Абу Силг 5 page

“Папа коммунист, мама коммунист. Мама у меня такая комсомолка 40-х годов была, а папа вообще ветеран партии. Правда, тоже какой-то неправильный ветеран, неправильно себя вел. Бабушка. Да, с бабушкой мы много общались, бабушка у меня интересная. Она говорила: “Я попам не верю”. Поэтому молилась только дома. Иконы в избе висели. Что там у нее за история была с попами, не знаю. Но вот такая она была. В костелы в Вильнюсе я любил ходить. Это просто очень красиво было для меня. Орган, костел, музыка.

В армии я с Мессингом пересекся. Мы с ним пятнадцать минут поговорили после его выступления, в гримерке.

Мне было интересно все, что связано с человеком. Но как-то книжки эзотерические не приходили. Была масса другой литературы. Я читал художественную литературу. Надо было много прочесть. Мне повезло, мне по блату сделали подписку на “Библиотеку мировой литературы” – 200 томов. Я решил, что надо прочесть, чтобы иметь какой-то кругозор в этой области. Потом всякую другую художественную литературу, психологическую литературу, философскую литературу, об искусстве, об истории искусства. А из эзотерики единственное, что я прочел, – это Евангелие и Библию. До встречи с учителем. Евангелие, Библию и Мережковского “Не мир, но меч”. О жизни Иисуса. Вот и все”.

Вы прекрасные люди, когда не спите, замечательные. Отличные от других, которые вообще никогда не просыпаются. Но иногда вы очень переоцениваете себя на основании того факта, что иногда вы просыпаетесь. Это вдвойне некрасиво. И когда обычный человек это делает, не соприкасавшийся ни с чем, – ну, все люди – люди. Ну, не хватает человеку плюс-подкреплений, что делать. Но когда вы это делаете... Вот так я и понял, что знания – это ничто. Благодаря людям. Я смотрел. Человек узнал такое, за что раньше люди жизнь клали, выполняли совершенно немыслимые усилия в течение многих-многих лет, чтоб только услышать это. Это было в прошлые темные времена. А сейчас... Человек такие сокровенные сокровища ногами топчет... Ты ему мешок алмазов, а он ими дорожку в саду на даче посыпает и говорит: “Крупноваты! Ходить неудобно”. Ты ему бриллиант чистейшей воды, а он его в угол куда-нибудь засунет и забудет. У него столько других ценностей. Забавно! Но не в смысле насмешки. Пришел я к этому, к улыбчивости своей по поводу людей, потому что трагично это. Трагично, когда такое великое создание вынуждено проводить свою жизнь в суете сует. Это трагично. Но когда человек это уже знает, хотя бы на уровне информированности о том, что есть выход из данной ситуации, но продолжает в том же духе – это ужасно смешно. Смешон не человек, а то, как люди оценивают это знание. Это такой пустячок оказывается, просто пустячок. Предмет не первой необходимости. Знание, само по себе, ничего не может изменить в вашей жизни, ничего. Ну, разве что, вы можете словечками этими поиграть. Только усилие и боль – иногда страшная боль – могут изменить человека и привести его к любви, свету и истинному знанию, которое не слова и не логические конструкции. Боль не ради мазохизма, а боль, когда продираешься сквозь все это. И потому что начинаешь чувствовать то, что раньше тебя совсем не касалось. Это вам не слезы умиления по поводу погибшей кошечки. Вокруг люди гибнут, в корчах, в невыносимой боли и страдании. И уж извините меня, может, я не прав, но мне как-то это важнее, чем кошечки и собачки. Я их убивать не буду, но уж если они погибли, то погибли. Успеть бы людям помочь. Хотя бы одному человеку помочь не погибнуть. Знаете, есть жесткий закон традиции: “Нельзя помогать человеку, если он тебя об этом не просит, за исключением случаев прямой угрозы его жизни”. Ибо жизнь в любой форме – священна. Но поскольку я – человек разумный, я понимаю, что я не могу спасти всех, это может привести только к абстрактному гуманизму. Я выбираю людей. Если рядом гибнут кошка и человек, то я буду спасать человека, а не кошку. Я слышу голос своего третьего отца, и я очень хочу к нему, я готов попробовать выдержать все обстоятельства этого третьего рождения. Я его слышу, и я ему верю. И даже если мне придется для этого покинуть вас всех, как бы это ни было больно, я это сделаю. Вот последняя, самая моя глубокая, искренность. Я очень доволен – вы приехали... А это залог того, что мы достроим ашрам. Это как минимум – уже благое дело сделали.

“Приди на помощь моему неверью!”

Ф.Тютчев. “Наш век”

Я замечаю, что наши люди часто не эффективны в социуме по той простой причине, что “знают”, от чего зависит социальная эффективность: от социального статуса, социальной важности, официального признания либо от умения обхитрить, обыграть. Но поскольку человек, ставший на духовный путь, по определению асоциален, то в этом отношении он оказывается как бы между двух стульев. Он как бы не очень чтобы со статусом, даже если этот статус есть, и он не очень чтобы хитер, даже если такие наклонности, дарования имеются. Возникает внутреннее чувство, что он непохож, отграничен от всех других людей Законом, который он сам для себя принял. Содержание ритуальной процедуры традиции – “встать под закон”– заключается в том, что человек внутренне принял Закон и поставил его над собой, чтобы в соответствии с этим жить и действовать. На уровне самоуважения это – плюс-подкрепление: я принял духовный закон, я его исполняю, для меня это смысл и свет. На уровне же личности, в ее глубинах, этот поступок порождает чувство социальной вины, социальной измены. Подсознательное чувство вины рождает подсознательную же агрессию, которая выражается в пренебрежительном отношении к социуму. Такая психологическая защита. “Социум приходит и уходит, а духовность остается!’’ Оно так и есть с точки зрения исторической, но с точки зрения конкретной жизни все это здесь и сейчас. Как от этого избавиться? Избавиться от этого можно только с помощью Веры.

Вера, согласно нашим представлениям, это осознанная преданность. Вера, которая не есть осознанная преданность, а просто преданность, чревата дилетантизмом. Человек как бы и верует, искренне, азартно, но самовыражение не может заменить отсутствия квалификации. Такая вера суетна и при любом поражении чревата сомнением и гибелью энтузиазма. Осознанная ве­ра – это вера человека, который знает, что ве­ра – это еще и сила. Такой человек понимает, что, в принципе, вся проблема в способности веровать.

Наши люди часто ведут себя в социуме по принципу: “Извините, мы вот, некоторым образом, у нас вот традиция, мы понимаем, что она не совсем полноценная, вот, какая-то такая не совсем такая, ну, в общем, ну все-таки духовная. И лидер у нас такой, вот, понимаете. Он говорит, правда, что ей пять тысяч семьсот пятьдесят семь лет, и мы в общем-то ему верим, так что подайте традиции ради”.­

Естественно, какая ж тут эффективность. Когда­ человек постоянно забывает, что он часть традиции, а следовательно, традиция часть его самого, он лишается очень многих возможностей. А это, в свою очередь, порождает­ комплексы. Получается: котлеты отдельно, мухи отдельно; духовность отдельно, а моя социальная жизнь отдельно. И то, что применимо в духовной жизни, не применимо якобы в социуме. Основываясь на своем личном, довольно богатом опыте, говорю, что это все совершенно не так. Мы существуем и развиваемся только потому, что у нас всегда есть возможность действовать эффективно, опираясь именно на школьные знания. Если вы помните, на технологическом языке основная методологическая цель, которая ставится на Пути, – это резонансное взаимодействие между субъективной и объективной реальностями со всеми вытекающими отсюда последствиями. Последствий из этого вытекает очень много, и в большинстве своем они несколько непривычны, и потому эта информация, в соответствии с законами психологии, в первую очередь и забывается.

Если действительно нужно, нужно по принципу – для себя, для людей, для храма – т.е. для нашей работы, любой из нас может получить любую информацию, которую нужно иметь в данный момент для данной ситуации. Одно из происшествий, которое встречается на школьном пути, – это момент, когда вы становитесь человеком, который знает все, что нужно знать для данного момента времени, и имеет все, что нужно иметь для данного момента времени. Как только вы избавляетесь от синдрома гарантированного будущего, вы это качество и обретаете. Вы превращаетесь из человека, которому все время чего-то не хватает, в человека, у которого все уже есть. Все, что нужно в данный момент времени для данного момента времени.

Это как бы азы, но это должно случиться. А что­бы практически это случилось, надо поверить в то, что это возможно. Поверить и проверить. У кого вот сейчас, вот в данный момент времени чего-то не хватает для данного момента времени? У кого? У всех все есть. И если взять каждый конкретный момент жизни, – все, что необходимо, есть. Выключается синдром гарантированного будущего – сразу все есть, включает­ся – почти ничего нет. Естественно, психология человека, у которого почти ничего нет, очень сильно отличается от психологии человека, у которого все есть.

Как возникает невозможность верить? Страх верить? Помните бабушку из притчи, которая форточку открыла, глаза закрыла и говорит: “Иди, иди, иди”. Потом открыла: “Ах! Я ж так и знала, что ничего не получится”. Откуда это происходит?

Это происходит из двух вещей, живущих в нашем сознании. Вещь первая называется “как должно быть”. Она из той же серии, из которой “у меня все время чего-то нет”. Почему у меня все время чего-то нет? Потому что я знаю, что мне нужно для будущего. А откуда я это знаю? Потому что так “должно быть”, должны быть запасы для будущего. Из идеи, что существует некоторое “как должно быть”, рождается постоянное переживание недостатка, несоответствия, напряжение, забота, тревога, “думание”. Все специалисты по тому – “как оно должно быть”. И, естественно, мы все воспринимаем, видим, думаем, чувствуем, оцениваем с этой точки зрения. А так ли оно должно быть? Как правило, все не так, поэтому все ужасно, люди отвратительны, государство пакостное. И поэтому надо уходить, уходить, уходить! В го­ры, внутрь себя, на другие уровни реальности, в астрало-ментало-виталы. Ведь все не так, как должно быть. Мир не совсем такой, какой он должен быть. И вообще все не совсем такое, потому что я-то знаю, какое должно быть. Естественно, у меня есть причина для глубокого пессимизма. С одной стороны, у меня все время чего-то нет. С другой стороны, все не так, как должно быть. Уже можно стреляться. Какая тут духовность? О чем речь? Мир не так устроен, как должно! Это долженствование, идеи идеала очень губительны для человека, который хочет жить в духовности. В духовности, как известно, никто никому ничего не должен. Но даже христиане не помнят об этом. Они все время забывают. Все время говорят о том, что они должны, должны, должны… И сами подрывают авторитет своего лидера, который сказал, что не должны, потому что за всех за нас он уже рассчитался. Нет, мы должны. Мы хотим заплатить в МММ!

Спрашивается, а как должно быть?

Если вы спокойно посмотрите на свое представление о том, как оно должно быть, вы поймете, как вами манипулируют. Если вы откажетесь от “так должно быть”, то сможете воспринимать, видеть, чувствовать, думать, переживать как оно есть. Разрешите это себе. И окажется, что мир прекрасен, люди замечательные, жизнь удивительная, государство не хуже и не лучше прочих. И, вообще, все хорошо в целом. Неприятности преходящи.

Мы не раз говорили, что в процессе формирования человек создается в соответствии с конфигурацией социального давления. Так он создается, так существует и так поддерживается. Социальное давление развивает в нем его Я-концепцию и в первую очередь такую ее часть, как “Я как Мы”. Это очень важно. Человек, не обученный саморефлексии, не использующий получаемые знания прежде всего для изучения самого себя, делает большую ошибку, потому что изучает других. А это совершенно немыслимое занятие, ведь других очень много, а вот ты один, и можно что-то успеть все-таки изучить. Так вот, если вы будете изучать самих себя, вы выясните, что “Я как Мы” делает вас существами, относительно приемлемыми в социуме. Становясь духовным искателем, человек начинает следовать чему-то, лежащему за пределами Мы, и, естественно, становится асоциальным, потому что с этого момента давление, формирующее человека, идет не из социума и придает ему некоторые черты, которые позволяют опознавать его как чужого для данного социального окружения. Естественно, он начинает раздражать окружение и оно начинает раздражать его. Наступает эпоха бесконечного конфликта. Тем более что люди умудряются и это знание использовать под “как оно должно быть”, ведь с точки зрения вновь приобретенного знания – вообще все не так. Одно безобразие. Если новое знание использовать не как знание, а как идеологию, то вы опять попадаетесь в ловушку “как оно должно быть”.

Что в этом случае происходит? Следуя давлению другой, не социальной, структуры, вы вываливаетесь из рядов вашего привычного Мы, и это очень неприятно, так неприятно, что порождает сильнейшее желание – сбежать. Сбежать и перенести все, что называется верой, осознанной преданностью, куда-нибудь далеко, в запредельное, тридевятое царство, семидесятое государство. Пусть будет везде, только не здесь. Пусть будет там хорошо, где нас нет. Я всегда говорил, что такие поговорки надо выполнять с точностью до наоборот, и тогда они превращаются в указатели на духовном пути. Было: там хорошо, где нас нет. Переворачиваем, говорим: там хорошо, где мы есть. И это уже ориентир на духовном пути. Таких поговорок много. Тот факт, что их надо переворачивать, и показывает, что, становясь на духовный путь, вы становитесь “перевертышем”. И все начинаете “понимать” с точностью до наоборот.

Дело в том, что духовный путь в его первой части – это путь к себе. Это путь из Мы к Я. Путь обратный направлению социализиции.

Почему в моих словах появляется пафос, когда я говорю об этом? Мне стало трудно слышать от школьных людей, что духовный путь – это какая-то сказка в духе Кастанеды. Раньше я мужественно держался. А сейчас уже как-то хочется отдохнуть от всего этого. Потому что сколько раз можно повторять одно и то же? Нет никакого другого реального содержания у духовного пути, кроме как – путь к себе. Пока человек не встретился с самим собой, больше ему нечего делать. Если для этого нужно ходить в астрал – ходите. Если для этого нужно, наоборот, никуда не ходить, никуда не ходите. Но дойдите до себя! А потом все остальное.

Приходит человек и начинает мне “пудрить мозги”: “ Игорь Николаевич, понимаете...” А его нет! С кем я должен разговаривать? Я должен опять играть со школьным человеком в “социальную игру”, я делаю вид, что ты есть, ты делаешь вид, что я есть... Так хорошо. Взаимное поглаживание. Он еще сам про себя ничего не знает, а уже грезит об устройстве и переустройстве мироздания. Так чем же он отличается от недуховных и неискателей? Тем, что у него на одну иллюзию больше?

Конечно, трудно заниматься собой, я понимаю. Но больше нечем заниматься, нечем. Можно прятаться во что угодно. Можно прятаться в бурную деятельность, можно прятаться в чтение заумных текстов, можно прятаться в якобы медитацию. Пряталок полно. Но если за всем этим нет желания найти себя, то тогда все это никакого отношения к духовному развитию не имеет. Во всех религиях мира сказано: храм божий внутри тебя. Птичка-рыбка, познакомься с самим собой. Кто ты такой, созданный по образу и подобию? Вылезь из матки Мы. Напрягись немножко и преодолей это давление. Конечно, это трудно. Конечно, это может кого-то обидеть, особенно из ближайшего окружения. Но это необходимо. Иначе – иллюзия пути, иллюзия веры, иллюзия освобождения.

Мы создали огромный мир, социально-психологический мир школьных людей. Их много, они плодятся, как грибы после дождя. Саморазвивающаяся система. Система создана, живет, развивается, и от этого уже никуда не денешься. Но это, естественно, убежище.

Приходят ко мне “наши люди” и начинают говорить: “Вот, Игорь Николаевич, не получается с фирмой, не получается с предприятием, никак не можем денег заработать’’, – то, се, третье, десятое. Ну, я иду и подсматриваю, как они общаются с социумом. “Вы извините, мы, конечно, неполноценные, потому что духовные искатели, но мы хотели бы еще и денежек заработать. Мы понимаем, что это нехорошо, недуховно. Но есть хочется”. Лучше бы просто говорили: “Подайте Христа ради, пропадаю совсем на целине духовной”.

“Аркадий, через него мне был явлен учитель, мне однажды сказал – я думал, он так, ляпнул: “Вот когда…” – таким профессорским голосом… он уже тогда имел склонность к профессорским образам – “… когда ты будешь проходить мимо пьяного, валяющегося в собственной блевотине, и услышишь через него сказанные тебе слова – считай, что ты чему-то научился”. Образ из уст интеллигентного европейского профессо­ра – правда, тогда он еще не был профессором, его еще гоняла ГБ. И я так запомнил, ну, учитель, да, образ. И вдруг годика через три с половиной я осознаю себя в потрясающей ситуации – я иду мимо пьяного, валяющегося в собственной блевотине, и он не своим голосом сообщает мне совершенно потрясающую вещь. Я не побежал спрашивать у Аркадия, как он получил это предвидение. Он и сам не знает как. Да и не надо знать как. Он сказал. Я услышал. Оно случилось. Все. Ну, три года – это же не так много. А мимо скольких людей мы проходим… как от мух. “Я по духовность. Кыш, люди, кыш. Не мешайте мне, я иду... я на пути. Кыш. Кыш. Кыш”. Так что... А знание-то, ведь оно так и существу­­ет – в форме людей, ибо каждый человек именно поэтому и есть проводник бесконечного океана знания и силы, лежащего позади него.

На сем позвольте откланяться, искренне Ваш, Игорь. До свидания”.

За вами огромный океан – бесконечный источник знания и силы, субъективная реальность резонирует с объективной, – а вы себя как ведете? И когда мне надоело видеть в течение множества лет одно и то же, я задумался над тем, в чем же все-таки дело. И увидел. Просто нет веры. Люди пользуются всем этим как убежищем, но не верят. Все, что подвергает сомнению их привычное отношение к миру, к людям, к обычной системе действий, к обычной системе оценок, все это запрещено. Там, внутри. “Школа? – да, это, да. Но я ж в министерство пришел, какая там Школа?! Там Школы нет”.

Но если хотя бы в одном месте веры нет, значит, ее нет нигде. Если я верю, то я верю везде. Потому что тогда есть Я, который верит. Невозможно в одном месте верить, а в другом нет. В таком случае можно говорить о вере, когда это удобно кому-то из нас, кому-то из этого коллектива, который мы считаем собой.

Помните, как именовали себя русские цари: “Мы, Божьей милостью, император Великия, Белыя и Малыя Руси, царь Польский, князь Казанский и т.д”. Вот вам пример честного признания отсутствия себя как единого. Есть Мы. Так и каждый из нас должен признать: “Мы, Божьей милостью, муж, любовник, слесарь, пешеход, гражданин, и так далее, и так далее. Поверьте!

– Верим”.

Встречается и другой подход. Он кажется совсем иным, но в действительности рожден тем же отсутствием веры. Человек услышал, что школьное знание помогает и способствует решению задач, и следует варианту номер два. “Мне все быстро, пожалуйста, быстро самолет, теплоход, быстро доход. В чем дело? Я представитель Школы”. Что то же самое, оборотная сторона медали: “Извините, я некоторым образом…” Вторая идея, порождающая невозможность и страх верить, состоит в том, что существует якобы некоторое “на самом деле”. “А вот на самом деле все это не так. А на самом деле...” И опять оказывается, что мы сверхсущества. Мало того, что мы знаем априори, “как оно должно быть”. Мы еще точно знаем, “как оно есть на самом деле”. Мания величия потрясает человека. Но за счет нее, наверно, он всех и победил. Теперь кричим про экологию. При чем тут экология, если существо знает, как должно быть и как есть на самом деле? Что ему еще надо знать, я не понимаю? Он же просто всеведущ! Но есть ли такая вещь, как “на самом деле”?

Нет такой вещи. С точки зрения науки физики, вещи – электронные облачка. И пустоты тут во сколько раз больше, чем вещества? Ну приблизительно 80% пустоты. На самом деле. Рука в камень никак не входит, а говорят: 80% пустоты. Как же оно на самом деле? Самый великий физик всех времен и народов сказал: все относительно.

Для верующего человека и Мир и он сам пластичны, принципиально пластичны, то есть принципиально не жесткие, не фиксированные. Идея пластичности заложена в самом понятии духовности, духовной жизни, духовного развития.

Вот сидит электронное облачко на электронном облачке. Сотрясает другие электронные облачка. Это с точки зрения физики. А с точки зрения психологии? А с точки зрения того, сего, третьего, четвертого, пятого?

Как в это поверить? Как отказаться от огромного богатства, которое неизвестно откуда на меня свалилось, что я все знаю уже? Я знаю, как должно быть. Я знаю, как оно на самом деле. Я знаю, что мне нужно будет. Я точно знаю, что у меня сегодня нет того, что должно быть. Все знаю.

И когда вы посмотрите с этой точки зрения, то поймете, о чем говорили умные люди типа Сократа, когда утверждали: я знаю, что ничего не знаю. И очень этому радовались. Никола из Кузы говорил про ученое незнание. Ученое потому, что до этого нужно додуматься, потому, что нужно отказаться от априорного знания, от социального наследства, которое вбито в голову без всякого моего согласия или несогласия, как механизм социальной адаптации, социального контроля и управления. Как однажды, наконец, признался Кашпировский: “Это не я лечу, это телевизор великий лечит”. Как телевизор может не вылечить хотя бы половину смотрящих на Кашпировского? Это же святой ящик!

Науке о человеке присущ взгляд на человека как на некую данность. И это вполне оправданный научный подход. А духовность говорит: нет, в человеке полно всякого дерьма, которое свою роль уже сыграло – когда-то служило пищей, но уже переварилось. И надо как бы клизмочку; и вот в качестве клизмочки выступает духовное учение. Есть многое, от чего надо освободиться.

Тогда у вас появится место для того, чтобы верить. И тогда вы будете способны совершать определенное количество хотя бы микрочудес, которые для вас даже не будут чудесами. Это будет нормой. Но для постороннего наблюдателя это будут чудеса. Вот почему объективация – такое великое дело. Нужно ловить такие моменты в себе. Моменты, когда в вас все свободно от “должен”, от “не хватает”, от “на самом деле”. И в эти моменты совершать поступки по вере. И по вере вашей вам и воздастся. Это формула. Это не благое пожелание, не абстрактная метафора. Это абсолютно точная формула. По вере и воздается.

В тех системах верований, где есть как бы верховные Отец или Мать, там не так страшно. Почему? Потому что это не самостоятельное действие – это просто выполнение некоего указания. Он или оно, Высшее, говорит: делай так. И делают. Если что не так, то виноватых как бы и нет. Личной подписи делающего под этим нет. В такой ситуации нет вопроса веры, есть вопрос послушания. Авторитетные люди сказали, что есть такое верховное существо, называется, скажем, Рык-Пык, чтоб никого не обидеть. С детства внушали, со всех сторон социальное давление организовали правильно, достигло оно меня, и я верю, что есть верховное существо Рык-Пык. И я вступил в эти ряды рык-пыковцев и прекрасно живу, потому что Рык-Пык говорит, а я выполняю. Как в армии. “Есть!” И все. Как только я сказал: “Есть, товарищ командир”, – все, я уже ни за что не отвечаю. Я выполняю.

Вера – вопрос интимной ответственности. Вера есть духовное достижение и постижение одновременно. Верую и поэтому за все, что делаю, несу личную, персональную ответственность. Верую – значит, могу сказать: “Я это сделал. Я это сказал”.

Тогда появляется сила, о которой так хорошо написано во всех книжках. Но отвечаете за эту силу вы лично. И тогда становится понятно, что, может быть, она пока и не нужна, и пока я ею пользоваться не буду, потому что я еще не готов отвечать за использование астральных энергий в боях с чиновниками. Лично, персонально. Вот если мне кто-нибудь скажет, то по указанию я готов, за своей подписью – пока – нет.

Мы, конечно, можем гордиться. Мы духовная традиция, которая сама себя кормит.

Но мне бы хотелось, чтобы во всех этих социальных, магических действиях, которые мы замечательно производим, мы не забыли бы о том, что истинная работа делается по трем направлениям: для себя, для людей, для храма.

Так вот по линии для себя у нас самое большое несчастье. Вы все патриоты Школы, вы готовы отдать за нее последние четыре рубля. Четыре миллиона карбованцев. Но вы совершенно не готовы поставить свою подпись. Не в смысле мании величия, а в смысле ответственности за содеянное. Ибо если есть Я, то есть Мир, который я порождаю и, значит, за него отвечаю.

И тогда уже совершенно не важно, как оно должно быть, потому что оно так, как я это сделал. И не хорошо это, и не плохо. А что там про это люди говорят – это опять же их право. Что я сам по этому поводу думаю – это мои проблемы. Но оно только так, как я сам сделал. И никак по-другому.

Вот почему некоторым становится страшно, а некоторым скучно. Что же это за духовная традиция, никаких тебе приключений, романтики, астральных сущностей? Проза жизни, зарабатывание денег. Так ведь много и давно рассказывали, что традиций много. Если эта не подходит, не стоит мучиться, ищите другую. Эта традиция живет на базаре. Эта традиция, еще раз повторяю, своей технологической целью имеет резонанс между субъективной и объективной реальностью, то есть полное отрицание какого-нибудь “как должно быть”.

Если любовь – это снятие дистанции, то откуда возьмется указание любимому человеку, какой он должен быть, когда вы в резонансе. Он именно такой, какой должен быть. И ты для него тоже именно такой, какой должен быть. Резонанс уничтожает проблему, кто каким должен быть. Но как только свет выключается – наступает тьма. И во тьме каждый со своим буфетом, полным книг, начинает другому доказывать, каким он должен быть, и объяснять все с помощью самых новейших знаний.

Любить страшно, потому что это уничтожает дистанцию, то есть делает любящего абсолютно уязвимым по отношению к любимому, будь то отдельный человек или весь мир. Верить еще страшнее. Когда веришь, то обнаруживаешь, что ничего, что кажется привычным и постоянным, нет. Обнаруживаешь, что и ты сам, и все остальное каждое мгновение создается и исчезает. Если в любви исчезает “как оно должно быть”, то в вере исчезает “как оно есть”. Вера приводит человека в такое качество, когда он остается даже без “как оно есть на самом деле”. Выясняется, что никакого “на самом деле” нет.

Если никакого “как должно быть” нет, то тогда нет врагов, которые появляются, когда я знаю, “как должно быть”, как надо поступать, а они хотят и знают по-другому.

А если никакого “на самом деле” нет, на самом деле, то тогда исчезает последний способ возвыситься над другими. А как же медали? А вы­слуга лет? А погоны квалификации? А звания и названия? А посвящение и просветление? За труды, жертвы всем ради продвижения по духовному пути – и ничего?! Да. Вот именно, что НИЧЕГО. Вот ради этого и трудимся, как выясняется.

Дело в том, что счастливым человеком управлять, манипулировать невозможно. Все манипуляторы прежде всего пугают человека, еще больше углубляют его чувство несчастья. “Ты думаешь, у тебя только этого нет. У тебя еще и вот этого нет. Ты думаешь, что только так должно быть. Еще и вот так должно быть”. Таким человеком можно управлять и манипулировать как угодно. Чем больше человек чувствует себя неудовлетворенным, чем больше он гордится своим пессимизмом, тем легче им управлять. Счастливым человеком манипулировать невозможно.

Что же такое манипуляция? Плюс-подкрепление здесь, плюс-подкрепление там, и все происходит. Как можно манипулировать человеком, у которого все есть? Мало того, что у него все есть, он абсолютно не знает, как оно на самом деле. Ему говорят:

– Вот так.

– Хорошо, пусть будет вот так.

– Ты беспринципный.

– Ну хорошо, я беспринципный. А как оно должно быть?

– Не знаю.

– Как, у тебя нет идеалов?

– Нет. (Смех.) У меня сплошная корысть. Хочу дойти до конца духовного пути.

– А что там будет?

– А там будет Ничего. И это самое замечательное – Ничего.

– Чего ничего?

– Да ничего, ничего.

– Как?

– Да ничего.

– Как оно ничего?

Внутри этой “великой пустоты” зреет кристалл веры, самосознания, – то хорошее, что может вызреть, – там свет. Чем человек прозрачнее для этого света, тем яснее видит. Тогда сознанию не требуется никаких идеологических установок. Просто видишь. И не важно – это на самом деле или нет. Я вижу. Вот человек. Вот я. Вот мы. Вижу. Пришел в министерство. О! Какие все важные! А вот в этом месте никакого контроля нет. Я туда и иду. Я же не знаю, как оно должно быть, как на самом деле входят к министру. Вхожу. Министр тоже не знает, как быть в таких случаях. Я говорю: “Что ты расстраиваешься? Вот ты мне подпиши тут, и я исчезну опять”. Он говорит: “Какие тревоги? Пожалуйста”. “Как же вы ему подписали?” – “Он какой-то дурной, понимаете? Не знает просто ничего. Случайно все это”.

Или вышли на третий уровень реальности. “Если можно, если мы не ошибаемся, что нам нужно, – скажите, пожалуйста, какой будет курс доллара? Вы не ошибаетесь. Вам нужно. Вот вам курс доллара, будьте любезны”.

– Как ты туда попал?

– А я знаю?

Нужно отказаться от дурного предубеждения, что все, что во мне есть, – это нужные вещи. Это не кишки, не легкие, не печень. Понимаете? Это мысли. Мыслительные установки. Штампы. Это все нужно до тех пор, пока вы по каким-то неизвестным причинам вдруг заинтересовались духовностью. И первое, что вам сообщает духовность: боже, сколько в тебе дерьма! Вы сразу: “А! Как это так! Нет чтоб мне медаль на грудь, что я в духовность пришел, цветы, оркестры. А мне говорят: у тебя дерьма...”

Трудно верить потому же, почему и трудно любить: трудно отказаться от желания мериться силами, соревноваться: кто лучше, кто точнее все знает, кто ведет, кто ведомый, кто любит меньше всего, кто больше. Я думаю, нам удастся сегодня сформулировать две глубокие истины.