Глава 19. Звон колокольчика над дверью гостиницы заставил Одиночку вздрогнуть

Звон колокольчика над дверью гостиницы заставил Одиночку вздрогнуть. Он и сам не знал, почему так боится застать фермера или его дочь прямо здесь, в холле, но все же испытал огромное облегчение, узнав от сонного хозяина за стойкой, что интересующие его постояльцы находятся в своем номере. На ватных ногах он поднялся по лестнице и вдруг с ужасом вспомнил, что после утреннего падения в грязь и нескольких часов в седле даже не удосужился переодеться. Торопливыми судорожными движениями он попытался отряхнуть одежду, но из этого мало что получилось. Грязь, налипшая на сапоги и плащ, успела хорошенько просохнуть и намертво врасти в материю. Сорвав плащ, Одиночка с силой тряхнул его. Мелкие кусочки глины полетели в стороны… Звук открывающейся двери поверг его в ужас.

– Милорд Денит? Это вы? – Элейн Норт, свежая и румяная, в аккуратном бежевом платье, смотрела на него с радостным изумлением. – Я услышала шум и решила посмотреть…

Он замер, большой, перепачканный и неловкий, со скомканным плащом в руках.

– Я вот… я приехал сказать, что теперь все в порядке. Я могу проводить вас до фермы… – Язык словно бы отказывался слушаться. – Бояться больше нечего.

Проклиная себя, Одиночка почувствовал, что неумолимо краснеет. Девушка взмахнула пушистыми ресницами.

– Ты… вы… наверное, устали с дороги. Прошу вас, заходите, милорд Денит, заходите скорее!

Взяв его за руку, девушка повела онемевшего Одиночку в комнату.

– Папа, папа! Милорд Денит приехал! У него хорошие новости!

Старый фермер сидел за столом. При виде гостя он встал и окинул его взволнованным взглядом.

– Все в порядке, мастер Норт, – выдавил из себя Одиночка. – Барон ре Смайн объявлен вне закона и вряд ли еще находится в Смонтогне. Вам больше нечего опасаться. И… вы можете вернуться домой.

Наступила тишина. Руки старого фермера задрожали.

– Домой… – прошептал он. – Опасность миновала…

И вдруг Элейн, зарыдав, бросилась на грудь Одиночки. Воин неумело погладил ее пахнущие цветами волосы. Сердце гулко колотилось, норовя вырваться на свободу…

Дальнейшее он помнил плохо. Перед его глазами была только Элейн. Он что‑то отвечал, помогал фермеру собирать вещи и седлать лошадей, но продолжал видеть только ее.

Когда они добрались до фермы, был уже вечер. Соседи, попадавшиеся им на дороге, приветственно махали руками. Все уже слышали о судьбе барона ре Смайна и его позорном бегстве. Несколько женщин помогли Элейн привести в порядок комнаты, а счастливый Аллер Норт уже доставал из погреба свое знаменитое вино.

Одиночка пришел в себя за праздничным столом, держа в руке тяжелый кубок. Происходящее казалось ему восхитительным сном. Он вдруг подумал, что никогда еще не был так счастлив. Не нужно было никуда спешить, не нужно ни с кем сражаться. Вокруг были обыкновенные простые люди, живущие размеренной жизнью, а рядом сидела самая прекрасная девушка, какую только ему доводилось встречать.

– Я хочу выпить за тех, кто помог нам в трудную минуту, помог, когда уже не было никакой надежды! – Старый фермер, улыбаясь, поднял кубок. – Уверен, и моя дочь присоединится к этим словам! За тебя и твоего друга, воин!

Одиночка смущенно встал. Яркие как звезды глаза Элейн смотрели только на него.

– Я… мы не сделали ничего особенного…

– Ничего особенного? Да в нашей округе не найдется никого, кто осмелился бы выступить против барона и его наемников! – Собравшиеся согласно закивали. – Ты храбрый человек и отважный воин, мастер Денит. Хотел бы я видеть таким своего зятя!

Элейн стыдливо вспыхнула. Личико ее, и без того раскрасневшееся, стало пунцовым.

– Э, да наша Лейна, кажись, была бы не против! – добродушно выкрикнул кто‑то из гостей. – А что, мастер Одиночка, дочка у Норта хороша, может, о свадьбе подумаешь?

Собравшиеся весело засмеялись. Еще больше засмущавшаяся девушка закрыла лицо руками и выбежала в сад. Одиночка растерянно окинул взглядом сидящих за столом.

– Зачем же так? – едва слышно выдавил он. – Застыдилась вот, из‑за стола убежала… Из‑за меня, наверное?..

Один из фермеров, седой старик с длинными белыми усами, хитро глянул на него:

– Из‑за тебя засмущалась, тебе и догонять! Поверь, парень, я‑то уж пожил, знаю. Она того стоит! Да и прохладно нынче, хоть плащ ей подашь. Верно говорю, Аллер?

Фермер только кивнул, лукаво подмигнув. Помедлив немного, Одиночка залпом допил кубок и бросился к двери. Оба старых фермера проводили его взглядами и тоже выпили.

– Кажись, приглянулись они друг другу, – негромко проговорил седоусый. – И то сказать, девчонка твоя в самом соку, а про него и говорить нечего. Надоело парню небось по свету шататься. Помяни мое слово, Аллер, быть свадьбе!

– А я и не против! – Аллер Норт потянулся к бутыли. – Вот незаметно и дочка выросла. Стареем мы с тобой… Эх, что говорить, давай лучше нальем! Выпьем за молодость, старина!

В саду пахло свежестью и ароматами позднего лета. Выйдя на крыльцо, Одиночка огляделся. Среди густой листвы он не сразу заметил силуэт девушки, поэтому, спустившись по ступеням, сделал несколько неуверенных шагов.

Она сидела на скамье под одной из вишен. В наступающих сумерках Одиночка не смог разглядеть ее лицо, но почувствовал, что она смущенно улыбается. Не обращая внимания на хлещущие по щекам ветви, он подошел поближе и робко стянул с себя плащ.

– Уже вечер… прохладно.

Осторожным движением он накинул плащ на хрупкие плечи. Девушка не возражала, только подняла на него свои восхитительные глаза.

– Спасибо, милорд Денит.

Одиночка кивнул, не зная, что сказать. И вдруг, ужаснувшись собственной наглости, выпалил:

– Вы… ты очень красивая! Ты похожа на цветок! Очень красивая!

– Правда? – Поднявшись, она нерешительно взяла его за руку. Маленькие нежные пальчики утонули в крепкой ладони воина. – Никто никогда не говорил мне такого.

– Почему ты убежала из‑за стола? – простодушно спросил Одиночка. – Что‑то не так?

Девушка помолчала, загадочно улыбнувшись.

– Завтра будет Праздник Вишен. Ты придешь к нам?

– А можно? – в голосе Одиночки прозвучала такая надежда, что девушка невольно рассмеялась.

– Наш дом – твой дом, милорд Денит. И… я приглашаю тебя. Знаешь, отец говорит, что я хорошо пеку вишневые пироги.

– Я приду. Обязательно приду.

Оба замолчали и еще долго стояли, взявшись за руки, а позади них пламенел роскошный багряно‑золотой закат из тех, что бывают только в последний месяц лета.