Старые метрополии

Созданные по образу религиозных сооружений, от которых их мало что отличало, императорский дворец и дома знати сохранили в эпоху Хэйан геометрическое равновесие построек в китайской манере, которой они подражали. Ансамбль жилища вельможи состоял из главного здания (синдэн), в полдень там открывали двери; две крытые галереи соединяли его с восточной и западной стороны с двумя жилыми павильонами (тай‑но‑я). От них две другие галереи простирались к югу и вели в сад и к пруду, северный жилой павильон (третий по счету) создавал контрапункт. Красный цвет колонн, окрашенная в серо‑синий или зеленый цвет черепица придавали ансамблю величественный характер и выделялись на фоне мягких тонов пейзажа. Контраст между сдержанной, безыскусной манерой и горделивым блеском храмовых и официальных построек в истории известен давно. В 724 году был издан правительственный указ, предписывающий не только всем высокопоставленным служащим, но и всем гражданским лицам, достаточно богатым, чтобы позволить необходимые расходы, вместо скромных домов из нетесаного дерева и соломы выстроить для себя разукрашенные дворцы в китайском стиле. Но была ли потребность в таком законе? Блеска Нара, столицы, которая была выстроена по плану в подражание континентальному Чан‑ань, оказалось достаточно для того, чтобы изменить традиции, испокон веков идущей от предков и сохранявшей черты доисторических сооружений.

В Японии между тем стили, как философии или религии, выживают и дополняются не разрушаясь. И фактически именно религия, больше, чем все остальное, оказала влияние на эволюцию архитектуры – ее идеи, преобразованные обстоятельствами, неприятно секуляризирующими религиозное чувство, иногда восхитительно одухотворяют повседневность. Наиболее удивительные из синтоистских монастырей, например, искусно представляют эволюцию скромных домов на сваях, с простыми лестницами, которые давали кров как царям эпохи Великих курганов, так и крестьянам эпохи Яёй. Древние монастыри, основанные раньше, чем началось активное влияние буддистской цивилизации, разделяются на типы. Самый знаменитый и самый древний храм Исэ был посвящен божественным предкам императорской семьи. Согласно «Нихонсёки», он был построен по той причине, что однажды сочли недопустимым, что боги и император живут и спят в одном месте; боги, таким образом, «переехали», как считается, в конце V или начале VI века. Устанавливаемый попеременно на двух равноценных пространствах, самый священный из монастырей периодически переносился из одного места в другое, то есть его демонтировали и восстанавливали. Пространство присутствия и пространство отсутствия (кодэнти) всегда отмечено невысоким столпом, символом, выражающим вечность жизненного цикла и синтоистскую веру в воскресение. Храм Исэ включает два священных здания, одно из них внутреннее святилище (Найку), другое – внешнее (Гэку),[35]последняя реконструкция которого была проведена в 1954 году. Храм состоит из нескольких дощатых домов на сваях, с тяжелой наклонной соломенной крышей. Сдержанный орнамент (тиги) и величественно вздернутая верхняя балка (кацуоги) напоминают о храбрости древних воителей, богатства которых захоронены в могильниках эпохи Великих курганов. Этот храм, форма которого соответствует форме доисторического амбара, представляет тип строения, называемый симмэй, характерной чертой его являются несущие колонны по внешней стороне стен.

Столь же древний и столь же важный храмовый комплекс Идзумо напоминает о беспощадной борьбе, в которой некогда противостояли соперники – воины Ямато и воины Идзумо, об этом рассказывают легенды. Если и после своего восстановления в 1744 году это сооружение остается наиболее значительным синтоистским монастырем Японии, то его изначально колоссальные размеры внушали идею о могуществе загадочной цивилизации Севера, цивилизации страны, «где скапливаются облака», которую Ямато должен был уничтожить, чтобы царствовать. Единственный из всех монастырей, он описан в «Нихонсёки»: «…веревка из коры шелковицы длиной в тысячу футов будет связана ста восьмьюдесятью узлами. Все опоры монастыря будут высокими и величественными… и все доски – широкими и прочными».

Известно, что святилище Идзумо, посвященное Окунинусино микото, более древнее, чем святилище Исэ. Ансамбль Идзумо был знаменит из‑за размаха своих пропорций. Сохранившееся после многократных разрушений главное здание святилища было восстановлено в последний раз в 1744 году и уже не имеет былых своих размеров. Сохранилась, однако, существенная часть – простое четырехугольное помещение, к которому ведет крытая лестница. Говорят, что в октябре, когда пылают кленовые леса, боги собираются в Идзумо; октябрь для Идзумо – месяц «присутствия богов» (ками‑ариджуки), в то время как для остальной Японии это месяц отсутствия богов (каннадзуки).

Он был, согласно документу X века, больше, чем поразительный зал Будды в Тодайдзи в Нара. Однако этот колосс действительно был плохо установлен, так как обрушивался семь раз в течение XI–XII веков. В 1248 году было решено его построить заново, но в меньших масштабах. Главное здание, квадратное в основании, поддерживалось девятью колоннами, расставленными в три ряда по три, что характерно для стиля тайса. Другая особенность ансамбля Идзумо – асимметричное расположение зданий внутри квадратной ограды. Он был восстановлен бездарно, без соблюдения первоначальных пропорций, утратив прекрасную гармонию и равновесие, которыми отличался. Однако большое количество балок (древесина из окрестного леса) помогли придать присущую ему величавость, исходящую из тех мифологических времен, когда неистовый Сусаноо повстречал гидру Идзумо:

Великолепная дорога, окаймленная колоссальными деревьями, виднеющимися, насколько хватает глаз, под верхушки гигантских торий подвешены огромные симэнава, вполне достойные могущества этой Богини небесных сил, символами которой они являлись. Но величие широкой дороги возрастало больше, не благодаря ториям и их символам, украшенным фестонами, а необычным деревьям, многие из которых, быть может, пережили не одно тысячелетие, – это узловатые сосны, чьи густые вершины теряются в сумраке. Некоторые мощные стволы окольцованы веревкой из соломы; эти деревья считаются священными. Огромные корни, видные в свете фонарей, широко раскинулись во все стороны, как драконы, которые ползут, извиваясь (Лафкадио Хёрн.

Отблески незнакомой Японии).

Лес всегда окружает и защищает в Киото алтари Камо, расположенные между горой Ками (Ксшияма) и рекой Камо (Камагава). Прекрасные храмы, созданные в стиле нагара, состоят из зданий с многоугольным основанием.

Три стиля – симмэй, тайса и нагара – символизируют синтоистский дух в той же мере, что и эстетическое влияние буддизма с его многоцветными архитектурными формами, заимствованными на континенте. Наследница традиций железного века, синтоистская архитектура использовала исключительно необработанное дерево, ее прообразом служила древняя хижина лесных цивилизаций. В китайской эстетике эпохи южного Сонг и в идеях чань‑буддизма синтоизм открыл для Японии источник умеренности и любви к необработанному материалу. К интеллектуальной изысканности китайских вышивок на эту тему синтоистская концепция пространства добавляет особый вкус, обогащая подражанием растительному миру, проникновением в сердцевину образа охраняющего леса. Япония не играет в этом роль заинтересованного ученика; она разделяет здесь традиции лесных культур Северной и Юго‑Восточной Азии. В этой стране, где с наступлением зимы завывает северный ледяной ветер, прилетающий из Сибири, синтоистское представление о естественном пространстве сохраняет воспоминание о тропическом зное и всегда одержимо идеей о всемогущей и непреодолимой естественной среде, дружественной и враждебной. Иногда, однако, воплощаясь в сооружениях, как, например, Симиоси в Касуга Хатиман, синтоизм проявляет себя более умеренно, используя яркий контраст красного цвета колонн и белизны саманных стен. В этот момент он уже урбанизирован, пронизан китайским духом, то есть применительно к Японии – буддийским духом.

Действительно, буддизм в Японии сам создает для себя пространство. Он предлагает человеку, вовлеченному в печальный цикл вечного круговорота, определенное количество временных или окончательных решений, перевод которых на язык архитектуры, уже издавна сложившийся в Китае, привносит в каждый пейзаж свою исключительность. Периодически внедряемая Китаем, ассимилированная, а затем приобщившаяся к японскому духу, буддийская архитектура выражает суть условий жизни.

Влиянием, которое легко заметить в наши дни, является влияние дзэн‑буддизма, в особенности секты Риндзай, широко известной в начале эпохи Камакура. Сяридэн (построен около 1285 года) или Зал реликвий в храме Энгакудзи в Камакура были возведены уже в новом стиле, известном под названием «китайская манера» (кара‑э), но его утонченная пластика противится академической и жесткой китайской манере, связанной с так называемым «индийским» стилем (тэндзики‑э). Со сдержанным теплом обнаженного дерева соединяются богато декорированные несущие консоли и искусная изысканность ригелей, покрытых фестонами, с яркостью синего цвета шиферного покрытия сочетается матовый объем соломенной кровли. Символизм, поддержанный дорожками, ведущими от здания к зданию, муравейник маленьких дополнительных храмов контрастировали с умиротворяющей, изысканной мягкостью садов и подчеркнутой сдержанностью чайных павильонов. Грандиозные творения дзэн‑буддизма в Дайтокудзи или в Нандзэндзи (хотя и более скромных размеров), оба расположенные в Киото, представляют некое философское обобщение мира.

Более близкими к господским домам являются храмы амидистских сект. Возвышение для театра Но и жилые ансамбли приобретают гораздо большую значимость, чем чисто религиозные здания. Религиозные сооружения представляют собой главным образом просторный зал для поклонения Амиде, а также павильон, где почитается память основателя. Эти храмы предназначены для вознесения молитв Амиде, который на заре новой жизни, символизируемой восходящим солнцем, в глубоком сострадании является перед последним вздохом умирающего. Эти ансамбли продолжают развитие архитектурных проектов, которые воплощались уже в начале эпохи Хэйан приверженцами нового буддизма сект Тэндай и Сингон. В то время строители впервые научились использовать неровности гористых склонов; буддизм тогда, частично разорвав связи с миром столичных правителей и заново открыв для себя чувствительное отношение синтоизма к чарующей первозданности природных стихий, поддержал его философскими и моральными аргументами. Кроме того, одновременно множество людей приглашалось на совместную молитву в просторных святилищах, для монахов были построены помещения для совместной медитации. Тогда же пагода, место для хранения реликвий о трех или пяти этажах, вернулась к своему первоначальному виду, своим происхождением обязанному китайской и индийской традиции, – это куб, увенчивающий полусферу. Японский дух избегал геометрических форм, которые преобладали в Хэйанкё, подобно тому как они господствовали в религиозной столице Нара.

С появлением буддизма в середине VI века Нара оказалась застроенной храмами. Впоследствии торжественный звон колоколов, в которые били при помощи бруса, так как они были лишены языка, не прекращал отбивать ритм протекающего времени. Рисовые поля у подножия лесистых холмов, розовый свет сумерек – все эхом отзывалось в вечных словах торопливой или меланхоличной человеческой молитвы.

В Нара семь величественных буддийских храмов, принадлежащих шести сектам, были возведены на равнине. Каждый из них имел свое предназначение по классическому канону. Священная стена (гаранин), расположенная на юго‑западе, объединяла главные здания и пагоду; служебные помещения, которые обеспечивали жизнь братства, рассредоточивались на остававшейся территории. Монастырские здания (дайсю) – жилые помещения монахов (дайцун или дайцуин) и столовая (дзикидоин), ведомства (мандокоин), хранилища (сёсоин), огород (энин), сад цветов (каэнин) и, наконец, жилье для рабов, которые принадлежали братству (сэнин). Храмовый ансамбль по периметру был обнесен земляными стенами (цуидзи), в которых были пробиты одни ворота или несколько ворот по четырем сторонам света. Большинство пристроек сегодня исчезли, так как были заброшены после того, как буддизм перестал пользоваться милостью сёгуната.

Внутри священной ограды сооружений Кондо содержатся два священных сооружения – здание Кондо, где находится одно из наиболее значительных изображений Будды (хондзон) и пагода (то), где хранятся реликвии (сари). Как утверждается, то были мощи Будды. Здания, хранящие эти сокровища, располагаются внутри двора, ограниченного монастырской постройкой (кайрой), которая представлена крытой галереей с воротами (тюмон) на южной стороне и примыкающим помещением для чтения сутр (кодо) – на северной. За ним в длину вытянуты два или три здания, спальни для монахов. Колокольня (суро) и постройка, прикрывающая тамбур (коро), дополняли ансамбль. Конечно, эта классическая композиция со временем претерпела множество изменений, и современные храмы, несмотря на свои внушительные размеры, лишь тени того, чем они были когда‑то.

Знаменитый Тодайдзи, например, теперь выглядит таким, каким он стал после своего восстановления в XII столетии, утратив свой изысканный вид, для реконструкции которого требовались значительные средства. Это сооружение, строительство которого было начато в 745 году, – одно из наиболее великих творений японских архитекторов и, как утверждается, ныне представляет собой самое просторное деревянное здание в мире. Первый из официальных национальных храмов (кокубундзи, сам принцип был установлен в 741 году), он первоначально занимал квадрат со стороной в пятьсот метров. Строительство продолжалось двадцать лет, в течение которых работали пятьдесят тысяч плотников и триста семьдесят тысяч рабочих – кузнецы, литейщики; они отлили статую, гигантского бронзового Будду – Дайбуцудэн в семнадцать метров высотой был помещен в главный алтарь. Собрат наших западных соборов по своим размерам и огромному, тяжелому труду, который был вложен в его строительство, Тодайдзи был подобен им и в другом: он предназначался для приема множества людей. Его первоначальный план показывает, что он подвел итог развитию крупных центров паломничества в Японии. Пагода, расположенная на востоке храмового комплекса за пределами монастыря, уже утратила свое былое значение и превратилась в украшение, так как народное почитание, после того как забросило реликвии, переключилось на изображения. Собственно говоря, сам храм не является больше местом сосредоточенности, но стал огромным караван‑сараем, в гуле которого встречаются боги и люди. Алтарь там отодвинут в глубину главного святилища, ныне заполненного верующими, которые в недавнем прошлом собирались в специальном павильоне, расположенном напротив того, в котором находились божественные изображения. Правда и то, что количество божеств умножилось, пантеон становился все более и более сложным, чтобы отвечать на наивный пыл простых душ, которые придерживались в большей степени веры и любви, чем философских доктрин. А потому, следовательно, и пришлось, как в Тосодайдзи, основанном в 759 году китайским священником Чиень Ченем (Гандзин по‑японски), увеличивать святилище, а потом включить его в последующую часть монастыря – его завершение.

Портрет Чиень Ченя (по‑японски Гандзин), китайского проповедника, основавшего Тосодайдзи в 759 году, был выполнен в технике сухого лака (дакацу кансицу), фактура которого позволяет выразить все трепетание жизни. Статуя состоит, если приглядеться, из нескольких слоев ткани (от трех до шести), являющихся основой для слоев последовательно наложенного лака; на ней видны следы первоначальной полихромной росписи. Согласно легенде, ученик Гандзина выполнил его портрет в последний день жизни, чему предшествовало сновидение, предупреждавшее о близкой смерти учителя. Скромно восседающий, излучающий ясность и силу, наставник, кажется, закрыл глаза, чтобы лучше следить за нитью внутренней медитации; в действительности же его взгляд – это взгляд слепого: Гандзин возвратился в Японию только после шестой попытки пересечь море и, рассказывают, утратил зрение в череде кораблекрушений, испытав бесчисленные тяготы путешествия. Эта статуя является древнейшим изображением, выполненным в технике лака, которое нам только известно.

Действительно, первые храмы не были задуманы для большого количества ни божеств, ни поклоняющихся. Они сохраняли, так же как и дворцы правителей, религиозным вариантом которых они были, соразмерное достоинство, величавое, но утонченное, которое было присуще китайским официальным зданиям, что служили им образцом. И однако, ученик не замедлил превзойти своего учителя. Дерзкая смелость ансамбля Хорюдзи (VII в.), соподчинение разновеликих пагод и павильона поклонения, уничтожила старый китайский план уравнивания зданий, которому следовали при возведении Ситэнходзи.

Хорюдзи (Нара‑к эн) – один из старинных храмов Японии – был основан в конце VI века регентом Сётоку. Известно, что он сгорел в 670 году, восстановление главного здания относится к 679–693 годам, пагоды и внутренние ворота (тюмон) явно построены до 710 года. Рядом с Хорюдзи, собственно говоря, находится Хорюдзи Тёин, построенный в 739 году священником Гёсином на месте Икаруга, дворца регента Сётоку, и сожженный людьми Сога‑но Ирука в 643‑м. Павильон мечтаний Юмэдоно представляет собой и храм, и мемориал, посвященный принцу, который некогда жил вблизи храма, он же его и основал. Многочисленные удачные реставрации в эпоху Камакура не повредили красоту этого восьмигранного сооружения, которое до сего дня вдохновляет архитекторов. Хорюдзи Тёин известен также своей сторожевой башней (сюро), которая датируется эпохой Камакура, однако воспроизводит формы, которые существовали в эпоху Хэйан. Поставленный на каменное основание, ее деревянный цоколь напоминает об обязательном правиле окружать замки рвами с водой.

Японское понимание пространства с VII по XX век переживало неоднократные озарения, ему присуща искусная алхимия в комбинировании неравенств, которая создает стабильность, поскольку японское равновесие выражает игру пустоты и наполненности, противостояние горизонтальных и вертикальных линий и стремится к гармонии цвета.