И теперь он понял: если Беллман хочет поддержать его четырьмястами тысячами, можно легко добиться большего.

— Да, вижу, вы хотите получить немного больше и надеетесь, что ваш адвокат сумеет сделать это лучше вас. Вы, безусловно, правы. Сколько еще вы хотели бы?

Опять — падение. Беллман был слишком силен, слишком скор; так поступать непорядочно, лорд Уитхем чувствовал это… Но что сказать сейчас? Отступить? Он будет выглядеть чересчур слабым; попросить слишком мало — упустить счастливый случай; слишком много — потерять все. Его мозг, словно крыса, метался сквозь строй цифр, оканчивавшийся рядом нулей.

— Я ведь должен… позаботиться о себе, — сказал он осторожно. — Мое поместье. Дом на Кавендиш-сквер. Все это стоит… Не имея капитала, я…

Беллман молчал. Он не собирался помогать ему. Лорд Уитхем сделал глубокий вдох.

— Двести пятьдесят тысяч фунтов, — сказал он. Это была половина той суммы, которую он собирался назвать.

— Прекрасно, — сказал Беллман. — По-моему, это разумно. Итак, мы оба согласны, что цена вашей дочери — шестьсот пятьдесят тысяч фунтов. Я выпишу вам чек на пятьдесят тысяч фунтов, когда будет оглашена помолвка; это вам даст возможность расплатиться с самыми неотложными долгами и быть спокойным за остальное. Остаток первой суммы, о которой мы договорились, а именно триста пятьдесят тысяч, будет выплачен утром в день свадьбы. Дополнительная сумма, двести пятьдесят тысяч, будет выплачена на следующее утро после свадьбы, в зависимости от того, насколько я буду удовлетворен… состоянием леди Мэри. Должен ли я выразиться яснее?

Это было самое тяжелое падение из всех, на этот раз лошадь втоптала его в грязь. Беллман сказал ясно: если леди Мэри не девственница, дополнительных денег не будет. Лорд Уитхем чувствовал себя больным и сам слышал, как стонет; это было слишком жестоко, слишком унизительно, это было невыносимо… Так поступать нельзя… Побитый, измученный, он почти не мог соображать, в голове все смешалось.

— Вы захотите переговорить с моей дочерью? — пробормотал он чуть слышно.

— Разумеется.

— Если… Если она…

— Если она откажет?

Лорд Уитхем кивнул. Произнести это вслух он не мог.

— Если она отвергнет мое предложение, я, разумеется, отнесусь с уважением к ее воле. Все будет полностью зависеть от ее выбора. Вы не согласны?

— О, безусловно, согласен, — прошептал лорд Уитхем почти беззвучно. Он понимал, что это значило.

— В таком случае я, с вашего разрешения, нанесу визит на Кавендиш-сквер в пятницу утром и сделаю предложение леди Мэри. Сегодня вторник. Три дня.

Лорд Уитхем проглотил слюну. Его глаза с длинными ресницами были полны слез.

— Да, — выговорил он хрипло. — Конечно.

— Значит, об этом мы договорились. Теперь немного о делах. Контракт о назначении вас директором мы подпишем на следующий день или чуть позже, но тем временем я расскажу вам немного о компании, к которой вы присоединяетесь. Она называется «Полярная звезда, Лимитед».

Беллман наклонился, чтобы достать из ящика письменного стола какие-то бумаги; воспользовавшись этим, лорд Уитхем провел рукой по глазам. Отставка с поста министра ранила его, но эти двадцать минут с Беллманом оказались мучительнее боли, бросили в тот мир, какой не привиделся бы ему даже в кошмарном сне, где порядочность, и достоинство, и приличия были сметены в один миг, как сухие листья. Могло ли прийти ему в голову, что еще до полудня он продаст родную дочь — и продаст, что еще ужаснее (ядовитая, преступная мысль), настолько продешевив! А если бы он попросил миллион?..

Нет, миллиона он не получил бы. Беллман знает все; иначе он не стал бы избивать человека столь жестоко. Лорд Уитхем чувствовал себя так, словно он продал свою душу и тут же осознал (чтобы размышлять об этом остаток вечной жизни), что получил за это не больше щепотки пепла.

Беллман разложил на столе документы. Лорд Уитхем постарался изобразить на своем красивом слабовольном лице заинтересованность и наклонился вперед, стараясь слушать пояснения Беллмана.

Date: 2015-07-25; view: 281; Нарушение авторских прав