Глава 2. Утром Сан Саныча разбудил грохот

Утром Сан Саныча разбудил грохот. Кровать подпрыгнула под ним, словно норовистый конь, со стен посыпались полки, на кухне загремели кастрюли и сковородки. Брызнули с потолка стекла — все лампочки в люстре разорвались разом с резким хлопком. Потянуло гарью.

Сан Саныч довольно в своей жизни наслушался взрывов и теперь мгновенно, почти безошибочно определил — граната! Где‑то рядом рвануло не меньше чем полкило тротила.

С лестничной площадки послышались крики.

Сан Саныч натянул брюки и прошел в коридор. Входной двери не было. Из дверного косяка торчала щепа и вырванные с корнем петли. Пол был завален штукатуркой и кусками сухой краски. Недавно отремонтированная лестничная клетка была изуродована до состояния археологических руин. На нижних ступенях, катаясь в пыли, зажимая рану на ноге, кричал и матерился охранник. Из двери напротив валил дым.

Не успел Сан Саныч предупредить соседа. Утро не оказалось мудренее вечера. Утро оказалось кровавее.

Споро подъехали пожарные, милиция и «Скорая помощь». Из квартиры на носилках вынесли соседа, точнее, то, что от него осталось, трупы охранника и экономки и какую‑то изуродованную, но живую молодую женщину.

Милиционеры заталкивали в квартиры высыпавших на лестницу любопытствующих жильцов.

— Граждане, оставайтесь дома. Не мешайте работать следствию.

Милиционерам Сан Саныч показал свое ветеранское удостоверение и спросил, работает ли до сих пор на Петровке его ученик Трегубов. Милиционеры сказали, что работает, и попросили описать все известные, способные заинтересовать следствие факты на отдельном листе.

Чуть позже они послали двух не задействованных в деле сержантов поправить Сан Санычу дверь. В общем, ребята оказались, что называется, своими и даже разрешили бывшему коллеге участвовать в осмотре места происшествия.

При осмотре Сан Саныча поразили даже не последствия взрыва, их он видел на своем веку немало, а остатки обстановки, по которым угадывался изначальный интерьер квартиры. Обстановка была шикарная, в стиле сказок Шехерезады. Ну или чуть пороскошней. Средства на подобные излишества невозможно было добыть честным путем. И нечестным тоже. Такие деньги можно было раздобыть только изощренно преступным путем.

«Может, и к лучшему, прости Господи, что я его не успел предупредить, — подумал Сан Саныч. — Может, есть в том какая‑то высшая справедливость? Правда, экономка… Она‑то здесь при чем?»

Подъезд силами бригады привлеченных дворников прибрали. Кровь замыли. Вход в квартиру почившего нувориша опечатали.

В подъезде произошли изменения. Телохранители куда‑то исчезли. Дверь, ведущая на пятый этаж, осталась открытой. А потом и саму дверь сняли и куда‑то уволокли. То ли дворники, то ли предприимчивые жильцы.

Жизнь быстро втянулась в обычную колею. Сан Саныч, как и прежде по утрам, жарил яичницу и поливал кактусы. Он поливал кактусы и посматривал в окно, где видел все тот же привычный пейзаж. Как будто ничего и не случилось. Как будто здесь, в подъезде, в двадцати шагах от поливаемых кактусов совсем недавно не лишили жизни нескольких человек.

Наверное, такова природа человека — вымарывать из памяти неприятные для него события. Наверное, это нормально — забывать то, что не хочется помнить. Словно не было взрыва, словно не стоял на том углу подкарауливающий чужую жизнь убийца, а возле фонаря — машина…

Машина?

Сан Саныч замер. Вода из лейки мимо кактусов лилась на подоконник, на пол.

Машина стояла на том же месте!

Та же машина!

Этого полковник понять не мог. Преступление уже произошло, все, кому назначалось погибнуть, погибли. К чему возвращать сюда машину? Зачем рисковать тем, что какой‑нибудь случайный зевака опознает тебя? Зачем наводить на след милицию?

Непонятно.

Может, действительно верна легенда, что преступник всегда возвращается на место преступления? Хотя в своей практике Сан Саныч с подобными примерами не сталкивался и считал, что это досужая выдумка романтически настроенных писателей. Преступник бежит с места преступления. В чащобы, в урманы, за кордон. Подальше от цепких глаз следователя.

Но почему вернулись эти? Вернулись, несмотря на опасность. Несмотря на то, что следствие в разгаре и каждый день здесь рыщет следственная бригада!

Может, они что‑то ищут? Может, они для того и взорвали соседнюю квартиру, чтобы впоследствии что‑то изъять из нее?

Но тогда почему они объявились так рано?

Загадка.

Сан Саныч вновь оборудовал свой наблюдательный пост. Но теперь он обустраивал его с еще большей тщательностью, чем раньше. Теперь он знал, что слежка не плод его больного воображения и что противник его не бойскаут, играющий в казаки‑разбойники. В этой войне бомбы были настоящие. И трупы настоящие.

На этот раз слежка велась не столь топорно. Шпики в одном месте для того, чтобы пожевать конфеты, не сходились и подолгу на отведенных им площадках не застаивались. Наблюдатели постоянно перемещались, вертя своеобразную карусель. Это уже было похоже на работу.

Через сутки Сан Саныч убедился, что вектор интереса слежки не изменился. Внимание шпиков привлекал все тот же подъезд. Похоже, одного только взрыва преступникам показалось мало.

Пора было обращаться за помощью к сослуживцам.

Сан Саныч взял хозяйственную сумку и отправился в магазин за покупками. Он пошел в магазин, но пришел в бюро пропусков одного почтенного, к которому когда‑то имел отношение, учреждения.

По местному телефону отставник‑полковник набрал известный ему номер и прижал трубку к уху. Далеко не все из его коллег вышли в тираж. Кое‑кто еще продолжал тянуть служебную лямку. К кому, как не к ним, обращаться за помощью.

— Дежурный прапорщик слушает!

— Здоров, прапорщик! Соедини‑ка меня с шефом.

— Кто его спрашивает?

— Скажи, Саныч. Просто Саныч. Он поймет.

— Генерал будет завтра утром. Я доложу ему о вашем звонке.

— Да ладно, не напрягайся. Я сам утром позвоню.

В конце концов несколько часов ничего не решают. А нижние чины рациональней растрясать с помощью высших. Сверху капать — это вам не снизу брызгать. Заоблачная капель много доходчивей самого отчаянного бултыхания в низах. Приди Сан Саныч к следователям, его, наверное, выслушают, но сделать ничего не сделают. Кому нужны измышления выжившего из ума пенсионера, когда реальных дел невпроворот? Нет, тут без генеральского цеу не обойтись.

В первом попавшемся на пути универсаме Сан Саныч заполнил сумку — не с пустыми же руками возвращаться — и побрел обратно к остановке. Автобус подошел быстро. Полковник сел и задумался о том, кого бы еще подключить к делу, если генерал по тем или иным причинам не сможет ему помочь.

На следующей остановке в автобус ввалилась толпа контролеров, профессионально, словно группа захвата, блокировала входные двери, пошла по салону.

— Граждане, приготовьте проездные билеты!

Контролеры, споро рассортировывая пассажиров на обилеченных и «зайцев», приблизились к Сан Санычу.

— Ваш билетик?

Сан Саныч не понял.

— Что?

— Билетик ваш. Или проездное удостоверение.

— Да вы что, ребята, я же пенсионер.

— Тогда пенсионную книжку.

— А моего лица вам недостаточно? И вот этих седин? Могу еще показать анализ мочи. Он у меня соответствует возрасту. С подростковым не спутаешь.

— Вы лучше билет покажите. Прокомпостированный.

— Вы что‑то, ребята, видно, недопонимаете. Я уже двадцать лет имею право ездить на городском транспорте бесплатно. Я пен‑си‑о‑нер!

— Понимаем, не понимаем, наше дело маленькое: есть билет — езжай, нет — выходи. Все остальные вопросы — к начальству.

— А где начальство?

— На конечной остановке.

Делать нечего, пришлось ехать. Не врукопашную же с должностными идиотами вступать?

На конечной остановке разбираться долго не пришлось.

— Вы что, парни, охренели? — обалдело начальство при виде безбилетного улова. — Вы что, не видите, что этому «зайцу» в обед исполнилось сто лет? Вы что, хотите смертный грех на душу взять?

— А кто их разберет? Вы сами, когда инструктировали, говорили…

— Говорили, говорили… В слесарную яму вас надо, а не на контроль. Тоже мне деятели. Живого «зайца» от полумертвого пенсионера отличить не могут! Извиняй, дедушка. Перестарались пацаны. У них, сам видишь, умственное созревание за половым не успевает. Девочек от старушек с грехом пополам отличать научились, а юношей от стариков еще нет. Вы подождите с часок, мы вас обратно на машине доставим. Уж коли виновны.

— Да ладно, я как‑нибудь сам доберусь.

Домой Сан Саныч добрался только через полтора часа с напрочь испорченным настроением. Не в его возрасте такие экскурсии совершать.

Не переставая ворчать и ругаться, Полковник прошел на кухню. Его приученный к порядку желудок давно требовал горячей каши. А зад — мягкого кресла.

Поставив на огонь воду, Сан Саныч вытащил из шкафа металлическую коробку с крупой и снял крышку.

«Два стакана на литр воды, — повторил он про себя рецептуру, — масло, соль по вкусу. Аппетит по настроению».

Сан Саныч нашел стакан и глубоко погрузил его в крупу. Погрузил, но не вытащил наружу и не опрокинул над кастрюлей с водой. Что‑то затормозило его действие. Какое‑то смутное подозрение. Или предчувствие.

Он убрал руку и задумался. Многолетняя практика оперативной работы научила его доверять предчувствиям. Даже самым на первый взгляд неаргументированным.

Что заставило его остановиться? Странный, донесшийся с лестничной площадки звук? Вид коробки с крупой? Запах газа? Запоздало осознанная информация, полученная на подходах к дому? Что?

Сан Саныч постарался восстановить в памяти события последнего получаса: зашел в подъезд, поднялся на лифте до четвертого этажа, прошел еще один марш пешком, открыл входную дверь… Вроде все чисто. Все как обычно. Потом: коридор, ванная, кухня, газ, крупа…

На крупе он и споткнулся. На крупе…

Сан Саныч еще раз внимательно осмотрел коробку, пошевелил крупу пальцем, попробовал на вкус. Нормальная крупа. Сухая. Точно такая, как была в последний раз…

В последний раз? Вчера, нет, позавчера он точно так же зачерпывал ее стаканом и сыпал в кастрюлю…

Он зачерпывал ее!

А где же воронка от выбранной крупы? Ямка где?!

Сан Саныч очень осторожно снял остальные коробки и откинул крышки. Поверхность круп была ровной, какой она бывает, если коробку аккуратно потрясти в руках.

Она не могла быть такой!

Но была!

Это могло означать только одно — крупы кто‑то высыпал из коробок, а потом ссыпал обратно. Это означало, что в квартире Полковника побывал посторонний.

А если это просто невнимательность? Если он сам перетряс их, прибираясь на кухне, и забыл об этом? Нельзя делать вывод, основываясь только на одном наблюдении. Необходимо искать новые подтверждения возникшим подозрениям. Так учили их в полковой разведке и потом всю жизнь, во всех прочих разведках и спецотрядах. Истина есть сумма доказательств!

Надо искать доказательства. Или их отсутствие.

Сан Саныч еще раз обошел всю квартиру, но уже не как ее хозяин, а как следователь. И не просто как следователь, а как следователь, от успехов расследования которого зависела вся его карьера, вся его профессиональная честь. Он прошел квартиру чуть ли не ползком, осматривая каждый сантиметр пола, заглядывая под каждый стул, ковыряясь в каждой соринке.

Он осмотрел все и убедился, что в квартире побывал посторонний.

В коридоре он нашел кусочек отлетевшей от обуви земли, видом и цветом не соответствующий местам, где он бывал. Он вообще последнее время по земле не ходил — только по асфальту.

Обратил внимание на сдвинутую под ванной банку с краской, которой он не касался месяца четыре. Кольцо свободного от пыли пола не совпадало с донышком банки. Ее подняли, но поставили чуть небрежно.

Он обратил внимание еще на десяток изменений в местоположении известных ему вещей. Миллиметровых изменений. Но все‑таки изменений.

В доме был посторонний. Вне всяких сомнений!

Но зачем? И когда?

Когда — все просто. Не позже чем три часа назад. Комочек земли с обуви еще даже не успел подсохнуть и рассыпаться в пыль. Скорее всего даже два часа назад. Когда Сан Саныча мурыжили нерадивые контролеры. Контролеры?

Нерадивые?

А может, очень даже радивые? Может, даже ретивые!

Черт возьми! Как же он сразу не догадался? Абсолютного на вид пенсионера пацаны‑контролеры волокут на край города только для того, чтобы принести ему, голосом вышестоящего начальства, извинения! Ерунда какая‑то.

Или чей‑то злой умысел? Именно умысел!

Им нужны были эти два‑три часа отсутствия хозяина в его собственной квартире. Им необходимо было время для работы. Где его взять, если ответственный квартиросъемщик пенсионер и более чем на тридцать минут свою берлогу не покидает? Как изолировать от собственных квадратных метров? Только травить как «зайца» контролерскими «собаками». Подобное происшествие потерпевшего возмутит, но подозрений не вызовет. Причем чем больше возмутит, тем больше не вызовет. Сильные эмоции не способствуют рассудочности.

И главное, как славно неизвестные злоумышленники подгадали время незваного визита. Дверь, перекрывающая ход с четвертого этажа на пятый, убрана, охрана отбыла в неизвестном направлении по причине отсутствия необходимости кого бы то ни было охранять, соседей на лестничной клетке нет. Выламывай дверь — никто не помешает, никто не заметит. А если и заметит, то после имевшего места инцидента со взрывом побоится нос за порог высунуть.

Ах, как вовремя случилось покушение! В пору до земли поклониться преступникам, ведущим свои бесконечные разборки. Так вычистить подходы к объекту! И так к месту!

Вот именно, к месту! Вчера взрыв — сегодня обыск. Тютелька в тютельку!

А если довести эту мысль до логического конца? Если на секунду представить, что мафиозной разборки не было? Если допустить такую безумную мысль?

Тогда все встает на свои места. Тогда понятно, почему слежка была продолжена после того, как разборка состоялась, зачем вошли в автобус липовые контролеры, по какой причине прогремел взрыв.

Взрыв расчищал подходы к объекту интереса. Не более того! Взрыв устранял с пути злоумышленников непреодолимое препятствие в виде дополнительной двери и неусыпно бдящей за ней охраны. Невероятно?

Но очень похоже на правду. Иначе зачем неизвестным преступникам обыскивать квартиру не имеющего никакого отношения к преступной деятельности жильца?

Отсюда следует, что сосед, и его телохранители, и экономка, и неизвестная женщина пали жертвами интереса к персоне Сан Саныча. Как ни дико это звучит.

Единственное обстоятельство, которое может опровергнуть данное логическое построение, — это обыск соседней квартиры. Обыск после взрыва.

Сан Саныч вышел на лестничную клетку и внимательно изучил замки, петли, печати на двери.

Нет, дверь не вскрывали. Это было абсолютно точно. Значит, преступников интересовала не эта, а противоположная квартира. Квартира Сан Саныча.

Но какого же масштаба тогда должен быть этот самый интерес, если во имя его легко пожертвовали тремя жизнями?

Сан Саныч надолго задумался. Знакомство с людьми, способными ради того, чтобы покопаться в чужих вещах, на тройное убийство, лично ему ничего доброго не сулило. Это были очень страшные люди. И ставили они перед собой очень страшные цели. Но какие?

На этот вопрос у Сан Саныча не было ответа. В его квартире не хранились мешки с наркотиками и не было припрятано золото партии. Единственный из имеющихся в его распоряжении драгметаллов помещался у него во рту в виде золотой коронки. Но вряд ли из‑за этих трех граммов преступники будут пулять в окна из гранатометов.

Что еще может интересовать злодеев? Информация? Но что он может знать такого, за что не страшно литрами разливать чужую кровь? Секреты, в которые он посвящен, давно устарели. Сегодня гораздо более секретные сведения публикует любая мало‑мальски уважающая себя газета. Чужие секреты?

Может быть. Их Сан Саныч знал немало. Но максимум, на что они тянули — это на одну куриную смерть. Но никак не на человеческие. Чужие секреты, о значимости которых он не догадывается?

Это уже теплее. Такое возможно. Лет пять‑семь назад один из бывших сослуживцев, вернее даже учеников Сан Саныча, передавал ему на хранение пакет, который он оставил у себя до времени, надежно припрятав на случай проникновения в квартиру воров. Сослуживец с тех пор не объявлялся, о пакете Сан Саныч благополучно забыл.

Может быть, он?

Правда, ни о чем таком сослуживец не предупреждал. Просто просил спрятать. Неужели в столь непритязательном на вид конверте заключена такая разрушительная, что двери вылетают, сила? Тогда лучше от него избавиться.

Сан Саныч вытащил старую записную книжку и нашел нужный номер.

— Ивана Степановича можно? — попросил Сан Саныч.

В трубке никто долго не отвечал.

— Ивана Степановича нет.

— Тогда я с вашего позволения позвоню попозже.

— Ивана Степановича вообще нет. Он умер.

— Когда?

— Месяц назад.

— Извините за бестактность, но нельзя ли спросить, от чего. Я его старый сослуживец.

— Мне бы не хотелось об этом говорить.

— И все же я вас очень прошу. Мы вместе работали. Прекрасно знали друг друга…

— Он погиб. Его убили. Извините.

Гудки.

Сан Саныч положил трубку. В сплошном частоколе не имевших ответа вопросов объявилась брешь. Но это не радовало.

Неужели четвертый труп? Ради какого‑то миниатюрного конверта?

Нет, не верится. Скорее всего это просто совпадение. Вполне вероятно, что все эти события: слежка, взрыв, обыск, конверт, смерть сослуживца, его передавшего, — отдельные, никак не связанные друг с другом события, нелепо объединенные фантазией находящегося не у дел и от того скучающего пенсионера. Наверное, это все‑таки более вероятно, чем замысловатый заговор с пакетами и убийствами. Все в жизни обычно имеет простое объяснение. Это Сан Саныч помнил еще со времен службы.

Но тем не менее информацию следовало проверить. Другой все равно не было.

Сан Саныч связался с сослуживцами.

Полученная информация сразила его наповал.

Его ученик и сослуживец не просто погиб. Он был похищен неизвестными людьми, находился в неустановленном месте несколько недель и, наконец, был обнаружен в ста километрах от города в заброшенном и заполненном водой песчаном карьере. Его труп был изуродован до неузнаваемости. Медицинская экспертиза установила, что все эти бесчисленные телесные повреждения он получил еще живым! Все эти недели его беспрерывно и жестоко пытали. Кроме того, неустановленные преступники в первые после его исчезновения часы и дни перетряхнули его квартиру, дачу и квартиру матери.

Преступники явно что‑то искали.

От такой информации Сан Саныч отмахнуться уже не мог.

Возможно, преступники вели поиск именно того, что хранилось в квартире Сан Саныча. Вопрос — ищут они наверняка или только предполагают, что это что‑то может находиться у него?

Скорее всего предполагают. Иначе действовали бы более решительно и целенаправленно. Скорее всего они проверяют всех друзей и сослуживцев покойного, которым он мог доверить свой секрет. Сан Саныч был только одним из многих. Поэтому и следили, вместо того чтобы нагло вломиться в интересующую их квартиру. В свою очередь, недавний взрыв сигнализирует о том, что круги сужаются, что прочие претенденты один за другим отпадают. Ради одного из многих трупы наваливать не будут. Многих не осталось. Осталось несколько. И Сан Саныч среди них.

Все это говорит о том, что скоро последует новый визит. И уже не такой вежливый.

Все говорит о том, что во имя сохранения спокойной старости пора переходить от томной созерцательности к решительным действиям. А то как бы не пришлось раньше времени повстречаться с Иваном Степановичем.

В первую очередь следовало определить круг интересов преступников. К кому еще они проявили свое небескорыстное внимание?

Сан Саныч связался со своими друзьями‑приятелями. Все они хорошо знали и Ивана Степановича.

— Хочу, мужики, вас в городки поиграть пригласить. Косточки на старости лет поразмять. А то, поди, вы плесенью давно взялись?

— Да ты что, Сан Саныч! Вспомнил! Мы биту сто лет в руках не держали. Уволь от таких испытаний.

— Буде прибедняться‑то, — не принимал Сан Саныч на веру сетования о вконец износившемся здоровье. — Кабы я вас на баню с девочками скликал, поди, отыскались бы силенки. Поди, молодыми козликами бы поскакали?

— Сравнил тоже — то ли палку в деревяшки бросать, то ли… спинку парить, — хохотали ветераны.

— В общем, жду. И наперед предупреждаю — добром не придете, всей командой в гости завалимся, все продукты, спиртное и курево истребим.

— Ладно, черт с тобой, если ты такой банный лист.

— Такой, такой. На то у меня свои причины имеются.

— Так бы сразу и говорил.