Покерная рука

Майкл Бингер – ученый, занимающийся физикой элементарных частиц в Стэнфорде. Его специальность – квантовая хромодинамика, раздел физики, который изучает вещество в его наиболее элементарной форме. Бингер также является профессиональным игроком в покер и проводит большую часть июня и июля за покрытыми войлоком столами казино Лас‑Вегаса, участвуя в Мировой серии покера, самом важном игровом событии в мире. Он один из тысяч игроков в покер, каждый год совершающих это паломничество. Эти опытные картежники могут быть совсем не похожими на профессиональных спортсменов – на чемпионате полно заядлых курильщиков с избыточным весом, – но это потому, что они спортсмены мозга. Когда речь идет об игре в покер, единственная вещь, отделяющая экспертов от любителей, – качество принимаемых ими решений.

Во время Мировой серии покера Бингер быстро втягивается в изнурительный распорядок дня. Он начинает играть в карты около полудня – его любимой игрой является «Техасский холдем», – и не меняет фишки на деньги до первых часов после полуночи. Затем Бингер идет в свой гостиничный номер – мимо стриптиз‑клубов, «одноруких бандитов» и дешевых кафе, – где пытается на несколько часов забыться беспокойным сном. «От игры в покер так заводишься, что потом сложно расслабиться, – говорит он. – Обычно я просто лежу в постели, думая обо всех картах, которые у меня были, и о том, как можно было их разыграть по‑другому».

Бингер начал играть в карты еще студентом, изучая математику и физику в Университете Северной Каролины. Как‑то на выходных он решил научиться играть в блэк‑джек. То обстоятельство, что очень многое в этой игре зависело от везения, очень скоро стало его раздражать. «Я страшно бесился, не зная, когда делать ставку», – говорит Бингер, так что он выучился считать карты. Он тренировался в шумных барах Северной Каролины, чтобы научиться сосредотачиваться среди пьяного гама. Бингер обладал количественным мышлением. «Я всегда был ботаником, решающим задачки ради удовольствия», – признается он, так что подсчет карт давался ему легко. Он быстро научился вести постоянный счет в голове, что давало ему существенное преимущество за карточным столом. (Бингер в основном использовал систему подсчета карт хай‑лоу, которая дает игроку преимущество в 1 % по сравнению с казино.) Вскоре Бингер начал ездить по казино и применять свой талант на практике.

«Первое, чему я научился, подсчитывая карты, – говорит Бингер, – это что для выигрыша можно использовать свои мозги. Конечно, элемент везения тоже присутствует, однако в долгосрочной перспективе выигрывает тот, кто правильно думает. Второе, чему я научился, – это то, что можно быть слишком умным. В казино работают специальные автоматизированные системы, которые следят за ставками, и если они обнаружат, что ваши ставки слишком точны, вас попросят уйти». Это означает, что время от времени Бингеру приходится нарочно делать плохие ставки. Он сознательно терял деньги, чтобы иметь возможность продолжать их зарабатывать.

Но, даже действуя осторожно, Бингер начал вызывать беспокойство во многих казино. При игре в блэк‑джек считается невозможным постоянно выигрывать у казино, а Бингер именно это и делал. Вскоре его имя было внесено в черный список, одно казино за другим сообщало ему, что он не может больше играть в блэк‑джек за их столами. «В некоторых казино просили вежливо, – рассказывает Бингер. – Выходил управляющий, который просил меня забрать свой выигрыш и уйти. А в некоторых были не столь любезны. Скажем так, они очень ясно давали понять, что я у них больше не желанный гость».

Поступив в аспирантуру по теоретической физике в Стэнфорд, Бингер постарался избавиться от своей картежной привычки. «Я понял, что ниже падать уже некуда, когда меня за один день вышвырнули из шести казино в Рино за подсчет карт, – говорит он. – Тогда я понял, что, возможно, стоит сосредоточиться на какое‑то время на физике». Он начал заниматься самыми сложными проблемами в этой области, изучая суперсимметрию и бозон Хиггса (тот самый неуловимый бозон Хиггса, часто называемый «божественной частицей», так как его обнаружение объяснило бы происхождение вселенной). «Разумеется, аналитические навыки, которые я приобрел, играя в карты, также пригодились мне и в науке, – говорит Бингер. – Вся хитрость в том, чтобы сосредоточиться на важных переменных, ясно мыслить, не отвлекаться. Если вы потеряете мысль при подсчете карт, вы продуете. Физика чуть более великодушна – можно все записывать, – однако она все равно требует очень дисциплинированного мыслительного процесса».

После нескольких лет усердной работы над диссертацией Бингер начал скучать по своим любимым карточным играм. Рецидив наступал постепенно. Он начал играть по несколько партий в покер с маленькими ставками со своими друзьями – просто пара игр после долгого дня, посвященного размышлениям над физическими уравнениями. Но вскоре друзья Бингера отказались играть с ним – он постоянно выигрывал у них все деньги. Так что Бингер снова начал участвовать в турнирах по покеру, выезжая по выходным в игорные залы рядом с аэропортом Сан‑Франциско. Несколько месяцев спустя Бингер стал зарабатывать за эти покерные поездки больше, чем он получал, занимаясь наукой. Он использовал свои выигрыши для выплаты студенческих долгов и начал немного откладывать на счет в банке. «Я понял, что никогда не смогу по‑настоящему сосредоточиться на физике, пока не попробую свои силы в покере, – говорит он. – Мне нужно было понять, смогу ли я». И тогда Бингер решил попытать счатья в качестве профессионального игрока.

Мировая серия покера (МСП) проводится в отеле «Рио» – в казино в бразильском стиле, находящемся через дорогу от Стрип, самой главной улицы Лас‑Вегаса. В основном латинские мотивы прослеживаются лишь в глупых костюмах обслуживающего персонала, сладких коктейлях и некрасивом ковровом покрытии, раскрашенном в яркие цвета Карнавала. Сам отель представляет собой типичную башню из фиолетового и красного зеркального стекла. Во время МСП в лобби «Рио» скапливается мусор чемпионата – окурки, пустые бутылки из‑под воды, протоколы матчей и обертки от фастфуда. Встревоженные игроки топчутся по углам, обмениваясь историями о плохих ставках и счастливых случаях. Даже в сувенирном магазине отеля в честь этого события наряду с эротическими журналами начинает продаваться большое количество учебников по игре в покер.

Большая часть чемпионата проходит в зале «Амазонка» – пещерообразном, похожем на склад помещении, вмещающем в себя более двухсот карточных столов. Камеры слежения свисают с потолка зловещими зеркальными шарами. По сравнению с остальным Лас‑Вегасом атмосфера в этой огромной комнате крайне сдержанная и серьезная. (Здесь никто не посмеет мусорить.) Даже когда это гигантское пространство заполнено игроками в покер, в нем иногда бывает удивительно спокойно – единственными звуками остаются шелест колод и мерное жужжание кондиционеров. Снаружи стоит жара почти в 46 градусов.

Бингер – высокий худой мужчина с угловатым лицом. У него мальчишески светлые волосы, которые он обычно укладывает с помощью большого количества геля, так что они стоят торчком. На каждый чемпионат по покеру он одевается одинаково: бейсболка задом наперед, темные очки марки Oakley и яркая рубашка на пуговицах. Подобное постоянство типично для игроков в покер – людей привычки, свято верящих в повседневные ритуалы. (Распространенная шутка среди профессионалов – «быть суеверным – плохая примета».) Некоторые профессионалы день за днем носят одни и те же толстовки, пока в конце концов резкий запах их волнения не начинает бежать впереди них. Другие приобретают странные гастрономические привычки, как Джейми Голд, который, несмотря на свою аллергию на яйца, всегда заказывает на завтрак омлет.

Бингер тоже ест яйца. Его завтрак всегда состоит из яичницы из одного яйца, слегка обжаренной с двух сторон, на немного подрумяненном тосте. Съев это, он выпивает немного апельсинового сока, а затем чашку крепкого чая. «От десяти до двадцати минут» он переваривает пищу, после чего едет в спортзал, где выполняет жестко регламентированный набор упражнений. «Все эти привычки, наверное, кажутся немного безумными, – говорит Бингер, – но когда участвуешь в чемпионате, очень важно не отвлекаться на мысли о том, что заказать на завтрак или сколько кругов проплыть. Рутина все очень упрощает, так что я могу думать о покере, только о покере и ни о чем другом, кроме покера».

На МСП 2006 года Бингер был одним из 8773 игроков, которые заплатили по $10 000 за участие в главном событии чемпионата – соревновании по безлимитному «Техасскому холдему», тянувшемуся более чем 13 дней. С 1991 года, когда денежный приз МСП впервые превысил миллион долларов, соревнование по игре в покер стало прибыльнее, чем Уимблдон, чемпионат Ассоциации профессиональных игроков в гольф и Кентуккийские скачки. С 2000 года оно стало самым дорогостоящим спортивным событием в мире, по крайней мере для победителей. (Более 90 % участников не «сделают денег», что означает, что они потеряют весь свой вступительный взнос.) В 2006 году ожидалось, что самый большой выигрыш на главном соревновании превысит 12 миллионов долларов. Чтобы заработать аналогичную сумму игрой в теннис, нужно выиграть ю Уимблдонов.

У «Техасского холдема» простые правила. Девять игроков садятся за карточный стол, каждый из них полон решимости собрать лучшую возможную руку[32]. Игра начинается с того, что всем игрокам раздается по две карты рубашкой вверх. Затем два игрока, сидящие слева от сдающего, должны сделать ставки еще до того, как они увидят свои карты. (Эти ставки гарантируют, что при любой руке на кону будут какие‑то деньги.) У оставшихся игроков есть три варианта: они могут сделать такую же ставку, поднять ее или сбросить карты. Если у игрока хорошие карты – лучшим вариантом является пара тузов, – он сделает высокую ставку. (Если, конечно, он не хочет притвориться, что у него плохие карты, но это уже другая история.) Плохие карты являются хорошей причиной для того, чтобы их сбросить.

После того как первый раунд ставок завершился, раздаются три карты, используемые всеми игроками: лицевой стороной наверх они кладутся в центр стола. Эти карты называются флоп. Теперь наступает второй раунд ставок, когда игроки подгоняют свои ставки под эту новую информацию. Затем раздаются еще две общие карты, по одной за раз, за каждой из них следует раунд ставок. (Четвертая карта называется терн, а пятая – ривер). Затем каждый игрок собирает наиболее ценную из возможных рук, объединяя две первые закрытые карты, которые знает только он, и любые три из пяти общих карт. Итак, предположим, вам сдали туза и десятку червей. Наилучшая комбинация общих карт будет состоять из валета, дамы и короля червей, потому что тогда у вас будет флеш‑рояль, лучшая рука в покере. (Флеш‑рояль получается примерно один раз на 648 739 рук.) Если у вас валет, дама и король из разных мастей, тогда у вас стрит (вероятность – 253 к 1). Хороши будут также три червы любого достоинства, потому что они дадут вам флеш (вероятность – 507 к 1). Вероятнее всего, вы окажетесь с какой‑нибудь одной парой (вероятность – 1,37 к 1) или вообще ни с чем – в этом случае самая большая по номиналу карта, туз, и есть вся ваша рука.

По своей сути покер – глубоко статистическая игра. Каждая рука оценивается исходя из ее редкости, так что наличие двух пар ценнее, чем наличие одной, а стрит‑флеш ценнее стрита и флеша по отдельности. Игрок в покер, который умеет анализировать две свои закрытые карты в терминах возможных вероятностей – который знает, что сданные ему две четверки означают, что вероятность того, что на флопе также окажется четверка, составляет 4 %, – обладает определенным преимуществом перед своими соперниками. Он может делать ставки, основываясь на законах статистики, так что его ставки отражают вероятность его выигрыша.

Однако эта игра не только про карты. Бесконечно сложным покер делают ставки. Именно это превращает «Техасский холдем» в черную магию – смесь драматического мастерства и теории игр. Рассмотрим акт поднятия ставки. Такой ход может иметь очень простой смысл: игрок демонстрирует уверенность в своих закрытых картах. Или это может быть признаком блефа, когда игрок пытается сорвать банк, заставив всех остальных игроков сбросить карты. Как можно различить эти два различных намерения? Вот тут‑то в дело и вступает опыт. Профессиональные игроки в покер постоянно пытаются раскусить своих противников, ища малейшие признаки обмана. Вписывается ли эта ставка в его стандартную манеру поведения? Был ли игрок весь вечер постоянно сдержанным или агрессивным? Почему его левый глаз подергивается? Это признак нервозности? (Те, кого легко раскусить, называются «азбучными игроками».) Конечно, лучшие игроки в покер также являются лучшими обманщиками, способными постоянно сбивать своих противников с толку при помощи убедительнейших блефов и непредсказуемых ставок. Они знают, что самое главное в покере – не то, какие карты у них на руках, а то, какие у них карты по мнению других игроков. Хорошо поданная ложь ничем не хуже правды.

В начале чемпионата Бингер играл в спокойный покер, используя свои выдающиеся математические способности, отточенные в аспирантуре, для того чтобы методично вычислять, с какими руками он должен участвовать в игре. Девять раз из десяти он сразу же сбрасывал карты, и он рисковал деньгами только тогда, когда его закрытые карты имели приличную статистическую вероятность, например, пара старших карт или комбинация туз – король. «На начальных раундах каждого турнира всегда полно игроков, которым, возможно, там не место, – говорит Бингер. – Это богатые ребята, которые думают, что играют гораздо лучше, чем есть на самом деле. На этом этапе игры самое важное, что можно сделать, – не совершить серьезную ошибку. Не стоит слишком рисковать. Вам просто нужно остаться в игре. На этом этапе я всегда прибегаю к математике».

Рассмотрим, к примеру, одну из ранних рук Бингера на МСП. Ему сдали безупречную пару тузов; эта комбинация настолько хороша, что у нее есть свое собственное название – «Американские авиалинии». Естественно, Бингер решил поднять ставку. Хотя это было скромное повышение – Бингер не хотел никого спугнуть, – все остальные игроки за столом решили сбросить карты, за исключением холеного пожилого мужчины, одетого в ярко‑желтую рубашку поло с большими пятнами пота под мышками. Он подтолкнул свою небольшую стопку фишек к центру стола. «Иду ва‑банк», – заявил мужчина в желтом. Бингер предположил, что у него либо пара старших карт (например, два короля), либо две старшие карты одной масти (к примеру, король и дама пик). Бингер немного помедлил и оценил свои шансы. Если он правильно догадался о комбинации другого игрока, – а это было серьезное допущение, – тогда вероятность того, что он выиграет, составляла от 82 % до 87 %. Бингер решил сравнять ставки. Мужчина нервно открыл свои карты: туз и валет бубен. Флоп был роздан, однако это был бессмысленный набор карт. Терн и ривер тоже не могли ему помочь. Пара тузов Бингера была сильнее. Мужчина в желтой рубашке поморщился и, ни слова не говоря, ушел прочь.

Дни идут, и слабые игроки безжалостно отбраковываются. Это похоже на естественный отбор в режиме быстрой перемотки. Чемпионат идет без ночного перерыва, пока не будет удалено больше половины игроков, так что игры часто продолжаются до двух или трех часов утра. («Научиться вести ночной образ жизни – одна из составляющих успеха», – говорит Бингер). К четвертому дню даже самые опытные игроки начинают выглядеть немного изнуренными. На их небритых лицах застывает выражение усталости, а отсутствующий взгляд свидетельствует об адреналиновом похмелье. Затхлый запах сигаретного дыма кажется популярным дезодорантом.

Бингер постепенно становится за игровым столом все более агрессивным. Как будто его связанные со ставками инстинкты имеют регулятор громкости, и теперь он медленно увеличивает звук. Он все еще сбрасывает большинство рук, но когда он все же решает сделать ставку, он действует решительно. В этих случаях он следует хорошо отрепетированному сценарию. Бингер еще раз смотрит на свои закрытые карты и играет желваками. Затем он поправляет солнечные очки с отражающими стеклами, плотно прижимая их к глазам, снова смотрит на карты и сдвигает устрашающую стопку фишек на центр стола. Его лицо излучает самоуверенность. Он закончил с подсчетами и знает свои шансы. После этого другие игроки чаще всего сбрасывают свои карты.

Эта безукоризненная стратегия оправдывает себя. К концу пятого дня чемпионата Бингер на четвертом месте с фишками на 4 920 000 долларов. Четырнадцать часов спустя у него уже 5 275 000. После семи утомительных дней он собрал внушительную гору фишек стоимостью почти 6 000 000 долларов. А затем на восьмой день Бингер наконец оказывается за финальным столом. Когда игра начинается, у голливудского продюсера Джейми Голда безусловное лидерство по количеству фишек. Голд играет в умный покер, но ему также поразительно везет. Как сказал мне позже один из профессиональных игроков, " [У Голда] потрясающая способность вытаскивать карты у себя из задницы. И каким‑то образом он всегда вытаскивает ровно то, что ему нужно».

Через несколько часов Голд начинает избавляться от некоторых из оставшихся игроков. Так как у него гораздо больше фишек, чем у всех остальных, он может превратить каждую руку в потенциальную западню. Голд также может самозабвенно блефовать, так как, заставляя его раскрыть карты, другой игрок вынужден идти ва‑банк. Бингер играет осторожно («Мне просто не доставались хорошие карты», – скажет он позже), так что он ждет и наблюдает. Крупные первоначальные ставки постепенно уменьшают его количество фишек, но он начинает лучше понимать своих соперников. «Через какое‑то время просто начинаешь чувствовать других людей, – говорит он. – Смотришь, как они делают какую‑нибудь ставку, а затем почесывают нос или что‑то еще, и вдруг неожиданно понимаешь, что у ничего них ничего нет и можно не сбрасывать». В покере нельзя быть абсолютно уверенным ни в чем, а это означает, что даже слабое предчувствие крайне ценно, если оно может немного уменьшить неуверенность. Эти психологические интерпретации нельзя измерить количественно – вы не можете обобщить человека в терминах вероятностей, – но они все равно дают Бингеру информацию, необходимую при принятии решения о ставках.

Когда остается всего пять игроков, Бингер начинает действовать. «Все началось, когда мне досталась пара королей, – говорит он. – Я сразу решил сделать довольно агрессивную ставку». За несколько часов до этого Бингер с помощью блефа лишил одного из пяти оставшихся игроков, Пола Васику, большой суммы денег. Хотя Бингеру раздали плохие карты, его агрессивная ставка убедила всех остальных сбросить карты. Бингер понимал, что Васика все еще злится. «Я понимал, что Пол думает, будто я просто опять блефую, – вспоминает Бингер. – Он думал, что у меня пара небольших карт. Но у меня была пара королей».

Бингер хотел заманить Васику еще дальше. В такие тактические моменты покер выходит за пределы вероятностей. Игра становится серьезной человеческой драмой, соревнованием в искусстве принятия решений. Бингеру нужно было сделать ставку, которая убедила бы Васику, что он снова пытается взять банк при помощи блефа, что он опять делает агрессивную ставку, имея лишь пару небольших карт. «Я решил пойти ва‑банк, – говорит Бингер. – Не набирая установленного числа взяток, делая вид, что у меня сильная рука, на самом деле я выглядел слабым, по крайней мере в его глазах. Затем я попытался проявить слабость, но сделал это незаметно, потому что иначе он бы понял, что я только делаю вид, что блефую, что было бы верным признаком того, что на самом деле у меня хорошие карты». Лучший друг и брат Бинге‑ра следили за чемпионатом по кабельному телеканалу. Лучший друг был убежден, что Бингер блефует и что его сейчас вышибут из чемпионата. Признаки сдерживаемого беспокойства были очевидны: Бингер непрерывно барабанил пальцами по столу и впился зубами в нижнюю губу. «Только мой брат понимал, что происходит, – говорит Бингер. – Наверное, он знал, как интерпретировать выражения моего лица. Он сказал, что я слишком явно демонстрировал слабость, так что, должно быть, на самом деле все у меня было в порядке».

Васика заглотил наживку. Он был настолько уверен, что Бингер блефует, что поставил миллион фишек на слабую руку. Бингер взял банк и удвоил свои фишки. «Эта ставку не имела ничего общего с математикой, – говорит он. – У меня и раньше бывали пары старших карт, и я никак их не использовал… Но в тот раз, как только я увидел свои карты, я знал, что мне нужно сделать. Честно говоря, я не знаю, почему я поставил все на эту руку. Если бы я по‑настоящему об этом задумался, я, возможно, не сделал бы этого. Ставка была чертовски рискованной. Но я чувствовал, что это правильное решение. Вы можете провести любой вероятностный анализ, но в конце концов все сводится к чему‑то, что вы толком не можете объяснять».

Профессиональные игроки в покер – фаталисты. Они живут в детерминированном мире, которым правят таинственные силы. Все возможно, однако происходит только что‑то одно. Вы можете получить ту карту, которая вам нужно при сдаче ривера, а можете и не получить. Есть вероятность, что вы составите стрит, но вероятно также, что вы его не составите. Покер – игра тонкого мастерства и изящных вероятностей, но это еще и лотерея.

Это подводное течение случайностей – определяющая характеристика игры. Именно она делает психологические аспекты покера – искусное различение чужих эмоций, убедительный блеф, необъяснимые догадки – такими важными. А вот шахматы, к примеру, наоборот, игра, основанная только на непосредственно наблюдаемых данных. В ней нет никаких секретов, перетасованных колод или спрятанных карт, все движущие механизмы игры на виду – все происходит прямо перед вами на шахматной доске. В результате компьютеры могут раз за разом обыгрывать гроссмейстеров, они могут использовать свои практически безграничные вычислительные мощности для того, чтобы найти идеальный ход. Покер же нельзя так просто подчинить математике и микросхемам. Великие игроки в покер – не просто играющие на деньги статистики. Им нужно кое‑что еще – необъяснимая способность понимать, когда стоит поставить все на пару королей. «Покер – это и наука, и искусство, – говорит Бингер. – Чтобы добиться в нем успеха, нужно овладеть обеими сторонами игры».

Бингер говорит о том, что всегда существует два способа обходиться с выпавшими картами. Первый подход – математический. Он состоит в том, чтобы относиться к каждому набору карт как к математической задаче, и предполагает, что выиграть – это просто правильно подставить вероятности в сложное уравнение. Согласно этой стратегии, игроки в покер должны действовать как рационалисты, ища ставки, имеющие минимальный риск и максимальную выгоду. Именно так и вел себя Бингер во время начальных раундов МСП, когда он ставил только на те руки, которые должны были выиграть с большой вероятностью. Зарабатывание денег превращалось просто в правильную оценку вероятностей.

Но Бингер понимает, что покер – это не просто набор математических задач. Когда он говорит об искусстве игры, он имеет в виду все то, что нельзя представить в виде цифр. Статистические законы не могли подсказать Бингеру, как заманить Васику в ловушку или должен ли он блефовать, имея на руках пару не очень высокого достоинства. Даже наиболее тщательно высчитанные вероятности не могут избавить перетасованную карточную колоду от непредсказуемости. Именно поэтому лучшие игроки в покер не делают вид, что покер можно просчитать. Они знают, что в конечном счете эта игра остается загадкой.

Разница между математическими задачами и загадками очень важна. Чтобы решить математическую задачу, нужно лишь рационально поразмыслить. Некоторые руки в покере, конечно, можно разыграть, полагаясь на математику: когда вам раздают пару тузов или вы получаете стрит на флопе, вы будете делать более агрессивную ставку Вероятность на вашей стороне, и небольшое количество статистических выкладок приведет вас к правильному решению. Но этот рациональный подход нельзя применять к большому количеству покерных рук, являющихся несомненными загадками. В таких ситуациях дополнительный статистический анализ не поможет игроку принять решение. Более того, слишком интенсивные размышления являются частью проблемы, потому что дополнительные мысли только мешают. «Иногда мне приходится заставлять себя не сосредотачиваться на математических выкладках, – говорит Бингер. – Опасность математики состоит в том, что она может заставить вас думать, что вы знаете больше, чем на самом деле. Вместо того чтобы думать о том, что делает другой игрок, вы в результате зацикливаетесь на процентных отношениях». Первый этап разгадывания загадки состоит в понимании того, что простого решения нет. Никто не знает, какая карта будет следующей.

И тогда в игру вступают чувства. Когда нет очевидного ответа, игрок в покер вынужден принимать решения, используя свой эмоциональный мозг. Так что слабая догадка относительно руки и необъяснимое предчувствие относительно противника в результате становятся решающими факторами. Это решение не будет идеальным – слишком уж велика неопределенность, – однако это лучший вариант. Загадки требуют чего‑то большего, чем простая рациональность. «Я знаю, что мой мозг усваивает гораздо больше переменных, чем я осознаю, – говорит Бингер. – Особенно когда речь идет о понимании других игроков. Я часто очень точно разгадываю их поведение, даже не зная, на какие сигналы обращаю внимание. По мере того как я набирался опыта, я чувствовал, что моя интуиция становится все лучше и лучше, пока я почти не перестал в ней сомневаться. Если у меня есть четкое ощущение, я полагаюсь на него».

Помните эксперимент с картами Дамасио? В той азартной игре игрокам требовалось перевернуть примерно восемьдесят карт, прежде чем они могли сознательно объяснить, какая колода карт наилучшая. Их выводы были рациональны, но приходили они к ним довольно медленно. На математические вычисления требуется время. Однако когда Дамасио измерил эмоции этих людей, он выяснил, что их чувства могли опознать хорошие колоды всего после десяти карт. Когда испытуемые тянулись к рискованным колодам, они испытывали приступ нервозности, хотя они не могли объяснить, почему так нервничали. Те из них, кто доверился своему эмоциональному мозгу, кто прислушался к влажным ладоням, получили больше всего денег.

Различные стратегии, используемые игроками в покер, демонстрируют, как полезен мозг, способный одновременно на рациональный анализ и иррациональные эмоции. Иногда помогает посмотреть на карты с точки зрения отстраненной статистики и делать ставки только тогда, когда шансы на вашей стороне. Однако лучшие игроки в покер также знают, когда не нужно полагаться на математику. Люди – не элементарные частицы. Играть в игру значит принять неполноценность статистики, понимать, что цифры не знают всего. Бингер осознает, что в определенных ситуациях важно прислушаться к своим чувствам, даже если они не всегда знают, на что реагируют. «Как физику мне бывает сложно признать, что я не могу рационально прийти к выигрышной руке, – говорит он, – однако такова реальность покера. Вы не можете описать ее в виде идеальной модели. Она основывается на, казалось бы, бесконечном количестве данных. В этом смысле покер очень похож на реальную жизнь».

Ап Дейкстерхус, психолог из Амстердамского университета, совершил научный прорыв, покупая себе машину Как и большинство потребителей в этой ситуации, Дейкстерхус был слегка ошеломлен разнообразием марок и моделей. Нужно было обдумать слишком много вариантов. Чтобы выбрать правильную машину, Дейкстерхусу нужно было учесть головокружительное число переменных – от расхода топлива до объема багажника. А затем, когда он принял решение, Дейкстерхусу пришлось выбирать, какое дополнительное оборудование ему нужно. Люк в крыше? Дизельный двигатель? Шесть колонок? Боковые подушки безопасности? Список возможностей казался бесконечным.

И тогда Дейкстерхус понял, что покупка машины выходит за пределы его сознательного мозга. Он больше не помнил, у кого объем двигателя больше – у «тойоты» или у «опеля» и кто – «ниссан» или «рено» – предлагал самые выгодные условия по лизингу. Все эти различные переменные смешались между собой, его префронтальная кора была в замешательстве.

Однако если Дейкстерхус не мог разобраться в разных машинах, как же он мог принять хоть какое‑то решение? Или ему было суждено выбрать неподходящую машину? Какой самый лучший способ сделать трудный выбор? Чтобы ответить на эти вопросы, Дейкстерхус решил провести практический эксперимент, результаты которого позже были напечатаны в журнале Science. Он выбрал нескольких голландцев, которые покупали машины, и дал каждому из них описания четырех различных подержанных автомобилей. Каждый из них был оценен в четырех разных категориях, так что в целом каждый покупатель получал шестнадцать порций информации. К примеру, машина № 1 была описана как расходующая мало бензина, но имеющая плохую коробку передач и слабую аудиосистему. Машина № 2 плохо слушалась руля, но в ней было большое пространство для ног. Дейкстерхус спроектировал эксперимент таким образом, что одна машина была объективно лучшей, обладающей «преимущественно позитивными характеристиками». Показав испытуемому эти рейтинги автомобилей, Дейкстерхус давал ему несколько минут на то, чтобы он обдумал свое решение. В этой «простой» ситуации более 50 % испытуемых выбирали лучшую машину.

Затем Дейкстерхус показал различным группам людей те же рейтинги автомобилей. Однако на этот раз он не давал им сознательно обдумать свое решение. Предоставив данные о машинах, он несколько минут отвлекал испытуемого простыми головоломками, а затем неожиданно просил совершить выбор. Дейкстерхус спроектировал эксперимент таким образом, чтобы человек был вынужден принять решение при помощи бессознательного мозга, опираясь только на свои эмоции. (Сознательное внимание было сосредоточено на решении головоломок.) В результате решения этих испытуемых были гораздо хуже, чем у тех, кому позволялось сознательно подумать о разных машинах.

Пока что все банально. Если бы «выбирающие бессознательно» потратили немного времени на рациональный анализ, они бы не купили плохую машину. Эти данные подтверждают общепринятую точку зрения: рассудок всегда лучше. Мы должны думать перед тем, как примем решение.

Однако для Дейкстерхуса это была лишь разминка. Он повторил эксперимент, только на этот раз он оценил каждую машину в двенадцати различных категориях. (Эти «сложные» условия были в большей степени приближены к реальному запутанному процессу покупки автомобиля, при котором покупателей обычно оглушают огромным количеством фактов и цифр.) В дополнение к информации о качестве коробки передач и расходе бензина испытуемым также сообщали количество держателей для чашек, размер багажника и т. д. Их мозгам пришлось справляться с сорока восемью различными порциями информации.

Смогло ли сознательное обдумывание привести к лучшему решению и на этот раз? Дейкстерхус обнаружил, что те люди, которым давали время подумать рационально, – те, кто мог тщательно рассмотреть каждый вариант, – теперь выбирали идеальную машину меньше чем в 25 % случаев. Другими словами, они справились с заданием хуже, чем если бы выбирали наобум. А те испытуемые, которых на несколько минут отвлекали и которым пришлось выбирать с помощью своих эмоций, смогли выбрать лучшую машину почти в 6о% случаев. Они смогли просеять беспорядок автомобильных фактов и найти идеальный вариант. Лучшая машина вызывала самые сильные позитивные чувства. Эти нерационально выбирающие люди принимали гораздо лучшие решения.

Но, возможно, эти данные являются лабораторным эффектом – результатом того, что людей заставили выбирать машину в искусственных условиях? Так что Дейкстерхус решил перевести эксперимент в реальный мир. Он начал с опроса покупателей в различных магазинах: он спрашивал их, какую информацию они обдумывают, когда принимают решения. На основании полученных ответов он поставил «баллы сложности» списку потребительских товаров. Дейкстерхус обнаружил, что некоторые продукты, такие как дешевые кухонные принадлежности (консервные ножи, овощечистки, прихватки и т. д.) и предметы быта (лампочки, туалетная бумага, зонты и т. д.), покупатели выбирали довольно легко. Делая свой выбор, люди не оценивали множество переменных, потому что этих переменных было не так уж много. Так как в большинстве магазинов было представлено только несколько разновидностей овощечисток и туалетной бумаги, покупатели могли быстро сосредоточиться на наиболее важных факторах, например на цене. Принятие таких простых потребительских решений было равноценно выбору машины, когда известны только четыре характеристики.

Как и следовало ожидать, изучив, как люди покупают недорогие приспособления для готовки, Дейкстерхус обнаружил, что чем больше времени они проводят, размышляя над своими решениями, тем больше удовольствия получают позднее. В целом люди справлялись с заданием лучше всего, когда они тщательно сравнивали все варианты и с помощью аргументированных рассуждений выбирали лучшие овоще‑чистки. Они были склонны сожалеть об импульсивных покупках, так как в результате оказывались обладателями кухонных приборов, в которых не нуждались или которые им не нравились. При покупке простых потребительских товаров лучше всего сделать паузу и поразмыслить о покупке.

Затем Дейкстерхус изучил более сложные шопинг‑ситуации. Его опрос показал, что выбор мебели является одним из самых сложных потребительских решений, так как включает в себя много различных переменных. Вот, к примеру, кожаный диван. Во‑первых, нам нужно понять, нравится ли нам, как он выглядит и какой он на ощупь. (Как продемонстрировал Тимоти Уилсон на примере с клубничным джемом, простое понимание своих собственных предпочтений – уже очень сложная когнитивная задача.) Затем нам нужно подумать о том, впишется ли этот диван в интерьер нашего дома. Не будет ли он дисгармонировать с кофейным столиком? Совпадет ли по цвету с занавесками? Будет ли кошка царапать кожу? Перед тем как вы сможете принять хорошее решение относительно этого дивана, необходимо ответить на все это множество вопросов. Проблема заключается в том, что префронтальная кора не может сама справиться с таким объемом информации. В результате она обычно фиксируется лишь на одной переменной, необязательно релевантной, такой как цвет кожи. Рациональный мозг вынужден чрезмерно упрощать ситуации. Вспомните, к примеру, врачей, которые основывались на результатах МРТ при диагностировании причин боли в спине: МРТ предоставляла им такой большой объем анатомический данных, что в результате они сосредотачивались на аномалиях позвоночных дисков, хотя эти аномалии, возможно, не являлись причиной боли. В итоге это привело к множеству ненужных операций.

Проследив за покупателями в IKEA, Дейкстерхус обнаружил, что чем дольше люди анализировали представленные варианты, тем меньше они были удовлетворены своими решениями. В мебельном магазине их рациональные способности были подавлены, и они выбирали неподходящий кожаный диван. (В IKEA представлено более тридцати различных видов диванов.) Другими словами, покупатели мебели справлялись с покупкой лучше всего, когда они вообще не думали, а просто прислушивались к своему эмоциональному мозгу.

Помните эксперимент с плакатами, на которых были репродукции картин и забавные кошки? В том исследовании, проведенном Тимоти Уилсоном, испытуемые оказывались меньше удовлетворены своим выбором, когда сознательно думали о том, что выбрать: анализ собственных предпочтений приводил к их ошибочной интерпретации. Уилсон сделал вывод, что, выбирая такие вещи, как плакаты или клубничный джем, люди справляются лучше, если они прислушиваются к своим первоначальным инстинктам. В одном из самых недавних экспериментов Дейкстерхус повторил исследование Уилсона, добавив при этом кое‑что новое: он хотел узнать, будут ли люди лучше принимать решения, если позволить им использовать механизм бессознательного принятия решений – они смотрели на плакаты, а затем на семь минут их отвлекали с помощью нескольких анаграмм.

Ответом, как оказалось, было четкое «да». Сознательное размышление о плакатах снова привело к худшим решениям – спустя три недели эти люди оказались меньше удовлетворены своим выбором. А наиболее удовлетворенными испытуемыми оказались те, кто позволил вариантам плакатов несколько минут помариноваться в бессознательном мозге, а затем выбрал тот плакат, который ассоциировался с наиболее позитивными эмоциями. Дейкстерхус предполагает, что плакаты с репродукциями выигрывают от таких скрытых процессов мышления, потому что они являются сложными решениями, требующими от людей интерпретации их собственных субъективных желаний. Непросто определить, предпочитаете ли вы Ван Гога Марку Ротко и будете ли вы с большим удовольствием смотреть на импрессионистский пейзаж, чем на абстрактное экспрессионистское полотно. «Представьте себе, что вы находитесь на аукционе произведений искусства в Париже, – говорит Дейкстерхус. – На нем можно купить картину Моне за сто миллионов, а можно – полотно Ван Гога за сто двадцать пять миллионов. Как вам выбрать? Лучше всего сделать следующее. Сначала внимательно посмотрите на обе картины. Затем покиньте аукционный зал, на какое‑то время отвлекитесь (в Париже это несложно) и только после этого принимайте решение».

Эти простые эксперименты проливают свет на очень распространенную проблему повседневной жизни. Мы часто принимаем решения по крайне сложным вопросам. В таких ситуациях сознательное обдумывание всех вариантов может оказаться ошибкой, так как это перегружает префронтальную кору слишком большим объемом информации. «Мораль этого исследования очевидна, – говорит Дейкстерхус. – Используйте ваш сознательный мозг для сбора всей информа

ции, которая вам нужна для принятия решения. Но не пытайтесь анализировать эту информацию с помощью своего сознательного мозга. Вместо этого отправляйтесь в отпуск, пока ваш бессознательный мозг будет это усваивать. То, что вам затем подскажет ваша интуиция, почти наверняка и будет лучшим решением». Дейкстерхус утверждает, что этот психологический принцип имеет далеко идущие последствия и также может применяться к решениям, не имеющим никакого отношения к процессу покупки. Любой человек, постоянно принимающий сложные решения, от управляющих компаниями до игроков в покер, может извлечь пользу из более эмоционального процесса мышления. Если у человека есть достаточно опыта в этой области – он потратил время на тренировку своих дофаминовых нейронов, – он не должен тратить слишком много времени на сознательное обдумывание вариантов. Самыми сложными решениями являются те, которые требуют больше всего чувств.

Сначала принять эту идею может быть нелегко. Мы, разумеется, полагаем, что такие решения требуют аналитической точности рационального мозга. Пытаясь разобраться в сложной ситуации, мы уверены, что должны сознательно обдумать представленные варианты, хорошо поразмышлять над разными моделями машин или сравнить все возможные диваны в IKEA. С другой стороны, простые ситуации обычно считаются подходящими для эмоций. Вы можете позволить своей интуиции выбрать основное блюдо для ужина, но вам не придет в голову позволить ей выбрать вам новую машину. Вот почему средний американец тратит тридцать пять часов, сравнивая модели автомобилей, перед тем как решит, какую покупать.

Однако общепринятая точка зрения на процесс принятия решений ошибочна. Как раз простые проблемы – обычные математические задачи повседневной жизни – лучше всего подходят для сознательного мозга. Эти простые решения не будут ошеломлять префронтальную кору. Более того, они настолько просты, что они обычно сбивают с толку эмоции, которые не знают, как сравнивать цены или высчитывать шансы руки в покере. (Когда люди в таких ситуациях полагаются на свои чувства, они совершают ошибки, которых можно было бы избежать, например, из‑за отвращения к потере или арифметических ошибок[33].) А вот сложные проблемы требуют вычислительных мощностей эмоционального мозга, суперкомпьютера сознания. Это не значит, что вы можете просто моргнуть и сразу понять, что делать, – даже бессознательному требуется немного времени для обработки данных, – однако это наводит на мысль о том, что существует лучший способ принятия сложных решений. Выбирая диван или имея на руках таинственный набор карт, всегда прислушивайтесь к своим чувствам. Они знают больше вас.

Майкл Бингер начал выигрывать чемпионаты по покеру, как только понял, что игра не сводится просто к математической задаче. Хотя он и физик, привыкший выискивать количественные шаблоны в большинстве вероятностных систем, Бингер в результате обнаружил, что не может просто провести расчеты и ожидать, что его рука выиграет. Ему также нужно было знать, когда численных вычислений окажется недостаточно. «Я уже какое‑то время могу определить вероятность выигрыша покерной руки, однако до недавнего времени я всегда не слишком успешно выступал на Мировой серии, – говорит Бингер. – Думаю, что уровень во всех остальных областях, во всем том, что нельзя измерить количественно, набирается постепенно».

Это прозрение позволило Бингеру увидеть карточную игру такой, какова она есть, а не такой, какой он хотел ее видеть. Он больше не делал вид, что есть какое‑то универсальное решение покерной задачи. Игра была слишком сложной и непредсказуемой, чтобы просчитывать ее с помощью статистики. Бингер пришел к пониманию того, что разные ситуации требуют разных способов мышления. Иногда ему приходилось играть, опираясь на статистику. А иногда ему приходилось доверяться своей интуиции.

Это понимание относится не только к покеру. Рассмотрим, к примеру, финансовые рынки. Уолл‑стрит часто сравнивают с азартными играми – как и Лас‑Вегас, это то место, где везение может играть такую же важную роль, как и логика, – и когда нужно принимать решения, это сходство может многое объяснить. И покер, и инвестиции являются по сути стохастическими процессами, требующими от людей действий в условиях неполной информации. Никто не знает, как рынок отреагирует на последние экономические данные или какая карта появится на ривере. Никто не знает, будет ли Федеральная резервная система понижать процентные ставки в следующем квартале и блефует ли игрок с большой стопкой фишек. В таких ситуациях единственный способ добиться успеха в долгосрочной перспективе – использовать обе мозговые системы в соответствующих ситуациях. Мы должны думать и чувствовать.

Несколько лет назад Эндрю Лоу, профессор экономики из MIT, подключил десять валютных спекулянтов и биржевых маклеров из брокерских фирм к сенсорам, которые отслеживали их пульс, кровяное давление, температуру и электропроводимость кожи. Эти признаки коррелировали с эмоциями: сильные чувства способствуют учащенному пульсу. К концу дня биржевые маклеры приняли более тысячи финансовых решений, рискуя более чем 40 миллионами долларов. Будь эти профессиональные инвесторы сугубыми рационалистами, как предполагает экономическая теория, их органические реакции должны были бы быть исключительно спокойными. Однако когда Лоу посмотрел на полученные данные, он обнаружил, что при принятии решений у инвесторов потели ладони и скакало давление. Большинство финансовых сделок сопровождалось приливами чувств.

И это вовсе не обязательно плохой признак. Подавляющее большинство эмоциональных решений оказались прибыльными. То, что у биржевых маклеров увлажнялись ладони или пугались мозжечковые миндалины, не означало, что они вели себя «иррационально». Более того, Лоу обнаружил, что маклеры принимали самые худшие решения, когда их эмоции не проявлялись или, наоборот, были слишком сильны. Чтобы принимать правильные инвестиционные решения, мозгу нужен прилив эмоций, но они должны также находиться в контакте с рациональным анализом. Те инвесторы, которые были слишком взбудоражены или которые полагались исключительно на логику, чаще совершали ужасные ошибки. «Одним из наблюдений, полученных в результате нашего опыта, – говорит Лоу, – является тот факт, что сильные эмоциональные реакции на финансовые прибыли или потери на самом деле могут приводить к обратным результатам. С другой стороны, слишком сдержанные эмоциональные реакции также могут быть опасны. Существует идеальный диапазон эмоциональных реакций, в котором обычно умеют держаться профессиональные торговцы ценными бумагами, и понимание этого, по нашему мнению, могло бы пойти на пользу отдельным инвесторам». Лучшие инвесторы, как и лучшие игроки в покер, могут найти этот важнейший ментальный баланс. Они постоянно используют одну систему мозга для того, чтобы улучшить работу другой.

Взгляните на Бингера. С одной стороны, он всегда использует префронтальную кору, чтобы допросить свои эмоции, чтобы сознательно задать вопросы своему бессознательному интеллекту. Это не означает, что он игнорирует свои чувства, – он не совершает ошибки клубничного джема – но это значит, что он делает все для того, чтобы избежать очевидных эмоциональных оплошностей, которые игроки в покер называют тилтом. «Мне кажется, – говорит Бингер, – что никогда не лишнее подумать пару секунд о том, что я чувствую. В большинстве случаев я все равно буду действовать так, как велит мне интуиция, но иногда я могу поймать себя на том, что собираюсь сделать глупость».

Рассмотрим руку из первого дня соревнований. Бингер пытался не рисковать, но в результате проиграл большую стопку фишек, когда кто‑то побил его пару валетов на ривере. К счастью, Бингер знал себя достаточно хорошо, чтобы понять, что такой проигрыш может вызвать опасные чувства, связанные с отвращение к потере. «Желание получить свои фишки обратно в этот момент настолько сильно, – говорит Бингер, – что ты невольно начинаешь рисковать сильнее, чем нужно». В такие моменты префронтальная кора Бингера восстанавливает контроль над его игровыми решениями, не давая ему совершить импульсивные ошибки. «Я напоминаю себе, что нужно играть осторожно и сосредотачиваться на подсчете вероятностей». Не надо идти ва‑банк со слабыми картами.

Подобные ситуации показывают значимость префронтальной коры. Рациональные части мозга обладают уникальной способностью отслеживать чувства, используя вожжи познания для того, чтобы не дать лошадям пуститься в дикий галоп. Как ни странно, именно в те моменты, когда эмоции кажутся наиболее убедительными, – когда мозг полностью убежден в том, что нужно идти ва‑банк – вы должны потратить дополнительное время и поразмыслить над эмоциональным решением. Заставить себя обдумать альтернативные возможности и сценарии. Именно поэтому после Войны Судного дня израильская разведка добавила еще одно аналитическое подразделение. «Если игра кажется простой или очевидной, значит, ты где‑то ошибся, – говорит Бингер. – Игра никогда не бывает простой. Всегда нужно задавать себе вопрос: «Что я пропустил?»»

Способность Бингера попеременно использовать эмоции и рациональный рассудок приводит к важному результату: она заставляет его всегда думать о том, как он думает. Так как у Бингера всегда есть ряд когнитивных стратегий на выбор, он постоянно размышляет о том, какую из них ему использовать в каждый конкретный момент. Такой вид ментальной гибкости является важнейшим признаком правильного процесса принятия решений. Рассмотрим проведенное Филипом Тетлоком исследование политических обозревателей, о котором мы говорили в прошлой главе. Хотя это исследование больше всего известно тем, что продемонстрировало неудачу экспертов – подавляющее большинство из них предсказывали исход ситуации хуже, чем если бы делали свой выбор наобум, – Тетлок также обнаружил, что несколько участников справились с заданием гораздо лучше среднего.

Тетлок объяснил различие между успешными и неуспешными экспертами, сославшись на древнюю метафору, приобретшую известность после того, как историк Исайя Берлин использовал ее в своем эссе «Еж и лиса». (Это название является отсылкой к древнегреческому выражению «Лиса знает множество вещей, а еж знает одну большую вещь».) В этом эссе Берлин провел различие между двумя типами мыслителей – ежами и лисами, и Тетлок использовал те же категории для описания методов принятия решений, применявшихся политическими обозревателями. (Тетлок не обнаружил тесной связи между политической идеологией и стилем мышления.) Еж – небольшое млекопитающее, покрытое иголками; когда на него нападают, он сворачивается в клубок, чтобы его иголки торчали наружу. Это единственная защита ежа. Лиса же, напротив, при возможной угрозе не полагается на одну‑единственную стратегию. Вместо этого она адаптирует свою стратегию к особенностям конкретной ситуации. Лисы также являются хитрыми охотниками. Кстати, они принадлежат к числу тех немногих хищников, которые охотятся на ежей.

Согласно Тетлоку, проблема политического обозревателя, который думает, как еж, состоит в том, что он склонен к приступам уверенности – большая идея бесспорна, – и эта уверенность заставляет его превратно истолковывать данные. Если мозжечковая миндалина противоречит одному из его выводов – она переживает из‑за того, что какая‑та часть данных не соответствует принятой экспертом картине мира, – то она просто отключается. Различным участкам мозга не дают анализировать проблему. Полезная информация сознательно игнорируется. Внутренний спор проводится плохо.

А тот политический обозреватель, чьи прогнозы обычно сбываются, думает, как лиса. В то время как еж убеждает себя посредством уверенности, лиса полагается на сомнения. Она со скепсисом относится к грандиозным стратегиям и унифицированным теориям. Лиса принимает неопределенность и использует ситуативный подход, когда приходит время давать объяснения. Лиса собирает данные большого числа источников и прислушивается к разнообразным участкам мозга. И в результате она принимает лучшие решения и делает лучшие предсказания.

Однако одной лишь незашоренности недостаточно. Тетлок обнаружил, что важное различие между стилем мышления лисы и ежа состоит в том, что лиса больше склонна изучать свой процесс принятия решений. Другими словами, она думает о том, как она думает, – совсем как Бингер[34]. Согласно Тетлоку, подобная интроспекция в большей степени предвещает здравое суждение. Так как лисы обращают внимание на свои внутренние споры, они меньше подвержены соблазнам уверенности. Лиса не отключает свой островок Рейля, вентральный стриатум или прилежащее ядро только потому, что их суждения противоречат ее составленному заранее мнению. «Нам нужно учиться слушать самих себя, – говорит Тетлок, – чтобы научиться подслушивать те ментальные диалоги, которые мы ведем сами с собой».

Такой же урок мы можем извлечь из истории успеха Майкла Бингера. Хотя МСП 2006 года выиграл Джейми Голд, третье место Бингера принесло ему утешительный приз в размере 4 123 310 долларов. В следующем году, на МСП‑2007, Бингер поставил абсолютный рекорд по размеру выигрыша за один чемпионат. 2008 год он начал, выиграв одну из основных игр по безлимитному «Техасскому холдему» на проводящемся в Лос‑Анджелесе турнире по классическому покеру, заработав еще одну шестизначную сумму. Теперь его считают одним из лучших игроков в профессиональной покерной среде. «Что я обожаю в покере, – говорит Бингер, – так это то, что, когда ты выигрываешь, это всегда происходит по одной и той же причине. Ты можешь проиграть, потому что тебе не повезло, но ты никогда не выиграешь, потому что тебе повезло. Единственный способ выиграть – принять лучшее решение, чем все остальные, сидящие с тобой за столом».

Теперь мы можем в общих чертах обрисовать таксономию принятия решений, применяя знания о мозге к реальному миру. Мы видели, как различные системы мозга – платоновские возница и его эмоциональные лошади – должны использоваться в различных ситуациях. Хотя и рассудок, и чувство являются важнейшими инструментами, и тот, и другое наилучшим образом приспособлены для решения своих специфических задач. Когда мы пытаемся анализировать клубничный джем или неторопливо исследовать овощечистку, мы неправильно используем свой механизм. Когда мы уверены в том, что правы, мы перестаете слушать те области мозга, которые говорят, что мы, возможно, ошибаемся.

Наука о принятии решений пока еще очень молода. Исследователи только начинают понимать, как мозг принимает решения. Кора головного мозга остается по большей части загадочным местом – исключительным, хотя и несовершенным компьютером. Будущие эксперименты откроют новые аспекты программного обеспечения и оборудования человека. Мы узнаем о новых ошибках программного кода и когнитивных талантах. И тем не менее, даже находясь у самых истоков этой новой науки, можно выделить несколько общих принципов, которые помогут нам всем принимать лучшие решения.

Простые проблемы требуют размышлений. Не существует четкой границы, отделяющей простые вопросы от сложных или математические задачи от загадок. Некоторые ученые, такие как Ап Дейкстерхус, уверены, что любая задача с более чем четырьмя отдельными переменными выводит рациональный мозг из равновесия. Другие полагают, что человек в любой конкретный момент может сознательно обрабатывать от пяти до девяти единиц информации. С практикой и опытом этот диапазон может быть немного расширен. Но в целом префронтальная кора является строго ограниченным механизмом. Если эмоциональный мозг – это модный ноутбук, наполненный работающими одновременно микропроцессорами, то рациональный мозг – это старомодный калькулятор.

Вместе с тем калькулятор все еще может быть крайне полезен. Один из недостатков эмоций состоит в том, что они содержат несколько устаревших инстинктов, которые для современной жизни уже не годятся. Именно поэтому мы все так легко поддаемся отвращению к потере, игровым автоматам и кредитным картам. Единственный способ защититься от этих внутренних недостатков – тренировать рассудок, проверять чувства с помощью небольших арифметических выкладок. Помните Фрэнка, невезучего участника игры «Сделка»? Если бы он потратил какое‑то время на то, чтобы рационально оценить предложение – проверить его с помощью калькулятора, он бы остался с ю 000 евро. Вместо этого он ушел всего сю евро.

Конечно, не всегда очевидно, какие решения являются простыми. Выбор клубничного джема или хлопьев для завтрака может показаться простой задачей, хотя на самом деле он на удивление сложен, особенно когда в обычном супермаркете представлено более двухсот различных вариантов каждого их этих продуктов. Так как же можно достоверно определить простые проблемы, которые лучше всего подходят для префронтальной коры? Лучший способ – спросить самого себя, можно ли это решение в точности сформулировать с помощью чисел. Например, так как большинство овощечисток практически идентичны, мало что теряется при сортировке разнообразных овощечисток по цене. В этом случае лучшим выбором, вероятно, будет самая дешевая овощечистка: позвольте рациональному мозгу взять верх. (В частности потому, что эмоциональный мозг может быть введен в заблуждение стильной упаковкой или еще какой‑нибудь несущественной переменной.) Если человеку совершенно все равно, какой именно клубничный джем выбрать, – ему просто нужно что‑нибудь мазать на хлеб – тогда эта стратегия сознательного принятия решений может быть применена и к джему. Или к вину. Или к разным маркам напитков из колы. И к любой другой области, в которой детали продукта не особенно важны. В таких ситуациях вспомните, что мы выяснили о дорогом вине в пятой главе, и не тратьтесь на товары, продающиеся по завышенной цене и не стоящие своих денег. (В конце концов, во время слепой дегустации более дешевые вина часто оказываются вкуснее дорогих!) Если решение не так уж важно, префронтальная кора должна потратить время на тщательную оценку и анализ возможных вариантов.

С другой стороны, когда речь идет о важных решениях, касающихся сложных вещей – например, кожаных диванов, машин или квартир, – классификация по одной лишь цене исключит множество важной информации. Возможно, самый дешевый диван на самом деле низкого качества, или, может быть, вам не нравится его внешний вид. И стоит ли на самом деле выбирать квартиру или машину, опираясь на одну переменную, такую как месячная арендная плата или число лошадиных сил? Как показал Дейкстерхус, когда вы просите префронтальную кору принимать решения такого типа, она неизменно ошибается. В результате вы окажетесь с уродливым диваном в не подходящей вам квартире. Хотя это может звучать смешно, в этом есть научный смысл: думайте меньше о тех вещах, которые вас сильно заботят. Не бойтесь позволить своим эмоциям сделать выбор.

Точно так же существует целый класс повседневных выборов – бытовых решений, которые на самом деле, имеют небольшое значение, – которым уж точно не повредит дополнительная порция осознанных размышлений. Мы слишком часто позволяем нашим порывам принимать за нас простые решения. Человек импульсивно выбирает овощечистку, стиральный порошок и трусы и автоматически доверяет своей интуиции, когда ему достается очевидная рука при игре в покер. Но это именно те виды эмоциональных решений, которым рациональный анализ пойдет только на пользу.

Новые проблемы также требуют размышлений. Перед тем как доверить загадку эмоциональному мозгу, перед тем как позволить вашим инстинктам сделать крупную ставку при игре в покер или запустить ракету в подозрительную точку на экране радара, задайте себе вопрос: как ваш прошлый опыт помогает вам решать эту конкретную проблему? Играли ли вы уже с похожими руками раньше? Видели ли раньше такие точки? Эти чувства коренятся в вашем опыте – или это просто необдуманные порывы?

Если проблема действительно беспрецедентна – как в случае полного отказа гидравлической системы у «Боинга‑737**, – эмоциям вас не спасти. Остановитесь, подумайте и позвольте вашей рабочей памяти взяться за дело. Единственный выход из уникальных неприятностей – найти творческое решение, как сделал это Эл Хейнс, осознав, что не может управлять самолетом обычным способом, но что самолет слушается упорных рычагов. Для таких озарений требуются хорошо приспосабливающиеся нейроны в префронтальной коре.

Однако это не означает, что наш эмоциональный мозг не имеет к этому совсем никакого отношения. Ученый Марк Юнг‑Биман, изучающий нейробиологию интуиции, показал, что люди, находящиеся в хорошем настроении, гораздо лучше решают требующие интуиции сложные задачи, чем те, кто раздражен или расстроен. (Веселые люди решают на 20 % больше словарных головоломок, чем грустные.) Он высказывает предположение, что причина этого состоит в том, что области мозга, ответственные за верховный контроль, такие как префронтальная кора и передняя поясничная кора (ППК), не так заняты управлением эмоциональной жизнью человека. Другими словами, они не переживают из‑за того, почему вы невеселы, а значит, могут спокойно решать поставленную перед ними задачу. В результате рациональный мозг может сосредоточиться на том, что необходимо, а именно – на поиске решения для беспрецедентной ситуации, в которой вы оказались.

Научитесь использовать неуверенность. Сложные проблемы редко имеют простые решения. Не существует единственного способа выиграть с какой‑то конкретной покерной рукой, и нет гарантированного способа заработать деньги на фондовой бирже. Делая вид, будто загадка разгадана, мы рискуем попасть в опасную ловушку уверенности: мы так уверены в своей правоте, что не обращаем внимания на все те факты, которые противоречат сделанному выводу. Мы не замечаем, что египетские танки рядом с границей не просто участвуют в тренировочном учении. Конечно, не всегда есть время для длительных когнитивных дебатов. Когда к нам летит иракская ракета или со всех ног несется опекающий лайнбекер, действовать нужно незамедлительно. Но, если это возможно, необходимо по возможности растянуть процесс принятия решений и хорошенько обдумать спор, происходящий в нашей голове. Плохие решения принимаются тогда, когда эти ментальные дебаты резко обрываются, когда нейронный спор насильственно заканчивают с помощью искусственного согласия.

Существуют два простых способа сделать так, чтобы ложная уверенность никогда не влияла на наше мнение. Во‑пер‑вых, всегда учитывать конкурирующие гипотезы. Заставляя себя смотреть на факты через другую, возможно, неудобную линзу, часто обнаруживаешь, что наши убеждения основаны на довольно шатком фундаменте. К примеру, когда Майкл Бингер убежден в том, что другой игрок блефует, он пытается подумать о том, как бы этот игрок вел себя, если бы не блефовал. Он выступает в роли собственного адвоката дьявола.

Во‑вторых, нужно постоянно напоминать себе о том, чего мы не знаем. Даже лучшие модели и теории могут быть сметены совершенно непредсказуемыми событиями. Игроки в покер называют это «бэдбит», и у каждого игрока есть истории о руках, которые он проиграл, потому что получил ту единственную карту, которой не ожидал. «Одна из вещей, которым я научился из подсчета карт в блэк‑джек, – говорит Бингер, – это то, что, даже когда у тебя есть сильное преимущество, а подсчет карт определенно таким является, это превосходство все равно очень невелико. Так что нельзя становиться слишком самоуверенным». Забывая, что в наших знаниях есть белые пятна, что у нас нет никакого представления о том, какие карты у других игроков и как они себя поведут, мы рискуем нарваться на неприятный сюрприз. Колин Пауэлл совершил ряд ошибок во время подготовки к войне в Ираке, однако его совет сотрудникам разведки был крайне мудрым с психологической точки зрения. «Расскажите мне, что вы знаете, – сказал он своим советникам, – затем расскажите, чего вы не знаете, и только после этого вы можете мне сказать, что вы думаете. Никогда не смешивайте эти три области».

Вы знаете больше, чем вы знаете. Один из бессмертных парадоксов человеческого мозга состоит в том, что он сам себя не очень хорошо знает. Сознательный мозг несведущ о своих собственных основах и слеп ко всей нервной деятельности, происходящей за пределами префронтальной коры. Вот почему у людей есть эмоции: это мудрость бессознательного, внутренние представления обо всей той информации, которую мы обрабатываем, но не воспринимаем.

На протяжении большей части истории человечества значение эмоций недооценивалось, потому что их было так сложно анализировать – у них не было причин, оправданий или объяснений. (Как предупреждал Ницше, хуже всего мы часто знаем то, что находится к нам ближе всего.) Но теперь благодаря инструментам современной нейробиологии мы смогли увидеть, что у эмоций есть своя собственная логика. Колебания дофамина помогают следить за реальностью, предупреждая нас обо всех неявных шаблонах, которые мы не в состоянии сознательно обнаружить. Различные эмоциональные области оценивают различные стороны мира, например, островок Рейля учитывает стоимость предмета (если мы не платим с помощью кредитной карты), а ПрЯдр автоматически определяет, какие чувства в нас вызывает определенная марка клубничного джема. ППК следит за удивлением, а мозжечковая миндалина помогает обратить внимание на точку на радаре, которая кажется неправильной.

Эмоциональный мозг особенно полезен, когда мы принимаем сложные решения. Его огромная вычислительная мощность – способность одновременно обрабатывать миллионы единиц информации – гарантирует, что при оценке разных вариантов вы сможете проанализировать все релевантные данные. Загадки расчленяются на легкие в обращении порции, которые затем переводятся в практичные чувства.

Причина, по которой эти эмоции так разумны, состоит в том, что они смогли превратить ошибки в учебные пособия. Мы постоянно извлекаем пользу из опыта, даже если не знаем об этой пользе на сознательном уровне. Неважно, в какой области знаний мы специализируемся – по нардам или Ближнему Востоку, гольфу или программированию, – мозг всегда учится одним и тем же способом, накапливая мудрость через ошибки.

Этот кропотливый процесс нельзя сократить: чтобы стать экспертом, требуются время и практика. Но, как только вы приобрели определенный опыт в какой‑то области, – как только вы совершили необходимые ошибки, – важно начать доверять своим эмоциям, принимая решения в этой области. В конце концов, именно чувства, а не префронтальная кора, овладевают му

Date: 2015-07-24; view: 358; Нарушение авторских прав