Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Хайленд: определение и применение





 

Шотландское нагорье сродни научной фантастике: нутром чувствуешь – вот оно, а очертить границы не получается. Местами, мне кажется, я мог бы с точностью до нескольких метров указать начало Хайленда: например, при выезде на север из Ги́лмертона (Gilmerton), что близ Криффа (Crieff), резко меняется пейзаж. За деревьями начинаются вересковые склоны: это перед глазами возникает Хайленд, словно вырвавшийся из длительного заточения.

С другой стороны, есть целые регионы Шотландии, которые перетекают в Хайленд исподволь. Взять хотя бы клин между Абердином и Инвернессом; я даже не представляю, где заканчиваются плодородные, возделываемые пахотные земли и начинается нагорье. К тому же меня не покидают сомнения относительно Флоу-Кантри [35], а также обращенного к юго-востоку побережья между Инвернессом и Уиком (Wick). Иногда кажется, что о термине «Хайленд, или Шотландское нагорье» можно забыть, но это случается только в минуты отчаяния, от неспособности найти границы региона.

Пожалуй, со временем определение термина в некоторой степени изменилось: севером перестали считаться лежащие к югу города, как, например, Стерлинг. На это повлияли мелиорация и распространение сельскохозяйственных угодий, закат клановой системы и, возможно, больше всего, отступление гаэльского языка.

 

«Гленгóйн» (Glengoyne) – не самая близкая к Глазго вискикурня (здесь пальма первенства принадлежит «Охентóшану» (Auchentoshan), зато до нее легко добраться: она расположена у южного подножия Кэмпси Феллз (Campsie Fells) в окружении природных красот, и посетителям там всегда рады. В день нашего приезда стоит хорошая погода, мы смело перебегаем через трассу, отделяющую парковку и большинство складских помещений от производственных зданий, и поднимаемся по небольшой долине позади дистиллерии, мимо пруда-охладителя и небольшого инфоцентра с магазином, где я покупаю молт семнадцатилетней выдержки. Сотрудники провожают нас до выхода с территории, заменяя тем самым официальную экскурсию, но я все же делаю фотографию дистилляторов со стороны внутреннего двора.

Сам виски, по крайней мере семнадцатилетней выдержки, имеет насыщенный фруктовый вкус без торфянистого оттенка, довольно свежий, со сладковатыми нотками дуба. В отличие от большинства скотчей выдерживается он не просто в хересных бочках, а в бочках из-под palo cortado (я вообще люблю херес, особенно сухой, но, признаюсь, о таком раньше не слышал). Думаю, именно благодаря palo cortado у виски такой апельсиновый цвет и цитрусовый вкус. Так что перед нами еще одна здоровая, цветущая ветвь мощного древа разнообразия виски; чем больше я дегустирую все эти новаторские вариации (также называемые экспрессиями), тем больше убеждаюсь, что односолодовый виски развивается чрезвычайно интересным образом и с пользой для себя вбирает все лучшее из бочек, в которых ранее хранились другие напитки.

 

Паром. Ночуем дома. Вечером, недолго думая, всей компанией отправляемся в «Омар Хайям». В каком-то смысле из-за лени – в Эдинбурге огромное множество прекрасных ресторанов, но у нас с Энн сложилась традиция: если мы хотим пообедать, то идем в «Вива Мехико» (Viva Mexico) на Кокберн-стрит, у вокзала Уэйверли, а если поужинать, то в «Омар Хайям», ну, как бы по диагонали от вокзала Хеймаркет. Просто мы живем совсем рядом с железной дорогой, и до обоих вокзалов от нас рукой подать.

Добро бы еще я заказывал разные блюда, но мне даже не нужно открывать меню; вместо того, чтобы записывать мой заказ, официанты просто могут раз и навсегда отксерить предыдущий: два сухих хереса, бутылка санниклиффа (Sunnycliff) – доступного по цене австралийского красного вина с насыщенным вкусом и хорошей выдержкой, на закуску – морской черт, потом курица по-джайпурски (острая) и «тарка дал» [36]… Энн хотя бы немного разнообразит заказы, но мой выбор сделан раз и навсегда. Надо будет продегустировать еще какие-нибудь кушанья: давным-давно, когда у меня не было таких устойчивых пристрастий, я много чего перепробовал, пока не решил, что влюбился в курицу по-джайпурски (острую). Потом, отведав блюдо, заказанное одним из моих шуринов, обнаружил, что на втором месте после курицы по-джайпурски (острой) идет курица по-джайпурски (неострая). Допускаю, что во мне говорит целая палитра эмоций – от счастья до некоторого разочарования. Ничего, как-нибудь справлюсь.

 

Ура. Хоть что-то. Одно достойное изображение, один положительный итог этой войны: картина свержения статуи Саддама. Но даже это сделано плохо: суетливо, явно постановочно, ненатурально, небрежно. Сначала видно, как жуткий истукан накреняется, а потом монтажная склейка – и в следующем кадре памятник уже опутан более массивными цепями, за которые тянут не сами местные жители, а бронемашина американской армии. Памятник падает, но не отделяется от бетонного постамента, который намертво удерживают два больших металлических штыря. Только после водружения американского флага до кого-то доходит, что это может быть истолковано неверно – на самом-то деле, вернее некуда, – и на его место устанавливают иракский.


Такие дела; когда нам выгодно, мы поддерживаем этого подонка, вооружаем его, чтобы он мог развязать войну против иранских фундаменталистов, продаем ему химическое оружие, чтобы он убивал курдов прямо в их жилищах, даже не устраиваем лишних сцен, когда этот сукин сын запускает ракету в наш корабль, а потом отвешиваем ему хорошую оплеуху за вторжение в чужую страну; в этом, собственно, и заключается наша работа: провоцируем народ на восстание, спохватываемся, как бы Иран от этого не выиграл, бросаем восставших на произвол судьбы и преспокойно наблюдаем за их поражением; затем вводим санкции сроком на десять лет, которые хотя бы на полмиллиона уменьшат население «тюрбанников», а под конец решаем, что пришло время отомстить папочке, наложить лапу на вторые по величине запасы нефти и показать всему миру, кто в доме хозяин. И все это – на благо иракского народа: бог свидетель, должны же эти люди научиться думать о себе, в конце-то концов?

Да, и, конечно, до сих пор не найдено никакого оружия массового поражения – ни использованного, ни готового, ни в процессе производства, ни даже на хранении в каком-нибудь пыльном бункере посреди пустыни.

 

Еще один прекрасный погожий день, солнце танцует бликами на поверхности реки Форт и вспыхивает на огромных красных трубах моста, небо чистейшей голубизны. Я качаю головой, пока мы укладываем вещи в багажник:

– У нас как на юге Калифорнии. Хорошая погода уже почти наскучила.

Мимо проходит Айлин с сумками и смеется:

– Ты что, с ума сошел?

– Это не из твоей головы выпало? – спрашивает Лэс. [37]

Лэс и Айлин – солнцепоклонники, идеальный год, в их понимании, включает три поездки в очень жаркие места – на Канары, в Португалию, Грецию или Египет, плюс очень жаркое (по шотландским меркам) лето в Гленфи́ннане (Glenfinnan). При том что Макфарланы – люди привычные, сейчас даже они едва терпят. Мы иногда ездим с ними в отпуск за границу, но я каждый раз изнываю от жары: обгораю, обливаюсь потом, с головы до ног обмазываюсь солнцезащитным кремом с фактором защиты, как у алюминиевой фольги, и даже в бассейне не снимаю широкополую шляпу. А Макфарланам хоть бы что.

Моей вины здесь нет, просто я человек северных широт. Как только столбик термометра поднимается выше шестнадцати градусов, мне кажется, что настала аномальная жара. Когда остальные, продрогнув, дышат на пальцы, притопывают ногами и натягивают очередной слой теплой одежды, я хожу в футболке или в рубашке без пиджака, потираю руки и заявляю, что погодка – «самое то». Лэс, в свою очередь, старается загореть еще до отпуска, и я могу подтвердить, что его не раз принимали за грека. В Греции. Сами греки. Нельзя сказать, чтобы такое часто случалось с белокожими уроженцами Гринока, живущими в Лохáбере (Lochaber).


Мы вновь направляемся на север мимо Бри́хена (Brechin). Именно здесь раньше выпускали «Гленкáдам» (Glencadam), неподалеку от стадиона футбольного клуба «Брихен-Сити». Виски пятнадцатилетней выдержки, который я приобрел, имеет довольно свежий вкус и слегка напоминает жирное молоко с клубникой; интересно, но не особо вдохновляет. В Монтрозе мы оказываемся на побережье, рядом с маленьким забавным аквапарком на эспланаде. Я уверен, что вижу солитон [38].

Аквапарк входит в зону отдыха с горками, лесенками и всем прочим, но такие штуки можно найти где угодно; меня же привлекла сеть расположенных под небольшим наклоном соединяющихся бетонированных канальчиков с маленькими кранами, воротцами и фонтанами с управлением. Для закоренелого дамбостроителя вроде меня это почти рай, только чуть ограниченный. По каналам шлепает с десяток малышей, которые толкают воротца в разные стороны, включают и выключают краны и переносят ведерками воду из одного канала в другой, а двое мальчишек постарше, лет восьми-девяти, уже промокшие насквозь, скачут в мелкой воде, пляшут на фонтанах и брызгаются. От этого зрелища всех нас пробирает холод. Светит солнце, но с Северного моря дует легкий ветер, и даже я рад, что перед выходом из машины надел куртку. И все-таки отличное место, в твоем распоряжении – система запруд и каналов, какую самим копать бы и копать не один день, а тут все тебе готово, зацементировано, подведена проточная вода. Тот, кто разработал эту площадку, – гений, думаю я и тут же замечаю солитон, от чего прихожу в восторг, потому что вижу его впервые.

Солитон – это одиночная волна, которая движется по каналу, преодолевая большие расстояния и теряя при этом очень мало энергии. Ее движение зависит от ширины и глубины канала, а также длины и высоты самой волны; если достигается определенное соотношение этих параметров и устанавливается подобие гармонии, которая и порождает солитон, то он будет долгое время спокойно двигаться по каналу. Впервые солитоны были замечены в голландских каналах, где они могли преодолевать несколько километров. Сейчас этот миниатюрный пример (при условии, что я не заблуждаюсь и это именно он) в конце концов разбивается об отмель в дальнем конце одного из маленьких бетонных каналов, пройдя метров десять, но пока это зрелище длится, оно прекрасно.

Я кричу «Вуху!», как обычно делают люди определенного возраста, которые насмотрелись сериалов «Симпсоны» и «Саус-Парк».

Остальные смотрят на меня как на чокнутого, но ничего, мне не привыкать.

Через Сент-Сáйрус (St Cyrus) – в Фохáберс (Fochabers); отменный обед в гостинице «Рэмзи Армз», сразу за внушительной аркой городских ворот. Фотографирую вискикурню «Фéттеркерн» (Fettercairn). Здешний виски – еще один из тех, что меня, пользуясь выражением Джона Пила [39], «недовпечатляет», хотя имеет своих почитателей и успешно используется в составе блендов «Уайт» (Whyte) и «Макки́» (Mackey). Возможно, мое отношение как-то связано со словом «старый». Этот скотч рекламируется как «Старый Феттеркерн», и почему-то первое слово действует мне на нервы. В каком смысле старый? Ну в самом-то деле, и так ясно, что содержимое бутылки произведено не на прошлой неделе! Чаще всего этот виски встречается десятилетней выдержки – не такой уж и старый. Сама вискикурня была основана в 1824 году – тоже не слишком большая древность: множество дистиллерий было открыто за столетие до этой, и значительное их число действует по сей день… что ж тут такого старого? Ну да ладно, могло быть и хуже. Наверное. Могли назвать в псевдо-ранне-новоанглийском стиле – Ye Olde Fettercairn или еще как-нибудь в том же духе.


Снова на север, мимо фамильной усадьбы Уильяма Гладстона в Фаске (Fasque), сразу на выезде из Фохаберса. Будучи премьер-министром, Гладстон, пожалуй, сделал для индустрии больше, чем кто-либо еще, отменив в 1853 году карательный налог на солод и легализовав розничную продажу бутылочного виски. Помню, в книге Майкла Бродбента «Марочное вино» рассказывается про домашний винный погреб, который не открывали сорок пять лет, до 1972 года. Погреб был заполнен винами и портвейнами, которые спокойно лежали там при постоянной комфортной температуре в восемь градусов по Цельсию аж с 1927 года; среди них были идеально сохранившиеся выдержанные вина урожая еще начала XIX века. А не открывали погреб столько лет потому, что не могли найти ключ. У богатых свои причуды, верно?

Дорога B974 поднимается с плодородной прибрежной равнины Хау-оф-зе-Мурнз (Howe-of-the-Mearns), это край Льюиса Грассик-Гиббона [40], навстречу первым низким, округлым холмам восточной части Грампианских гор, извиваясь по широким лесистым долинам, через вересковые пустоши – к вершине Керн О’Маунт. Это превосходная трасса. Машин не слишком много, сама дорога хорошая, если не считать крутых поворотов в начале пути, за которыми из-за деревьев ничего не видно. Зато повыше начинается серия открытых плавных изгибов с подъемами и чуть холмистых прямых отрезков. Если ехать на мощной машине с достаточным моментом типа M5 – это блаженство, даже при полной загрузке. На резких поворотах, за которыми следуют крутые подъемы, машина оседает, вежливо рычит и устремляется вперед.

Я почти все время еду без превышения скорости, ну разве что миль на десять, отчасти из уважения к трем моим пассажирам (которые, рад сообщить, меня не дергают), но удовольствие от нанизывания поворотов, одного за другим, на пути к обзорной площадке просто невероятное. Останавливаемся на вершине, чтобы насладиться видом и пофотографировать, хотя лучший вид открывается южнее, а в воздухе висит небольшой туман, да еще снимать приходится против солнца, так что условия не самые подходящие. Продолжаем путь, постепенно спускаясь к долине реки Ди (Dee) через ряд элегантно изогнутых открытых поворотов; у дороги встречается все больше шотландской сосны, чьи причудливые чешуйчатые корни выпирают из песчаной почвы, как когти дракона.

По понятным причинам этот маршрут пользуется популярностью среди байкеров. Оно и видно: через каждые несколько миль, начиная почти с самого Феттеркерна, в глаза бросаются желтые дорожные щиты с предупреждениями вроде такого: «ЗА ИСТЕКШИЙ ГОД НА ЭТОЙ ДОРОГЕ ПРОИЗОШЛО 34 АВАРИИ», а под этим текстом – маленький значок мотоцикла.

Не припомню, чтобы в Шотландии такие щиты попадались мне на глаза где-то еще, поэтому возникает ощущение, что это не только дорога, популярная среди мотоциклистов, но и дорога, на которой случается чертовски много аварий. Это несколько озадачивает; дорога, конечно, извилистая, никто не спорит, но не более чем сотни других шотландских дорог. В нижней ее части, к югу, довольно много лиственных деревьев, которые могут создавать проблемы осенью, когда из-за опавшей листвы дорожное покрытие становится скользким, но листьев опадает не безумно много, а за пределами лесной зоны такой проблемы и вовсе не существует. Никаких особых причин, почему на этой дороге может быть много гравия, камней или грязи, нет, да и виды открываются не такие уж сногсшибательно прекрасные, чтобы, раскрыв рот, уставиться на них сквозь козырек и забыть повернуть руль на повороте. Так в чем же дело? Может быть, это очередной эксперимент, когда выбирается один участок дороги, чтобы опробовать новую систему знаков. Аналогичное мероприятие сейчас проводится на M90, к северу от моста Форт-Роуд, напротив Данфёрмлина (Dunfermline): если впереди случилось дорожно-транспортное происшествие, на столбиках в дальнем конце аварийной полосы начинают мигать фонари.

Интересно, эти щиты электронные? Обновляется ли информация в режиме реального времени? Если впилиться в столб на своем RS-1, поменяется ли число 34 на 35: «ЗА ИСТЕКШИЙ ГОД НА ЭТОЙ ДОРОГЕ ПРОИЗОШЛО…»? Наверное, нет.

Ди́сайд (Deeside); все очень цивилизованно и необычайно мило. После героического преодоления холмов наша дорога уютно сворачивает в окультуренные лесистые пади в среднем течении реки Ди, укрытые молодой весенней листвой. На южном берегу уходим на дорогу номер 976 и направляемся в Балмóрал (Balmoral).

«Локнагáр» (Lochnagar) – это качественный виски и очень аккуратная, ухоженная маленькая дистиллерия, которая стоит на землях замка «Балморал», как игрушечная вискикурня для игр королевских особ (была же у Марии-Антуанетты игрушечная ферма в Версале?). Шучу, конечно: это абсолютно серьезная и профессионально работающая дистиллерия, выпускающая очень хороший виски, просто она в каком-то смысле похожа на настоящие предприятия не больше, чем цветочное шоу в Челси – на настоящие сады. От нее не пахнет свежей краской, конечно (знаете, да, эту шутку, что королева думает, будто весь мир пахнет свежей краской?), но она будто бы слишком чистенькая и опрятная. Хотя место, безусловно, прекрасное, особенно для тех, у кого на первом месте идеальный порядок. Когда мы прибываем на место, вискикурня сверкает в ярких лучах весеннего солнца, а среди аккуратно подстриженных кустарников порхают первые в этом сезоне бабочки.

По какой-то странной причине, которую я даже не сразу для себя определил, в последние несколько дней мы начали оценивать туалеты при посещаемых дистиллериях. Наверное, из-за того, что в поездке я выполняю роль критика и это как-то передалось моим попутчикам (через неделю мой друг Дейв потребовал ввести дополнительный параметр оценки дистиллерий, а именно состояние парковки. Состояние парковки? Придет же такое в голову). С этой целью я даже начертил в своем быстро заполняющемся блокноте особую таблицу (озаглавленную, ясное дело, «М/Ж»), предусмотрев следующие графы: «Просторность», «Запахи», «Антураж», «Чистота», «Целесообразность упоминания в книге отзывов» и «Все супер», а потому могу доложить: удобства в «Ройял-Локнагар» (Royal Lochnagar) получили безоговорочную оценку «Все супер».

Виски (ах да, вернемся же к виски), по крайней мере в версии двенадцатилетней выдержки, которую мы выбрали, запахом очень напоминает хересные бочки второго наполнения, в котором выдерживается. В напитке ощущаются солодовые и немного дымные нотки вкупе с оттенком меда. Живи я в Балморале, с радостью проложил бы трубу длиною около мили до самого замка и в каждой ванной комнате сделал бы третий кран – для виски. Ну, хотя бы в апартаментах для особо дорогих гостей.

Известно, что королева Виктория смешивала виски «Лохнагар» с кларетом.

Господи прости.

Пока мы гуляем по окрестностям, наслаждаясь солнечным светом и пьянящим ароматом садов, нам с Лэсом бросается в глаза странная пирамидальная конструкция, торчащая среди деревьев на ближайшем холме. Мы так и не спросили, что это такое, но, посмотрев сейчас на карту, я сильно подозреваю, что это личная королевская пирамида, сложенная из камней. На карте обозначена Пирамида принцессы Беатрис (должно быть, это она и была), Пирамида принцессы Елены, Пирамида принцессы Алисы, Пирамида принца Альберта… Холм просто усеян ими. Наверное, семейная традиция. Ну вот, будем знать.

 







Date: 2015-07-23; view: 297; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.01 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию