Подготовка кораблей к зимовке

«На «Седове» находилось 100 человек. Чтобы разгрузить его, зимовщиков, снятых с полярных станций, перевели на «Малыгин».

Научные работники переселились на «Садко». На «Седове» остались студенты. К ним впоследствии примкнул Виктор Буйницкий. Было решено, что там организуется «дрейфующий филиал Гидрографического института».

Подсчет запасов продовольствия и снаряжения дал весьма неутешительные результаты: «Седов» располагал недостаточным запасом продовольствия и почти не имел теплой одежды и обуви. Пришлось делить запасы «Садко» и «Малыгина».

«Огромный коллектив дрейфующей зимовки в эти дни работал необыкновенно напряженно. По, пожалуй, больше всех доставалось машинным командам кораблей. Им предстояло в короткий срок поставить машины на консервацию, смазать полированные поверхности механизмов, чтобы предохранить их от ржавчины, откачать воду из котлов и высушить их, организовать ремонтные работы.

Опыта зимовки в дрейфующих льдах ни у кого не было. Поэтому всякое мероприятие обсуждалось дважды и трижды. Много спорили. В конце концов все же механики «Садко» под руководством Матвея Матвеевича хорошо справились со своей задачей.

Хуже было организовано дело на «Седове», где консервацию машин осуществили небрежно. Это привело к нежелательным последствиям».

«Хотя мы и рассчитывали стойко бороться за сохранение кораблей, но в Арктике всегда нужно быть готовым ко всяким случайностям. Поэтому уже через несколько дней после начала зимовки на палубе был уложен трехмесячный аварийный запас продовольствия, рассчитанный на 70 человек, и лагерное снаряжение. Здесь были радиостанции с аккумуляторами, весь наличный запас меховой одежды, спальные мешки, ящики с продовольствием, камельки, бочки с керосином, уголь. Научные работники подготовили походное снаряжение для работы на льду. Были составлены расписания пожарной и ледовой тревог, порядок оставления судна. Каждый участник дрейфа точно знал, что он обязан делать в трудную минуту».

«На третий день праздников кочегары погасили котлы. Умолкло размеренное жужжание динамо. Тонкие вольфрамовые нити электроламп остыли и перестали светиться. Трубы парового отопления быстро охладились и покрылись инеем. С этого дня надо было жить по-новому».

После ухода «Садко» и «Малыгина» «Седов» стоял, «тяжело накренившись набок и опершись на льдину, словно раненый великан, которого оставили силы в самый разгар битвы. В топках еще тлели огни, в котлах еще теплилось живое дыхание пара, но скоро оно должно было вновь угаснуть. Опять надо было разбирать машину, браться за установку камельков, отеплять шлаком жилые помещения, мастерить керосиновые мигалки, готовиться к новой полярной ночи».

« Мы стояли у льдины, как у стенки в заправском порту. Торжественно опустили трап. Теперь мы надолго обосновались у этого естественного причала, – на все время долгой зимовки льдина должна была заменять нам землю.

Я решил в самое ближайшее время по-хозяйски освоить это поле: выгрузить аварийные запасы и поместить их в палатках, создать резервный склад горючего, соорудить домик для магнитных наблюдений, установить рейки для наблюдения над поведением льда, – одним словом, придать льдине деловую внешность обычной зимовки».

В третью зимовочную зиму на «Седове», « чтобы своевременно обнаруживать наступление ледяных валов, на ботдеке по левому борту установили прожектор. Такой же прожектор стоял на правом крыле мостика. Таким образом, в случае необходимости могла быть освещена почти вся поверхность льда вокруг судна.

Шарыпов изготовил десять факелов с шарнирным устройством. Шесть таких факелов, заряженных смесью нефти, керосина и отработанного машинного масла и накрытых кусками парусины, предохраняющими от сырости, были установлены на палубе – по три с каждого борта. Остальные лежали в запасе. Каждый факел мог гореть без пополнения горючим в течение двух часов».