Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Иисус перед синедрионом
Каиафа срочно созвал на совет главных священников, старейшин и книжников. Событие из ряда вон выходящее — ведь по иудейскому закону судам запрещалось заседать ночью; но дело не терпело отлагательства. Раз уж священники взялись судить Иисуса, следовало покончить с этим до начала празднества. Иисуса поставили перед синедрионом и принялись допрашивать. Иные священники, над которыми Иисус некогда одержал верх в споре, только и искали повода передать его римлянам, и призвали свидетелей в надежде осудить его. Однако ж они натаскали лжесвидетелей недостаточно хорошо, и те противоречили друг другу. Например, один говорил: — Я слыхал, как он уверял, будто в силах разрушить храм и в три дня создать его. — Нет! Это был не он! — закричал другой. — Это кто-то из его последователей. — Но Иисус этого не отрицал! — А я говорю, это он! Я сам слышал, как он такое говорил. Не все священники соглашались в том, что причин вынести Иисусу смертный приговор — достаточно. Наконец Каиафа изрек: — Ну, Иисус, что скажешь? Что ответишь на обвинения? Иисус молчал. — Как насчет обвинения в богохульстве? Не ты ли утверждал, будто ты — сын Божий и Мессия? — Это ты так говоришь, — промолвил Иисус. — Так и последователи твои говорят то же, — сказал Каиафа. — Или ты за них не в ответе? — Я просил их этого не делать. Но даже если бы я так говорил, это не богохульство, как тебе хорошо известно. Каиафа со священниками знали: Иисус прав. Строго говоря, богохульством считалось проклинать имя Бога, а Иисус такого никогда не делал. — А как насчет притязаний на титул царя иудеев? Эти слова повсюду на стенах намалеваны — мы своими глазами видели. Что скажешь? Иисус молчал. — Молчание — не ответ, — промолвил Каиафа. Иисус улыбнулся. — Иисус, мы изо всех сил стараемся судить тебя по справедливости, — продолжал первосвященник. — Нам кажется, ты задался целью учинить беспорядки, причем ты желаешь втравить в них не только нас, но и римлян. А времена нынче непростые. Нам необходимо защитить свой народ. Ты разве сам не понимаешь? Не осознаешь опасности, которой подвергаешь всех и каждого? Иисус по-прежнему молчал. Каиафа обернулся к священникам и книжникам: — Мне очень жаль, но выбора у нас нет. Придется поутру препроводить этого человека к наместнику. Безусловно, мы будем молиться о том, чтобы наместник проявил милосердие.
Петр
Во дворе дома первосвященника толпились люди: они теснились поближе к жаровне, чтобы согреться, и возбужденно толковали об аресте Иисуса и о том, чего ждать теперь. Был среди них и Петр. И вот пригляделась к нему одна служанка и сказала: — Ты был с Иисусом, верно? Я видела тебя с ним вчера. — Нет, — отвечал Петр. — Он до меня никакого касательства не имеет. Чуть позже кто-то еще сказал своим соседям: — Этот человек — один из последователей Иисуса. Он был с Иисусом в храме, когда тот опрокинул столы меновщиков. — Я? Да никогда, — возразил Петр. — Ты, должно быть, ошибся. А перед самым рассветом третий человек, расслышав какое-то замечание Петра, молвил: — Ты ведь один из них, так? Речь твоя обличает тебя. Ты — галилеянин, как и он. — Не понимаю, о чем ты, — отвечал Петр. И тут запел петух. До той минуты мир словно затаил дыхание, будто само время застыло в часы тьмы, но уже близился миг, когда забрезжит свет дня, а вместе с ним — землю захлестнет отчаяние. И почувствовал это Петр, и выйдя вон, плакал горько. Предав брата солдатам, Христос уединился для молитвы. Он надеялся, что вернется ангел: ему необходимо было поговорить о том, что он только что сделал и что случится теперь; и ему отчаянно хотелось объясниться насчет денег. Он помолился, но сон не приходил, потому с первым светом он пошел в дом первосвященника, где ему рассказали про галилеянина, который уверял, что Иисуса не знает, а на заре горько разрыдался. И даже во власти тревоги и горя Христос записал то, что услышал. Но он по-прежнему не находил себе места от волнения и затесался в толпу, что собралась узнать, каков будет приговор над Иисусом. Наконец распространился слух: Иисуса отведут к римскому наместнику. Вскорости после того распахнулись двери в доме первосвященника, и вышел отряд храмовой стражи, выводя Иисуса со связанными за спиною руками. Солдатам приходилось защищать его от тех самых людей, которые еще несколько дней назад встречали его приветственными ликующими криками; теперь же они бранили его, потрясали кулаками и плевались. Отряд двинулся ко дворцу наместника; Христос поспешил следом. А в ту пору наместником был Понтий Пилат, человек весьма суровый: он славился жестокими приговорами. Там же ожидал суда еще один узник, политический террорист и убийца именем Варрава; и никто не сомневался, что уж его-то точно распнут. И вспомнил Христос про овна, запутавшегося рогами в чаще. И вот Иисуса довели до дворца наместника, и втащили внутрь, и швырнули к ногам Пилата. Каиафа пришел выдвинуть обвинения против Иисуса; Пилат слушал. — Ты наверняка видел, господин, повсюду намалеванные надписи на стенах: «Царь Иисус». Вот кто за них в ответе. Этот человек спровоцировал разгром в храме, вызвал волнения в народе; мы осознаем опасность гражданских беспорядков, так что… — Ты слышишь? — обратился Пилат к Иисусу. — Я своими глазами видел гнусные надписи. Стало быть, это ты тому виной? Ты называешь себя царем иудеев? — Это ты говоришь, — отвечал Иисус. — Он и с тобой так же оскорбительно разговаривал? — вопросил Пилат Каиафу. — Постоянно, господин. Пилат велел солдатам поставить Иисуса на ноги. — Я спрошу еще раз, — сказал Пилат, — и на сей раз рассчитываю на толику учтивости. Ты — царь иудейский? Иисус ничего не ответил. Пилат сбил его с ног и сказал: — Слышишь, сколько свидетельствуют против тебя? Ты думаешь, мы такое потерпим? Думаешь, мы так глупы, чтобы позволять возмутителям спокойствия расхаживать на воле, сеять смуту и подстрекать людей к мятежу или чему похуже? Наша обязанность — поддерживать здесь мир и порядок. И я не допущу никаких политических волнений — откуда бы они ни исходили. Я их в зародыше уничтожу, так и заруби себе на носу. Понял? Что скажешь на это, царь Иисус? И снова Иисус не ответил ни словом, так что Пилат велел страже избить пленника. К тому времени даже во дворце слышны были крики толпы, собравшейся снаружи, и священники, равно как и римляне, опасались бунта. — О чем они кричат? — осведомился Пилат. — Они требуют отпустить этого человека? А на праздник Пасхи правитель имел обычай отпускать на свободу одного узника по выбору народа; и вот несколько священников, дабы возбудить народ и непременно погубить Иисуса, загодя прошлись среди людей, уговаривая их просить за жизнь Варравы. — Не его, господин. Люди хотят, чтобы ты освободил Варраву, — отвечал один из чиновников Пилата. — Этого убийцу? Но почему? — Он популярен, господин. Ты весьма угодишь людям, отпустив его. Пилат вышел на балкон и обратился к толпе: — Вам отпустить Варраву? — Да! Варраву! — закричали все как один. — Очень хорошо, пусть уходит. А теперь очистите двор. Расходитесь по своим делам. И Пилат вернулся в зал. — Это значит, у нас есть лишний крест. Иисус, ты слышишь? — проговорил он. — Господин, — вмешался Каиафа. — Нельзя ли рассмотреть, скажем, такой приговор, как изгнание… — Уведите его и распните, — приказал Пилат. — И сделайте надпись на кресте с тем самым титулом, на который он притязает, — «царь иудейский». Впредь будете знать, как помышлять о мятеже да смуте! — Господин, а нельзя ли начертать: «Он называет себя царем иудейским»? Ну, так, на всякий случай… — Я сказал, что сказал. Не искушай судьбу, Каиафа. — Нет, господин, конечно, не буду. Благодарю тебя, господин. — Ну так уведите его. Сперва бейте его плетьми, а потом казните.
|