Д) Последние месяцы во главе армии

В 1916 году по личному приказу Императора Николая II был основан город Романовна‑Мурмане (ныне город Мурманск). Это событие имело для России огромное значение – она приобретала незамерзающий порт. Была построена в кратчайший срок, в 20 месяцев, Мурманская железная дорога длиной в 1050 км, проходившая через край вечной мерзлоты.

Здесь нельзя не сказать о еще одной личной заслуге Николая II – о спасении сотен тысяч армян от турецкого геноцида. К сожалению, в 1915 году он не смог полностью предотвратить страшную бойню, устроенную турками, но оказал огромную помощь армянам. «По личному приказу Государя Императора Николая II, – пишет П. Пагануци, – русские войска предприняли ряд мер для спасения армян, в результате которых из 1 651 000 душ армянского населения Турции было спасено 375 тысяч, то есть 23 %, что само по себе является исключительной цифрой»[337]. Г. Тер‑Маркариан писал по этому поводу в своей книге «Как это было»: «Ради исторической справедливости и чести последнего русского царя нельзя умолчать, что в начале описываемых бедствий 1915 года, по личному приказанию царя, русско‑турецкая граница была приоткрыта и громадные толпы скопившихся на ней измученных армянских беженцев были впущены на русскую землю»[338].

К концу 1916 года в России остро чувствовались разлад железнодорожного транспорта и перебои продовольственных поставок в армию. Эти проблемы чрезвычайно волновали Государя. Начальник военных сообщений Ставки генерал Н. М. Тихменев вспоминал: «Предшествующее революции время войны сопровождалось, между прочим, двумя явлениями в области народного хозяйства: так называемым расстройством транспорта и недостатком продовольствия в городах и армии. Железные дороги казались каким‑то таинственным и неисчерпаемым исполином, который должен был безотказно делать все, что от него требовали. Отсутствие на железных дорогах необдуманно взятых в армию железнодорожных рабочих и специалистов, которых пришлось потом возвращать к их прямому делу, – давало себя чувствовать самым существенным образом. Другое явление – недостаток продовольствия в городах и на фронте – было печальным фактом. Оба означенные явления крепко беспокоили и заботили всех, кто так или иначе был прикосновенен к делу снабжения армий и населения. И крепче и больше всех заботили они покойного Государя, ясно понимавшего всю катастрофическую важность голодных волнений в населении и роковое влияние на ход боевых военных операций недостатка продовольствия»[339].

Во время встречи с Тихменевым Николай II затронул эти проблемы: «Остановившись передо мной, Государь секунду помолчал и затем спросил: „Скажите, Тихменев, все ли перевозите продовольствие для армии?“ „Мы перевозим все, Ваше Императорское Величество, – ответил я, – но должен доложить Вам откровенно, что удается это лишь потому, что дают нам к перевозке не очень много“. „Да, да я знаю“, – сказал раздумчиво Государь. Затем опять произошла некоторая пауза, после которой он, посмотрев на Егорьева и на меня и соединяя нас, таким образом, в общей беседе, сказал, обращаясь к Егорьеву: „Я вас прошу, достаньте непременно продовольствие для армии, а вы (обращаясь ко мне) непременно его перевезите. Я не сплю по целым ночам, когда я думаю, что армия может голодать“»[340].

Несмотря на имеющиеся глубокие проблемы в снабжении, положение к концу 1916 года, в военном и промышленном плане, внушало надежду на благополучный исход кампании. Оно, конечно, не позволяло закончить войну в 1917 году триумфальном вступлением в Берлин, но оно неминуемо привело бы к наступлению по образцу так называемого «Брусиловского прорыва». На весну‑лето 1917 года свое наступление готовили союзники на Западном фронте. В таких условиях сильно подорванная германская армия, несмотря на все свое мастерство, просто не смогла бы долго противостоять такому давлению с запада и востока. Катастрофа Германии неминуемо наступила бы в конце 1917 – начале 1918 года. Об этом свидетельствуют и немецкие генералы. Так, генерал Людендорф пишет, что всю надежду в начале 1917 года немцы возлагали на подводную войну. «Без подводной войны разгром четверного союза в 1917 году казался неизбежным»[341]. Будущее казалось уверенным, фронт надежным. «17 декабря, писал Государь императрице, – все главнокомандующие приезжают сюда на военный совет, так как пора готовить планы на будущую весну»[342]. «Русская армия к тому времени, – писал полковник В. М. Пронин, – благодаря усиленному производству отечественной промышленности и поддержке союзников, располагала огромными материальными и техническими средствами, она была ими богата как никогда. Что же касается духа армии, то он заставлял желать лучшего. Продолжительная и кровопролитнейшая во всей мировой истории война, вызвавшая огромную напряженность духовных и материальных сил, понизила вообще моральную устойчивость борющихся народов и их армий. Но, нужно правду сказать, это в большей степени, чем кого‑либо, коснулось нашей родины и русской армии; причиной тому были обстоятельства внутриполитического характера и, в частности, это был результат крупных пробелов в воспитании народных масс в духе сознательной и горячей любви к родине.

В общем же, однако, нужно признать, что русская армия начала 1917 года, прочно державшая свыше чем 1000‑верстный фронт, представляла внушительную силу и могла быть использованной не только для продолжения пассивной обороны, но и для наступления, что, при наличии огромных технических средств, сулило успех. Тот удар, который готовилась нанести вместе с союзниками Россия, был бы, более чем вероятно, роковым для Германии»[343].

Генерал А. С. Лукомский писал в своих воспоминаниях: «Заседание состоялось 17/30 и 18/31 декабря под председательством Государя Императора. Главный удар решено было нанести на Юго‑Западном фронте. На этом фронте остановились вследствие того, что, по имеющимся условиям, там можно было начать операцию раньше, чем на Западном и Северном фронтах, позиции противника там были более слабые и рассчитывали, что на этом фронте, после прорыва позиции противника, можно будет достичь решительных результатов. После успеха на Юго‑Западном фронте намечено было перейти в наступление и на других фронтах»[344].

Это было последнее большое военное совещание Императора Николая II Верховного Главнокомандующего. 18 декабря Николай II покинул Ставку и отправился в Царское Село. «Циркулировали упорные слухи, – пишет Лукомский, – что Государь в Ставку не вернется и состоится назначение нового главнокомандующего. Говорили о возможности возвращения великого князя Николая Николаевича»[345].

В. И. Мамонтов писал о том времени в своих воспоминаниях: «Я нашел Государя бодрым и жизнерадостным, каким уже давно Его не видел. Он великолепно выглядел и казался помолодевшим и полным сил, что я Ему и высказал. „Физически‑то я всегда чувствую себя хорошо и это неважно, что я выгляжу лучше, – сказал мне Государь. – А вот важно то, что нравственно я сейчас совершенно спокоен и уверенно смотрю в будущее. Я много работаю и, будучи в курсе всех наших военных действий, вполне убежден, что победа нам обеспечена“».

Мамонтов, согласившись с Царем, что военная ситуация благоприятна для России, высказал озабоченность внутриполитической обстановкой. «Государь внимательно, с недоверчивой улыбкой и возраставшим изумлением слушавший меня, не прерывая, при заключительных словах моих воскликнул: „Да вы с ума сошли, вам все это приснилось и приснилось когда же? Чуть не накануне нашей победы?! И чего вы боитесь? Сплетен гнилого Петербурга и крикунов в Думе, которым дорога не Россия, а их собственные интересы? Можете быть спокойны; если бы и могли произойти какие‑нибудь неожиданности, то соответственные меры против них приняты и повторяю, победа теперь уже на за горами“»[346].

До февральских событий оставалось меньше трех месяцев.