Мир на волоске

^{Перевод Ольги Полей}

Тест номер 1937 подходил к концу, когда раздались первые взрывы. Вначале приглушенный рокот, затем громче – бабах! – так, что задрожали оконные стекла. Из четверых находившихся в лаборатории только Джон Барони поднял голову, и между бровей пролегла резкая тревожная складка. Он оглянулся на остальных. Доктор Штайнгрумер стоял у пульта управления, Люси Каваи помогала ему с настройками, а молодой Сэнди Льюис записывал результаты теста в отрывном блокноте. Напрасно Джон пытался успокоить себя мыслью о том, что коллеги невозмутимы и сосредоточенны. Слишком часто он слышал эти звуки в былые дни и знал, что они означают. Негромким голосом он проговорил:

– Это не гром… Это мощная взрывчатка.

Один за другим коллеги повернули к нему головы; все лица были растерянными и недоверчивыми. Объяснить он не успел, но в следующую секунду все стало ясно и так. Послышался тонкий протяжный вой; вначале отдаленный, он звучал все громче. Джон узнал его, и сразу в животе возникла знакомая тяжесть; но он тотчас понял, что упадет не слишком близко. Раздался взрыв, и кампус за окном на секунду словно осветило дневное солнце. Затем налетела взрывная волна, зазвенели разбитые стекла. Сэнди и доктор Штайнгрумер вздрогнули, а у Люси вырвался вскрик.

А потом раздался телефонный звонок, заглушив все еще слышавшийся вдалеке рокот бомбардировщика. Джон пошел к телефону, а все остальные подбежали к окну.

Разговор был коротким, и звонивший сразу же отключился. Джон медленно повесил трубку и попытался вникнуть в смысл происходящего. В общем-то, понять его было нетрудно, но он никак не укладывался в голове. Напрашивающийся вывод не радовал. Оборвав свою мысль, Джон крикнул:

– Сэнди, это тебя. Не представились, только спросили, здесь ты или нет. Я ответил, мне сказали: «На базу по тревоге, срочно!» – и повесили трубку.

Все понимали, что это значит. Сэнди был пилотом национальной гвардии. Когда он схватил куртку и выбежал за дверь, всем стало ясно: это не учебная тревога, не маневры. Только после того, как захлопнулась дверь, Джон сообразил, что зря не посоветовал ему быть осторожнее. Грохот доносился как раз со стороны аэродрома.

– Радио, – сказал доктор Штайнгрумер. – Нужно узнать, что происходит.

Он включил приемник, покрутил ручку настройки. Слышались только шум несущих волн и помехи.

– Сломалось, – произнесла Люси без уверенности.

Джон высказал вслух то, о чем со страхом думали все:

– Приемник в порядке, дело наверняка в радиостанциях – ни одна не работает. Похоже, это война. Стрельба на аэродроме, национальная гвардия поднята по тревоге, радио… По-моему, это единственно возможное объяснение.

В его голосе не слышалось волнения – просто мрачная констатация факта. Речь человека, не понаслышке знающего, что такое война и смерть.

– Это… русские? – Голос у Люси был тихий, но в нем звучал страх.

Джон только пожал плечами и повернулся к окну. Грохот не умолкал, красное пламя освещало горизонт. Все смотрели на улицу – на заснеженный университетский двор и дальше, на Байпорт, этот тихий уголок Новой Англии, и пытались совместить идиллическую картину с войной и взрывами. Происходившее казалось невозможным. Бомбы уже не ложились поблизости, и нельзя было определить, куда же попала та, первая.

Издалека доносились крики, слышался рев заводившегося двигателя и шум отъезжавшего автомобиля. Никто не замечал, как задувает в окно январская стужа. Зачарованное молчание прервал доктор Штайнгрумер. Он прикрыл глаза рукой и повернулся к телефону. Пощелкал с минуту кнопками и аккуратно повесил трубку.

– Гудка нет, телефон уже не работает. Давайте закроем чем-нибудь окно, а то холодно.

Они работали быстро, радуясь, что нашлось занятие, а закончив, повернулись к Джону в ожидании указаний. Он не удивился. Доктор Штайнгрумер – физик, профессор, и это его лаборатория, однако сейчас и он, и его ассистентка Люси Каваи ждут помощи от бывалого человека. Сейчас они видят перед собой не студента последнего курса, а фронтовика, пехотинца. Мигом вспомнили и про его военный опыт, и про то, что когда-то прочитали о нем в газетах. Криво усмехаясь, он подумал: надо же, одна бомба, и бывший сержант американской армии уже главнее знаменитого профессора. Но утешить коллег нечем, и нельзя ничего предпринять, пока не выяснится, что происходит. Эксперимент не закончен… можно продолжить работу, пока не поступят какие-нибудь новости.

– Хорошая мысль, – согласился с ним Штайнгрумер и повернулся к пульту управления.

Люси и Джон последовали его примеру, возвратясь на свои места. Контрольные параметры были уже рассчитаны и введены. Джон вынул из картонной фабричной упаковки новую пробирку и положил на бакелитовую пластину в центре аппарата. Он дал знак доктору Штайнгрумеру, и тот щелкнул переключателем, запустив финальную стадию эксперимента. Стрелки приборов качнулись, а через пять секунд, когда поступление энергии автоматически прекратилось, они вернулись в исходное положение.

О том, что аппарат работает, говорило лишь негромкое гудение окружавшей пластину спирали. Ученые по опыту знали, что с бакелитовой пластиной ничего заметного не произойдет: не будет ни излучения, ни заряда, который могут обнаружить многочисленные приборы. А вот с пробиркой кое-что произошло. Только что она была целой, а теперь на пластине лежит сотня осколков. Ни звона разбитого стекла, ни иного звука. Лишь беззвучный переход из одного состояния в другое.

– Тип реакции – «В», – сказал Джон. – Это редкость. Почти триста тестов на шести тысячах ампер, и «В» всего три раза.

Он записал результат в журнал и аккуратно ссыпал стеклянные осколки в конверт для дальнейшего исследования. Аппарат подготовили к следующему тесту, и Джон достал из коробки новую пробирку. Работая машинально, он думал, и думал напряженно. Взрывы за окном были забыты, но память о них осталась.

Вот уже неделю мысль крутилась в голове, скользила по самому краю сознания, а он все отмахивался, уж очень неправдоподобной она казалась. Будь она верной, еще раньше возникла бы у профессора Штайнгрумера, ведь машина – его изобретение. Но теперь кое-что изменилось. Сложилась чрезвычайная ситуация – и все сразу увидели в Джоне лидера. Он по-прежнему с почтением относился к начальнику, однако благоговейного трепета поубавилось. Может быть, его версия – полная чепуха, и тем не менее он выскажется.

Со следующими двумя пробирками ничего не случилось, и он дважды написал в журнале букву «A». Четвертая пробирка после включения тока исчезла бесследно – он поставил «Б». С каждым проведенным тестом его решимость крепла. Когда закончили серию экспериментов и отключили питание, он заговорил:

– Доктор, что же все-таки, по-вашему, происходит с этими пробирками?

Штайнгрумер поднял глаза и заморгал – он заносил результаты сегодняшней серии опытов в сводную таблицу. Немного подумав, ответил:

– У меня нет позитивной теории относительно этих явлений, однако одна-две гипотезы имеются. Возможно, все дело в пространственной ориентации – вы же помните изначальную теорию, на основе которой была сконструирована машина?

Джон улыбнулся:

– Я помню расчеты, хотя и не могу сказать, что до конца в них разобрался. Проще говоря, вы, насколько я понимаю, пытались связать длительность и непрерывность в объединенную функцию магнетизма и гравитации. Поле, генерируемое машиной, должно было, по вашим расчетам, изменить силу притяжения для объектов эксперимента. Однако ни масса пробирки, ни свойства магнитного поля не изменились – и все же что-то произошло.

Штайнгрумер нахмурился, глядя на свои цифры:

– Это верно, однако…

– Позвольте мне закончить, доктор: идея настолько дикая, что лучше уж сразу высказать ее до конца. Длительность – это ведь не что иное, как время. Если вы не изменили ни массу объекта, ни параметры магнитного поля, так, может быть… может быть, вы изменили время для этих пробирок!

Люси засмеялась и тут же осеклась. Когда заговорила, в голосе звучало замешательство:

– Ты хочешь сказать, что это… машина времени?

Джон не успел ответить – за дверью раздались тяжелые шаркающие шаги. Она с грохотом распахнулась. В проеме, прислонившись к косяку, стоял Сэнди Льюис. Пальто у него было грязное, разорванное, с левого рукава капала кровь. Он был до крайности взволнован, на бледном лице резко выделялись черные полосы грязи. Говорил он так сбивчиво, что коллеги еле разобрали слова:

– Убиты… Все убиты.

Джон быстро разорвал пропитанный кровью рукав. Рана выше локтя – похоже, от пули – была на вид не опасной. Сэнди просто ослаб от потери крови. В аптечке нашлись бинты и сульфамид, и Джон наложил повязку.

На бунзеновской горелке закипел кофейник. Люси, не дожидаясь просьбы, наполнила чашку и добавила щедрую порцию хлебного спирта. Все подождали, пока Сэнди выпьет кофе и с его лица хоть отчасти сойдет ужас, и только потом приступили к расспросам.

– Что было на аэродроме?

Несколько секунд Сэнди не отвечал Джону, лишь беззвучно раскрывал рот. Но стоило выговорить первые слова, как другие хлынули неудержимым потоком.

– Мой мотоцикл стоял сразу за дверью, ну, я его завел и поехал к аэродрому. Я давно решил, что в экстренном случае через главные ворота не поеду, отсюда можно срезать почти две мили. Не сомневался, что на мотоцикле через колючую проволоку прорвусь – там всего-то три ряда. Ну, я так и сделал, а на стрельбу особого внимания не обращал – на этих объездных дорогах не до того, особенно когда еще и снегом засыпало. Через ограждение я довольно легко проскочил и рванул к аэродрому. На взлетке виднелось что-то черное, я остановился и пригляделся – там был сгоревший джип, а в нем два убитых летчика. Тогда-то я и заметил кругом воронки от бомб и другие следы боя. Решил, что лучше бросить мотоцикл и идти пешком, – я же понятия не имел, что меня там ждет.

На самолетной стоянке было довольно тихо, а возле казарм и у главных ворот все время трещали выстрелы. Я заглянул во второй ангар и чуть не потерял сознание. Там были летчики, все, кого я знал, и еще много из запаса. Они были мертвы – все до одного. Как будто их согнали в ангар и расстреляли из пулеметов. Это ужасно.

И тогда я решил узнать, что происходит. Приблизился к воротам, насколько смог, и понял, как же мне повезло, что я не приехал на аэродром обычным путем. В будке КПП стоял пулемет, и еще один за углом контрольно-диспетчерской вышки. Машину пропускают, и она попадает под кинжальный огонь сразу двух пулеметов. У тех, кто прибыл по тревоге, не было шансов спастись.

– Кто стрелял, Сэнди? – не мог не спросить Джон.

– Я тогда еще не знал кто… Потом выяснил, когда вернулся к взлетной полосе. Там стояли четыре больших корабля, а пятый сел на моих глазах. Должно быть, кто-то меня заметил, открыли огонь – тогда-то в руку и попало. Я добежал до своего мотоцикла и вернулся сюда.

Эти корабли, что я видел, – именно корабли, без крыльев, без винтов, и тот, последний, опускался вертикально. Можете думать, что я умом тронулся, но сегодня столько всего бредового творится… Эти корабли, по-моему, не просто из другой страны, – похоже, началось инопланетное вторжение.

Тут все заговорили разом, и через несколько минут Джон понял: если он хочет еще что-то выяснить, делать это придется самому. Но сначала нужно проследить, чтобы здесь все было организовано должным образом. Натягивая пальто, он сказал доктору Штайнгрумеру, куда направляется.

Его подозрения оправдались: кто-то уже открыл административное здание, и студенты с разных факультетов толпились вокруг, оживленно переговариваясь. Похоже, они совершенно не понимали, что происходит, и когда Джон забрался на стол и заговорил, все охотно умолкли.

От услышанного они оторопели, но поверили. Может быть, студенты и сомневались в нашествии инопланетян, но ведь и сам он сомневался. Однако что-то ведь произошло из ряда вон выходящее, и пока не поступило никаких официальных распоряжений, нужно принять меры самозащиты. Джон и глазом не успел моргнуть, как взял на себя командование командир и приступил к планированию обороны.

На складе службы подготовки офицеров резерва хранилось оружие и немного боеприпасов. Он сбил молотком замок и проследил, чтобы оружие досталось тем, кто умел с ним обращаться. Это были старые винтовки калибра 7,62, магазинные, но с ручной перезарядкой. Одну Джон взял себе и прихватил ремень с полными подсумками.

В здании лаборатории есть собственная электростанция, а значит, разумнее всего именно там оборудовать опорный пункт. Город еще не обесточен, но это может случиться в любую минуту. Джон разместил часовых и наблюдателей, а оставшихся вооруженных студентов увел в здание лаборатории. Весьма странное подразделение хрустело свежевыпавшим снегом: студенты в джинсах и блейзерах, но с винтовками наперевес. Почти все тревожно поглядывали в сторону аэродрома. Стрельба смолкла, но еще полыхало зарево. Разговоров было почти не слышно.

Обеспечив охрану здания, Джон спустился на первый этаж, в физическую лабораторию. Доктор Штайнгрумер сидел и писал какие-то уравнения, он даже не заметил вошедшего. От стола, за которым стояла Люси Каваи, шел запах припоя – она возилась с какими-то деталями. При появлении Джона ее сосредоточенно нахмуренное лицо разгладилось.

– Я сейчас присоединю к приемнику усилитель и поймаю что-нибудь на коротких волнах. Коммерческие радиостанции не работают, но радиолюбители держатся на батарейках. Может, удастся узнать, что происходит в других местах.

Джон долго боролся со своими чувствами к этой девочке, наполовину гавайке, наполовину японке, но в конце концов понял, что эту битву ему не выиграть. Ну как устоять перед таким сочетанием – ум физика и великолепная фигура? Ему до сих пор казалось чудом, что она ответила ему взаимностью.

– Люси, это самая лучшая мысль за весь вечер. Может, что и получится. А я пока съезжу в город и попробую разведать обстановку. Постараюсь не задерживаться.

В ее глазах мелькнул испуг, но она ничего не сказала. Они поцеловались на прощание, и Люси немного задержала его в объятиях. Сэнди оставил ключи в замке зажигания, и Джон решил воспользоваться его мотоциклом. Люси постояла, прислушиваясь к удаляющемуся реву двигателя, и вернулась к своей работе.

Когда Джон был уже на полпути к городу, погасли все фонари. Он тоже погасил фару. Ночь была лунная, и свет отражался от снега – достаточно, чтобы разглядеть дорогу. Когда Джон сворачивал с шоссе, кто-то выстрелил в его сторону, но промахнулся, и он не стал выяснять, кто это, лишь прибавил газу.

Добравшись до делового района, он свернул в узкий переулок и заглушил двигатель. Людей на улицах хватало, но они были мертвы. Почти все на вид гражданские. Он снял винтовку с плеча и проверил, вставлена ли обойма. Дослал пулю в патронник и сдвинул предохранитель.

Он будто снова очутился в Италии. Такие же темные улицы, скорчившиеся тела в лунном свете. Шел от дома к дому, беззвучно, осторожно – этот опыт настолько въелся в него, что уже никогда не будет забыт. Джон, он же Джино Барони, мальчишка с нью-йоркских улиц, вернулся в родную Италию, где бушевала война. А сейчас, в Штатах, ему снова пригодится все то, чему научили бесконечные бои и походы в составе пятой армии.

Мимо проехал автомобиль с выключенными фарами, почти неслышно – звук тонул в снегу. Когда он свернул за угол, Джон вжался в землю за открытой верандой и прицелился в водителя. Машина медленно удалилась, Джон не нажал на спуск. Не разглядеть было, кто – или что – сидит за рулем. Остаток пути до полицейского управления он проделал ползком.

Там он сразу понял, что имел в виду Сэнди, когда рассказывал об аэродроме. Люди в полицейской форме стояли в строю, наверное, по стойке «смирно», когда их скосили пулеметные очереди. Кирпичная стена здания вся выщерблена, кровь залила тротуар. Мало кто успел схватиться за пистолет.

Он снова на войне – то же чувство оцепенения и одновременно полная ясность сознания. Дверь здания медленно открылась, он отступил назад и укрылся в тени.

На крыльцо вышел начальник городской полиции, а с ним по бокам два… существа. В лунном свете трудно было разглядеть их во всех подробностях, но Джон был этому даже рад. Ростом с человека, они передвигались на двух ногах. На этом сходство заканчивалось. Головы были шишковатые и шипастые, больше похожие на рачьи, чем на человеческие. Гладкие, светло-зеленые, твердые на вид.

Эти трое дошли до тротуара и повернулись спиной к Джону раньше, чем он смог выйти из оцепенения. Он шагнул из тени на свет и рефлекторно вскинул винтовку – так человек давит каблуком паука. Когда второй «рак» упал вслед за первым, Джон опустил оружие и вгляделся в сраженных его пулями существ. Они не пытались отползти, из ран вытекала какая-то жидкость, оставляя пятна на снегу. Начальник полиции, Фостер, стоял неподвижно, похоже, он был в шоке. Джон схватил его за руку.

– Они убиты, шеф, вам больше ничто не угрожает – если мы успеем убраться отсюда, пока другие не появились.

Не выпуская руки Фостера, он пнул в голову одного из пришельцев – твердый экзоскелет. Полицейский вырвал руку и схватился за револьвер. Пуля просвистела у Джона над головой, выстрел оглушил его. Второй раз Фостер выстрелить не успел – получив свинец в грудь, он рухнул на тротуар.

Изумленно глядя на него, Джон наконец осознал: нашлись, оказывается, предатели человеческого рода. Фостер не был пленником пришельцев, он действовал заодно с ними. В здании полицейского управления затопали бегущие ноги, и Джон едва успел затащить Фостера за угол. Тот был без сознания, но еще жив. Он тяжело дышал, на губах пузырилась кровавая пена. Может дать ценные сведения, если только удастся доставить его в кампус живым.

Выбиваясь из сил, Джон оттащил этого бугая за три квартала и спрятал за колонкой стоявшей на отшибе автозаправки. Через десять минут вернулся с мотоциклом и взгромоздил начальника полиции на заднее сиденье. Ехать с таким грузом нелегко; пришлось положить руки Фостера себе на плечи и держать их одной рукой.

Никто не пытался его остановить, и под обстрел он больше не попадал. Выехав на шоссе, быстро добрался до кампуса, обогнул университет, убеждаясь, что нет слежки. Когда остановился у лаборатории, Фостер был уже мертв.

Двое студентов помогли втащить тело в физическую лабораторию, где Штайнгрумер и Люси с тревогой уставились на окровавленный труп. Джон ногой перевернул мертвеца, чтобы погасшие глаза смотрели в потолок, и рассказал обо всем увиденном в городе. Пока он говорил, доктор Штайнгрумер все разглядывал покойника, а затем вдруг наклонился и ткнул карандашом в пулевую рану.

– Джон, у вас есть какие-нибудь соображения?

Он раздвинул края раны острием карандаша, и Джон заглянул в кровавое отверстие. Пуля перебила ребро и ушла дальше. Сломы блестели – ребро было металлическое.

Макдоналд, второкурсник с медицинского факультета, вызвался сделать вскрытие. Он разрезал труп быстрыми движениями скальпеля. Результаты оказались такими, что наблюдавшие не сразу поверили своим глазам. Они узнали, что начальник полиции Фостер не человек и человеком никогда не был. Кожа, мышечные ткани, вены походили на человеческие, но и только. Все кости были явно искусственного происхождения, сделаны из прочного цветного металла. На некоторых даже выбито что-то вроде серийного номера. Внутренности, например содержимое грудной клетки, не поддавались описанию. Некоторые органы показались Макдоналду смутно знакомыми, большинство же совершенно ни на что не похожи. Джон смотрел с отвращением, сколько мог выдержать, а затем отвернулся. Он устало опустился на стул в кабинете администрации, и Люси принесла ему кофе.

Через несколько минут к ним присоединился доктор Штайнгрумер. За окнами едва брезжил серый зимний рассвет.

Люси заговорила первой:

– Должно быть, это происходит по всей стране, а может, и по всему миру. Радиолюбители, каких мне удалось поймать, повторяют одно и то же, даже тот англичанин. Молниеносные беспощадные атаки, все военные и полицейские уничтожены в первые же часы. Кое-кто упомянул о предателях, а один сказал, что видел, как взорвали местную радиостанцию. Парень из Мэриленда утверждал, что на Вашингтон сбросили атомную бомбу. Потом он замолчал, и мне больше не удалось его поймать. И так почти со всеми. Сначала все говорили наперебой, влезали на чужие частоты, а потом один за другим затихли. Когда я последний раз слушала, в эфире было несколько человек.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – сказал Джон. – Это вторжение, и похоже, тщательно спланированное. А еще похоже, что победа будет за ними. Пришельцы, кем бы или чем бы они ни были, безжалостны, как дикие звери, – только они возвели свою жестокость, в ранг науки. Создали здесь, на Земле, пятую колонну – шпионов вроде начальника полиции. Должно быть, в биотехнологиях они опередили нас на несколько веков. Не удивлюсь, если они способны подвергнуть любого представителя своего вида каким угодно физическим изменениям без вреда для пациента. Чтобы получить такое существо, как Фостер, нужно было удалить кожный покров вместе с экзоскелетом, а затем поместить в тело искусственные кости. Мускулы тоже не свои, кожа искусственная – с ним проделали тысячи манипуляций, каких нам даже и не вообразить. Гигантская работа – и все ради того, чтобы внедрить горстку предателей… если только таких агентов не девяносто пять процентов среди пришельцев.

Коллеги смотрели на Джона широко раскрытыми глазами, с трудом понимая, о чем идет речь. А тот взволнованно развивал свою мысль:

– Если разобраться, все очень даже просто. По этой пятой колонне видно, как далеко они опередили нас в биотехнологиях. Однако тот факт, что для упреждающего удара пришельцы использовали наше оружие, позволяет предположить, что в физике они несильны. Возможно, и космические корабли украли у какой-нибудь технически более развитой цивилизации. И план вторжения разработали таким образом, чтобы не пришлось полагаться на свои собственные ресурсы.

Сначала они создали агентов и тайно отправили их на Землю. Наших людей на ключевых постах убивали одного за другим и заменяли двойниками. Когда все агенты заняли свои места, началась открытая стадия вторжения. Что-то вроде дзюдо мирового масштаба – наша сила использована против нас же. Начальники небольших подразделений вызвали своих подчиненных и расстреляли – так было на аэродроме и возле управления полиции. Крупные воинские формирования и, вероятно, все мировые столицы взорваны нашими же водородными бомбами. Связь полностью разрушена, даже радиолюбителей разыскивают по одному и ликвидируют. После того как пятая колонна выполнила свою задачу, на Землю садятся корабли, и теперь уже регулярные войска пришельцев зачищают территорию.

Осуществляя вторжение минимальными силами и средствами, они не могут брать пленных, поэтому каждый, кто окажет сопротивление, будет уничтожен. Вооруженные силы Земли, оставшись без связи, разрозненны и неуправляемы. Нас разобьют поодиночке, и тогда пришельцы победят.

Пока Джон говорил, лицо у Люси становилось все бледнее. Она еле слышно прошептала:

– Что же мы можем сделать… Есть хоть какая-то надежда?

– Как знать. Возможно, план не везде сработал безупречно и пришельцам где-то еще противостоят крупные воинские части. Ну и самоорганизовавшиеся отряды вроде нас. Даже если враги сумели уничтожить почти всю армию, они наверняка столкнутся с партизанской войной. Мы еще не проиграли.

Слова Джона до некоторой степени успокоили слушавших. Но не его самого. Он видел, что сделали пришельцы с городком, – если по всему миру творится такое… Усилием воли заставил себя не думать об этом. Сейчас можно только сражаться и надеяться на лучшее.

Доктор Штайнгрумер снова погрузился в свой особый мир, перебирая разбросанные по всему столу записи. Ему было, пожалуй, легче всех. Джон пошел проверять караулы, а Люси стала мыть чашки после кофе.

Вернувшись, Джон нашел обоих в главной лаборатории; там ощущалась атмосфера сдержанного воодушевления. Завидев его в дверях, Штайнгрумер замахал ему как сумасшедший.

– Ваша идея, Джон, великолепна! Я проверил расчеты, и тут может быть только одно объяснение: наш аппарат – это временной линейный ретранслятор, первый в мире…

– Как вы сказали? – Джон не поспевал за развитием событий – мало ему вторжения пришельцев, теперь еще и эпохальное открытие.

– Временной линейный ретранслятор – если моя теория верна, этот термин значительно точнее, чем «машина времени». По временной оси, или непрерывности, пробирки вернулись в прошлое и там замкнули эту ось в кольцо, соединив саму с собой. И с того момента уже единая временная ось продолжается до настоящего времени.

Джон тоже почувствовал радостное возбуждение. На какой-то миг пришельцы были забыты.

– Пока что я слежу за вашей мыслью, док, но как это объясняет разбитые и исчезнувшие пробирки?

– Очень просто. Если вы просмотрите записи, то увидите: чем мощнее ток мы подавали, тем больше было реакций типа «Б» и «В». Давайте предположим на минуту, что чем выше мощность, тем дальше возвращение в прошлое. Чем дальше в прошлое уйдет пробирка, прежде чем соединится с собственной временной осью, тем выше вероятность, что с ней что-то произойдет до тех пор, пока она не вернется в настоящее. Теория о бесконечном количестве параллельных вселенных безусловно верна. Когда мы отправляем эти пробирки в прошлое, они все целые. Очевидно, в большинстве случаев объекты остаются на главной временной оси. Они сливаются с самими собой, какими были раньше, и движутся по временной оси до того момента, когда мы достаем их из коробки и помещаем в машину. Другие пробирки попадают на временной перекресток и начинают двигаться к иному будущему – вероятно, мы сами в какой-то мере создаем этот перекресток своими экспериментами. Некоторые пробирки случайно разбиваются в ходе опыта – это те, что возвращаются к нам в виде осколков. Другие тоже разбиваются или просто выпадают из поля машины – они перемещаются в параллельное будущее и уже не возвращаются на ту временную ось, что ведет в настоящее. Для нас они просто исчезают.

Штайнгрумер продолжал развивать свою теорию, пустившись в какие-то чудовищно сложные математические расчеты, но Джон уже не слушал. Он обдумывал собственную версию, ту, на которую его натолкнули события этой ночи, – и у него зарождалась надежда.

– Профессор, – произнес Джон, – а животное, достаточно крупное, можно отправить в прошлое с помощью этой машины?

Профессор осекся посреди своего уравнения и ответил не сразу.

– Разумеется, хотя только экспериментальным путем можно выяснить, не погибнет ли животное в процессе.

Не успел он договорить, как Джон исчез за дверью. Но тотчас вернулся из биологической лаборатории, неся клетку с белой мышью.

– Давайте проверим.

Мышь привязали к подставке нейлоновым кордом и включили машину на минимальную мощность. В самом начале силуэт мыши на мгновение размылся, но больше ничего не изменилось. Мышь сидела у Джона на ладони и чистила усики, пока он излагал заключительную, логически обоснованную часть своей теории.

– Если мышь не погибла во время эксперимента, есть вероятность, что и человек не погибнет. И если кто-то вернется в нужное время – и если теория параллельных реальностей верна, – это нашествие на Землю можно остановить еще до его начала.

Прошла минута, пока эта мысль доходила до сознания остальных, а затем они заговорили разом. Все сводилось к одному: идея потрясающая, но надо проверить.

Профессор Штайнгрумер занялся расчетами для новой большой машины, а Джон пошел собирать инженеров и физиков.

Когда им объяснили принцип действия машины и теорию Джона, сковавшее всех отчаяние сменилось воодушевлением. В другое время они, может быть, и отмахнулись бы от столь фантастической мысли, но сейчас готовы были ухватиться за любую, пусть самую тонкую соломинку, лишь бы прекратился кошмарный сон наяву. Они заходили в лабораторию по несколько человек, студенты вперемешку с преподавателями, и наблюдали за демонстрацией опыта. Уходили, согретые надеждой, словно богомольцы, которым довелось увидеть святого чудотворца.

Двое суток ушло на подготовку большой машины к первому эксперименту – сорок восемь часов напряженной работы и кровопролитных боев. Возле кампуса вспыхивали перестрелки, когда малочисленные патрули противника пытались приблизиться к зданию. Четверо студентов были убиты, зато патологоанатомическая лаборатория получила еще два трупа пришельцев для исследований. Потом наступило затишье. Все понимали: когда дойдет до настоящего штурма, против них бросят непобедимую огневую мощь. Где-то еще держатся и другие группы сопротивления – слышна непрекращающаяся канонада, – а когда их уничтожат, у неприятеля дойдут руки и до университетского городка.

На второй день, перед самым рассветом, устроили вылазку в Байпорт. Необходимое оборудование было похищено со склада электроники и доставлено в университет грузовиком. При этом погибли девять студентов и преподаватель немецкого языка.

На минимальной мощности машина работала безупречно – и мыши, и кролики возвращались живыми, хотя один кролик где-то расцарапал в кровь ухо. Это происшествие не сочли серьезным, и машина была перенастроена для эксперимента с человеком. Джон требовал, чтобы эксперимент провели на нем, и не принимал никаких возражений, пока ему не доказали, что в управлении наспех собранным аппаратом без него не обойтись. Для опыта выбрали крепкого студента, капитана футбольной команды.

Он уселся на пластину и улыбнулся, когда нажали кнопку. На долю секунды его фигура потеряла четкость очертаний, и ничего не изменилось, если не считать того, что он уже не улыбался.

– Что там было? Что ты помнишь?

– Где – там? Я все жду, когда вы нажмете кнопку и сделаете меня бессмертным!

В комнате воцарилось молчание, которое прервал мрачный голос профессора Штайнгрумера.

– Я боялся, что так и будет… но не хотел говорить, пока не убедился окончательно. Объект не просто переносится в прошлое, а погружается в него. Физических изменений с ним не происходит, иначе мы могли бы их наблюдать. Изменений психического характера, к сожалению, тоже не видно. Все мысли и воспоминания стираются во время перехода.

Это конец. Все жертвы были напрасными. Гнетущая атмосфера отчаяния почти физически ощущалась в комнате. Люси смотрела на Джона, ломая голову, чем ему помочь. На его лице было то же подавленное, несчастное выражение, что и у всех остальных, но как только девушка поймала его взгляд, что-то явственно изменилось.

На секунду этот взгляд стал рассеянным. Люси шагнула к Джону – и его лицо озарилось радостным удивлением. Не успела девушка ничего сказать, как он вскочил на ноги, и все посмотрели на него.

– Постойте-ка… машина работает! – Не дожидаясь вопросов, он торопливо заговорил: – Я только что это сделал – вернулся из будущего! – Он взглянул на часы. – Через каких-нибудь шестьдесят пять минут я войду в машину и возвращусь в эту минуту. Но сначала нужно, чтобы сюда пришел доктор Шлиммер из психологической лаборатории – он сейчас в карауле у главного входа.

По настоянию Джона кто-то побежал за доктором Шлиммером, а сам он объяснил, что будет дальше.

– Когда сознание путешественника во времени уходит в прошлое, оно смешивается с тем, что существовало тогда, и перекрывается им. Инерция времени, так вы это называете, док… или будете называть… прошу простить, если я перепутал времена глагола. Сознание, принадлежащее будущему, подавлено, но не уничтожено. Очевидно, оно продолжает существовать где-то в глубине подсознания. Воспоминания можно восстановить с помощью гипнотического внушения. Именно это сделал Шлиммер… и сделает снова. Он применил глубокий гипноз, чтобы моя память проснулась, реагируя на определенный стимул. В качестве стимула он использовал Люси – как только я увидел ее, кладовая открылась!

В комнату поспешно вошел доктор Шлиммер, а когда понял, что от него требуется, послал студента за оборудованием, которое использовал в сеансах гипноза. Именно он первым заметил парадокс.

– Джон, вы только что вернулись из будущего и теперь объясняете, что нужно сделать, чтобы вы могли снова отправиться в будущее. Но если бы вы нам не объяснили, то нипочем не сумели бы это сделать… Получается замкнутый круг. Где же у него начало?

Коллеги все еще пытались в этом разобраться, когда Джон вошел в глубокий транс и началось внушение – в тот самый миг, о котором Джон говорил час назад.

Пришельцы пошли на штурм через пять минут, как раз тогда, когда у людей забрезжила надежда на спасение. Сначала налетели самолеты – бомбы взрывались со всех сторон, – затем ударила артиллерия, пробив стену университета. Как и все атаки пришельцев, эта была внезапной и безжалостной, рассчитанной лишь на уничтожение.

Одна из первых бомб убила Люси – большой осколок вошел ей прямо в мозг. Джон держал ее на руках и почти не чувствовал, как доктор Штайнгрумер тащит его куда-то. Голос ученого звучал так тихо, будто преодолевал тысячу миль.

– Джон, еще не поздно. Мы все-таки можем победить их, и тогда она будет жить. Только скорее… скорее!

В этих словах был смысл, и Джон откликнулся на них. Пока Штайнгрумер настраивал машину на максимальную мощность, доктор Шлиммер снова погрузил Джона в транс и внушил ему сигнал, который должен будет восстановить его память.

Словно в тумане Джон, шатаясь, подошел к бакелитовой пластине. Все казалось каким-то нереальным, зыбким, – вот студенты пятятся в лабораторию, отстреливаются и падают. Вот Шлиммер берет винтовку убитого и сам тут же валится на труп, не успев выстрелить, и его седина окрашивается кровью.

Перехода он не почувствовал. Кровь и шум битвы пропали, как пропадают кадры с экрана, когда рвется пленка. Они мгновенно сменились привычной тишиной лаборатории. Джон стоял у рабочего стола, почему-то с необычайной ясностью ощущая в руке электронную лампу. Деревянные щиты, которыми были заколочены разбитые окна, исчезли, сквозь стекла лился солнечный свет. Люси помогала Штайнгрумеру настраивать какой-то прибор.

У него получилось – память вернулась вовремя. Должно быть, лампа в руке и есть тот стимул, который должен был пробудить воспоминания.

Это были ужасные воспоминания. Джона охватила на секунду слабость, когда он словно наяву увидел мертвую Люси и погибающих друзей, но тут же пришло понимание: в его силах это изменить. Лишь бы хватило времени. На столе перед ним лежала раскрытая газета, и он, бросив взгляд, отметил, что сегодня третье января.

Времени оставалось меньше, чем Джон рассчитывал. Нет и двух недель – вторжение инопланетян начнется шестнадцатого утром. Машина, включенная на максимальную мощность, перенесла его всего на тринадцать дней назад. Ну что ж, придется обойтись тем, что есть.

Несколько минут он раздумывал, не рассказать ли обо всем профессору и Люси, но решил, что не стоит. Убедить их в том, что скоро произойдет, почти невозможно, не следует и время терять. Надо справиться самому.

Никто не заметил, как он выскользнул из лаборатории и прошел в свою комнату. Там было тихо, можно посидеть с холодной бутылкой пива и хорошенько напрячь мозги. Через час был готов план. Совсем простой. Фронтовой опыт научил Джона: чем проще замысел, тем меньше вероятность, что он сорвется.

В короткой записке, адресованной Люси, он изложил «легенду»: заболел родственник в Бостоне, необходимо уехать на несколько дней. Бритва в кармане пальто – вот и весь багаж. Этажом ниже он задержался и постучал в дверь комнаты номер 121. Тишина. Быстро оглядевшись, Джон приналег плечом – маленький замок, конечно, не выдержал. Это была комната Билла Доранса, который совмещал учебу со службой в спецподразделении полиции и дежурил по вечерам. Джон отыскал в шкафу его револьвер тридцать восьмого калибра и сунул во внутренний карман. Свинство, конечно, по отношению к Биллу, но сейчас не до чистоплюйства, слишком многое поставлено на карту.

Через час, когда бостонский экспресс отъехал от станции, он сидел в первом вагоне и тщательно обдумывал свой план заново.

В региональном отделении ФБР с ним были очень вежливы, хоть он и отказался объяснить, что его сюда привело. Почти два часа ушло на то, чтобы пробиться к начальнику – ничего бы не получилось, если бы Джон не показал документы и не намекнул на секретную работу, которой занимается в университете. Со времен Хиросимы в ФБР чрезвычайно интересовались физикой.

Фамилия начальника была Грегг, и многие принимали его за бизнесмена, пока не замечали, что его внушительный вес – это на 90 процентов мускулы, а не жир, и не ощущали в его рукопожатии сдержанную силу. Он был вежлив, как и все в этой организации, хотя Джон явно оторвал его от важных дел.

– Садитесь, пожалуйста, мистер Барони, и давайте попробуем разобраться с тем, что вас беспокоит.

Джон криво улыбнулся.

– Боюсь, это труднее, чем вы можете себе представить. – Он зажег сигарету и приступил к детально продуманному объяснению.

О машине времени упоминать не стал – это было ни к чему, да и слишком уж фантастично, чтобы вот так сразу переварить. В подобных случаях маленькая ложь лучше большой правды. Он рассказал Греггу о якобы подслушанном разговоре между начальником полиции Байпорта и офицером с военно-воздушной базы.

– Я не все слышал, но и из того, что разобрал, стало ясно, что они работают на какую-то иностранную державу. Начальник чем-то недоволен и вроде как не прочь выйти из дела, но у того, другого, похоже, есть чем его прижать. Уверен, если вы пригласите полицейского и допросите, он вам все расскажет. А если я буду при этом присутствовать, задам вопросы, от которых ему не отвертеться.

Джон понимал, что вся эта история отдает бредом сумасшедшего, но понимал и то, что просто так отмахнуться федералы не могут. Скорее всего, без лишнего шума вызовут начальника полиции для беседы. А после этого им определенно будет о чем подумать.

Единственная ошибка, которую допустил Грегг, – он не сообразил, что и в физическую лабораторию человек может попасть прямиком из пехоты. На долю секунды у него дрогнул взгляд, когда он вытаскивал револьвер из ящика стола. Пуля вошла ему в лоб и убила на месте.

С самого начала было ясно, что любой из больших начальников, с которыми собирается беседовать Джон, может оказаться пришельцем. Пришлось долго убеждать себя, что необходимо стрелять первым. Слишком многое зависит от Джона – значит он должен выжить, даже если по ошибке убьет невиновного.

Металлический блеск в пулевом отверстии сразу подтвердил, что ошибки не произошло.

Вторая дверь из кабинета вела в коридор. Не успев выйти, Джон услышал, как первая дверь у него за спиной распахнулась. Раздались крики, но пока он шел по коридору, не было признаков погони. Похоже, пришельцы захватили все отделение. Они не хотят поднимать шум, они хотят схватить Джона сами.

У себя в номере, в дешевом отеле, куда заселился несколько часов назад под чужим именем, Джон устало опустился на кровать. Теперь враги знают, кто он, и ищут. А ведь осталось всего двенадцать дней.

Следующий его шаг зависит от пришельцев. Если они сумели моментально заменить Грегга его копией, придется придумывать новый план. А пока ясности нет, остается только ждать.

Через два долгих дня и три бессонные ночи он нашел в газете долгожданную заметку: «Грегг Эфраим… скончался от сердечного приступа… поминальная часовня Андерссона». Ему необходим был труп пришельца в качестве доказательства, и теперь он знал, где его взять. Очевидно, враги не нашли замену Греггу, поэтому его загримировали и объявили, что он умер своей смертью.

Днем Джон поехал на автобусе в пригород и угнал там неприметный автомобиль. Медленно продвигаясь по городу, добрался до делового района в самый час пик. Пришлось трижды проехать мимо часовни Андерссона, прежде чем он заметил человека, которого искал, и остановил машину в некотором отдалении.

Джон был почти уверен, что никто не заметит его в пробке, и все же первые два часа держал руку на пистолете. Когда движение на улице стало поспокойнее, он вынул газету и сделал вид, что читает.

Он надеялся, что на этот раз сумел перехитрить врагов, – иначе ему конец. Пришельцы наверняка ждут, что он попытается захватить тело Грегга. Но есть шанс, что они не продумали свою партию на три хода вперед, в отличие от Джона.

Был уже десятый час, когда в похоронном бюро погасили свет; Джон успел промерзнуть до костей – мотор пришлось выключить, а без него не работает печка. Из здания вышли двое, поймали такси. Это явно не те, кто его интересует. Минут через десять вышел высокий мужчина, которого он уже видел сегодня, и запер за собой дверь. Джон осторожно повернул ключ в замке зажигания. Мужчина пошел вперед, и когда он свернул за угол, автомобиль Джона находился футах в двадцати.

На улице было полно магазинов, но все они уже закрылись. А вот прохожие еще виднелись тут и там. И все же лучше места, пожалуй, не найти – если медлить, высокий может скрыться. Джон обогнал его, проехал вперед на несколько сот футов и остановился у тротуара. Он выключил фары, но мотор глушить не стал.

Джон не спускал глаз с высокого. Как только тот поравнялся с автомобилем, открылась дверца. Высокий резко остановился, вытаращив глаза от удивления. Хотел что-то сказать, но его опередил выстрел револьвера. Смерть наступила мгновенно – пуля вошла прямо в мозг.

Всего несколько секунд понадобилось на то, чтобы затащить труп на заднее сиденье и отъехать. Никто не пытался остановить Джона, да никто, кажется, и не понял, что произошло. Тот… или то, что лежало на заднем сиденье, было мертво. Вскрытие в университете показало, что мозг пришельца расположен в черепной коробке, как и у homo sapiens.

Через два квартала Джон остановился и посветил фонариком в отверстие от пули. Да, металл – значит план сработал. На поминальной церемонии этот парень вел себя как распорядитель, нетрудно было заподозрить, что это пришелец – его прислали сюда, чтобы было кому позаботиться о мертвых инопланетянах.

Через два часа Джон угнал другую машину. На рассвете он уже ехал в пригород Вашингтона с трупом в багажнике.

До вторжения оставалось восемь дней.

Следующий шаг обещал быть трудным. Надо поговорить с кем-нибудь облеченным властью, – но как узнать наверняка, что это не чужак? Тот факт, что на Капитолий собирались сбросить атомную бомбу, давал надежду, что враги не захватили его полностью под свой контроль. Но совсем без них там вряд ли обошлось.

Наконец он остановился на государственном департаменте – это единственное учреждение в правительстве, которое, по идее, должно быть почти свободно от пришельцев. Они наверняка засели в армии и структурах правопорядка, но зачем им агенты в госдепе? И проверить эту версию будет несложно.

Он оставил машину на стоянке и сделал список подходящих людей – просто списал имена руководителей отделов с доски, висевшей в вестибюле департамента. Найдя в телефонной книге их адреса, почти весь день объезжал их.

Лучше всех подходил Мартин Оливер.

Он жил в Александрии, в фешенебельном многоквартирном доме, будучи холостяком, если судить по размерам квартиры. А главное, в доме не было швейцара, но был автоматический лифт.

Как только стемнело, Джон припарковался на другой стороне улицы. Он не обращал внимания на входивших в дверь – все равно ведь не знает, как Оливер выглядит. Вместо этого он следил за окнами квартиры. Старался не уснуть, но в какой-то момент почувствовал, что это выше его сил. Было чуть больше десяти часов, когда он очнулся от дремоты и увидел, что в окнах горит свет.

Подождав, пока улица опустеет, он поставил машину напротив входа и заглянул в вестибюль. Там расхаживал взад-вперед человек в смокинге. Так он ходил чуть ли не полчаса, и Джон уже готов был пристрелить его, но тут появилась женщина, и оба сели в такси. Быстро оглядевшись, Джон взвалил на плечо тело пришельца и втащил его в здание. Лифт еще стоял на первом этаже, Джон вошел и нажал на восьмерку. Двери закрылись, и он тяжело перевел дыхание.

На восьмом этаже не было ни души. Он подтащил тело к двери Оливера и уложил на пол. Звонок отозвался вдалеке еле слышной трелью.

Дверь открыл, должно быть, сам Мартин Оливер – невысокий, с моложавым лицом и седеющими волосами. Джон упер револьвер ему в живот и втолкнул его обратно в комнату, волоча за собой тело. В комнате сидел еще один человек, вынимал из портфеля бумаги, и на его лице отразился тот же ужас пополам с изумлением, что и у Оливера.

Придется разбираться с ними по очереди.

– Где кладовка? – спросил Джон.

Оливер слабо мотнул головой в сторону двери, и Джон втолкнул туда второго, держа обоих в поле зрения. Пока он придвигал к двери кладовой диван, к Оливеру вернулся голос.

– Что происходит, черт возьми? Кто вы такой?

– Сначала вопросы буду задавать я, – сказал Джон. – А потом, надеюсь, мы сможем побеседовать. Сядьте за стол, а лучше встаньте на колени.

Лицо Оливера покраснело от гнева, и он попытался возразить. Джон остановил его, махнув оружием в сторону трупа.

– Я его убил вот из этого револьвера, и то же будет с вами, если позволите себе хоть одно лишнее движение. А теперь – на колени.

Когда Оливер подчинился, Джон взял его руку и прижал к поверхности стола. Достал из кармана пачку бритвенных лезвий.

– Будет больно, – сказал он. – Но пулю схлопотать куда больнее. Так что терпите и не дергайтесь. Если окажется, что я неправ, с удовольствием извинюсь.

И он чиркнул бритвой по указательному пальцу. Оливер охнул от боли, когда Джон раздвинул края раны.

Ну, слава богу.

Блеснула белая кость, и тут же рана заполнилась кровью. Тяжелый удар в дверь за спиной напомнил Джону о втором пленнике.

– Кто это? – спросил он.

– Дрексель, мой помощник, – послышался неохотный ответ. – Пришел после работы, чтобы закончить кое-какие дела…

– Выпустите его, посмотрим, как он выдержит проверку.

Трясущийся Дрексель испытание не прошел. Он попытался схватить Джона, как только тот разрезал ему палец, и этого, да еще блеснувшего на миг желтого металла, было достаточно. Пуля разворотила ему лицо, и теперь в комнате было уже два мертвых пришельца.

На то, чтобы объясниться с Оливером, ушел почти час. Он отказывался верить, пока Джон не втащил тело Дрекселя в ванну и не произвел небольшую хирургическую операцию. Когда у Оливера прекратилась рвота, до него начало доходить. Даже если возвращались сомнения, они исчезали, стоило лишь взглянуть на Дрекселя.

Через три часа двое джентльменов нанесли неотложный визит министру иностранных дел и наставили на него револьвер. Когда вспышка гнева прошла и палец был перевязан, Оливер приступил к объяснениям. Убедить министра было нелегко, но в конце концов он внял аргументам. Перед рассветом все трое прибыли в квартиру Оливера, сопровождаемые тремя охранниками с забинтованными пальцами и недоумевающими лицами.

Министр иностранных дел когда-то служил в армии, так что при виде Дрекселя его не вырвало. После этого убедить его было уже несложно. Пока они с Оливером обсуждали, к кому в первую очередь нагрянуть с проверкой, Джон уснул в кресле.

Это была самая кровавая из всех мировых войн в истории человечества, и она завершилась победой. Через три дня после начала операции «Зачистка» пришельцы догадались, что происходит, и начали сопротивляться. Вспыхивающие тут и там сражения были жестокими, но теперь враги не имели ни преимущества внезапности, ни поддержки из космоса. Очевидно, вторжение было назначено на шестнадцатое января, и космические корабли не могли прибыть раньше. А прибыв, не успели приземлиться – их почти все сожгли на подлете.

Победа была одержана – на этой Земле. Однако Джон не забыл другую Землю, оставшуюся в другом времени – ту, которая погибла, чтобы эта смогла выжить.

Когда в Ночь Победы они с Люси смотрели на ликующие толпы народа, Джон вспоминал Люси, умершую у него на руках. И от этого его радость была несколько меньше, чем у всего празднующего мира.

Date: 2015-07-25; view: 330; Нарушение авторских прав