Периоды эпохи Возрождения

Универсалистский подход рассматривает историческую эволюцию государств как единообразный процесс, подчинённый общим закономерностям, в качестве критерия классификации использован политико-правовой аспект жизни социума. Изначально А. Дж. Тойнби, Н.Я. Данилевский и другие исследователи рассматривали два основных вида цивилизаций – аграрная (где государственная и общественная сфера составляют единую неразделённую систему и, сверх того, общественная жизнь не разделена на политическую, экономическую, социальную и духовную сферы, что было свойственно государствам античности, Древнему Египту, Вавилону, Индии, Китаю и государствам Средневековья)и техногенная (отличается динамичностью развития общества и государства, сложностью социальных связей; стремительное развитие новых технологий порождает новые типы мышления, включая политико-правовое, предлагает новые типы государственного устройства, соотношения общества и государства).

9_) Культурно-исторический тип — понятие политической теории Николая Данилевского, сформулированное в его книге «Россия и Европа»; система взглядов, определяемая культурными, психологическими и иными факторами, присущими народу или совокупности близких по духу и языку народов. Культурно-исторический тип отождествляется с "самобытной цивилизацией" и признается "положительным деятелем человечества".

В IV главе он выделяет 11 типов

1. Египетский

2. Китайский (включая Японию)

3. Ассиро-вавилоно-финикийский - "древнесемитический"

4. Индийский

5. Халдейский

6. Иранский

7. еврейский - развили религию (монотеизм).

8. Греческий - развили искусство

9. Римский - развили право.

10. Аравийский или "ново-семитический"

11. Романо-германский или европейский - развили естествознание.

Также Данилевский к ним причисляет мексиканский и перуанский типы, а также будущий славянский тип ("новая славянская цивилизация").

Помимо культурно-исторических типов человечество содержит "отрицательных деятелей человечества" (Бичи Божьи) и "этнографический материал" - исторические небытие или периферия культурно-исторического типа (финны, кельты).

Для создания культурно-исторического типа необходимо ряд факторов: языковое родство и политическая независимость.

Данилевский делает вывод, что цивилизация тем разнообразнее и богаче, чем разнообразнее народности, входящие в образование типа.

Закон культурно- исторического типа гласит – период цивилизации каждого типа короток и вторично не наступает. Он оканчивается, когда народы, составляющие тип, выработали свою творческую энергию.

Прогресс, по Данилевскому, неоднозначен и не может быть одним для всех. Поэтому ни одна цивилизация не может гордиться, что достигла той или иной точки развития в сравнении с другими.

В своем развитии культурно-исторический тип проходит 3 фазы: рост, цветение и плодоношение.

10_) Ш пенглер Освальд - немецкий философ, представитель философии жизни (Это направление новейшей философии развивалось с 1860-х гг. до сер. XX века и противостояло механицизму в науке и мышлении, стремилось «оживить» мир и культуру органистическими элементами. Концепция Шпенглера является культурно-историческим ответвлением этого направления). Философия истории, которой посвящено все его творчество, и есть, с его точки зрения, подлинная философия. Мировую известность Шпенглеру принесла работа «Закат Европы» (том 1 – 1918, том 2 – 1922), в которой он развивает взгляд на историю как совокупность замкнутых в себе, локальных культур, направленный против прогрессистских концепций исторического развития. Каждая культура совершает предназначенный ей судьбой цикл рождения, расцвета и умирания. Цивилизация характеризуется им как господство интеллекта над инстинктами, мертвой природы над жизнью, техники над сферами духовного творчества – искусством, религией, философией, т.е., как противоположность культуры, ее умирание. Шпенглер проводит аналогию между развитием культуры и развитием живого организма. Жизненный путь каждой культуры направляет судьба, а конкретное содержание определяется «душой» культуры – автономным, уникальным, идеальным и иррациональным началом. Культура каждого народа есть «жизненное воплощение своей души в символической форме». Всего Шпенглер выделяет восемь достигших своего завершения культур: китайская, вавилонская, египетская, индийская, античная, арабская, западная и культура майя. Все эти культуры не связаны друг с другом, между ними можно лишь проводить аналогии. Особо Шпенглер отмечает русскую культуру как находящуюся в процессе возникновения. Весь период жизни каждой культуры он определяет примерно в 1000 лет. Концепцию Шпенглера можно оценить как культурный релятивизм, циклизм, фатализм и натурализм.

11) психологические концепции культуры фрейда и юнга. Становление принципов психоанализа и их применение для исследования феноменов культуры связано с именем З. Фрейда (1856 – 1939 гг.).

Опираясь на научные данные и собственный опыт врача-психиатра, З. Фрейд пришел к выводу, что на поведение человека оказывают влияние не только его рациональное мышление, но и иррациональные проявления его психики. В основе психоанализа лежит учение З. Фрейда о бессознательном пласте в психике человека, о его влиянии на поведение человека, человеческую деятельность в целом и, следовательно, на формирование различных культурных феноменов.

Постепенно в ходе развития принципов психоанализа З.Фрейд сформулировал следующую модель психической структуры личности.

Человеческая психика, согласно Фрейду, включает в себя три области: «Я» (Ego), «Сверх-Я»(Super-Ego), «Оно» (Id), которые находятся между собою в состоянии непрерывного взаимодействия. Каждый человеческий поступок является результатом этого взаимодействия.

Важнейшей составляющей бессознательного, его основным фондом являются первичные влечения человека: с одной стороны, сексуальные, к продолжению рода (либидо, Эрос) и, с другой стороны, к смерти, к разрушению (Танатос). Эту составляющую бессознательного Фрейд называет «Оно» (Id). Важнейшими особенностями «Оно» являются следующие:

- оно – несловесное (невербальное);

- ему закрыт прямой доступ в сознательное;

- оно целиком исходит из принципа удовольствия.

«Я» (Ego), согласно Фрейду, является сознательным элементом психики. Чтобы выжить в мире природы и общества, человек не может руководствоваться только безрассудной силой «Оно», исходящего из принципа удовольствия. Наше «Я» руководствуется принципом реальности, т.е. стремится приспособиться к объективным условиям жизни, оценивает возможность и уместность того или иного действия, мотивированного «потребностями «Оно». Отсюда вытекает неизбежная борьба между «Я» и «Оно». «Оно» способно проводить в жизнь свои влечения, маскируя их под сознательные решения «Я». Однако человек способен выжить постольку, поскольку разум и культура могут подчинить «Оно» своим важнейшим целям. Фрейд указывает на способ, которым культура проводит в жизнь свои цели, не совпадающие с непосредственными потребностями «Оно». Этот способ Фрейд назвал сублимацией.

Сублимация (от лат.Sublimatio — возвышение) – это механизм, посредством которого запретная сексуально-биологическая энергия, перемещаясь на несексуальные объекты, разряжается в виде деятельности, приемлемой для индивида и общества. Результатом сублимации, согласно Фрейду, является творчество. Сублимация – это своеобразное проявление «хитрости культуры», когда в роли обманутых выступают темные бурлящие страсти «Оно». В то же время сублимацию можно рассматривать и как «хитрость «Оно». При помощи сублимации «Оно» пробивается в сознание (окольным путем) и реализует свою энергию в артефактах (продуктах человеческого труда). Сублимация – это защитный механизм «Я». Наряду с другими механизмами защиты он обеспечивает самосохранение индивида.

В функционировании этих механизмов большую роль играет пласт психики, обозначенный Фрейдом как «Сверх-Я» (Идеал – Я). «Сверх-Я» – это требования культуры, оформившиеся в качестве особых бессознательных установок (которые сознание не может преодолеть). Содержание «Сверх-Я» — это нормы морали, в том числе в форме запретов (табуирование инцеста и каннибализма). Именно деятельность «Сверх-Я» вызывает чувство вины, потребность в самонаказании, искуплении.

Образование «Сверх-Я» Фрейд связывает с особым психическим механизмом – идентификацией (отождествлением). Оно начинается с первой и самой важной идентификации индивидуума – идентификации с отцом в самый ранний период развития личности. Под влиянием «Сверх-Я» личность включается в социально-культурную среду.

С формированием «Сверх-Я» Фрейд связывает возникновение культуры. Об этом идет речь в его книге «Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии» (1913 г.) и в ряде более поздних работ. В своих рассуждениях Фрейд исходит из общеметодологического принципа единства фило- и онтогенеза, предложенного Э. Геккелем. Согласно этому принципу, индивидуальное развитие организма (онтогенез) в краткой и сжатой форме повторяет основные стадии развития всего вида (филогенез). Применительно к анализу культуры это означало, что основные этапы детства человека совпадают с основными этапами детства человечества, а основные этапы культурного становления человека, его вхождения в культуру совпадают с основными этапами становления человечества.

По Фрейду, культурная история человечества начинается с преодоления так называемого Эдипова комплекса (любовь к матери и желание инцеста с ней и одновременно ревность и ненависть по отношению к отцу с желанием устранить его как соперника). В результате возникают первые моральные запреты – табу инцеста и каннибализма, возникает экзогамия, потребность в религии, в Боге, во власти государства.

Наряду с анализом психоаналитических оснований происхождения культуры Фрейд дает новое объяснение отдельных элементов культуры (мифов, классических произведений искусства, религиозных ритуалов и верований науки), опираясь на свои представления о психологической структуре личности и той роли, которую играет в жизнедеятельности человека бессознательное, в том числе, психосексуальные мотивы. Однако роль этих мотивов в развитии человеческой культуры, по мнению многих современных исследователей, неоправданно преувеличена. Такое преувеличение можно считать недостатком фрейдистской концепции культуры. Но одновременно необходимо учитывать, что он был предопределен уже самой постановкой исследовательских задач. В результате возникло новое самобытное учение – фрейдизм, имевшее огромное влияние на умы человечества, предопределившее появление целого ряда последователей, что позволяет говорить о целом направлении в изучении культур, получившем название психоаналитического подхода, в центре которого стоит проблема взаимодействия культуры и личности.

В рамках психоаналитического подхода последователи З. Фрейда разработали новые концепции и идеи (А. Адлер, К.Г. Юнг, К. Хорни, Э. Фромм, В. Райх, О. Ранк, Г. Рохейм и др.).

Самостоятельную концепцию культуры на базе психоанализа разработал К.Г. Юнг (1876 — 1961 гг.). Прежде всего, он отказался от придания глобального смысла сексуальности: место сексуальной энергии в его концепции занимает психическая энергия вообще (обозначаемая тем же термином – либидо).

Исходя из этого, Юнг создает новую модель человеческой психики и затем переносит эти представления на анализ культуры. В качестве фундамента психики индивида у Юнга выступает коллективное бессознательное, которое составляет наиболее глубинный уровень бессознательного и существенно отличается от личностного бессознательного. Обоснование этого феномена Юнг дает в статье «Понятие коллективного бессознательного». Коллективное бессознательное, по Юнгу, имеет коллективную, универсальную и безличную природу, идентичную у всех индивидов. Своим существованием оно обязано исключительно наследственности, оно не основано на личном опыте и не развивается индивидуально, его содержание представлено в основном архетипами (буквально: предшествующими формами), которые лишь вторичным образом становятся осознаваемыми, формами без содержания, которые только представляют возможность определенного типа восприятия и типа действия. Активизация архетипа происходит тогда, когда возникает ситуация, соответствующая данному архетипу. Тогда, подобно инстинктивному влечению, архетип вопреки всякому разуму и воле прокладывает себе путь. При этом архетип реализуется символическим путем через архетипический образ в психике индивида. Архетипы обнаруживают себя через определенные символы в сновидениях, в фантазиях художественного и научного творчества, в иллюзиях и состояниях транса при расстройствах психики.

12) Игровая теория культуры. Значительное место в теории культурологии занимает игровой подход изучения культуры. Культурология ищет ответы на вопрос: «Как в природном мире возник новый феномен – культура?». Одним из таких ответов стала игровая концепция культуры. Человек всегда имел способность и склонность облекать в формы игрового поведения все стороны своей жизни. Игра – прежде всего, свободная деятельность. Все исследователи подчеркивают незаинтересованный характер игры. Раньше, чем изменять окружающую среду, человек сделал это в собственном воображении, в сфере игры.

Игровая концепция культуры целостно была сформулирована нидерландским историком и философом-идеалистом Йоханом Хейзингом в работе «Человек играющий». Она рассматривает игру как первооснову культуры, которая возникает и развертывается в игре, носит игровой характер. Игра – это всеобъемлющий способ человеческой деятельности, универсальная категория человеческого существования. Игра – это не манера жить, а структурная основа человеческих действий. А для того, чтобы игровое содержание культуры было культуросозидающим, оно должно оставаться чистым. Цель игры – в ней самой. Игра сама по себе, в самом начале, лежит вне сферы нравственных норм. Она не может быть ни дурной, ни хорошей. Нравственный, так же как и безнравственный, поступок совершается по тем или иным правилам той или иной игры. В сущности, игра несовместима с насилием. Именно нравственные поступки свидетельствуют о должном соблюдении «правил игры». Ведь нравственность есть не что иное, как укорененная в прошлом традиция. Безнравственность, с данной точки зрения, это намеренно избранное положение «вне игры», т.е. нечто абсурдное по определению.

Говоря об игровом факторе, Й. Хейзинга убедительно показывает его чрезвычайную действенность и чрезвычайную плодотворность при возникновении всех крупных форм общественной жизни. Будучи ее существенным импульсом, игровые состязания, более древние, чем сама культура, исстари наполняли жизнь и, подобно дрожжам, способствовали росту и развитию форм архаической культуры. Культ рос в священной игре. Поэзия родилась в игре и продолжала существовать в игровых формах. Музыка и танец были чистой игрой. Мудрость и знание обретали словесное выражение в освященных обычаем играх, проходивших как состязание. Право выделилось из игр, связанных с жизнью и отношениями людей. Улаживание споров оружием, условности жизни аристократии основывались на игровых формах. Поэтому вывод здесь может быть только один: культура, в ее первоначальных фазах, играется. Она не произрастает из игры, она развертывается в игре и как игра.

Подлинная культура не может существовать без игрового содержания, т.к. культура предполагает определенное самоограничение, определенную способность не воспринимать свои собственные устремления, как нечто предельное и наивысшее, но видеть себя отгороженной некоторыми добровольно приятыми границами. Й. Хейзинга подчеркивает, что культура все еще хочет, чтобы ее «играли», – по взаимному соглашению относительно определенных правил. Тяжело смотреть на все наши деяния с точки зрения игры. В глубочайших недрах человеческого существа что-то словно бы противится этому, но и в драматическом сгущении важнейших моментов жизни человечества все происходящее не выходит за рамки парадигмы игры вообще.

13) Мифологическая картина мира. Высшим уровнем первобытного сознания являлась мифология. Мифология — это некоторый «дотеортический» способ обобщения, систематизации стихийно-эмпирических, обыденных знаний.

Миф есть прежде всего способ обобщения, мира в форме наглядных образов. В первобытности отдельные стороны, аспекты мира обобщались не в понятиях, как сейчас, а в чувственно-конкретных, наглядных образах. Совокупность связанных между собой таких наглядных образов и выражала собой мифологическую картину мира.

В качестве оснований, связывающих между собой наглядные образы в мифологии, выступали аналогии с самим человеком, с кровно-родственными связями первобытной общины. Человек переносил окружающую его действительность собственные черты. В мифе очеловечивалась природа. Для мифа природа есть поле действия человеческих сил (антропоморфизм). В мифологическом сознании мир мыслился как живое, одушевленное существо, живущее по законам родовой общины; мир представлялся некоторой общинно-родовой организацией. Картина мира выступала аналогией картины того рода, в котором сложился данный миф.

В мифологическом сознании человек не выделяет себя из окружающей среды. Для мифа характерно неразличение объекта и мысли о нем; вещи и слова; вымысла, фантазии и действительности; вещи и свойств; пространственных и временных отношений; правды и «поэ­зии» и др. Миф нес в себе не только определенное обобщение и понимание мира, но и переживание мира, некоторое мироощуще­ние. Миф всегда сопровождается переживаниями, открытыми чувственно-эмоциональными состояниями. В мифе обобщались и выража­лись желания, ожидания, страдания человека, его эмоциональные порывы. Для мифа свойственны не только высокая эмоционально-аффективная напряженность, но и значительный динамизм вообра­жения, иконическая полнота воспроизведения содержания памяти, синкретичность и полифункциональность наглядно-чувственных об­разов.

Своеобразие мифологии в том, что она не нацелена на выявление объективных закономерностей мира. Миф выполняет функцию уста­новления идеального (не осознаваемого как реальное) равновесия между родовым коллективом и природой. В мифе нет различия между реальным и сверхъестественным. И поэтому миф как бы достраивает реальные родовые отношения в общине идеальными мифологичес­кими образами, заполняя ими «пропасть» между человеком и приро­дой. Этим самым между природой и человеком как бы поддерживает­ся некоторая гармония, равновесное отношение.

В мифологическом понимании мира случайное, хаотическое, еди­ничное, неповторимое не противостоит необходимому, закономер­ному, повторяющемуся. В мифологии выделение черт предмета оп­ределяется не его объективными характеристиками, а субъективной позицией хранителя мифа (шамана, колдуна и др.), в русле его инди­видуальных ассоциаций. Способ обобщения строится на основе под­ражания увиденному. Главным средством обобщения выступают умо­заключения по аналогии (учитывающие не столько объективные мерты предмета, сколько субъективные особенности ситуации пове­дения). В мифологии имеет место неполная обратимость логических операций (если А + В = С, то для первобытного сознания (С-В) может быть и не равно А). Как следствие этой черты — нечувствительность мифа к логическим противоречиям.

Таким образом, мыслительная деятельность на уровне мифологи­ческого сознания качественно отлична от понятийно-мыслительной деятельности эпохи цивилизации. Основные черты наглядно-образного мифологического мышления:

• преобладание умозаключений по аналогии;

• обобщение на основе подражания;

• недецентрированность (или эгоцентризм) отражения;

• неполнота обратимости логических операций и нечувстви­тельность к логическому противоречию;

• неразличение случайного, единичного, неповторимого и необходимого, общего, повторяющегося.

К этим чертам можно добавить и еще ряд черт — трансдуктивный характер связи абстракций (наряду с дедукцией и индукцией); опре­деление предмета по одной его несущественной характеристике; ха­рактеристика объекта не на основе выявления соподчинения и ие­рархической организации его свойств, а посредством простого со­единения, связывания известных его свойств (вперемешку как суще­ственных, так и несущественных) и др.

Этнографические исследования показали, что в системе нагляд­но-образного мышления предметы классифицировались не путем ло­гических операций, а через наглядные представления об участии предметов в практической ситуации. Так, в наглядно-образном мыш­лении, во-первых, имело место недоверие к исходной посылке силло­гизма, если она не воспроизводит наглядный личный опыт; во-вто­рых, посылка силлогизма не имела для испытуемых всеобщего харак­тера и трактовалась как частное положение; в-третьих, силлогизм легко распадался в испытуемых на три независимых, изолированных частных положения, не связанных в единую логическую систему; в-четвертых, вопросы, направленные на анализ личных качеств ис­пытуемых, либо вовсе не воспринимались, либо относились к мате­риальному положению или бытовым ситуациям, в которые был вклю­чен испытуемый.

Мифологическое мышление еще не может обеспечивать логико-понятийное освоение объективных связей и отношений мира. Но в то же время миф есть и некоторое особое объяснение мира. Его особенность определяется прежде всего своеобразными трактовка­ми причинности, пространства и времени. Объяснить какое-либо событие с точки зрения мифологии — значит рассказать о том, как оно произошло, как оно было сделано, сотворено в прошлом. Причинные связи (как и все другие) первобытный человек выделял в своей деятельности, но фиксировал их как связи между целями и результатами своей деятельности. Поэтому и саму причинность он представлял сначала лишь как волевое действие, акт некоторого созидания. В мифе существует также свое, особое мифологическое время и мифологическое пространство.

Мифологическое время — это некое далекое прошлое, которое каче­ственно отличается от настоящего, от современности. Вместе с тем мифологическое прошлое — это некая модель, образец современных событий. В мифе все современные события происходят по аналогии с событиями далекого мифологического времени. И только из этой аналогии могут быть объяснены. Мифологическое время легко переходит в мифологическое пространство и наоборот.

Мифологическое пространство — это пространство родовой жизни, часть мира, в которой появился и функционирует данный род со своим определенным тотемом, т.е. родоначальником, в качестве которого выступает некая вещь — животное, растение или даже неорга­нический предмет. Время жизни рода и его тотем определяют мифо­логическое пространство рода. В этом пространстве можно легко перейти из прошлого в настоящее и наоборот — из настоящего в прошлое. Силы, породившие данный род, не исчезли, они продолжа­ют существовать. И человек верит, что может легко перейти из про­странства окружающих его физических вещей в пространство тех тотемных сил, которые сотворили в прошлом самого человека, его род, общину (в частности, от смерти к жизни и от жизни к смерти и др.).

Таким образом, вся система мифологического объяснения по­строена на убеждении в реальности мифа, событий мифологическо­го времени и пространства. Отсюда такая черта мифологического объяснения, как его беспроблемность: миф как некоторое миропони­мание не нуждался в проверке и обосновании.

Важно также отметить и повествовательность мифа. Мифологи­ческое объяснение есть некоторое повествование, развернутый рас­сказ о совокупности и последовательности прошлых событий. Повествовательность мифа стала источником народных эпосов, а затем и эпического искусства.

Но миф не был застывшей совокупностью образов. Миф предпо­лагал определенный динамизм, который проявлялся в постоянном взаимодействии образов, их соотнесении. Важнейшей стороной взаимодействия мифологических образов выступало выявление их про­тиворечивых сторон. Внешние отношения природной среды воспро­изводятся мифом в виде бинарно-ритмических оппозиций. Среди них: пространственно-временные (день — ночь, верх — низ, право — лево, небо — земля и др.); социальные (мы — они, старшие — младшие и др.); на стыке природного и культурного миров (огонь — вода, вареное — сырое и др.), цветовые (красное — белое — черное и др.) и проч.

Вещам окружающего человека мира (обрядам, предметам быта, одежде, жилью, орудиям труда, украшениям и др.) система мифов придавала определенную символическую значимость, ценность. В мифологическом сознании вещи носили иерархизированный ха­рактер. Мифы как бы накладывали на вещи социальные характерис­тики. Все значимые для человека вещи выступали реализацией неко­торого мифического замысла. Миф выступал и как совокупность чув­ственных образов, и как неразрывно связанная с такими образами система ценностей. Мифологическая система ценностей определяла знаково-символический статус вещей, поступков людей. В мифе была отражена некоторая система протоморальных регулятивов, норм и ценностей.

Миф, как и само первобытное общество, исторически изменялся. Ранние мифы — краткие, примитивные, сюжетно неразвернутые, очень простые по содержанию. Бинарно-ритмические оппозиции в самых древних мифах — простейшие, не имеют логических связей, переходов. В наиболее древних мифах мир, Земля, Вселенная часто изображались в облике животного; так, Земля мыслилась как огромный космический зверь. Это было так называемое зооморфное виде­ние мира. В соответствии с ним Земля, Вселенная произошли из тела животного. В качестве такого животного выступали мамонт, бык, лошадь, черепаха, огонь, кит, птицы и т.п. Зверей рассматривали как демиургов (творцов) мира. Каждое из этих животных являлось тотемом, олицетворявшим данный род.

Например, в древнеиндийских сочинениях присутствует изобра­жение Вселенной в образе жертвенного коня: «Утренняя заря — это голова жертвенного коня, солнце — его глаз, ветер — его дыхание... небo — его спина, воздушное пространство — его брюхо, земля — его рот, страны света — его бока... дни и ночи — его ноги, звезды — его кости, облака — его мясо, пища в желудке — это песок, реки — его жилы, печень и легкие — горы, травы и деревья — его волосы» *. В северных народов Вселенная нередко изображалась в образе громадного лося. Леса рассматривались как шерсть огромного космическогo лося, животные — как паразиты на его теле, а птицы — как вьющиеся над ним комары. Устав от неподвижности, лось время от вре­мени переступает с ноги на ногу, вызывая тем самым землетрясения. Можно привести множество зооморфных мифов, отдельные из кото­рых имели распространение вплоть до сравнительно недавнего вре­мени.

Большое распространение в первобытных мифах имел также образ мирового дерева. Вселенная представлялась как громадное космическое мировое дерево. В таком дереве четко выявлялись три составные части, каждой из которых соответствовал свой самостоя­тельный мир. В качестве таких частей выступали: верхушка (где живут духи и боги), столб (скрепляющий огромную махину космоса) и корень (уходящий в землю, на которой живут люди). По такому чудесному дереву можно проникнуть в иные миры Вселенной; дерево — это путь, по которому боги могут спускаться на землю и возвращаться в боже­ственный мир, на верхушку дерева. Образ мирового дерева не только выражал понимание древними людьми структурной организации Вселенной, но и воплощал идею плодородия (животворные водные ключи, плодородная земля, плоды, цветы и другие атрибуты плодо­родия).

Образ мирового дерева был присущ, в частности, славянскому фольклору (сказкам, суевериям, преданиям, легендам). Н.В. Гоголь (большой знаток народных сказаний, легенд, фантастических обра­зов) в повести «Майская ночь» устами героини воскрешает древний образ мирового дерева: «А говорят, однако же, есть где-то, в какой-то далекой земле, такое дерево, которое шумит вершиною в самом небе, и бог сходит по нем на землю ночью перед светлым праздником»

Первобытная мифология развивалась в направлении развертыва­ния, усложнения мифологических сюжетов, обогащения набора ис­ходных образов, более явного выявления логических связей, перехо­дов, а также постепенной замены образов животных и мирового дерева образами людей. Одной из сторон исторического развития мифа был процесс антропоморфизации мифологии, т.е. на смену Вселенной в образе животного или мирового дерева постепенно при­ходит Вселенная в образе человека. Мироздание в целом приобрета­ет человеческий облик. Такие преобразования мифологии отражали глубинные сдвиги в общинных отношениях при переходе от ранней к поздней родовой общине. Все больше появляется мифов о гигант­ском космическом первочеловеке, из частей которого и был создан видимый мир. Так, в «Ведах», священных книгах Древней Индии, есть рассказ о Пуруше, первочеловеке, из частей которого появился мир, люди, касты людей и др.

В поздних мифологиях усложняются бинарно-ритмические оппо­зиции. В них появляется все больше опосредующих звеньев, стано­вятся более четкими и осмысленными переходы между ними. Одной из относительно поздних и сложных оппозиций является противопо­ставление Хаоса и Космоса, т.е. беспорядочного, случайного, не­оформленного - закономерному, организованному, стройному, целостному. Эта оппозиция интересна тем, что ее постепенное разре­шение приводит к формированию представления о закономерно ор­ганизованной природе. Такое представление явилось важной предпосылкой становления естественно-научного познания.

Вот, например, как изображали происхождение и развитие Кос­моса древние греки. Вначале существовал лишь вечный, безгранич­ный, темный Хаос, заключавший источник жизни мира. Все возникло из безграничного Хаоса — весь мир и бессмертные боги. Из Хаоса произошла и богиня Земли Гея. Широко раскинулась она, могучая, давшая жизнь всему, что живет и растет на ней. Далеко же под Землей, в ее глубине родился мрачный Тартар — ужасная бездна, полная вечной тьмы. Из Хаоса, источника жизни, родилась и могучая сила, все оживляющая Любовь — Эрос. Так начал создаваться мир. Безграничный Хаос породил еще и вечный Мрак — Эреб и темную Ночь — Нюкту. А от Ночи и Мрака произошли вечный Свет—Эфир и радостный светлый День — Гемера. Свет разлился по миру, и стали сменять друг друга ночь и день. Могучая благодатная Земля породила беспредельное голубое Небо (Уран), и раскинулось Небо над Землей. Гордо поднялись к нему высокие Горы, рожденные Землей, и широко раз­илось вечно шумящее море. Уран (Небо) взял в жены благодатную землю. От их брака произошли: в первом поколении — Океан и Фетида — богиня всех рек; во втором поколении — Солнце — Гелиос; Луна — Селена; Заря — Аврора; звезды, которые горят на небе; все ветры (северный — Борей, восточный — Эвр, южный — Нот, западный — Зефир) и др.

Таким образом, для мифологического сознания характерно перенесение общинно-родовых отношений на природные процессы. Поэтому поиски ответов на вопрос о том, как произошел мир, лежали в плоскости проблемы происхождения общины, рода. А искомые ответы сводились в конечном счете к аналогиям со сменой поколений в пределах рода, племени. В образах богов, героев войн, труда и ремеслa, других чувственно-образных персонификациях обобщались от­дельные стороны жизнедеятельности родовой общины. Содержани­ем космогонических мифов выступали картины происхождения богов, смена поколений богов и их борьба между собой. Таким образом, мифологическая космогония выступала как родоплеменная теория.

14) восточная деспотия как социальная основа древних культур. Своеобразие восточной истории лучше всего постигается через сравнение восточных и западных государств, способов их происхождения и их отношения к человеческой индивидуальности и свободе. В западной истории государство возникает как следствие выделения человеческих индивидуальностей с их жаждой власти и собственности. В результате появляется необходимость, в стоящей над обществом власти. Эта власть (государство) охраняла новый порядок, т. е., с одной стороны, позволяла выделившейся группе сохранять свое преимущество, а с другой — умеряла индивидуальные и групповые столкновения, вводила их в общественно приемлемые рамки. Иными словами, на Западе возникновению государства предшествовало проявление человеческой свободы, происходившее в своевольно-необузданной и варварской форме. И если попытаться сформулировать главную суть государства такого типа, то можно сказать, что государство Запада — это форма социального осуществления свободы. Оно создавалось как ответ на своевольные проявления свободы, но оно же и защищало свободу своих граждан (сначала немногих избранных, но потом, с течением веков, этот круг постепенно расширялся и охватил собой всех).

В восточной истории потребность в государстве возникла раньше, чем стали обнаруживать себя явные ростки внешних проявлений свободы и индивидуальности человека. Дело в том, что выжить на Востоке можно, лишь практикуя орошаемое земледелие и постоянно создавая общественные запасы зерна (на случай неурожая, стихийных бедствий и т. п.). Все это требовало огромной и планомерной затраты ресурсов, жесткого административного управления и объединения множества изолированных сельскохозяйственных общин в одно целое. Так уже в III тысячелетии до нашей эры на территории Египта, Междуречья и Индии возникают первые восточные государства. Этот тип государства родился не из потребностей социальной свободы, а из потребности жесткого объединения, что было ответом на вызов конкретных природных условий. В основе древневосточного государства лежит идеал абсолютного единства, отрицающий проявление индивидуальности и свободы человека. В этом и состоит духовная суть восточной деспотии. Такой тип государственности характерен для всех стран Древнего Востока — Египта, Индии, Шумера, Китая.

Восточная деспотия управляется огромным бюрократическим аппаратом, а ее единство олицетворено фигурой правителя, обладающего абсолютной властью над жизнью и смертью своих подданных. Если в западной истории государство зависит от общества и так или иначе выражает интересы группы свободных людей, то тут все обстоит иначе. Здесь нет свободных людей — свободных воинов и собственников, а есть только государственные рабы, крестьяне (часто находящиеся в еще более жалком положении) и чиновники, осуществляющие административное управление. В одном только древнем Шумере исследователи насчитывают от полумиллиона до миллиона государственных рабов, которые каждый день направлялись на ведение общественных работ, причем и работа и выдаваемые пайки строго документировались! (см.: Дьяконов И. М. Ранние деспотии в Месопотамии // История Древнего мира: Ранняя древность. 2-е изд. — М., 1883. С. 72). Благополучие человека определяется почти исключительно его государственным рангом. Здесь нет общества — оно поглощено государством, а человек низведен до административной функции. Здесь раб может возвыситься до министра, но и министр остается бесправным рабом государя и всей системы.

И верховный властитель почитается не за свое личное мужество или силу (как это, было, скажем, в европейском средневековье). Он выступает только как высшая функция государства, как воплощение божественного «величества». Это восточное «величество» (в отличие от наследуемого «по крови» достоинства средневековых королей) есть качество, приходящее извне и воплощающееся в человеке. Возможно было и развоплощение. «Величество ушло», — говорили древние египтяне, когда их фараон переставал (в силу разных обстоятельств) выглядеть в глазах людей настоящим властителем. И тогда наследником «величества» становился кто-то другой. Иного и быть не могло, ведь достоинство восточного владыки — это божественное достоинство есть воплощение бога, и это означает не только абсолютную власть, но и возможность иного воплощения того же самого божества. Оборотной стороной божественного достоинства восточного владыки является пренебрежение его индивидуальным бытием, если только оно пытается заявить о себе как о самостоятельной сущности. Эта роль восточного владыки становится более понятной, если мы вспомним фигуру царя-жреца (см. Разд. II, гл. 1), осуществляющего свою власть только в качестве мистического посредника между божественной природой и человеческой общиной. Подобного рода функция в преобразованном виде сохранилась и в культуре Древнего Востока, где верования еще не до конца отделились от мифов, родившихся на заре человеческой истории.

15) религиозно-философские учения древней индии. Философские идеи в Древней Индии начинают формироваться приблизительно во втором тысячелетии до нашей эры. В наше время они стали известны благодаря древнеиндийским литературным памятникам под общим названием “Веды”, буквально означающим знание, ведение.