Неси благую книгу, или Репортаж ирландского телевидения, посвященный истокам современной научной фантастики

^{Перевод Дарьи Кальницкой}

– Лиам, лови такси. Всю ночь тряслись в этом проклятом поезде, я совсем разбит.

– Нам не по карману такси, Паскаль. С нашим бюджетом – только на автобус, а вот как раз и он.

И они побежали, вернее, заковыляли к остановке, сгибаясь под тяжестью камеры и другого оборудования. Автобус пришлось брать штурмом. Внутри они угодили в жуткую давку: немцы с пунцовыми физиономиями, что-то вопившие итальянцы, ярко разодетые американцы, облаченные в тюрбаны сикхи и один потерянного вида джентльмен из Сити, в котелке и с аккуратно свернутым зонтиком. В этот юбилейный год в Лондон понаехало необычайно много народу. Наконец взмокшие журналисты вывалились из автобуса на углу с Феттер-лейн.

– Лиам, чуть-чуть пивка, по-быстрому, – задыхаясь, взмолился оператор. – Вон паб, там так тихо, прохладно…

– Потом. У нас назначена встреча, как бы не опоздать. Тут рядом, за углом, Грейсток-плейс, номер восемь «а». Давай-ка сними, как я подхожу к дверям, останавливаюсь и вглядываюсь в табличку. Потом панорамирование, наезд на табличку, чтобы можно было разобрать: «Научно-фантастический журнал „Бетельгейзе“ – нам не все равно». Потом обратный кадр на меня. И не отставай.

Шепотом чертыхаясь, увешанный тяжелыми сумками Паскаль вытащил камеру из чехла; прищурившись, поглядел на сероватое небо, чуть шире приоткрыл затвор и махнул Лиаму: начинай. Засняв положенную сцену, он выключил камеру и потрусил следом за коллегой. За дверью располагался темный затхлый коридор, в его дальнем конце сидела за письменным столом мертвенно-бледная девица с красным носом и гнусавым голосом говорила что-то в древний служебный телефон. Последний здорово смахивал на военную полевую рацию. Девица кивнула журналистам, вытерла нос и повесила трубку.

– Прошу прощения, мистер Кэрп задерживается. Но его заместитель, мистер Дервент, знает о встрече и готов с вами побеседовать прямо сейчас. Первая дверь направо.

– Премного благодарны. Вперед, Паскаль. Сними-ка, как я стучу и захожу в кабинет.

Редакция не сильно отличалась от коридора: так же затхло и темно. На столах громоздились гранки и рукописи, кое-где бумаги попросту валялись на полу. На стенах висели прилепленные скотчем листки с расписаниями и сигнальные экземпляры номеров (на аляповатых обложках красовались космические ракеты, монстры и девушки в скафандрах или занимательные комбинации из всех трех элементов сразу). Навстречу журналистам из-за самого захламленного стола поднялся худосочный лысеющий тип в зеленом козырьке и полиэтиленовых нарукавниках.

– Извините, что так вышло с мистером Кэрпом. Его срочно вызвали. Постараюсь помочь чем смогу. А вы с какого…

Он, беспрестанно моргая, повертел в руках бумажку, вглядываясь в нее и будто бы силясь прочесть неразборчивый шрифт.

– «Телефис Килларни», – представился Лиам, – самый важный региональный телеканал в республике. Вещаем на все графство Керри и за его пределы. Наш канал гордится тем, что освещает не только местные ирландские новости, но и международные события. Несем в массы культуру из самых разных стран, даже из Англии. Именно поэтому мы и оказались здесь сегодня: хотим узнать, как бы вы определили научную фантастику? Не возражаете, если мы запишем интервью?

– Против этого я никогда не возражаю. Снимайте. Хотя постойте… Что это у вас, «Супер-восемь»?

– Ну, допустим.

– Это что же за телерепортаж вы собрались снимать на любительскую восьмимиллиметровую камеру? Да еще и без осветительных приборов?

– Самый распрекрасный телерепортаж из всех возможных за наши деньги, – отрезал Лиам, бросив хмурый взгляд на замредактора. – А денег нашему второму каналу перепадает негусто. Так что если изображение получается чуть зернистым, мы пририсовываем к нему помехи и пишем поперек экрана: «ПОМЕХИ, НЕ ПЫТАЙТЕСЬ НАСТРОИТЬ ТЕЛЕВИЗОР». Теперь, может, перейдем наконец к интервью?

– Нет уж, мистер Кэрп отсутствует, а я не намерен тратить драгоценное время на ваш грошовый репортаж.

– Придется пожертвовать тремя минутами драгоценного времени, или я расквашу вам нос. – Лиам поднес к лицу Дервента изукрашенный шрамами кулак, микрофон в покрытой рыжими волосами лапище репортера попросту терялся.

– Мне очень приятно будет рассказать жителям Ирландии о нашем журнале, – залепетал редактор. – Наша цель проста – под чутким руководством мистера Кэрпа мы приобретаем творения лучших писателей и иллюстраторов и публикуем самый лучший журнал…

– А кто за той дверью? Не Кэрп ли? – перебил его Лиам, заметив, как на мгновение приоткрылась и снова захлопнулась дверь с табличкой «Главред».

– Ну что вы! Разумеется, нет. Это наш художественный редактор. Он тоже ждет мистера Кэрпа.

– А вот мы ждать не намерены. Скажите своему начальнику, что мы вернемся ровно через час и побеседуем с ним по душам. Вперед, Паскаль.

Оказавшись на улице, Лиам открыл записную книжку.

– Правильно ли мы поступили? – поинтересовался оператор.

– Правильно или нет, а расходовать время на эту шестерку нам не с руки. Чтобы отснять лондонский материал, у нас ровно один день. Даже меньше, ведь нужно еще успеть на поезд до темноты – поймать того знаменитого писателя-фантаста, как бишь его… По прозвищу Великий Старец из Оксфорда.

– Ладно, куда мы дальше?

– В одно издательство. Я записал адрес, сказали, тут совсем недалеко. Пройти насквозь через Бримс-билдинг, вон оно, через улицу, потом направо по Чансери-лейн, снова направо по Курситор-стрит. Это на Фернивал-стрит, как раз напротив. Ну вот, пришли.

Офис компании «Гернсбек и Кэмпбелл» выглядел гораздо внушительнее, чем давешняя журнальная редакция. Секретарь провел журналистов по устланному толстым ковром коридору, распахнул дверь красного дерева, и глазам открылся кабинет, который скорее напоминал богато обставленную гостиную. Их поприветствовал холеный субъект с холодной улыбкой и влажными ладонями. Хотя ни Лиам, ни Паскаль ни о чем не просили, он тут же налил им по бокалу шерри.

– Как мило, что вы зашли. Надеюсь, путешествие выдалось не слишком утомительное. Лорд Брим появится с минуты на минуту, а пока я сделаю для вас все, что в моих силах. Меня зовут Аллен, я личный помощник лорда.

– До нас дошли слухи, что ваше издательство скоро опубликует настоящий блокбастер, который перевернет с ног на голову всю научную фантастику. Это правда?

– Можно и так сказать. Конечно же, мы к этому стремимся. Вот сигнальные экземпляры. Позвольте только включить лампы. Уверен, вашей малютке-камере нужно как можно больше света.

Аллен указал на стол, где громоздились толстые книжищи, поверх которых красовалась огромная фотография. Автор, облаченный в твидовый пиджак, весьма походил на жабу, хотя, разумеется, не был таким зеленым. Он сидел за пишущей машинкой и курил трубку, перед ним лежала раскрытая книга.

– Паддингтон Гар. Величайший, можно сказать, из ныне живущих фантастов. Его новый роман… Да, это как раз он. Возьмите себе экземпляр. Только, пожалуйста, один, а не два, у них цена двенадцать фунтов. Так вот, его новый роман называется «Космические симонисты с Марса». Действие начинается на Красной планете, но потом герои путешествуют по всей Галактике в поисках…

– Стоп, – перебил его Лиам. – Хватит тратить нашу пленку на рекламу своей книжицы.

– Прошу прощения!

– Мы хотим наконец снять интервью с лордом Бримом. Это его кабинет?

– Да, но его сейчас нет, я уже говорил. Послушайте, вам туда нельзя!

– Заперто, – констатировал Лиам, подергав дверную ручку. – Не будете ли вы столь любезны сообщить его светлости, что мы вернемся через час и возьмем у него интервью. И на этот раз без посредников. Понятно?

– Уверен, вы сами найдете выход, – отозвался Аллен, поворачиваясь к ним спиной и выравнивая книги, которые и так лежали вполне аккуратной стопкой.

– Да уж, просто оглушительный успех, – вздохнул Паскаль, когда они вновь оказались на улице. – Давай-ка теперь ты неси сумки. У меня спина уже трещит.

– А у меня терпение лопается. Утешает только мысль о пинте «Гиннеса» по окончании всей этой истории. Но у нас почти не отснят материал, так что давай-ка на следующую встречу. Это издательство вроде попроще, книги в мягких обложках. Тут рядом, как раз на Феттер-лейн.

Но, увы, в тот день удача повернулась спиной к ирландскому телевидению. Журналистам обещал дать интервью сам глава и основатель «Пеммикан букс», сэр Чар. Однако вместо него их поприветствовал секретарь-референт Риббл.

– Словами не могу передать, как мне жаль. Сэр Чар был просто вне себя от горя из-за того, что пришлось так срочно уехать. Но я отвечу на все ваши вопросы. Уверен, зрителям будет безумно интересно посмотреть на замечательные обложки, украшающие наши стены…

– Мы бы хотели немного поснимать в кабинете сэра Чара, – перебил Лиам, указывая на запертую дверь.

– Боюсь, это никак невозможно. Его личные владения, вы же понимаете. Но вы…

Его словоизлияния прервал грохот захлопнувшейся за репортерами двери.

– А вот теперь мы точно выпьем, – выпалил черный от злости Лиам. – Мне нужно хорошенько пораскинуть мозгами, а это всухую не делается.

– Святые угодники! – воскликнул он чуть позже, изумленно вытаращив глаза, когда бармен поставил перед ним крошечный стаканчик. – Этот недомерок и есть порция виски по-английски? Да тут и на донышке-то почти ничего нет. Давайте уж тройную, а то я и не почувствую, что выпил.

Паскаль уткнулся носом в пинту пива, а Лиам заглотил виски и принялся, мрачно бормоча под нос, вычерчивать некий квадрат на картонной подставке для стакана.

– Заговор. Я начинаю понимать, в чем тут дело, – наконец изрек он. – Кусочки головоломки складываются воедино.

– Хорошо бы, а то нам не с чем будет возвращаться в Керри. Еще по одной?

– Нет времени. У нас запланировано последнее интервью. Это будет горячий материал, нутром чую. Репортаж, который изменит историю телевидения. Не отставай и не выключай камеру, я тебе такой сюжет добуду, о котором ты и мечтать не мог.

Воодушевленный Лиам выскочил из паба на Норвич-стрит и бросился к дверям компании «Би Кью Амбер и дочери». Это литературное агентство работало со всеми ведущими фантастами, а также с огромным количеством второсортных и даже вовсе обнищавших НФ-писак. Секретарша успела только вскрикнуть от удивления, когда свирепые ирландские мужи промчались мимо нее и вломились в кабинет.

– Полагаю, вы не мистер Поллок? – сразу же огорошил Лиам удивленного мужчину в кресле на колесиках.

– Нет. Я Чарнет. У мистера Поллока сейчас встреча. А вы, наверное, те самые телевизионщики…

– Да, те самые. И мы явились сюда, чтобы открыть всю правду о научной фантастике. Вы же верите в свободное предпринимательство?

– Не совсем понимаю, какое отношение этот вопрос имеет к научной фантастике.

– Непосредственное, дружок, и я это сейчас докажу. Вы тут в своем Лондоне, должно быть, смотрите на провинциалов свысока, да и на жителей других государств тоже. Думали легко отделаться от пары недотеп-ирландцев своими велеречивыми извинениями? Думали, мы уйдем отсюда так же, как и пришли, – несолоно хлебавши и по-прежнему пребывая в неведении? Так вот, напрасно вы так думали.

Лиам схватил с письменного стола маркер и несколькими размашистыми штрихами набросал на белой промокашке большой квадрат.

– Вот. Целый квартал. Одна сторона выходит на Грейсток-плейс, там располагается этот ваш журнал «Бетельгейзе». Два издательства – здесь и здесь, на Феттер-лейн и на Фернивал-стрит. А вот и контора на Норвич-стрит. Очень умно – заставить нас ходить по кругу. Но все же недостаточно умно. Каждая компания – это всего лишь вход в одно и то же здание. Я прав?

– Ну, я никогда бы не подумал… Возможно… – заикаясь, принялся бормотать Чарнет.

Его глазки бегали по комнате, пальцы теребили тугой воротник, – он походил на загнанного в угол зверя. Паскаль повернул камеру, и Лиам кивнул с холодной улыбкой.

– Так я и думал. Значит, я прав: дверь в кабинет Поллока, как и другие три двери, ведет в центральную часть этого загадочного здания. В секретный офис, где затаились истинные хозяева научной фантастики, в чьих руках и сосредоточена вся власть. Четыре организации на самом деле не разные компании, а фальшивые фасады, прикрывающие единый, всем заправляющий синдикат. Это противозаконно и идет вразрез с правилами свободной торговли. И «Телефис Килл Эйрна» сейчас выведет вашу зловещую мафию на чистую воду на глазах у негодующей мировой общественности! Паскаль, направь на меня камеру.

– Вам туда нельзя!

Но было слишком поздно, журналист уже ринулся вперед в неистовом порыве, который с легкостью уложил бы наповал целую команду игроков в ирландский хоккей на траве и разбросал бы в разные стороны толпу регбистов. Могучее плечо врезалось в массивную дверь, которая хоть и была действительно массивной, но делалась никак не в расчете на подобные суровые испытания. Со страшным грохотом она развалилась и слетела с петель, а Лиам ворвался в располагавшуюся за ней комнату. И замер.

– Боже! – протянул он изумленно.

Ведь за дверью вместо роскошных офисов могучего капиталистического синдиката обнаружился всего-навсего один аскетичный кабинет. Четыре стены, в каждой по двери, в центре черный письменный стол, а за ним невозмутимый человек. Его лицо было хорошо известно всему миру.

– Лорд Брим, – Лиам шагнул к столу, – значит, это все ваших рук дело. Или нет?

Ведь на столе репортер увидел некие предметы, которые видеть ему определенно не полагалось. Он схватил монокль и парик.

– Сейчас передо мной лысый как яйцо лорд Брим. Но если вставить ему в глаз эту стекляшку и нацепить парик, получится вылитый сэр Чар. А вот взгляните! – Вошедший в раж Лиам потряс пучком седых волос перед объективом включенной камеры. – Перед вами старина Поллок собственной персоной, редактор, седовласый издатель и звезда бесчисленных дрянных телевикторин. Так, еще где-то на этом столе должны быть пышные черные усы. А вот и они! С помощью этих усищ сидящий тут хамелеон мигом превращается в Кэрпа, редактора журнала «Бетельгейзе», зануду, выступившего на доброй сотне НФ-конвенций. Вы пойманы с поличным, друг мой. С поличным!

Сидящий за столом человек ничего не ответил на эту обличающую тираду, только молча наклонился и нажал три кнопки. Его помощник из литературного агентства уже успел вбежать в комнату вслед за журналистами, а вскоре к нему присоединились и остальные. Одна за другой распахнулись три двери, и перед ирландцами предстали трое мужчин, у которых они брали сегодня интервью. Лиам с воинственным видом сжал кулаки и встал подле своего оператора, а тот заснял всех присутствующих.

– Теперь все на пленке! – крикнул Лиам. – Скоро весь мир узнает о том, что здесь творится. Вам нас не остановить, разве только с помощью оружия.

– Мы не хотим причинять вам вреда, – отозвался музыкальным голосом сидящий за письменным столом. – Наоборот. Я несу мир.

– Все будет хорошо, – хором, словно молитву, проскандировали четыре помощника за его спиной.

Они стояли, сложив руки на груди и глядя в пол. Человек-хамелеон с одобрительной улыбкой кивнул, а потом снова заговорил глубоким, похожим на звуки органа голосом:

– Мир несу я, и мир проповедую я. Научная фантастика призвана открыть всем эту истину. Люди зовут меня Совв, на стенах этих видите вы пришествие мое.

Только тут телевизионщики заметили на стенах оправленные в рамки фотографии. Они внимательно огляделись, а Паскаль все заснял.

– Летающие тарелки, – хмыкнул Лиам. – Разрази меня гром, летающие тарелки. Поверить не могу. И вы, умники, хотите, чтобы мы купились? Взгляните-ка, на этой фальшивой фотографии он выходит из летающей посудины в сверкающем костюмчике, а на голове у него щупальца…

Тут Лиам булькнул горлом и примолк. Паскаль вместе с камерой развернулся. Совв неторопливо поднялся из-за стола, излучая яркий свет, остальное пространство кабинета померкло.

Оператор сделал наезд, он продолжал снимать, а прямо на лбу у Совва медленно зашевелились прятавшиеся до этого под волосами щупальца, розовые и почти прозрачные.

– Все будет хорошо, – снова проскандировали его приспешники.

– Все будет хорошо, – подтвердил Совв. – Послание это несу я Земле из Великой Галактики. Люди сии – первые мои последователи, они помогают мне. Смиренно публикуя научную фантастику, несем мы благую весть. Мир будет спасен. Так говорю я.

– Говорите-говорите, мистер Совв, – холодно отозвался Лиам. – Выключай камеру, Паскаль, мы уходим. Совв, дружочек, вам придется нас убить, иначе вы не заткнете нам рот. Мы не поведемся на всю эту чушь. Церковь весьма однозначно высказывается по данному вопросу. Сейчас мы выйдем отсюда, а потом покажем свой репортаж. Мир непременно узнает о вашей афере. Понятия не имею, в какие игры вы тут играете, но этим играм определенно пришел конец.

– Все будет хорошо, – снова пообещал Совв и улыбнулся. – Ступайте с миром, дети мои, ибо мир несу я измученной Земле. И если люди готовы, поведайте им мою благую весть.

Улыбка не сходила с губ Совва, а четверо его помощников молчали. Журналисты протопали к выходу, в последний раз оглянулись на пороге и вышли. Спустя несколько мгновений хлопнула дверь в кабинете Чарнета. Тогда Совв глубоко вздохнул и снова уселся за стол.

– Нельзя вот так их отпускать! – закричал Дервент. – Они раскроют нашу тайну. Еще слишком рано, люди не готовы.

– Не волнуйся, сын мой. Не готовы они, а потому не поверят. Все решат, что репортаж сей – вымысел, фальшивка, и не обратят внимания. Но наш день настанет уже скоро. Ныне же возвращайтесь к трудам своим и помогите приблизить его. Все будет хорошо.

– Все будет хорошо.

Ободренные его словами помощники, скромно потупясь, покинули комнату. Они знали: блистательное будущее не за горами.

Совв смиренно подождал, пока все разойдутся, и, только когда закрылась последняя дверь и щелкнул последний замок, позволил себе потянуться и вздохнуть.

– Ну и дела. Денек выдался – оторви и выбрось, – проворчал он, доставая из нижнего ящика стола бутылку бурбона и наливая себе полный стакан.

Из того же ящика он вытащил телефон с единственной кнопкой, нажал ее и успел сделать два больших глотка, пока наконец на том конце не ответили.

– Привет, да, Совчик говорит. Ну и досталось мне нынче! Погода? Черт тебя дери, почему ты вечно спрашиваешь про чертову погоду? Да, знаю, у вас в Нью-Йорке тепло и солнечно, а у нас в Лондоне холодно и дождь. Полегчало? Слушай, я только что выставил двух телевизионщиков. Они проникли сюда и засняли всю нашу внутреннюю «кухню». Не паникуй, возьми себя в руки. Их телеканал вещает где-то у черта на куличиках, и, думаю, зрители не поверят ни единому слову. Ну и что, даже если поверят? Здесь мы уже свернулись и готовы отчаливать. Я покончил с уроками французского и завтра перебираюсь в Париж. Пришли сюда команду по зачистке. И пусть прихватят учебники по японскому и словарь, о которых я просил. Мы создадим крупнейший международный издательский конгломерат, какого еще свет не видывал. Детка, все это принадлежит нам, а управляться будет из нью-йоркского офиса. – Он с довольным вздохом допил бурбон. – Сегодня нам принадлежит британская научная фантастика, а завтра будет принадлежать весь мир!

Планета райского блаженства

^{Перевод Геннадия Корчагина}

За бортом стремительно несущегося корабля простирался в беспредельность пространства и времени черный космос. В его отсеках горел свет и не смолкал смех, а в кают-компании еще и позвякивали бокалы с коктейлями. Там было полно народу, весьма и весьма довольного жизнью.

Хмурился только Дэв Гравитон. Он застыл в напряженной позе, не выпуская из руки бутылку минеральной воды. А поскольку куплена она была не ради утоления жажды и даже не ради желания выглядеть как все, Дэв ощущал свое неизмеримое превосходство над спутниками, этими безнадежными пищеманами и питьефилами.

Напротив него сидел толстяк с Мизара-2, и этот субъект тянулся уже за пятой порцией мартини. Один глоток – и все содержимое бокала перекочевывает в щедро смазанное жиром горло. При мысли о том, каким разрушениям подвергается слоистая оболочка пищевода под воздействием концентрированного алкоголя, Дэв содрогнулся. А мизарец знай себе блаженно отдувается да сыто порыгивает. Приметив ужас на лице Дэва, он выразительно приподнял бровь.

– Мой юный друг, ваша проблема в том, – заговорил толстяк, – что вы не цените по-настоящему самое главное в жизни. Я говорю об изысканных напитках, об отменной пище. И конечно же о… Или вы и против женщин что-то имеете?

Ну, на такой вопрос существует исчерпывающий ответ, и содержится он в двадцать четвертом разделе «Карманного справочника техника». Эти магические слова приходили на помощь всякий раз, когда у Дэва возникали сложности эмоционального свойства.

– Удовлетворение потребностей ума – вот единственное настоящее наслаждение. Если человек ест ради вульгарного удовольствия от употребления пищи, он является пищеманом. Если человек пьет с целью опьянения, он питьефил. Эти разновидности ложного блаженства интерферируют с подлинными радостями ума. Как пищемания, так и питьефилия являются преступлениями, подлежащими наказанию.

– Это на вашей планете, мой мальчик, – расхохотался толстяк, – и только на ней. Счастлив поставить вас в известность, что остальные миры вполне цивилизованы. Однако вы так и не ответили насчет женщин.

Дэв снисходительно улыбнулся:

– А что насчет женщин? Они такие же, как и мужчины, если не считать минимальных физических отличий…

– Минимальных? – потрясенно переспросил собеседник.

– И эти минимальные физические отличия не играют существенной роли. На Автоматике-Семнадцать, моей родине, одной из самых прогрессивных планет Лиги Автоматизированных Миров, партнеров для брака подбирает машина, Генный Манипулятор. Я, между прочим, собираюсь жениться, как только вернусь из этой деловой поездки. Жду не дождусь, когда меня познакомят с нареченной, – не сомневаюсь, ее склад ума идеально соответствует моему.

– Я тоже не сомневаюсь, – пробормотал собеседник, изрядно шокированный таким матримониальным обычаем, и поспешил жестом заказать двойной мартини. – Боюсь, брачные ритуалы моей планеты не очень похожи на ваши.

Дэв очень давно не вел разговоров на столь скользкие темы, да и не испытывал ни малейшего желания вести. Он быстро допил минералку и встал, спеша избавиться от нервирующего общества мизарца. Как раз в эту секунду щелкнул корабельный динамик, и старший бортпроводник объявил:

– К пассажирам, прибывающим на Сильвейн, просьба переместиться в выходной шлюз. Стоянка корабля шестьдесят секунд.

– Это мне. – Толстяк встал, одним махом опустошил бокал и вперевалку двинулся к выходу.

В коридоре Дэв оказался одновременно с мизарцем и ступил на круглую плиту выходного шлюза как раз в тот момент, когда попутчик совал билет в считывающее устройство. Машина пискнула и зажгла на панели текст: «Приготовиться к высадке». В тот же миг плита сдвинулась, к ногам толстяка выкатился его багаж.

Мизарец повернулся к Дэву и протянул руку.

– Интересно было с вами поговорить, молодой человек. Желаю приятного путешествия.

Дэв ответил на рукопожатие и попрощался.

В эту самую секунду случилось короткое замыкание в недрах корабельного механического мозга. Из строя вышла заполненная газом трубка – пустяковая деталь, которую тотчас же заменил робот-ремонтник. Но свое черное дело она сделала, заставив компьютер сказать «два» вместо «один».

Вместо одного пассажира высаживаются двое.

Для Дэва результат этой ошибки был поистине катастрофическим. Из-под ног ушел пол, открылся клапан, обоих засосало в трубу и перенесло по ней на борт шаттла.

На панели полыхнули слова «Высадка завершена», и клапан закрылся наглухо.

– Вольты и вакуум! – завопил перепуганный Дэв. – Что случилось?

– Как я понимаю, вы сошли на Сильвейне, – невозмутимо ответил толстяк, пребывая под успокоительным воздействием шести двойных порций мартини. – А что, разве это не входило в ваши намерения?

– Еще чего! – воскликнул Дэв. – В мои намерения никак не может входить высадка на планете, не состоящей в Лиге Автоматизированных Миров. Я должен вернуться на корабль.

– Это будет трудновато, – посетовал мизарец, – с учетом того, что корабль уже примерно в двух световых годах отсюда.

Роботизированный шаттл совершил посадку, отъехала вбок дверь люка, в шлюз хлынуло теплое солнце. Толстяк забрал свой багаж, кивнул на прощание и вышел.

А Дэв не двигался, будто параличом разбитый, и лишь таращился на бетонную площадку и окружающие ее зеленые поля. Только что он находился в благословенном уюте корабельного чрева, со всех сторон окруженный нержавеющей сталью, – и вдруг очутился перед лицом варварского мира, где даже не контролируется погода, где растениям позволяют вегетировать на голой земле. Какая гадость! Надо вырваться отсюда, попасть обратно на корабль, убраться с этой планеты!

Едва он ступил на трап, кто-то спросил нежным музыкальным голосом:

– Вы разрешите взглянуть на ваш билет?

Дэв повернулся к девушке в синем – и вынужден был привалиться к корабельному борту, разом и побледнев, и вспотев. Она была из аэродромного персонала: аккуратная форма, полусапожки на высоком каблуке, фуражка и планшетка. Вот только вырез спереди был глубоковат – да что говорить, он был просто огромен! А в нем едва не лопалась от натяжения тонкая горизонтальная полоска ткани.

– Пожалуйста, билет, – повторила девушка и тут заметила, к чему приковано внимание сошедшего пассажира.

Она улыбнулась и изящно подбоченилась.

– Нет у меня билета, – прохрипел он. – На вашу дикую планету я ссажен незаконным решением плохо сконструированного механизма. Требую отправить меня на ближайший по расписанию корабль.

Говоря все это, он заставлял себя думать о знакомых, правильных вещах. О своей лаборатории с любимым иконоскопом и верным компьютером. Вот только трубки в этом компьютере меняли форму и цвет, округлялись…

– Ближайший по расписанию корабль, – вторгся в его раздумья ласковый голос, – прибудет ровно через шесть недель.

– Шесть недель! – в ужасе возопил Дэв.

– Что это вы моего юного друга обижаете? – сказал кто-то чуть ли не в самое ухо. – Могу я чем-нибудь помочь?

Толстяк с корабля. Всхлипнув от радости, Дэв потащил его за собой за выпуклый бок шаттла, подальше от девичьих глаз.

– Вызовите полицию, – мрачно потребовал молодой человек, – если она вообще имеется на этой планете. Та женщина… Ее надо… Такой наряд…

Ему никак не удавалось облечь свое возмущение в словесную форму.

Толстяк сочувственно кивнул, а затем дал понять, что ситуация ему ясна, достав из кармана серебряную фляжку.

– Глотните, – предложил он. – Отлично успокаивает нервы.

Дэв поколебался, но все-таки решился и хватанул от души. Толстяк отвел его, мучительно кашляющего, в тенек под кормой, усадил и сел рядом. Пока юноша вытирал слезы, мизарец хлебнул сам. А затем объяснил:

– Прежде всего вам необходимо уяснить, что Вселенная очень и очень велика. Некоторые планеты, вроде вашей Лиги Автоматизированных Миров, предельно индустриализованы, у других, таких как эта Сильвейн, экономика преимущественно аграрная. Разные планеты по-разному влияют на нравы.

– Вы хотите сказать, что эта девушка… – Дэву никак не удавалось подобрать подходящие слова. – Что она ничего такого не делает? Даже не помышляет… ну, это самое…

– Нарушать закон? Да ни в коем случае. Полагаю, вас смущает ее манера одеваться?

Дэв торопливо закивал.

– Это местный обычай, мой мальчик, просто местный обычай. На теплой планете избыток одежды причиняет неудобства. А если к этому добавить весьма нестандартную демографическую ситуацию…

– В чем же ее нестандартность? – насторожился Дэв.

Толстяк улыбнулся, приложился к фляжке и улыбнулся еще раз.

– Здешняя демография самая уникальная во всей Галактике. Не могу сказать, в чем причина, в огромных залежах радиоактивных руд или еще в чем, феномен пока не изучен, но результат налицо, и этот результат – чудовищный дисбаланс в рождаемости мальчиков и девочек. Примерно один на тысячу.

– Ого! – У Дэва глаза полезли на лоб. – Ведь это означает…

– Совершенно верно, это означает тысячу женщин на каждого мужчину. Поэтому вы поймете, отчего здесь несколько лет назад произвела такой фурор демонстрация стилей «Минойский модерн». Ведь это не только красиво, но и практично, когда спереди тело почти не прикрыто…

– Практично! – возмущенно засверкал глазами Дэв. – Нет уж, увольте! С меня достаточно. Трудно было поверить, что целая планета способна погрязнуть в разврате, но вы убедили. Может, вы знаете, где тут приличная гостиница? Если подскажете адрес, буду премного обязан. Меня устроит тихое уединенное место, где можно отсидеться до прибытия корабля.

– С этим, мой мальчик, никаких проблем. – Толстяк щелкнул пальцами пролетающему робокоптеру. – Рекомендую мой отель, он считается лучшим.

Пока стрекочущая машина несла их к ближайшему городу, Дэв достаточно успокоился, чтобы задать спутнику еще один вопрос:

– Похоже, вы здесь успели неплохо освоиться. Можно поинтересоваться, что за дела привели вас на Сильвейн?

– Никаких дел, только погоня за удовольствиями. Я десять лет копил деньги, чтобы тут побывать.

Получив такой ответ, Дэв до конца пути просидел молчком в уголке салона.

Больше недели он провел в номере, изнемогая от скуки. Технических книг в библиотеке было раз-два и обчелся, да и те безнадежно устаревшие. Питаться приходилось свежими, слишком натуральными продуктами – по счастью, через два дня он обнаружил магазин для космических кораблей и запасся концентрированными рационами на весь срок своего пребывания, присовокупив к ним пять огромных бутылей дистиллированной воды. Благодаря этим приобретениям Дэв чувствовал себя в цивилизованной среде почти как дома.

Все утро восьмого дня он просидел за визифоном и под конец узнал, что в библиотеку поступила новая книга. Заказал ее, но в номер она не прибыла из-за сбоя в работе гостиничного трубопровода доставки. Шесть часов кряду молодой человек ждал и решал в уме уравнения, однако трубопровод упорно не проявлял признаков жизни – его как будто даже не пытались отремонтировать. Наконец у Дэва лопнуло терпение, он порывисто вышел из номера, скоростным лифтом спустился в подвальную мастерскую и заколотил в дверь трубопроводной секции.

Слесарем, естественно, оказалась женщина, она скучающе глядела на беспорядочно разбросанные по полу грязные детали сортировочного узла. Эта особа, как сразу отметил Дэв, была относительно прилично одета – в спецовку из не слишком прозрачного пластика.

– Что сломалось-то? – спросил он.

Ремонтница плавно повернулась и откинула с лица золотые пряди.

– Привет, красавчик, – сказала она. – Ты с какой счастливой звезды ко мне свалился?

Дэв густо покраснел и не ответил на дерзкий вопрос.

– Где тут у вас термокобукатор? – спросил он. – В отказах такой старой техники обычно виноват он.

– Гм… может, вон там, в углу? Я Эдель, а тебя как зовут?

Он опять сделал вид, будто не замечает заигрываний, и зарылся в детали. Вот и искомый термокобукатор – так и есть, сломался. Ничего, можно быстренько восстановить с помощью куска проволоки. Когда Дэв выпрямлялся, Эдель уже стояла сзади, совсем рядом; она щекотно дунула ему в шею.

– Ладно, не хочешь говорить, не надо. Буду звать тебя Красавчиком.

Прежде чем он успел повернуться, женщина куснула его острыми зубками за ухо.

– Извини, не смогла удержаться.

Дэв в панике отпрянул, споткнулся о какую-то железку.

– Вот, починил, – хрипло выговорил он и судорожным глотком привел голос в норму. – Блекайзер совсем развалился…

– Отлично, но давай оставим в покое это старье и побеседуем о нас с тобой. Чем ты занимаешься сегодня вечером?

Дэв оглушительно хлопнул дверью мастерской и убежал к себе в номер.

Отчего-то у него сильно поднялась температура, но долгое стояние под холодным душем возымело благотворный эффект. После обеда он пододвинул кресло к лампе для чтения и уселся в него с таблицами логарифмов и большим стаканом воды.

Но тут в дверь постучали.

Он замер, притворившись, будто не услышал. Стук повторился, на сей раз он был настойчив, – придется отвечать. Крайне осторожно Дэв приотворил дверь на ширину пальца, но тут сработал убогий механизм и распахнул ее настежь. Молодой человек мог лишь стоять в полнейшем ступоре, пока грациозная блондинка в облегающем коротком платье цвета бронзовый металлик, юркнувшая мимо него в комнату, шла к кровати и усаживалась на ее уголок. У платья были длинные рукава, но на груди возмутительно недоставало ткани.

– Красавчик, очнись и дверь закрой, – велела она. – А то сам на мебель смахиваешь.

От этих слов у него в голове включилось реле памяти, и лицо девушки обрело четкие черты. Златовласая ремонтница из мастерской.

– Зачем вы здесь? И как меня нашли?

– Найти было нетрудно, – ответила с улыбкой Эдель. – Ты же тот самый затворник, чья тайна взбудоражила весь Сильвейн. Каждому известно, что ты прячешься в этой гостинице, но никто тебя в глаза не видел. Администрация удвоила штат охраны, чтобы обеспечить тебе приватность, ты хоть знаешь об этом?

– Охрана удвоена?.. – растерянно пробормотал он. – Но как же вам удалось сюда проникнуть?

Прежде чем ответить, девушка вспушила себе рукой волосы, и это движение, вкупе с видом всех остальных деталей ее анатомии, заставило Дэва на секунду закрыть глаза.

– Как работница отеля, я вхожа в любые его помещения. Сегодня ты был со мной чрезвычайно любезен, вот я и сочла, что долг красен платежом. Хочу вытащить тебя отсюда и показать город. Неужели и правда собираешься улететь, так ничего и не увидев?

Предложение до того огорошило Дэва, что ему пришлось выпить целый стакан воды, прежде чем сказать «нет».

– Ладно, я не против, – как ни в чем не бывало уступила Эдель, – нам и здесь будет очень неплохо.

Дэв теперь мало-мальски понимал, какие порядки царят на этой планете. Решение было принято мгновенно. Он распахнул дверь и выразил – пожалуй, слишком громко – желание прогуляться.

Через час он уже почти привык и к своей компаньонке, и к другим женщинам, которыми полнились улицы. Конечно, нельзя было смириться с преобладавшими здесь стилями одежды, но молодой человек научился не обращать внимания на вездесущую наготу. А иначе ему бы несдобровать!

Они облетели город на робокоптере, и Эдель показала разные достопримечательности. Но интереса у Дэва они не вызвали – да и что может быть интересного в первобытной сельской глуши?

Потом отправились в подземный бар, который Эдель отрекомендовала как лучший в городе ночной клуб. Из кабинки с мягкой обивкой посмотрели шоу, и Дэв лишний раз подивился тому, как низко способен пасть человек. Хотя остальные посетители, судя по их радостным возгласам, ничуть не разделяли его скептицизма.

Звездой программы было выступление танцевальной группы – сплошь женщины, хотя самая высокая в мужской одежде. Они кружились то вместе, то порознь, а дикарская музыка все наращивала темп. Под конец Дэв уже и смотреть не мог на это непотребство. Он досуха опорожнил бокал, поставленный перед ним официанткой, а когда погасли огни, только его аплодисментов недоставало в разразившейся буре восторга.

И хотя ночной клуб был переполнен, в нем, кроме Дэва, присутствовали только двое мужчин. На физиономии тощего сгорбленного старика застыла блаженная улыбка. За столиком у второго сидели пять жизнерадостных девиц, все хохотали над его остротами и поочередно оказывали ему знаки внимания. В этом втором Дэв сразу узнал своего попутчика, упитанного мизарца.

Впрочем, упитанным он уже не был. Одежда висела на нем, как на вешалке, под глазами залегли фиолетовые круги. Однако в поведении не угадывалось никаких признаков хворобы или хотя бы усталости, мизарец смеялся от души и вовсю перешучивался с облепившими его красотками. Заметив, что за ним наблюдает Дэв, он поднял бокал.

Но тут же его загородила фигура героически сложенной, легко одетой, обольстительно улыбающейся рыжеволосой дивы.

– Сладенький, – дохнули ее алые губы, – я отродясь не видала такого симпатяшки. Почему бы нам с тобой…

Вопрос остался незаконченным – Эдель взвилась с яростью и грацией тигрицы. Получив меткий удар кулаком по носу, рыжая взвизгнула и повалилась на соседний стол, сидевшие за ним женщины с возмущенными воплями вскочили на ноги. Рыжая медленно встала, одной рукой растирая по губам кровь, другой хватая бутылку и замахиваясь на Эдель.

Удар не достиг цели. Подскочила крепко сбитая вышибала, перехватила руку, заломила отработанным борцовским приемом, а затем повела буянку к выходу.

Но та вернулась, не успела официантка поставить опрокинутый стол. Рыжая шла прямо к Дэву, ее лицо, будто из гранита вырубленное, пересекала ухмылка.

– Берегись, эти шлюшки не доведут до добра. Когда с тебя сойдет глянец, позови старушку Беле. На нашей планете ни одна сучка и десяти секунд против меня не продержится.

Она метнула в Эдель ледяной взгляд и была такова. Дэв судорожно замахал официантке, чтобы принесла счет.

В последующие недели он еще не раз покидал гостиницу вместе с Эделью. Они обошли городскую систему водоснабжения, наведались на электростанцию, посетили Музей науки. Там, в Электронном зале, девушка набралась смелости и произнесла:

– Дэв, скажи, я тебе хоть чуточку нравлюсь?

Из-за рева могучего генератора зажигания он не сразу понял вопрос. А потом улыбнулся.

– Эдель, конечно, нравишься. Ты очень неплохой слесарь для самоучки.

– Да не об этом речь, – насупилась она. – Я кажусь тебе привлекательной или нет?

С этими словами Эдель подалась вперед, большие синие глаза близко-близко, от длинных волос исходит слабый аромат. Все это почему-то здорово взволновало Дэва.

– Да… кажешься. Ты гораздо красивее большинства девушек, и ты очень добрая. Но на свете есть вещи куда поважнее, и это необходимо понимать. К примеру, я даже не представляю себе, как выглядит твоя генетическая карта. А еще пи-Аш-фактор…

Пока он говорил, Эдель подступила еще ближе, и вот ее волосы нежно коснулись его щеки. Веки у нее были полуопущены, влажные губы разомкнуты. Она заговорила так тихо, что Дэву едва удавалось разбирать слова.

– Но разве нет других вещей, которые еще важнее, чем гены… чем пи-Аш-фактор?

Тут их губы соприкоснулись, и нервный импульс, вызванный этим контактом, парализовал Дэва, но одновременно и вознес его на небеса, подвесил в космическом пространстве. Пришлось собрать жалкие остатки сил, чтобы оттолкнуть стройную девичью фигурку.

Но то, что он пытался сказать, никак не желало облекаться в слова. Поэтому он просто сбежал от ее нежных губ, вырвался из этой мягкой, но беспощадной ловушки, способной пленить мужчину навсегда.

Потом он не выходил из номера и не отвечал на звонки. За все эти дни у него побывал только один посетитель, тот самый толстяк. Дэв долго не отвечал на стук в дверь, но наконец открыл и услышал знакомый голос. Мизарец прошаркал в комнату и обессиленно плюхнулся в глубокое кресло.

Слово «толстяк» к нему теперь нисколько не подходило, перед Дэвом сидел трясущийся доходяга с ввалившимися глазами. Тем не менее его лицо не покидала счастливая улыбка.

– Вы что, больны? – спросил молодой человек. – Я могу чем-нибудь помочь?

– Не волнуйтесь, мой мальчик, – вяло отмахнулся гость. – Я вполне здоров. Если на то пошло, здоровее, чем сейчас, я еще никогда не был. А к вам просто зашел попрощаться. Вы-то вроде еще на неделю остаетесь?

– Да, через неделю прибудет корабль, и я обязательно улечу на нем.

Собственные слова почему-то вызвали у Дэва странную тоску. И это вместо закономерной радости по поводу скорейшего возвращения домой!

Отощавший мизарец какое-то время провел у Дэва за разговором о пустяках, потом глянул на часы.

– Мне пора, – сказал он, вставая. – Не хотелось бы опоздать на свидание.

Они обменялись последними рукопожатиями, и худой медленно зашаркал прочь. Дэв не желал думать о нем, поэтому, чтобы отвлечься, заказал еду в номер, хотя для обеда было рановато. Надо бы пожаловаться обслуге на вчерашний пережаренный стейк, ему-то по вкусу, наоборот, недожаренный. Через несколько минут по трубе прибыла пища – надо признать, на этот раз приготовленная гораздо лучше. Когда Дэв ел, его взгляд упал на скопившуюся в углу пыльную груду рационов для спасательных шлюпок; пришлось еще и бороться с угрызениями совести.

– Да не стал бы я есть туземное, – сказал он себе вслух, – если бы в этих концентратах и впрямь содержалось все необходимое для нормальной жизнедеятельности. Слишком многих важных элементов недостает. Вот вернусь домой, буду питаться качественной синтетикой, а до тех пор придется потерпеть. И пищемания тут совершенно ни при чем. Питьефилия тоже, – добавил он, осушив бутылку холодного пива.

И вот наступил последний день из этих шести недель. Шаттл отправлялся в 16:50, и Дэв решил покинуть гостиницу в 14:00, чтобы ни в коем случае не опоздать. Когда он отворил дверь, за порогом стояла Эдель.

– Пришла пожелать счастливого пути, – сказала она. – И прощения попросить за то, что рассердила тебя.

– Ты о чем? Я тогда вовсе не рассердился.

Он старался не замечать двух слезинок, что набухали в уголках ее глаз. Хотел пожать ей руку, потянулся… Эдель приняла его кисть, и тут снова включился искрящийся магнетизм ее кожи, бросил их друг к другу. И Дэв обнял девушку, и губы их жарко сомкнулись, тела слились…

И тогда он сделал то, труднее чего никогда в жизни не делал, – отстранил ее. Эдель сразу поникла, она не пыталась удержать Дэва. А тому собственный голос показался незнакомым.

– Эдель, это нехорошо. Ты мне нравишься, даже очень, но в твоем присутствии у меня не бывает ясности ума. А ведь ум – это единственное, что отличает человека от животного. Я должен вернуться на родину. Там моя жизнь, моя работа… Так будет лучше для нас обоих, гораздо лучше, и когда-нибудь ты это поймешь.

Он едва не бегом добрался до лифта. Заплаканное лицо так и стояло перед глазами, и лишь усилием воли Дэв заменил его на спасительное дифференциальное уравнение. Но все равно прекрасные черты проглядывали сквозь цифры и символы, как прутья тюремной решетки.

И словно мало было этой неприятности, он едва не опоздал в аэропорт. На его пути оказалась похоронная процессия, длинная колонна плачущих женщин в черном. Некоторые показались знакомыми – а когда Дэв поравнялся с катафалком, он понял, в чем дело. Этих девиц он видел в обществе мизарца, теперь же тот лежал в пластмассовом гробу. На лице покойника застыла улыбка, и молодой человек со страхом поймал себя на том, что нисколько не удивлен. Причину смерти знакомого он выяснять не стал, а поспешил к поджидающему шаттлу.

Путешествие на Автоматику-17 не баловало интересными событиями. В корабельной библиотеке нашлись свежайшие книги на технические темы, но чтение почему-то быстро утомляло. Однообразные дни неохотно сменяли друг друга, и молодой человек приободрился, лишь когда до прилета остались считаные часы. А становясь на плиту высадки, он с трепетом предвкушал долгожданную встречу с родиной, с друзьями, с любимыми техническими устройствами, – все это, конечно же, вытеснит из сердца непонятную тоску по Сильвейну.

Однако никто не поджидал выходящего из шаттла Дэва. Он переборол легкое разочарование; увидев настенные часы, сообразил, что сейчас середина второй смены – да кто же в такое время бросит рабочее место и помчится в космопорт? Это не глушь вроде Сильвейна, а очаг высокотехнологичной цивилизации. И Дэв, плоть от плоти своего прогрессивного мира, теперь наконец дома.

Он расправил плечи и направился по стальному коридору в жилую секцию.

И пока он шел, его одолевали непрошеные мысли – только успевай прогонять. Экспериментально доказано, что лучше всех цветов расслабляет тускло-коричневый, он наиболее удобен для глаз. Но стоит ли по этой причине все кругом красить тускло-коричневым? Лезет же в голову всякая ересь, стыдись, Дэв! А почему пол такой жесткий? По ковру шагать было бы приятней… Особенно по зеленому, как трава в солнечный день…

Он остановился, только сейчас подумав о том, сколь долгий срок провел на Сильвейне и как его изменила, даже развратила отсталая планета. Но что же он за слюнтяй, если перемена обстановки способна так сильно на него повлиять! Как огорчатся родители, узнав, что их тяжелый педагогический труд пошел насмарку!

Поддаваться эмоциям – удел слабых. Он и не поддастся. Дэв слеплен совсем из другого теста. В сумке на его боку, в кармашке, лежала неразлучная спутница, счетная линейка; взявшись за нее, он дал клятву забыть крепко-накрепко свою слабость – планету Сильвейн.

Теперь он снова человек-машина!

И молодой человек решительно двинулся дальше, сопровождаемый эхом своих чеканных шагов.

Когда со смены пришли родители, он неподвижно стоял посреди квартиры. Последовал обмен кивками, затем мать нажала кнопку доставки и получила упаковки с ужином. Ели в молчании, дистиллированной водой смывая сухие синтетические крошки в пищевод. Отужинав, отец уселся за стол и раскрыл «Ежедневное техническое обозрение». Едва приступил к чтению, как вспомнил о чем-то и взглянул на Дэва.

– Ты опоздал, – сказал он. – Мы тебя ждали шесть недель назад.

– Сбой в работе бортового компьютера, папа. На корабле Лиги Автоматизированных Миров такого никогда бы не произошло.

– Ну разумеется, – согласился отец. – Мы бы не допустили ничего подобного. И ты весь этот срок промаялся в космосе?

– В результате аварии я был высажен на неразвитую планету. Пришлось ждать следующего рейса.

– Неразвитую? Но она хотя бы из нашей Лиги? – спросил папа.

– Нет, это аграрный мир, там даже не слышали про Автоматизированные. Нет управления погодой, сельхозкультуры произрастают естественным образом, машины вовсю ломаются и…

– Дэв, этого достаточно, – перебил отец, видя, что матери стало нехорошо. – Мы ведь только что поели.

Дэв, пристыженный, уселся за стол и тоже уткнулся в «Ежедневное техническое обозрение». Но тут сосредоточенную тишину нарушил звонок. Отец уложил листы в аккуратную стопку и пошел открывать.

– Дэв, познакомься, это твоя будущая жена. Пока ты отсутствовал, Генный Манипулятор подыскал тебе пару. Мы получили уведомление о сегодняшнем визите невесты.

Сын встал, испытывая радость и предвкушение – совершенно неуместные для человека-машины эмоции. Наконец дверь отъехала, и вошла суженая.

– Меня зовут Эка, – сказала она.

Не девушка, а мечта добропорядочного гражданина Автоматики-17. Ай-кью 168, если верить сопроводительной анкете. Худенькое тело облачено в утилитарный коричневый комбинезон, выпуклости не выпирают ни спереди, ни сзади. Толстые очки говорят об усердной учебе, а практичная стрижка «ежик» – о непредрасположенности к фривольностям. И конечно, для человека-машины не имеет никакого значения, что нареченная дышит открытым ртом, да к тому же с атматической хрипотцой.

«Ну и мрак!» – сказал про себя Дэв и едва не выругался вслух, гоня неподобающие, недостойные, да просто немыслимые мысли.

Он шагнул вперед и протянул руку для официального вежливого рукопожатия.

Уже потом, стараясь разобраться в причинах случившегося, он понял: дело в ее руке. Холодной, сухой от химических моющих средств, с пятнами въевшегося машинного масла. Но все же это была рука женщины. И, пожимая, он ощущал давление женской плоти, слабую пульсацию крови в тончайших венах.

Шесть недель, проведенные на Сильвейне, против целой жизни на Автоматике-17… Словно таран, они взломали мощную, сложную программу. Внутри у Дэва что-то согнулось и переломилось с тонким хрустальным звоном.

Эка – его невеста, а вскоре должна стать женой. Значит, надо подойти, обнять ее и поцеловать. Так он и сделал…

Сухой, как картон, поцелуй, вот и все, что ему отчетливо запомнилось из случившегося.

А квартира вдруг превратилась в сущий бедлам. Эка с пронзительным визгом вырвалась из объятий Дэва. Голова рухнувшей в обморок матери громко стукнулась о пол. Отец ударил по кнопке тревожной сигнализации, невыносимо завыли сирены. Наряд службы успокоения вломился в дом, стреляя из газовых ружей, а что было потом, Дэв уже и не видел.

В тюрьме было тихо. Ни соседей, ни надзирателей. Пища доставлялась автоматически. Трое суток Дэв пролежал на койке, предаваясь тягостным раздумьям. Однако, странное дело, никакого раскаяния не испытывал. Если и жалел о чем, так это об упущенном шансе, о возможности обрести счастье, которое не разглядел своевременно.

Наконец открылась дверь, и вошел отец. Дэв сразу прочитал роковую весть на лице пожилого технаря, начертанную жесткими складками вокруг глаз.

– Что, папа, молекулярная камера? – спросил сын.

– Молекулярная камера. Так сказал первый инженер, когда прочитал протокол. Он заявил, что наша планета не будет в безопасности, пока твое тело не рассеется в вакууме до последнего атома. Но он изменил свое решение, ознакомившись с медицинским заключением. Врачи уверены, что все твои действия – безумие в чистом виде, и полагают, что ты, пребывая на варварской планете, подхватил какую-то неизлечимую болезнь. Они рекомендуют предоставить тебе выбор.

– Что за выбор, папа?

– Или молекулярная камера, или изгнание из Лиги Автоматизированных Миров без права на возвращение. Конечно, я пытался им внушить, что есть вещи пострашнее смерти, что ты, конечно же, предпочтешь камеру…

Сказать правду папе – нанести его психике тяжелую травму. Дэв набрал полные легкие воздуху и выпустил его медленно-медленно, и это помогло, голос зазвучал спокойно.

– Ты плохой отец, если не понимаешь, как я раскаиваюсь в содеянном, как мечтаю искупить свою вину. Поэтому я принимаю тяжелейшее решение провести остаток своей злосчастной жизни на диких планетах.

– Одумайся, сынок! Только не дикие планеты! Выбери хотя бы полуцивилизованную, вроде Земли, там, по крайней мере, что-то слышали о технике.

– Но какое же это искупление? Нет, папа, я отправлюсь туда, где подцепил страшную заразу, на Сильвейн.

– Мученик, – вздохнул отец, а Дэв медленно повернулся и отошел.

Мученику не пристало бежать вприпрыжку навстречу своей страшной участи.