История жизни чаньского бхикшу Чжу-сина

Бхикшу Жи-бянь, известный также под именем Чжу-син, был родом из Хуэйли и в детстве осиротел. Мужчина по имени Цэн стал заботиться о нем и позже отдал ему в жены свою дочь. Они имели двух сыновей, но были очень бедны. Когда я появился на горе "Петушиная Ступня", его семья из восьми человек работала в монастыре. В первый год правле­ния Сюань-туна [1909], после моего возвращения на гору с конвоем, доставившим Трипитаку, я передал ему основы учения. Тогда ему было 20 лет. Когда ему исполнился 21 год, все эти восемь человек [члены семьи] изъявили желание присоединиться к сангхе.

У него было безобразное лицо. Он был тугоух и безгра­мотен. Он трудился на огородах в течение дня и молился Бодхисаттве Авалокитешваре по вечерам. Он также практи­ковал медитацию и иногда читал сутры, но никогда не обращался за наставлениями к другим. Он усердно трудился и в 1915-ом году попросился в отпуск, чтобы посетить ученых наставников в других краях страны. В 1920-ом году, когда я был в храме Юнь-си, он вернулся и снова стал работать садовником. Потом он начал читать сутры в главном зале, а в свободное время занимался изготовлением одежды и пред­метов из бамбука для общины. Он раздавал все избытки овощей, заслуживая благоприятную карму, и не хранил ничего, превышающего жизненные потребности, и никогда не говорил без надобности.

Когда я был в храме Шэн-инь, я отметил его работу в саду наряду с его работой духовной -- редкой и достойной подражания. В том году, когда я разъяснял дисциплинарные правила в разных монастырях на нашей горе, он пришел ко мне и попросил подтвердить его достижения, и после полного

посвящения в духовный сан, попросил отпустить его в монастырь Шэн-инь.

Двадцать девятого дня третьего месяца, после полуден­ной медитации, он пришел во двор за главным залом. Там он надел свою рясу, собрал несколько пучков соломы и сел на нее, скрестив ноги, лицом на запад, и стал произносить имя будды. Затем, он поджег под собой солому и стал одной рукой звонить в колокольчик, а другой стучать деревянной фиш­кой. В храме находилось много людей, но никто по началу не ведал о том, что случилось. Монахи, находившиеся вне храма и видевшие пламя, войдя храм, не обнаружили там этого бхикту. Когда они вышли во двор, то увидели его неподвиж­но сидящим со скрещенными ногами на пепле. Его одежда осталась нетронутой огнем, а деревянная фишка и рукоятка колокольчика превратились в пепел.

Мне сказали о его смерти, но поскольку я готовился к церемонии зачтения заповедей Бодхисаттвы в восьмой день следующего месяца, я не мог спуститься с горы. Я написал письмо Ван Чжу-цуню, главе Финансового департамента и Чжан Цзюэ-синю, главе Охранного бюро, с просьбой присут­ствовать на его похоронах от моего имени. Увидев это чудо, они доложили губернатору Тану, который пришел со всей семьей, чтобы его засвидетельствовать. Когда колокольчик извлекли из руки бхикшу, его тело, остававшееся до тех пор в прямом сидячем положении, рассыпалось, превратившись в кучу пепла. Присутствующие с благоговейным трепетом отнеслись к увиденному и укрепились в вере в Буддадхарму. Губернатор Тан приказал местным властям провести трех­дневную памятную службу, которую посетило несколько тысяч человек. После этого он составил архивную биографи­ческую справку об этом бхикшу, которая была приобщена к библиотеке провинции.

МОЙ 86-й ГОД (1925-1926)

В том году, после чтения заповедей, я занимался толкованием сутр, и провел недельную чаньскую медитацию. Поскольку монастырские владения на горе составляли зе­мельные угодья, большая часть которых нуждалась в выруб­ке леса, я пригласил сельчан на помощь общине. Они были счастливы, получая половину вырубленного леса. В том году

должность губернатора провинции была упразднена и заме­нена административным комитетом. Таким образом, губер­натор Тан ушел в отставку, но часто навещал нас, останавли­ваясь на нашей горе.

МОЙ 87-й ГОД (1926-1927)

В том году в провинции Юньнань была тревожная жизнь. Солдаты были расквартированы по частным домам, и никто не знал покоя и не осмеливался отправиться в поля для сбора урожая. Я отправился в штаб армии и обсудил ситуа­цию с командующим. Он издал указ, запрещающий его подчиненным задерживать крестьян, отправляющихся на поля в сопровождении монахов. В результате этого, несколь­ко тысяч крестьян пришло в монастырь, где монахи делились с ними сначала рисом, потом рисовой размазней, затем отрубями, когда кончились запасы риса, и, наконец, простой водой, чтоб преодолеть муки голода. Они были глубоко тронуты и плакали, видя, что монахи страдают также, как они. Только с улучшением положения крестьяне вернулись в свои дома, и с тех пор всегда, при необходимости, доброволь­но, по зову сердца, шли защищать монастырь.

Поскольку я стал настоятелем монастыря Юнь-си, каждый год я читал заповеди, давал толкование сутрам и проводил недели чаньской медитации. В том году, когда я читал заповеди, на некоторых увядших деревьях во дворе перед главным залом неожиданно распустились лотосообраз-ные зеленые цветы, причем в центре каждого из них виделось некое подобие стоящего Будды. Упасака Чжан Цзюэ-сянь отметил это редкое явление гатхой, текст которой был выгра­вирован на каменной плитке в монастыре.

Мой 88-й ГОД (1927-1928)

В том году я, как обычно, излагал основы учения, давал толкование сутрам и проводил недели чаньской медитации. Были пристроены новые залы священных реликвий и спаль­ные помещения, а также реконструирована колокольня.

МОЙ 89-й ГОД (1928-1929)

Я отправился вместе с упасакой Ван Цзю-лином в Гонконг для сбора средств на изготовление еще одной серии статуй Будды. Губернатор Гуандуна, генерал Чэнь Чжень-деу, послал представителя в Гонконг, пригласившего меня в Кантон, где я остановился в санатории И Ян-юань. Потом я сопровождал губернатора в храм Нэн-жэнь на горе Бай-юнь. Там я вынужден был отказаться от сделанного им предложе­ния вступить в должность настоятеля монастыря Нань-хуа в Цао-си. Потом я продолжил свой путь через Амой и Фучжоу, возвращаясь в Гу-шань, где дал толкование сутрам. После этого я посетил монастырь царя Ашоки в Нинбо и поклонился останкам Будды, а оттуда отправился на остров Путо, где встретил Учителя Вэнь-чжи. Он сопровождал меня до Шан­хая, где я потом остановился в отшельническом приюте Гандхамаданы храма Лун-гуан. К концу той осени настоя­тель Да-гун из монастыря Гу-шань умер, и монастырская община прислала за мной своего представителя в Шанхай. Год близился к концу, и я встретил в Шанхае Новый Год.

МОЙ 90-й ГОД (1929-1930)

В первом месяце я покинул Шанхай и вернулся на гору Гу. Там я получил предложение стать настоятелем монасты­ря Гу-шань. Оно исходило от министра военно-морского флота Ян Шу-чжуана, главы провинции Фуцзянь, и от Фан Шэн-дао, бывшего главы, которые пришли в сопро­вождении местной знати и чиновников. Я вспомнил место, где мне впервые обрили голову при вступлении в сангху и о высоко-добродетельном Учителе покойном моем, и не нашел оправдания, позволявшего отказаться от этой должности. В общем, я принял предложение.

МОЙ 91-й ГОД (1929-1930)

В прошлом году, на горе Гу, мне удалось улучшить жизнь монастыря в организационном отношении. Весной я

попросил Учителя Вэнь-чжи стать моим помощником в качестве управляющего (кармадана) на время чтения мною заповедей. В первом месяце того года я читал лекции о Брахма-Нэт Сутре всему собранию. Во дворе монастыря росла два перистых пальмовых дерева, посаженных по преданию около десяти столетий назад, во времена династии Тан, одно -- принцем государства Минь [современный Фуцзянь], а другое -- настоятелем Шэн-цзянем. Эти деревья растут мед­ленно и живут очень долго, распуская один или два листка в год. В наше время они оба были высотой в десять футов, но никогда не цвели. Говорили, что они могут расцвести не раньше, чем через тысячу лет. Но во время чтения заповедей они расцвели в полную силу. Люди, местные и приехавшие издалека, толпами собирались в монастыре, чтобы взглянуть на них. По этому случаю Учитель Вэнь-чжи сделал надпись на каменной плитке в монастыре, описывающую это редкое явление.

МОЙ 92-й ГОД (1931 1932)

Я продолжал служить настоятелем монастыря Гу-шань, где я читал заповеди, давал толкование сутрам, основал школу практики Винайи и построил храмы Бин-цюй, Си-линь и Юнь-во.

МОЙ 93-й ГОД (1932-1933)

Весной, во время чтения заповедей, пришел седовласый бородатый старик с необычным выражением лица и сразу направился в комнату настоятеля, где, встав на колени, стал просить меня обучить его правилам [практики] Винайи. Я спросил, кто он такой. Он ответил, что его зовут Яном и что он родом из Нань-тай. Монах по имени Мяо-цзун, в то время слушающий заповеди, также был родом из Нань-тай. Он сказал мне, что никогда прежде не встречал этого старика. Старик бесследно исчез после слушания заповедей Бодхисат-твы и раздачи ученических свидетельств.

Когда Мяо-цзун вернулся в Нань-тай, он обнаружил в храме Царя-дракона статую, не только сильно походившую на того старика, но и державшую в руках ученическое свидетельство. Новость о том, что Царь-дракон получил

наставления, распространилась по всему Нань-тай. В то же время в храм пришел с целью получить полное посвящение в духовный сан упасака из Кантона по имени Чжан Ю-дао, бывший академиком во времена предыдущей династии Ман-чу. Ему дали дхармовое имя Гуань-бэнь (созерцающий ко­рень) и поручили составить каталог сутр в библиотеке монас­тыря Гу-шань. После церемонии я попросил Учителя Цы-чжоу дать толкование четырем разделам Винайи в зале дхармы, а Учителей дхармы Синь-дао и Инь-шунь заняться обучением новичков в школе Вивайи.

МОЙ 94-й ГОД (1933-1934)

В ту весну я попросил Учителя дхармы Инь-цы дать толкование Брахма Нэт Сутре в период чтения заповедей. В первом месяце года японская армия заняла шанхайское укрепление и создала напряженность во всей стране. Пос­кольку Девятнадцатая действующая армия объявила чрезвы­чайное положение, все храмы провинции отказывались при­нимать гостей в лице монахов за исключением монастыря Гу-шань, который все еще принимал монахов, прибывавших морем. Собралось порядка пятнадцати или шестнадцати сотен монахов в нашем монастыре, но, несмотря на наши скудные запасы продуктов, нам удалось кормить их жидкой рисовой кашей утром и рисом в полдень. На шестом месяце была завершена подготовка к открытию парка-заповедника для животных. В стае гусей, присланных упасакой Чжэн Цынь-цяо для заповедника, был один необычный гусак, весивший около шестнадцати катти. Когда он слышал стук монастырской деревянной фишки, он расправлял крылья и вытягивал шею. В главном зале он весь день глазел на будда-руну. Месяцем позже он умер, стоя перед изображением Будды, но не упал на пол. Упасака Чжэн удивился такому редкому явлению, и попросил кремировать птицу по всем буддистским правилам. На седьмой день, во время кремации не чувствовалось никакого запаха. Была вырыта общая могила для пепла всех умерших и кремированных птиц.

145

Учитель Сюй-юнь в монастыре Дзен-рю, 1957/58.

Date: 2015-07-24; view: 285; Нарушение авторских прав