Глава 17. Пахло в «зиндане» совсем отвратно: кровью, мочой, дерьмом, паленой кожей

Пахло в «зиндане» совсем отвратно: кровью, мочой, дерьмом, паленой кожей. Как я и обещал, так и вышло — пленный хотел говорить, он говорил так, что приходилось останавливать.

— Они ушли вниз, все. — Он сидел, прислонившись спиной к стене, я уже снял его с троса, вроде как поощряя за то, что он стал таким откровенным. — Мы всегда уходим вниз.

По лицу у него текли сопли вперемешку с кровью, мокрые штаны прилипли к ногам, под обрывками рубашки багровели длинные тонкие ожоги. Я действительно с ним не церемонился и ни на секунду его не пожалел. Я уже знал, что в Стива стрелял Артур. Что Брю убили братья Богатыревы вдвоем, в подвале своего дома в Маргарите. Что своего брата застрелила Луис Гонсалес, и она же провела «контроль». Что японка Сатори выстрелила в Джоанн Гонсалес. Что Сатори нашла Луис в Сети, причем искала ее сама, специально. В общем, он рассказал все, что так или иначе касалось убийств. Он даже рассказал то, что они убивали еще, других людей, о которых мы вовсе не знали.

Только вопросов возникло больше, чем было дано ответов.

— Почему в подвале дома Гонсалеса и у вас на складе было так холодно? — спросил я.

Этого вопроса, похоже, Джонсон не ожидал. Он с явным недоверием вдруг уставился мне в глаза. Затем, покачав головой, произнес:

— Ты не можешь этого чувствовать. Это невозможно. Если только ты… — Тут он замолчал, явно опасаясь продолжать.

— Ты говори, все самое страшное уже позади, видишь? — Я кивнул в его сторону, подразумевая тот факт, что он сидит на полу, а не свисает на тросу с балки. — Мы беседуем, ты откровенен, не разрушай достигнутой гармонии, продолжай.

— Ты… ты просто мне не поверишь.

— Поверю. Я верю во все, в чем можно так или иначе убедиться.

— Этот холод… — Он судорожно вздохнул, от боли, меняя позу. — Его чувствуют только те, кто может спуститься вниз.

— Куда — вниз? — спросил я, понимая, что он сейчас скажет такое, во что, кроме меня, не поверил бы никто. И понимая то, что я поверю.

— Не знаю «куда», никогда над этим не задумывался, — покачал Джонсон головой. — Мы просто говорим «вниз» — и все. Нижний уровень. Ад, не знаю. Инферно. Изнанка мира. Я правда не знаю. Оно просто есть — и все. Я пить хочу.

Кивнув, я достал из сумки початую бутылку минеральной и протянул ему, приложив горлышко к окровавленным губам. Джонсон сделал несколько больших жадных глотков, затем отвалился назад, к стене, переводя дух.

— Итак, насчет холода и тех, кто может его чувствовать, — напомнил я.

— Когда ты был ребенком, — он продолжал смотреть мне прямо в глаза, — ты кого-то убил? Человека, я имею в виду.

— При чем тут это?

Он чуть усмехнулся, похоже, потому, что я увернулся от прямого вопроса.

— При том, что только «это» здесь и при чем. «Это» так работает. Не знаю почему, просто оно именно так. Ты не убивал никого в детстве — ты этого не чувствуешь. Ты малолетний живодер — и «низ» впускает тебя. Чувствует тебя. А ты чувствуешь его.

Я хмыкнул. Потом сказал:

— Ты что-то путаешь.

— Ты хочешь сказать, что никого не убил? — Теперь в голосе была явная ирония, даже издевка.

— Нет, этого я сказать не хочу. — Я подался вперед, опираясь локтями в колени. — Но я не был «малолетним живодером». Я убил того, кто заслуживал этого. При самозащите. Взрослого, злого, пьяного ублюдка, недавно вышедшего из тюрьмы. Его просто надо было убить.

Пленный ничего не сказал, просто продолжал смотреть. Мне даже пришлось его поторопить:

— Ну?

— Не знаю. — Он мотнул головой. — Я вообще мало про это знаю, но так быть не должно… кажется.

— Объясни.

Джонсон прикрыл глаза, вроде как собираясь с мыслями, вздохнул, затем сказал:

— Дай мне помыться. И я все тебе расскажу.

— Расскажи, и дам помыться, обещаю. И накормлю.

— После того как я расскажу, ты меня убьешь, — сказал он. — И я подохну в обосранных штанах, а мне не хочется сдохнуть в дерьме. Так что я меняю помывку на свой рассказ.

— Нет. И я тебя не убью. Просто потому, что ты мне еще понадобишься. Я рассчитываю на перекрестные допросы в будущем, так что ты точно не умрешь. Расскажи, что хотел, и я отведу тебя мыться. И даже дам постирать одежду.

— Пообещай.

— Обещаю.

Он кивнул, словно усваивая сказанное, затем заговорил:

— Я и Рэй, Рэй Лэзис, мы убивали детей когда-то.

Рэй Лэзис был одним из их банды, всего их было четверо: братья Богатыревы и эти двое, Джонсон и Лэзис. Были и другие, та же Сатори, но они существовали раздельно. На манер террористических ячеек, эта организация была организована так же, друг друга знал только ближний круг, а Сатори и некая Мари, та, что выманила Брю, принадлежали уже другому звену, о них Джонсон ничего толком не знал, разве что в лицо видел. Я долго его пытал для того, чтобы в этом убедиться. Он или правду говорил, или был настолько крепок, что…

— Сколько вам было лет?

— Девять, десять. Мы убили троих, но попались только с одним. Не спрятали тело, а положили на рельсы, надеясь, что прокатит. Но не прокатило, коронер установил, что сопляк умер раньше.

— Сколько было им?

— Два, три, четыре. Последнему было два, мы увели его из торгового центра, изображая старших братьев, ведущих его к маме. — Джонсон усмехнулся.

— Зачем?

— Просто так. Было весело, круто. Потом их искали, все газеты писали. Мы росли в дерьме, а так становились знаменитостями. Ты можешь легко найти нашу историю в Интернете, разве что там будет сказано только про одного ребенка.

— Давай дальше, — вздохнул я, борясь с желанием воткнуть раскаленную отвертку ему в глаз.

— Потом мы сели. Не в тюрьму, понятное дело, в таком возрасте нельзя сажать в тюрьму и сажать надолго. Впрочем, в школе для трудных нам тоже доставалось. Затем мы вышли, нам поменяли имена, потому что закон обязывает скрывать идентичность малолеток, ты в курсе?

— Ты продолжай.

— Я устроился помощником к плотнику, Рэй работал на кухне. Затем нас нашли.

— Кто?

— Немолодой благообразный джентльмен. — Джонсон усмехнулся. — Настоящий джентльмен, с манерами и прочим дерьмом, приехавший на «Ягуаре». Он предложил нам новую жизнь, деньги, свободу и… долгую молодость. Ты не знаешь про молодость, так ведь?

— О чем ты?

Он почувствовал, что я начинаю звереть, и резко сменил тон, а то уже решил свысока говорить со мной, я заметил.

— Нас сначала перевезли в частное поместье в Сюррее, помогли официально получить хорошую работу, научили… да всему научили: манерам, разговору, всему. Потом отправили учиться за пределы страны, туда, где даже в лицо никто случайно не узнает, хоть мы на свои детские фото уже не похожи.

— Зачем это все?

— За деньги. Власть. Силу. Молодость даже. Ты что, думаешь, что в мире существуют какие-то особые злобные силы, которые творят зло ради зла?

— Ты творил.

— Я был тупым малолеткой, которого истеричная алкоголичка-мамаша била смертным боем при каждом удобном случае. — Джонсон сплюнул сгустком крови и снова попросил воды.

Я воды дал.

— Потом, когда за нас взялись умные люди, я понял, для чего это все делается. Для денег. Любое преступление имеет смысл, если оно ведет к прибыли.

— Ты теперь богат?

— Достаточно богат, — усмехнулся он. — У меня денег больше, чем кажется на первый взгляд. Другое дело, что мне нет смысла ими хвастаться, смысл не в них самих. Хвастаться — вообще дурной тон. Но живу я очень хорошо.

— Даже сейчас? — изобразил я удивление.

— Нет, сейчас плохо. Жил до вчерашнего вечера хорошо.

— Все меняется, верно, — тут уже я усмехнулся. — Что дальше?

— Дальше мы закончили университет. И не бог весть какой, но закончили. А потом мы переехали в Испанию, и там нас познакомили с остальными.

— С Богатыревыми?

— Да, с ними. Были и другие люди, но они появлялись и исчезали.

— И что вы делали?

— Спускались «вниз», ездили, куда скажут. Из этого получались прибыли, с нами делились. Потом появился новый большой проект, очень большой, здесь, и мы переехали в Панаму.

— Что за проект?

— Кокаин, понятное дело, — пожал он плечами. — Что еще здесь может быть? Только кокаин. С нашими возможностями на нем можно зарабатывать невероятные деньги. Не меньше десяти миллионов на каждой тонне. Скорее всего, больше. И мы сможем делать миллионов сто в месяц.

— Хорошо, об этом чуть позже. Расскажи про этот самый «низ». Это от него тянет холодом?

— Да, от него.

Date: 2015-07-25; view: 286; Нарушение авторских прав