Отличные Крошечные Дороги: отступление

В моей терминологии Отличная Крошечная Дорога (ОКД) – это просто узкая дорога местного значения, по которой интересно прокатиться. Нередко это кратчайший путь или же просто альтернатива центральной трассе. По таким дорогам почти никогда не получится доехать быстрее, но поездка будет увлекательной – отчасти потому, что там меньше машин, отчасти потому, что они проходят через красивейшие места, а отчасти потому, что изобилуют плавными поворотами, резкими уклонами, сложными холмами и/или длинными прямыми участками (хотя последние на ОКД – редкость). ОКД бывают безумно медленными – часто намного медленнее установленных ограничений, – но все равно дарят огромную радость; это может быть даже однополосная дорога, на которой бесишься от плотного движения, но, несмотря ни на что, получаешь удовольствие; а некоторые трассы превращаются в ОКД только во время дождя, когда нужно подтормаживать.

В общем, эта однополосная дорога на Оттер-Ферри, изобилующая прекрасными пейзажами, лиственные леса чередуются со щетиной сосен – точно ОКД.

У залива Лох-Файн я снова направляюсь на север, сворачиваю назад через Глендóрел (Glendaurel), и мне опять приходится поднажать, потому что я в очередной раз не совсем верно рассчитал время, так что гоню «дефендер» по длинным извилистым подъемам и спускам в сторону места, откуда открывается вид на морской пролив Кайлс-оф-Бьют (это один из прекраснейших видов в Аргайле и, может быть, даже во всей Шотландии: огромная дельта с изрезанными берегами соединяющихся бухт, разбросанные дуги островков и большой холмистый остров, исчезающий вдали).

Наверное, впервые – а при ясной погоде совершенно точно впервые – я не остановился, чтобы полюбоваться видом. «Лендровер» быстро покоряет холм, сильно кренится на поворотах, но все равно остается надежным; ехать приятно, но, пролетая мимо смотровой площадки, я злюсь, что не оставил себе времени, чтобы вдумчиво, а не на лету насладиться открывающимися красотами.

Попасть на паром из Портавади (Portavadie) в Тарберт стало немного проще, чем раньше; в прошлый раз на палубу нужно было въезжать задом, что, вероятно, безумно радовало водителей фур с прицепами. А несколько лет назад моя машина оказалась единственной на пароме, и это было даже романтично. Я ехал, чтобы пообедать с бывшей подругой, – это была абсолютно платоническая встреча, но все равно чувствовалась некоторая пикантность.

Примерно через год тот же паром можно было увидеть в начале первой серии телеэкранизации моего романа «Воронья дорога», где Джо Макфадден играл главного героя, Прентиса Макхоуна, который в одиночестве стоял на палубе, возвращаясь домой на похороны. Я помню, как смотрел эту серию еще до выхода в эфир и очень нервничал – «Воронья дорога» стала моей первой книгой, успешно адаптированной для телевидения, – и когда я увидел эту сцену и провел параллели со своим путешествием примерно годичной давности, у меня появилась странная, необоснованная уверенность, что все будет хорошо, хотя я и не считаю, что атеистам вроде меня разрешено верить в добрые предзнаменования (но мы все равно время от времени это делаем); я решил, что сериал получится хороший. В итоге с радостью сообщаю, так и получилось.

Всю дорогу я слушаю то радио, то старый кассетник; по радио узнаю последние новости о войне, а кассеты ставлю потому, что по-прежнему остро реагирую на войну, хочется послушать что-нибудь ностальгическое и приятное. IPod я тоже взял, вместе с адаптером для подключения к магнитоле в «Лендровере» (CD – это слишком уж хай-тек для такой старой машины; я рад уже тому, что у меня кассетник, а не бобинный магнитофон), но мне лень его подключать.

В общем, мне по ушам ездят то захлебывающиеся от восторга журналисты, которые сообщают, насколько глубоко американские и британские солдаты продвинулись в Багдаде и Басре, то старые песни, записанные еще до Первой войны в Заливе [6].

Дорога от Тарберта до Кеннакрейга (Kennacraig), откуда отходит паром до Айлы, занимает десять минут. Путь до Порт-Эллен (Port Ellen) длится пару часов, за которые день превращается в вечер. Все это время сижу в баре, читаю в газете про войну, а потом переключаюсь на книги о виски, которые взял с собой для изучения. Выпиваю пару кружек пива. Обычно я не пью, если мне потом садиться за руль, но если долго плыву на пароходе, а после этого остается проехать совсем чуть-чуть, то расслабляюсь и выпиваю, но не больше, чем можно по закону. Две кружки пива – это совсем не страшно, но они наталкивают меня на другую вредную мысль: «Эх, сейчас бы сигаретку…»

Всему виной дурь. Когда я впервые начал покуривать косяки, их всегда делали из гашиша, смешанного с табаком – по-моему, первые десять лет я траву даже в глаза не видел, – а потом, особенно во время, так сказать, «сеансов безудержного кайфа», когда мы с приятелями так укуривались, что не могли скрутить следующий самокрутку или забить бонг, обычная сигарета помогала поддерживать контакт, да к тому же обычную сигарету достать было намного проще. Короче, в итоге у меня появилась временная, спорадически возникающая зависимость от табака, и я решил, что да, старая ядовитая пропаганда, которой пичкали наше поколение, на самом деле права и марихуана может подтолкнуть к употреблению куда более страшных наркотиков. Точнее, одного – табака, если вы забиваете косяки именно с ним. Ах, радости нарушения идиотских запретов… (вернемся к этой теме позже, на всякий случай, чтобы не было иллюзий)!

Но вот странность: на трезвую голову меня преследует непереносимость табачного дыма. Я из тех людей, которые говорят курильщикам в некурящих вагонах, чтобы они выбросили сигарету. (Хмм, кажется, официально это называется «лицемерие»? Нет?) Даже когда еду на последнем поезде, где почти все пассажиры пьяны и считают, что курить можно, даже когда курильщики здоровее меня или их просто больше.

Однако. Стоит мне выпить пару кружек пива, или пару стаканчиков виски, или пару чего бы там ни было – особенно в курящей компании, – и я начинаю думать, что сигаретка будет как раз кстати. Обычно я сопротивляюсь. Но иногда, напившись и расслабившись, сдаюсь и стреляю у приятелей.

И хотя я не оплачиваю свою слабость, кроме тех случаев, когда мне кажется, что я скурил слишком много чужих сигарет и должен возместить пачку (понимаете, своих не держу – стреляю у знакомых, поскольку вообще-то я не курю), мне приходится за нее расплачиваться. Тщательные исследования показали, что похмелье в полтора-два раза хуже, если я курил, – сравнение было проведено со стандартными жуткими похмельями и их классическими симптомами (количество и наименование обезболивающих, громкость вздохов и тихих стонов, неспособность связать больше трех слов, степень желания съесть что-нибудь жирное на завтрак и так далее).

На пароме я съел карри из курицы с картошкой фри и кетчупом. Понимаю, это плохая/вредная еда, и такое признание даже хуже, чем признание слабости перед сигаретами, но эти блюда стали моим традиционным заказом на судах компании «Каледониан Макбрейн» (Caledonian MacBrayne), особенно во время пятичасового пути из Обана (Oban) до острова Барра (Barra), куда мы с Энн почти каждый год ездим отдыхать на неделю.

Речь идет о таком карри, которое нам давали в школах, которое можно купить там же, где фиш-энд-чипс, или в дрянном китайском ресторане; о карри, которое уже почти нигде не готовят (и правильно делают); о клейкой массе, где слишком много кукурузной муки, где курица разварена – и все это пугающего горчично-желтого цвета, пересолено и напичкано консервантами E. Картошка тоже редко бывает лучше, чем просто съедобная. Но как вредная поблажка мне это очень нравится. Когда мы планируем поездку на остров Барра, я даже жду возможности заказать такую еду, так что я обрадовался, узнав, что на пароме до Айлы подают эти же блюда.

Когда мы плывем на Барру, я всегда беру с собой маленькую бутылочку кетчупа, чтобы достойно приправить картошку, но, даже несмотря на то что в этот раз мне пришлось довольствоваться кетчупом из ненавистных пакетиков, еда мне в кайф. Правда, кайф омрачается чувством вины.

Конечно, когда я прибываю в пункт назначения, меня ждут хозяева, приготовившие домашнюю баранину с собственной фермы, а на гарнир – молодую картошку и сочные овощи, и я раскаиваюсь, что на пароме съел ностальгическое псевдокарри, но ничего не поделаешь. В любом случае я выпиваю пару бокалов вина, а потом еще пару бокалов вина… а потом второй раз ужинаю, отчасти из вежливости, а отчасти потому, что уж очень аппетитны еда и питье на запах и на вкус.

Думаю, это было началом процесса, издевательски называемого «сбором материала» для будущей книги, в результате которого я набрал почти семь кило.

2. Не рифмуется с «налей»

– Бэнкси, я слыхал, ты книгу про виски пишешь?

– Верно. Мне заплатят за то, что я буду ездить по Шотландии, ну, или меня будут возить по Шотландии… в общем, буду знакомиться с дистиллериями и пить виски.

– Так это не шутка?

– Нет, не шутка.

– И ты уверен, что это тебе не приснилось?

– Уверен. Я уже договор подписал. Хочешь, пошуршу им в трубку?

– Просто хотел удостовериться. Так тебе, наверное, помощник нужен…

На первом же указателе, который встречает тебя при съезде с парома в Порт-Аллене, что на острове Айла, написаны два слова: справа «АРДБЕГ» (Ardbeg), слева – «БОУМОР» (Bowmore). Великолепно, думаю я: если указатель полностью состоит из названий вискикурен, это говорит о том, что изготовление виски – главная часть островной жизни, коль скоро направления тут задаются скотчем!

Сразу видно, что это отличное начало путешествия по заводам. Мне нравится виски с Айлы. На острове семь работающих дистиллерий (неплохо, если учесть, что население его составляет всего три тысячи человек), и на каждой производится уникальный виски, к которому я расположен всем сердцем. Среди этих семи молтов у меня есть свои предпочтения, но все семь входят в двадцатку любимых. В ближайшие два-три месяца, когда я буду ездить по вискикурням Шотландии и дегустировать сорта виски, о которых раньше только слышал (а то и вовсе не слышал), ситуация может измениться, но я сомневаюсь, что это произойдет: трудно поверить, чтобы вкусы, по яркости близкие к виски с Айлы, я и мои друзья почему-то оставили без внимания.

Виски с Айлы захватил меня, думаю, потому, что у него до предела насыщенный вкус. На самом деле я бы даже сказал «вкусы», во множественном числе. Я уже давно понял, что мне нравятся мощные, сильные, даже агрессивные вкусы: чеддер – чтобы вырви глаз, карри – чем острее, тем лучше, тайская еда, ближневосточные блюда с обилием чеснока, приправленная перцем чили мексиканская кухня, ощутимо фруктовые австралийские вина и тяжеловесные на вкус виски (упомяну по ходу дела и то, что мне не нравится: это брюссельская капуста, марципаны, вишня и «Амаретто». Плюс еще кое-что, о чем речь пойдет позже… мне за это даже неловко).

Если проводить разделение между характерами виски с Айлы, то стоит, очевидно, выделить маленькую зону, обращенную на юго-восток – потрепанный волнами, зазубренный, изрезанный торосами и скалами клочок побережья, прямо напротив которого лежит мыс Малл-оф-Кинтáйр (Mull of Kintyre).

Три завода на юге Айлы – самым радикальным примером служит «Лафрóйг» (Laphroaig) – производят напиток, который почти совсем не похож на виски. Разница очень велика. Я знаю людей, разбирающихся в виски и любящих его – будь то бутылочка, которую подадут кому-то, кто явно исчерпал резерв хозяйского гостеприимства, или жемчужина коллекции, приберегаемая для самых особых из особых случаев, – но при этом они всеми фибрами души ненавидят «Ардбег», «Лагаву́лин» (Lagavulin) и «Лафройг». Из этих трех обычно наиболее презираемы «Лагавулин» и «Лафройг», а из этой пары самая стойкая неприязнь достается «Лафройгу».

* * *

Date: 2015-07-23; view: 281; Нарушение авторских прав