Дама с пирожками

Куда это ты собрался? – прокричал через улицу Эрни Милл, вытаскивая из почтового ящика газеты.

– Никуда, – ответил Баббер Сюрл.

– Никак решил повидать свою престарелую подругу? – продолжал смеяться сосед. – Да зачем ты вообще к ней ходишь? Может, расскажешь и нам?

Баббер не останавливался и, повернув за угол, пошел по Элм‑стрит. Вскоре показался дом, стоявший в конце улицы на некотором удалении от проезжей части. Подходы к дому заросли бурьяном, старыми и пожухлыми сорняками, которые шелестели и похрустывали на ветру. Само строение представляло собой небольшую серую коробку, обветшалую и давно не крашенную, ступени крыльца местами прогибались под собственной тяжестью. Прямо перед входом стояло видавшее виды старое, потрепанное погодой кресло‑качалка, покрытое столь же ветхим куском ткани.

Баббер шел по дорожке к дому. Едва ступив на расшатанные ступени, он глубоко вздохнул. До него уже доносился этот чарующий, теплый аромат, и у него в прямом смысле этого слова потекли слюнки, а сердце заколотилось в радостном ожидании. Баббер повернул рукоятку дверного колокольчика, издавшего слабый скрежещущий звук. Несколько мгновений по ту сторону двери стояла полная тишина, затем послышался легкий шорох.

Миссис Дрю отворила дверь. Это была старая, очень старая и маленькая, совсем высохшая дама, чем‑то напоминавшая росший перед домом пожухлый бурьян. Она улыбнулась Бабберу, шире распахнула дверь и придержала одну из створок, чтобы мальчик мог пройти внутрь.

– Ты как раз вовремя, – проговорила она. – Входи, Бернард. Пришел как раз кстати. Они будут готовы с минуты на минуту.

Баббер подошел к кухонной двери и заглянул за нее. И тут же увидел их – миссис Дрю принялась выкладывать на большое синее блюдо горячие, пышущие жаром пирожки, наполненные орехами и изюмом.

– Ну, как они тебе нравятся? – спросила хозяйка дома. – А может, немного холодного молока, а? Ты же любишь их с холодным молоком, – она вынула из кухонного ящика у заднего крыльца молочник, наполнила стакан и положила на маленькую тарелку несколько пирожков. – Давай пройдем в гостиную, – предложила дама.

Баббер кивнул. Миссис Дрю перенесла молоко и пирожки в другую комнату и поставила все на широкий подлокотник дивана. Затем она уселась в свое кресло, одновременно наблюдая за тем, как мальчик устраивается рядом с тарелкой с пирожками.

Ел Баббер, как и всегда, с жадностью, сосредоточив все внимание на пирожках и не издавая ни звука, если не считать громкого почавкивания. Миссис Дрю терпеливо дожидалась окончания трапезы и заметила, что его и без того пухлые бока округлились еще больше. Расправившись с тарелкой, он снова перевел взгляд на кухню, где на плите стояло блюдо с новой порцией выпечки.

– Может, задержишься немного и доешь и эти? – спросила дама.

– Ага, – кивнул Баббер.

– Ну как, нравится?

– Отличные!

– Ну и хорошо, – она откинулась на спинку кресла. – И чем же ты сегодня занимался в школе? Как твои успехи?

– Все в порядке.

Маленькая старая дама заметила, как беспокойно скользит по комнате его взгляд. – Бернард, – быстро проговорила она, – не мог бы ты действительно ненамного задержаться и поговорить со мной? – У мальчика на коленях лежало несколько книг, это были школьные учебники. – Может, почитаешь мне что‑нибудь? У меня совсем плохо с глазами стало, а я так люблю, когда мне читают.

– А можно я потом доем пирожки?

– Ну конечно.

Баббер подошел к противоположному краю дивана и вынул из ранца три книги – это были «Всемирная география», «Начала арифметики» и грамматика Спеллера. – Вы чего хотите?

Она заколебалась. – Географию.

Баббер наугад раскрыл большую синюю книгу. ПЕРУ. «Перу на севере граничит с Эквадором и Колумбией, на юге – с Чили, а на востоке – с Бразилией и Боливией. В Перу выделяют три основных региона, это, во‑первых…»

Маленькая старая леди наблюдала, как он читает, видела его шевелящиеся пухлые щеки, скользящий по строчкам палец. Сидела она молча, созерцая, внимательно разглядывая, буквально впитывая каждое сосредоточенное движение его лица, малейший жест его рук и ладоней. Она чуть расслабилась, позволив себе откинуться на спинку кресла, а он сидел совсем рядом с ней, очень близко – между ними стоял только столик с лампой. Как хорошо, что он зашел. Мальчик приходил к ней уже больше месяца, с того самого дня, когда она отдыхала у себя, на крыльце, а он проходил мимо, и она подумала о том, чтобы пригласить его, одновременно указывая на стоявшее рядом с креслом‑качалкой блюдо с пирожками.

Она и сама не знала, зачем сделала это. Так долго жила в одиночестве, что начала уже заговариваться и делать всякие странные вещи. Так редко удавалось видеть других людей – только когда выбиралась в магазин или почтальон приносил пенсию. А то еще мусорщики приезжали.

Приглушенно журчал голос мальчика. Ей было удобно сидеть – расслабленно и умиротворенно. Маленькая старая леди закрыла глаза и сложила ладони на коленях. И пока она так сидела, чуть подремывая и слушая голос мальчика, что‑то начало происходить. Старая женщина стала меняться, ее серые морщины постепенно исчезали. Сидя в своем кресле, она определенно молодела, ее миниатюрное, хрупкое тело снова наполнялось юностью. Седые волосы темнели, становились гуще, на месте растрепанных локонов появлялись насыщенного цвета кудри. Руки тоже обретали былую полноту, пестрота бесчисленных бурых крапинок уступала место яркой сочности здорового цвета, совсем как много лет назад.

Миссис Дрю сидела, закрыв глаза и глубоко дыша. Она чувствовала, что что‑то происходит, хотя и не могла понять, что именно. И все же что‑то определенно происходило, она всем телом ощущала это приятное чувство, тогда как сущность перемены пока ускользала от ее сознания. Это случалось и раньше, почти всякий раз, когда мальчик приходил и садился рядом с ней. Особенно в последнее время, после того как она пододвинула свое кресло поближе к дивану. Она в очередной раз глубоко вздохнула. Как же ей было приятно, какая теплота переполняла ее тело; впервые за все эти долгие годы она ощущала дыхание теплоты в глубинах своего холодного тела!

Сидя в своем кресле, маленькая старая леди превращалась в темноволосую даму лет тридцати, в женщину с округлыми щеками, налитыми руками и ногами. Ее губы снова наполнились багрянцем, а шея стала даже чуть полноватой, вроде той, какой она была в давно забытом прошлом.

Неожиданно чтение прекратилось. Баббер отложил книгу и встал. – Мне пора идти, – сказал он. – Я могу взять остальные пирожки?

Ее ресницы взлетели, глаза открылись. Мальчик стоял на кухне и рассовывал пирожки по карманам. Женщина рассеянно кивнула, все еще не стряхнув с себя остатки дремы и оцепенения. Мальчик собрал пирожки и подошел к входной двери. Миссис Дрю встала. И в то же мгновение теплая волна отхлынула от нее. Она посмотрела на свои руки – тонкие и морщинистые.

– О, – пробормотала она, чувствуя, как слезы застилают глаза. Все было кончено – он уходил и все исчезало вместе с ним. Она проковыляла к висевшему над камином зеркалу и посмотрела на собственное отражение. На нее взирали старческие, поблекшие глаза, глубоко запавшие в темные глазницы на иссохшем лице. Да, стоило мальчику отодвинуться от нее, как все было кончено.

– Ну, до встречи, – проговорил Баббер.

– Пожалуйста, – прошептала она, – пожалуйста, приходи еще. Ты ведь придешь еще?

– Конечно, – каким‑то бесцветным тоном проговорил Баббер, толкая створку двери. – До свидания. – Он стал спускаться по лестнице. Через несколько секунд до нее донесся звук его шагов по дорожке. Он ушел.

* * *

– Баббер, а ну‑ка иди сюда! – Мэй Сюрл рассерженно смотрела на сына с крыльца. – Немедленно иди сюда и садись за стол.

– Иду, – Баббер медленно поднялся на крыльцо и направился к двери.

– Что с тобой стряслось? – она схватила его за руку. – Ты где был? Ты что, болен?

– Я просто устал, – ответил Баббер, потирая лоб. Через гостиную прошел отец в майке и с газетами в руках. – В чем дело?

– Ты посмотри на него, – сказала Мэй Сюрл. – Весь потасканный какой‑то. Баббер, чем ты вообще занимался?

– Он ходил к своей старой леди, – проговорил Ральф Сюрл. – Ты разве сама не видишь? Он же всегда такой от нее возвращается. Баббер, зачем ты туда ходишь? Скажи, что происходит?

– Она угощает его пирожками, – сказала Мэй. – Ты же знаешь, как он любит поесть. Что угодно отдаст за тарелку пирожков.

– Баббер, – сказал отец, – послушай меня. Я хочу, чтобы ты прекратил ходить к этой безумной старухе. Ты меня понял? И меня не интересует, сколько она дает тебе пирожков. Ты слишком измотанным возвращаешься домой! Хватит уже. Ты понял меня?

Баббер уткнул взгляд в пол и прислонился к двери. Сердце его билось учащенно, с напряжением. – Я уже пообещал ей, что приду еще раз, – пробормотал он.

– Ладно, сходишь, – заявила мать, – но только в последний раз. И скажи ей, что больше приходить не сможешь. Постарайся вести себя повежливее. А теперь иди наверх и умойся.

– После обеда уложи‑ка его в постель, – сказал Ральф, глядя в сторону лестницы и видя, как медленно поднимается Баббер, держась рукой за перила. Он покачал головой. – Не нравится мне все это, – пробормотал отец. – Я не хочу, чтобы он больше к ней ходил. Что‑то странное есть в этой старухе.

– Ну хорошо, – сказала Мэй. – Пусть сходит в последний раз.

В среду выдался теплый солнечный день. Баббер шел по дороге, засунув руки в карманы брюк. Он на минутку задержался у магазина Маквейна и оценивающе оглядел полку с комиксами. У прилавка с напитками стояла женщина и пила крем‑соду. При одном виде этого у Баббера потекли слюнки. Он принял окончательное решение – повернулся и пошел дальше, чуть убыстряя шаг.

Несколько минут спустя он подошел к серому потертому крыльцу и надавил на кнопку звонка. Стебли сухой травы раскачивались и шелестели на ветру. Было уже четыре часа, так что время его поджимало. В конце концов, это же в последний раз.

Дверь открылась. Морщинистое лицо миссис Дрю расплылось в улыбке. – Входи, Бернард. Я так рада тебя видеть. Всякий раз, когда ты приходишь, я чувствую себя помолодевшей.

Он вошел и огляделся.

– А я пока начну печь пирожки – откуда мне было знать, придешь ты или нет. – Она проворно засеменила в сторону кухни. – Вот прямо сейчас и начну. А ты пока присядь на диван.

Баббер прошел в комнату и сел. Он заметил, что столик с лампой исчез и кресло‑качалка стояло прямо рядом с диваном. Он в некотором замешательстве смотрел на это кресло, когда в комнату почти неслышно вошла миссис Дрю.

– Все, в духовку посадила. Тесто у меня было уже готово. Сейчас, совсем скоро, – она со вздохом уселась в свое кресло. – Ну, как твои дела? Как школа?

– Все отлично.

Она кивнула. Какой пухленький был этот мальчуган, сидевший почти рядом с ней, какие у него круглые и румяные щечки! И сидел он так близко, что она без труда могла дотянуться до него. Ее старушечье сердце ликовало. О, как хорошо снова чувствовать себя молодой. Как много значит возвращенная юность. Да, юность – это все. А как жесток мир к старым людям! Ей вспомнились чьи‑то строки: «Когда весь мир состарится, мой друг…»

– Бернард, ты не хотел бы почитать мне? – неожиданно проговорила она.

– Я не захватил с собой книги.

– О, – она кивнула, – у меня кое‑что есть. Сейчас принесу.

Женщина встала и направилась к книжному шкафу. Она уже открывала створки, когда Баббер быстро произнес:

– Миссис Дрю, папа запретил мне ходить к вам. Сказал, что это – в последний раз. Я подумал, что должен сказать вам.

Она остановилась, замерла на месте. Казалось, все завертелось у нее перед глазами, комната отчаянно поплыла кругом. Она издала хриплый, испуганный вздох. – Бернард, ты… ты больше не придешь?

– Но мне же папа не разрешает.

Воцарилась тишина. Старая леди взяла наугад первую попавшуюся книгу и медленно вернулась к креслу. Еще через несколько секунд она протянула книгу мальчику – рука ее при этом чуть подрагивала. Баббер стал с безразличным видом разглядывать обложку.

– Пожалуйста, почитай мне, Бернард. Пожалуйста.

– Ну, хорошо, – он раскрыл книгу. – Откуда начать?

– Откуда хочешь, Бернард, откуда хочешь.

Он стал читать. Это было что‑то из Троллопа, но она почти не различала его слов. Ее ладонь прильнула ко лбу, к сухой, тонкой и ломкой, как старая бумага, коже лба. Страдание переполняло ее рассудок. Неужели все это в последний раз?

Баббер читал медленно и монотонно. Где‑то у окна прожужжала муха. Солнце медленно клонилось к закату, воздух чуть посвежел. Откуда‑то набежали облачка, и меж деревьев пронесся резкий порыв ветра.

Старая леди сидела рядом с мальчиком – ближе, чем обычно, – и слушала его чтение, воспринимая звук его голоса, ощущая, впитывая его всем своим естеством. Неужели и правда все – в последний раз? Ужас охватил ее, но она отшвырнула его прочь. В последний раз! Она уставилась на Баббера, сидящего так близко от нее. Спустя некоторое время она протянула свою худую, иссохшую ладонь и глубоко вздохнула. Он никогда не вернется, не будет больше этих встреч, не будет. В последний раз он сидит рядом с ней.

Она прикоснулась к его руке.

Баббер поднял взгляд. – Что вы? – пробормотал он.

– Ты не против, что я прикоснулась к тебе, правда ведь?

– Да нет, пожалуйста. – Он продолжал читать. Старая леди ощущала его молодость, трепетавшую между ее пальцами, струившуюся по ее руке, – пульсирующую, вибрирующую, журчащую юность, которая была так близко. Никогда она не была еще так близко, Чтобы до нее можно было дотронуться. Острая жажда жизни вызвала головокружение, странное чувство неустойчивости. И в этот момент все началось снова – как и тогда. Она закрыла глаза, чтобы это ощущение еще больше захватило ее, заполнило, перенеслось в нее со звуками его голоса, с восприятием прикосновений руки. Зарево перемены захлестывало ее, тело переполнялось теплым, восходящим восторгом. Она снова начала расцветать, окунаться в жизнь, впитывать богатство – такое уже было с ней, но только много много лет назад.

Она посмотрела на свои руки – они заметно округлились, ногти словно очистились. А ее волосы – опять черные, они тугими, тяжелыми локонами ниспадали на шею. Потрогала щеку – морщин не было, кожа стала упругой и мягкой.

Чувство радости, нарастающего и искрящегося веселья захлестнуло ее. Она окинула взглядом комнату и улыбнулась, явно почувствовав свои крепкие белые зубы, прочные десны, алые губы; потом резко встала, ощущая уверенное и надежное тело, сделала быстрый, проворный поворот вокруг своей оси.

Баббер прекратил читать. – Что, пирожки готовы? – спросил он.

– Сейчас посмотрю, – голос ее звучал живо, богатый оттенками, выветрившимися и выцветшими много лет назад. Теперь это снова был он – ее голос – гортанный и чувственный. Она быстро прошла на кухню и заглянула в духовку.

– Готовы, – игриво позвала она. – Иди, получай.

Баббер прошел на кухню, взгляд его при виде пирожков заметно оживился. Он почти не обращал внимания на стоявшую у дверей женщину.

Миссис Дрю поспешила из кухни. Она прошла к себе в спальню и прикрыла за собой дверь, затем обернулась и посмотрела в висевшее на стене высокое зеркало. Молодая – она снова была молодая, переполненная живительными силами бурлящей юности. Сделала глубокий вздох, и ее упругая грудь чуть всколыхнулась. Глаза горели, она улыбалась, потом закружилась волчком, юбка разлетелась колоколом. Такая молодая и очаровательная!

И на сей раз все это никуда не исчезло. Она открыла дверь. Баббер совал пирожки в рот, рассовывал по карманам. Он стоял посередине гостиной, его туповатое и жирное лицо покрывала смертельная бледность.

– Что случилось? – спросила миссис Дрю.

– Я ухожу.

– Ну что ж, Бернард. Иди. И спасибо за то, что почитал мне. – Она опустила ладонь ему на плечо. – Может, потом как‑нибудь увидимся.

– Мой отец…

– Я знаю, – она весело рассмеялась и открыла перед ним дверь. – До свидания, Бернард, до свидания.

Она смотрела, как он спускается по лестнице, каждый раз наступая на ступеньку обеими ногами. Потом закрыла дверь и бегом вернулась в спальню. Расстегнула платье и скинула его – поношенная серая ткань показалась ей неприятной. На какое‑то мгновение она задержала взгляд на своем прекрасном, округлом теле, прильнувших к бедрам руках.

Чуть повернувшись, она возбужденно рассмеялась – глаза ее сияли. Ну что за чудесное тело, сияющее струившейся из него жизнью. Высокая грудь – она коснулась рукой ее упругой плоти. И так много всего теперь надо было сделать! Она обернулась и посмотрела вокруг себя, учащенно дыша. Так много всего! Потом открыла в ванной краны и принялась укладывать волосы на макушке.

* * *

Ветер метался вокруг, пока мальчик брел к дому. Было уже поздно, солнце село, и небо над головой потемнело, покрылось тучами. В грудь били и обтекали его холодные струи ветра, временами забираясь под одежду, выстужая тело. Мальчик чувствовал, что сильно устал, голова болела, и ему приходилось через каждые несколько минут делать остановки, растирая себе лоб и ощущая, как натужно колотится сердце. Он прошел Элм‑стрит и вступил на Пайн‑стрит. Ветер с завывающим воплем продолжал метаться вокруг, толкая его из стороны в сторону. Он тряс головой, чтобы хоть ненадолго прийти в себя. Как вымотался он, как устали его руки и ноги. Ему казалось, что порывы ветра молотом колотятся в грудь, все время толкают и дергают его тело.

Он глубоко вздохнул и, наклонив голову, побрел дальше. На углу остановился, ухватившись за какой‑то столб. Небо совсем почернело, зажглись уличные фонари. Он собрал остатки сил и двинулся вперед.

– Ну где этот чертов мальчишка? – проговорила Мэй Сюрл, в десятый раз выходя на крыльцо. Ральф зажег свет и подошел к жене. – Ветер‑то какой страшный.

И действительно, ветер с воем и свистом носился над крыльцом. Оба супруга мерили взглядами простиравшуюся перед ними темную улицу, но так ничего и не увидели, если не считать обрывков газет и прочего мусора, метавшегося по тротуару.

– Пойдем внутрь, – сказал Ральф. – А ему сегодня, как придет, определенно достанется на орехи.

Они сели за обеденный стол. Неожиданно Мэй опустила вилку. – Слушай! Ты ничего не слышал?

Ральф вслушался.

Снаружи, со стороны входной двери, доносился какой‑то слабый, постукивающий звук. Он встал. Ветер продолжал завывать, отчего по потолку в верхней части дома плясали черные тени. – Пойду посмотрю, что там, – сказал он.

Мужчина подошел к двери, открыл ее. Что‑то серое‑серое и сухое билось о перила крыльца, поддерживаемое порывами ветра. Он вгляделся, но так и не разобрал, что это было. Пучок или ком сухой травы, да, пожалуй, сорняки какие‑то и еще обрывки тряпичных лохмотьев.

Пучок метнулся ему под ноги, и тут же порывом ветра его снесло в сторону, а затем поволокло вдоль наружной стороны дома. Ральф медленно закрыл дверь.

– Что это было? – спросила Мэй.

– Ничего, просто ветер, – ответил Ральф Сюрл.

перевод В. Акимова

Date: 2015-07-23; view: 244; Нарушение авторских прав