В романах конца прошлого века девушки нередко лишаются девственности в спальных вагонах. Иными словами, авторы помещают это событие как бы «нигде»

ощутит изменение своего положения. Однако, как правило, даже если девушка стремилась вырваться из отцовского дома, оказавшись вдали от маленького сообщества, членом которого она была, оторванная от своего прошлого, от своего детского мира, управляемого четкими принципами и ценностями, она чувствует себя неуверенно. Только пылкие и полноценные эротические отношения могли бы вернуть ей имманентный покой, но обычно эти отношения скорее потрясают ее, чем удовлетворяют. Приобщение к сексуальным отношениям, даже если оно проходит удачно, лишь усугубляет ее смятение. У новобрачной мы видим те же самые проявления, которые наблюдались у девочки в период ее первой менструации; нередко окончательное знакомство с половыми отношениями вызывает в ней отвращение, она с ужасом думает, что эти отношения будут повторяться. Кроме того. ее будущая жизнь вселяет в нее горькое разочарование. Девочка, пережив волнения, связанные с первой менструацией, с грустью замечает, что она еще не стала взрослой. Потеряв девственность, девушка превращается во взрослую женщину, она минует последний этап, но что же дальше? Тревожное чувство разочарования связано, впрочем, не только с потерей девственности, но и с замужеством. Женщина, которая до свадьбы «жила» со своим женихом или с какими–либо другими мужчинами, но для которой замужество означает полноценное вступление в жизнь взрослой женщины, часто испытывает то же чувство. Пережить зарождение какого–либо дела — это восхитительно. В то же время нет ничего более угнетающего, чем сознание невозможности влиять на свою судьбу. На фоне окончательно определенного, неотвратимого будущего свобода превращается в нестерпимую бесцельность. Раньше, когда девушка была под родительской опекой, ее свобода выражалась в бунте и надежде; она пользовалась ею для того, чтобы отвергнуть свое защищенное положение, выйти за его пределы. Из тепла и защищенности в своей семье она стремилась к замужеству. Теперь она замужем, и никакого другого будущего у нее нет. За ней закрылись двери ее нового жилища: вот и вся ее доля на земле. Она прекрасно знает, какие обязанности ей уготованы — те же самые, которые выполняла ее мать. Каждый день будет походить на все предыдущие. Будучи девушкой, она не владела ничем, но в надеждах и мечтах могла обладать всем. Теперь она получила во владение частицу мира и с тревогой думает: вот и все, что я имею, и это навсегда. Она навсегда связана с этим мужем, с этим жилищем. У нее больше не может быть ни надежд, ни больших желаний. В то же время новая ответственность пугает ее. Даже если муж старше жены и пользуется уважением, он теряет в ее глазах свой престиж из–за того, что их связывают половые отношения. Муж не может заменить отца, тем более мать, он не может избавить свою жену от ненужной ей свободы. Отгороженная от всего мира стенами своего нового жилища, связанная с почти незнакомым ей мужчиной, не ребенок, а супруга, готовящаяся сама стать матерью, она трепещет от ужаса. Она окончательно оторвалась от матери, затерялась в мире, где обречена жить, не имея никакой цели. Оставшись одна лицом к лицу со своим неприветливым настоящим, она познает скуку и пошлость мелочей жизни. О том, какая тоска ее при этом охватывает, можно судить по отчаянным признаниям, доверенным молодой графиней Толстой своему дневнику. Она с восторгом согласилась выйти замуж за великого писателя, талантом которого восхищалась. После пылких объятий на деревянной террасе в Ясной Поляне физическая любовь начинает внушать ей отвращение. Ее разлучили с близкими, оторвали от прошлого, рядом с ней человек, чьей невестой она была ровно неделю, который старше ее на семнадцать лет, прошлое и интересы которого ей абсолютно чужды. Все вокруг кажется ей пустым и Холодным, она живет как во сне. Приведем ее рассказ о первых днях после свадьбы, а также некоторые выдержки из дневника первых лет супружеской жизни, 2 3 сентября 1862 года Софья выходит замуж и вечером расстается с семьей своих родителей: Что–то тяжелое, мучительное подступило мне к самому горлу и душило меня. Я вдруг в первый раз ясно почувствовала, что я н а в с е гд а отрываюсь от своей семьи, от тех, кого так сильно любила, с кем прожила всю свою жизнь. Начались прощания. Это было ужасно!.. Но вот и последние минуты. Я нарочно оставила свое прощание с матерью под конец. Уже совсем перед тем, как мне сесть в карету, я бросилась ей на шею. Мы обе рыдали… Когда я наконец решилась оторваться от моей матери и, не оборачиваясь, стала садиться в карету, она вскрикнула таким раздирающим голосом, что долго потом, да и во всю свою жизнь, я не забыла этого крика… Осенний дождь лил не переставая. Забившись в уголок, вся разбитая от усталости и горя, я не переставая плакала. Лев Николаевич казался очень удивленным и даже недоумевающе удивленным… Когда выехали из Москвы за город, стало темно и жутко… Отсутствие света и фонарей удручало меня. До первой станции, кажется «Бирюлево», мы почти не разговаривали. Помню, что Лев Николаевич был как–то особенно бережно нежен со мной. В Бирюлеве нам, молодым, да еще титулованным… открыли царские комнаты… с красной триповой мебелью и такие неуютные. Принесли самовар, приготовили чай. Я забилась в угол дивана и молча сидела, как приговоренная.

— Что же, хозяйничай, разливай чай, — говорил Лев Николаевич. Я повиновалась, и мы начали пить чай, и я конфузилась, и все чего–то боялась. Ни разу я не решилась перейти на «ты», избегала как–либо назвать Льва Николаевича и долго после говорила ему «вы».

Через два дня они приезжают в Ясную Поляну. 8 октября Софья делает запись в дневнике. Она в тревоге. Она страдает от того, что у ее мужа есть прошлое.

Всегда, с давних пор, я мечтала о человеке, которого я буду любить, как о совершенно целом, новом, чистом человеке… это были детские мечты, с которыми до сих пор трудно расстаться… Он целует меня, а я думаю «не в первый раз ему увлекаться».

На следующий день она записывает; Вчера объяснились, легче стало, совсем даже весело. Хорошо мы нынче верхом ездили, а все–таки тесно. Такие я сегодня видела тяжелые сны, не помню их всякую минуту, а тяжело на душе. Опять мама сегодня вспоминала, ужасно стало грустно… Я все как–то сплю и не могу проснуться… Надо мной что–то тяготит. Мне все кажется, что я скоро умру. Теперь это странно, потому что у меня муж. Я слышу, как он спит, а мне одной страшно. К себе он меня не подпускает, и мне это грустно. Так противны все физические проявления.

11 октября: Ужасно, ужасно грустно. Все более и более в себя ухожу. Муж болен, не в духе, меня не любит. Ждала я этого, да не думала, что так ужасно. Кто это думает о моем огромном счастии. Никто не знает, что я его не умею создавать ни для себя, ни для него. Бывало, когда очень грустно, думаешь: так зачем жить, когда самой дурно и другим нехорошо. И теперь страшно: все приходит мне эта мысль. С каждым днем он делается холоднее, холоднее, а я, напротив, все больше и больше люблю его… И про своих все вспоминаю, как легко жилось, а теперь, боже мой, вся душа разрывается. Никто не любит… Мамаша милая, Таня, какие они славные были, зачем я их оставила… так меня и точит, так грустно, ужас. А Левочка отличный какой… И все, что сначала было у меня: энергия на занятия, жизнь, хозяйство, — все пропало. Сидела бы себе целый день сложа руки, молчала бы да думала горькие думы. Работать хотела, да не могла… Ужасно хочется поиграть, да тут так неудобно… Сегодня предложил остаться, а он в Никольское поедет. Надо бы было согласиться, избавить его от своей особы, а у меня не хватило сил… Бедный, везде ищет развлечения, чтоб как–нибудь от меня избавиться. Зачем я только на свете живу.

13 ноября 1862 года: Правда, я не умею дела себе создать. Он счастливый, потому что умен и талантлив. А я — ни то, ни другое. Дело найти не трудно, его много, но надо прежде увлечься этими мелочными делами, а потом заводить кур, бренчать на фортепьяно, читать много глупостей и очень мало хороших вещей и солить огурцы… Я опять заснула теперь так, что даже поездка в Москву, будущий ребенок — все это не производит во мне никакого волнения, ни радости, ничего. Хотела бы знать средство, которое могло бы меня освежить, разбудить. Одна, это ужасно. Я не привыкла. Столько жизни было дома, а как мертво здесь, когда его нет. Он всегда почти одинокий, не понимает этого. Привык быть один и утешаться не людьми близкими, как я, а делом. У него семьи не было.

23 ноября: Конечно, я бездельная, да я не по природе такая, а еще не знаю, главное, не убедилась, в чем и где дело… Иногда мне ужасно хочется высвободиться из–под его влияния, немного тяжелого, не заботиться о нем, да не могу. Оттого оно тяжело, что я думаю его мыслями, смотрю его взглядами, напрягаюсь, им не сделаюсь, себя потеряю. Я и то уж не та, и мне стало труднее.

1 апреля: Во мне большой недостаток — неуменье находить в себе самой ressources… Лева озабочен делами, хозяйством, а я не озабочена ничем… На что я способна?.. Хотела бы я побольше дела. Настоящего только. Бывало, всегда весною в такое чудное время чего–то хочется, куда–то все нужно, бог знает, о чем мечтаешь. А теперь ничего не нужно, нет этого глупого стремления куда–то, потому что чувствуешь невольно, что все нашел и искать больше нечего, а все–таки немного скучно иногда.

25 апреля:…Лева все больше и больше от меня отвлекается. У него играет большую роль физическая сторона любви. Это ужасно — у меня никакой, напротив.

Из этих записей видно, что в течение первых шести месяцев супружеской жизни Софья страдает от разлуки с родными, от одиночества, от того, что в ее судьбе уже ничего не может измениться. Физические отношения с мужем внушают ей отвращение, она скучает. Мать Коле–п·!, вступив по настоянию братьев в свой первый брак, также скучала до слез: Итак, она рассталась с теплым бельгийским домом с кухней в подвале, где пахло газом, горячим хлебом и кофе, рассталась с роялем, скрипкой, большим полотном Сальватора Роза, оставшимся в наследство от отца, с горшком для табака и глиняными трубками с длинными мундштуками… с открытыми книгами и смятыми газетами. Она вышла замуж и в холодный зимний день, какие бывают лишь в странах, богатых лесом, уехала жить в дом с высоким крыльцом. В нем, к своему удивлению, она обнаружила на первом этаже гостиную с белыми стенами, отделанными позолотой. Зато на втором этаже штукатурка со стен сыпалась и царил полный беспорядок, как на чердаке… в спальнях был ледяной холод, не располагавший ни к любви, ни к сладкому сну… Сидо, искавшая друзей, стремившаяся к веселому и невинному общению, обнаружила в своем собственном доме лишь слуг и хитрых фермеров… Она украсила этот огромный дом, приказала побелить закопченную кухню, сама приглядывала за фламандскими блюдами, месила тесто для пирогов с изюмом, ждала первого ребенка. Дикарь улыбался ей, появляясь дома в перерыве между двумя поездками, и снова исчезал… Видя, что ни приготовление вкусных блюд, ни украшение дома, ни терпение не могут ей помочь, Сидо похудела от одиночества, стала часто плакать.. Β «Письмах к замужней Франсуазе» Марсель Прево описывает растерянность молодой женщины, вернувшейся из свадебного путешествия.

Она вспоминает квартиру своей матери, обставленную в стиле Наполеона III и Мак–Магона, завешенные плюшем зеркала, шкафы из черносливового дерева, все, что ей казалось таким немодным и смешным. Все это проносится в ее памяти и кажется теперь настоящим убежищем, действительно гнездышком, в котором она росла, окруженная бескорыстной нежностью, в тепле и безопасности. А эта квартира, с запахом новых ковров, окнами без занавесок, множеством стульев и кресел, несет на себе печать чего–то незавершенного, как будто отсюда только что выехали предыдущие жильцы. Нет, она нисколько не похожа на гнездышко. Это только место, в котором еще предстоит свить гнездо. И вдруг ей стало страшно грустно, словно ее бросили одну в пустыне.

«Дом Клодины».

Такое смятение может стать причиной длительной меланхолии или различных психозов. В частности, из–за того, что у молодой женщины много ничем не заполненного свободного времени, ее начинают мучить психастенические навязчивые идеи. Например, ее преследуют видения, в которых она выступает как проститутка. Такие видения, мы знаем, бывают и у девушек. Пьер Жане в работе «Навязчивые состояния и психастения» рассказывает об одной новобрачной, которая не могла оставаться дома одна, потому что ее так и тянуло подойти к окну и строить глазки прохожим. Другие апатично живут в этом новом мире, который «кажется им ненастоящим», в котором вместо реальной жизни — раскрашенные картонные декорации, а вместо людей — призраки, Есть и такие, которые не хотят признавать, что они стали взрослыми, и упорствуют в этом нежелании всю свою жизнь. Вот, например, что пишет Жане о больной, которую он условно называет Ки.

Ки, тридцатишестилетней женщине, кажется, что она девочка десяти–двенадцати лет. Она прыгает, смеется, танцует, распускает волосы, подстригает их. Все это она проделывает чаще всего, когда остается одна. Ей хотелось бы полностью погрузиться в эту мечту. Как жаль, что она не может играть в прятки или проказничать на виду у всех… «Мне хочется, чтобы меня считали хорошенькой, я боюсь стать уродливой, как жаба, мне хочется, чтобы со мной разговаривали, ласкали меня, постоянно говорили мне, что меня любят, как ребенка… Ребенка любят за его проказы, за его доброту, за его милые выходки. А что от него требуется в ответ? Только чтобы он вас любил, больше ничего. Как бы это было хорошо! Но не могу же я сказать это мужу, он меня не поймет. Послушайте, мне бы так хотелось быть маленькой, жить с отцом и матерью, которые бы сажали меня на колени и гладили по голове. Но это невозможно, я взрослая женщина, мать семейства, я должна содержать в порядке дом, быть серьезной, рассудительной. Что за жизнь!»

Мужчины также нередко переживают кризис, связанный с женитьбой. Доказательством этого может послужить тот факт, что у мужчин порой возникают психозы перед женитьбой или в начале семейной жизни. Молодой человек не так сильно привязан к семье, как его сестры, но он до свадьбы принадлежал к какому–либо братству, которое спасало его от одиночества. Это может быть специальная высшая школа, университет, учебная мастерская, бригада или компания. Вступая в настоящую взрослую жизнь, он должен расстаться с ней. Его пугает его будущее одиночество, и нередко он женится, чтобы избежать его. В этом случае он становится жертвой распространенной в обществе иллюзии, в соответствии с которой семейная чета представляет собой «семейное сообщество». Если не считать того краткого мига, когда полыхает любовная страсть, два индивида не могут создать свой собственный мир, который защищал бы их от внешнего мира. Вскоре после свадьбы они в этом убеждаются. В женщине для мужа вскоре не остается ничего загадочного, она ему полностью подчинена, и перед ним вновь возникает угроза одиночества. При этом жена — это скорее отягчающее, а не смягчающее жизнь обстоятельство, она не избавляет мужа от груза ответственности, а, напротив, усугубляет его. Нередко у мужа и жены бывает большая разница в возрасте, образовании, общественном положении, и все это мешает им достичь настоящего взаимопонимания. При всей своей близости супруги бывают чуждыми друг другу. Было время, сравнительно недавно, когда супругов разделяла настоящая пропасть: с одной стороны, невинная, ничего не знающая о жизни девушка, не имеющая никакого «прошлого», и с другой — уже «поживший» жених, которому предстояло приобщить ее к реальной действительности. Некоторым мужчинам нравилось выполнять эту деликатную роль. Те же из них, которые обладали более трезвым рассудком, с беспокойством констатировали, что между ними и их будущими супругами существует огромная дистанция, В романе «Этот невинный возраст», действие в котором происходит в 1870 году, Эдит Уортон описала чувства, которые испытывает молодой американец к своей невесте; Со страхом и уважением любуется он чистым лбом, задумчивым взглядом, веселой и невинной улыбкой молодого создания, которое скоро вручит ему свою душу. Этот опасный продукт общественной системы, к которой он сам принадлежал и в которую верил, — ничего не знающая и всего ожидающая девушка — казался ему теперь чем–то совершенно загадочным… Да и что они могли знать друг о друге? Ведь он, как порядочный человек, был обязан скрывать свое прошлое от невесты, а она просто не могла иметь никакого прошлого… Как центр этой искусно построенной системы мистификаций, девушка была еще более непостижимой загадкой из–за своей откровенности и смелости. Бедняжка, она откровенна, потому что ей нечего скрывать; доверчива, потому что не может вообразить, чего ей нужно остерегаться. И без всякой подготовки, в одну прекрасную ночь ей придется испытать то, что называют «жизненной реальностью». В сотый раз мысленно обозрев зачатки этой души, он с грустью подумал опять, что эта искусственная непорочность, так ловко изготовленная заговорщицкими действиями матерей, тетушек, бабушек и даже отдаленных пуританок–прабабушек, существовала лишь для того, чтобы удовлетворить его личные вкусы, для того, чтобы он мог воспользоваться своим правом властелина и сломать ее, как хрупкую фигурку из снега.

Современные девушки более естественны, более осведомлены и лучше подготовлены к жизни. Пропасть между ними и молодыми людьми не так глубока. Однако нередко они бывают гораздо моложе своих мужей. Этот факт часто недооценивается, и различие степени зрелости супругов принимают за различие полов, Во многих случаях женщине свойственны детские черты не потому, что она женщина, а потому, что она действительно очень юна. Серьезность мужа и его друзей удручают ее. Софья Толстая писала год спустя после свадьбы:

…Он стар и слишком сосредоточен. А я нынче так чувствую свою молодость, и так мне нужно чего–нибудь сумасшедшего. Вместо того, чтобы ложиться спать, мне хотелось бы кувыркаться. А с кем?..

Что–то старое надо мной, вся окружающая обстановка стара. И стараешься подавить всякое молодое чувство: так оно здесь, при этой рассудительной обстановке, неуместно и странно.

Муж же смотрит на жену как на «младенца», дает ей понять, что она не соответствует тому образу подруги жизни, который он себе создал. Это унижает жену; она, конечно, стремится найти в нем опору, поскольку лишилась поддержки родительской семьи, но в то же время хочет, чтобы ее воспринимали как «взрослого человека». Желая оставаться ребенком, она одновременно хочет стать женщиной. Если муж старше ее, он никогда не научится обращаться с ней так, как ей бы этого хотелось.

Не следует также забывать, что девушка и юноша, даже если возрастная разница между ними незначительна, получили совершенно различное воспитание. Девушка росла в женском мире, ей привили женскую мудрость, уважение к женским ценностям, в то время как юноша пропитан принципами мужской этики. Им нелегко понять друг друга, и это неизбежно приводит к конфликтам, Поскольку в браке жена обычно подчинена мужу, именно для нее проблема супружеских отношений приобретает наибольшую остроту. Парадокс брака заключается в том, что у него имеется не только эротическая, но и социальная функция. В связи с этим для молодой женщины ее муж предстает в двух ипостасях: с одной стороны, это полубог, наделенный мужественной силой, ею предназначение — заменить отца, он — защитник, опекун, кормилец, опора; за его спиной жена может чувствовать себя спокойно. Он также носитель ценностей, гарант истины, этическое оправдание семейной пары. Но в то же время это самец, с ним женщина познает вещи, которые в зависимости от обстоятельств могут показаться ей позорными, странными, отвратительными или потрясти ее до глубины души. Один и тот же человек предается с женщиной животным отношениям и внушает ей представления о моральных идеалах:…Однажды вечером в Париже, где они остановились на обратном пути, Бернар демонстративно покинул мюзик–холл, возмущаясь спектаклем, который там давали: «И подумать только, что иностранцы видят эту мерзость! Какой позор! А ведь по таким зрелищам они судят о нас!..» Терезу поразило, что этот стыдливый человек через какой–нибудь час заставит ее терпеть в темноте его мучительные изобретения¹.

Между крайностями, то есть мужчиной–ментором и мужчиной–фавном, встречаются самые разные типы мужчин. Иногда муж выступает одновременно в роли отца и любовника; половой акт превращается в этом случае в священную оргию, а женщина — в возлюбленную, испытывающую абсолютное блаженство благодаря полному отречению от собственной воли. Но такая страстная любовь нечасто наблюдается в супружеской жизни. Иногда жена любит мужа платонически, она не может отдаться страсти из–за слишком глубокого к нему уважения. Именно о такой женщине рассказывает Штекель: «Г–же Д. С„ вдове очень известного артиста, сорок лет. Хотя она и обожала своего мужа, но в отношениях с ним была фригидна». Бывают случаи, когда в удовольствии, доставляемом ей мужем, женщина видит их общее падение и вследствие этого теряет уважение к мужу. Неудача в эротических отношениях может привести к тому, что женщина станет смотреть на мужа как на грубое животное, за физическим отвращением к нему может последовать презрение к его личности. И напротив, как мы уже видели, презрение, антипатия, обида на мужа приводят женщину к фригидности. Часто случается, что после приобщения к сексуальной жизни женщина по–прежнему относится к мужу как к уважаемому повелителю, прощая ему его животные наклонности, Таким, по–видимому, было отношение к мужу Адели Гюго. Муж может также быть для жены приятным партнером, не заслуживающим большого уважения. К. Мэнсфилд

описала в новелле «Прелюдия» формы такого неоднозначного отношения жены к мужу: Она по–настоящему любила его. Он был ей дорог, она восхищалась им, глубоко уважала его. Да! Более, чем кого–либо в этом мире. Она очень хорошо знала его. Искренний, респектабельный, несмотря на свой жизненный опыт, простой, даже наивный, ему легко угодить, но его и легко обидеть. Если бы только он не крутился вокруг нее волчком, не восклицал, не смотрел на нее таким ненасытным, таким влюбленным взглядом. По ее мнению, он был слишком сильным. Она с детства не любила, чтобы ее тормошили. Он же иногда становился до того невыносим, что ей хотелось закричать что было силы: «Ты же меня убьешь!» В такие моменты ее подмывало наговорить ему грубостей, гадостей. Да, да, это было так, при всей своей любви, уважении и восхищении Стэнли она его ненавидела. Никогда раньше у нее не было таких отчетливых чувств. Чувства же, которые она испытывала к Стэнли, были искренними, четкими и определенными. Ее ненависть к нему была такой же реальной, как и добрые чувства. Ей казалось, что она могла бы разложить их по пакетикам и отдать Стэнли. Особенно ей хотелось дать

ему пакетик с ненавистью и посмотреть, какие у него будут глаза, когда он его раскроет.

Далеко не всегда и не все молодые женщины так хорошо отдают себе отчет в собственных чувствах. Любовь к мужу, супружеское счастье — это их долг по отношению к самим себе и к обществу, этого от них ждет семья. Если же родители были против брака, женщина хочет показать им, что они были не правы.

Обычно молодая женщина начинает супружескую жизнь со лжи самой себе. Ей хочется убедить себя, что она очень любит мужа. Чем сильнее сексуальная неудовлетворенность женщины, тем больше безумия, чувства собственности и ревности в ее отношении к мужу. Лишь одно может утешить ее в разочаровании, в котором поначалу она не сознается даже себе самой, — муж должен постоянно находиться рядом с ней. Штекель приводит многочисленные примеры подобной болезненной привязанности.

В первые годы замужества женщина была фригидной из–за детских сексуальных установок. Вследствие этого у нее развилась гипертрофированная любовь к мужу, подобная той, которая часто наблюдается у женщин, не желающих замечать равнодушия мужа. Она жила только мужем, думала только о нем. У нее не было собственной воли. По утрам он должен был говорить ей, что ей предстоит сделать днем, что она должна купить и т. д. Она все тщательно исполняла. Если же он этого не делал, она сидела в своей комнате без дела и тосковала по нему. Она никуда его одного не отпускала, не могла оставаться одна, любила держать его за руку… Она была несчастна, часами плакала, жила в постоянном страхе за мужа. Если причин для страха не было, она их выдумывала.

Другая женщина сидела взаперти в своей комнате, как в тюрьме, потому что боялась выходить одна на улицу. Когда я приходил, она сидела рядом с мужем, держала его за руку и умоляла никогда от нее не уходить… Они были женаты уже семь лет, но мужу ни разу не удалось вступить с ней в половые отношения.

Такую же привязанность испытывала к мужу Софья Толстая. Из приведенных мною отрывков ее дневника, да и из всего дневника в целом, ясно видно, что сразу после свадьбы она поняла, что не любит своего мужа. Физические отношения с ним были ей противны, она ревновала его к его прошлому, считала его старым и скучным, враждебно относилась к его идеям. Впрочем, сам он был ненасытен и груб в сексуальных отношениях, не считался с женой, обходился с ней сурово. Однако в дневнике Софьи мы видим не только слова отчаяния, жалобы на скуку, грусть и равнодушие, но и свидетельства страстной любви. Она хочет, чтобы любимый супруг никогда не расставался с ней, когда его нет с ней рядом, ее мучает ревность. Она пишет: 11 января 1863 года:…Ревность моя, это врожденная болезнь, а может быть, она оттого происходит, что, любя его, не люблю больше ничего, что я вся ему отдалась, что только и могу быть счастлива от него и с ним.

17 января 1863 года:…все один у меня источник моих капризов, горя и проч. — этот эгоизм, чтобы он и жил, и думал, и любил — все А^я меня… Как я только подумаю, вот я люблю того–то или то–то, сейчас оговорюсь, что нет, люблю одного Левочку. А надо любить непременно еще что–нибудь, как он любит дело… а мне везде такая тоска без него…

Расставаться с ним ужасно горько.

октября 1863 года: Я чувствую себя неспособной достаточно понимать его и потому так ревниво за ним слежу.

31 июля 1868 года: Смешно читать свой журнал. Какие противоречия, какая я будто несчастная женщина. А есть ли счастливее меня? Найдутся ли еще более счастливые, согласные супружества… И только больше и больше любишь… А я все так же беспокойно, и страстно, и ревниво, и поэтично люблю его, и его спокойствие иногда сердит меня.

17 сентября 1876 года:…Я жадно отыскиваю все страницы дневника, где какая–нибудь любовь, и мучаю себя ревностью… Боюсь за свое дурное, недоброжелательное чувство к Левочке, за то, что он уехал. Теперь я от тревоги не сплю ни одной ночи, не ем почти ничего, глотаю слезы или украдкой плачу… У меня всякий день лихорадочное состояние, а теперь по вечерам дрожь, нервное состояние… все думаю: «За что, за что я наказана, за то, что так любила».

Как мы видим, Софья делает безуспешные попытки компенсировать моральной или «поэтической» экзальтацией отсутствие истинной любви. Именно из–за отсутствия любви возникают излишняя требовательность, тревога, ревность, У многих женщин, не испытывающих любви, развивается болезненная ревность. В ней в косвенной форме выражается неудовлетворенность женщины, объективируемая ею в придуманной сопернице. Ее отношения с мужем никогда не давали ей ощущения полноты чувств, и, воображая, что муж ей изменяет, она в каком–то смысле рационализирует свое разочарование.

Нередко из моральных соображений, лицемерия,' гордости или робости женщина упорствует в своем самообмане. «Часто отвращение к любимому супругу не осознается в течение всей жизни. Его называют меланхолией или как–нибудь иначе», — говорит Шардон¹, Однако даже если женщина не осознает своего враждебного отношения к мужу, она его глубоко чувствует. Оно с большей или меньшей силой выражается в стремлении женщины к избавлению от господства мужа. После медового месяца и периода растерянности, который нередко следует за ним, она пытается отвоевать свою независимость. Это нелегкое предприятие. Часто муж бывает старше жены, во всяком случае, он наделен мужским престижем, считается по закону «главой семьи» и поэтому обладает моральным и социальным превосходством. Нередко также он обладает, по крайней мере внешне, интеллектуальным превосходством, От женщины он выгодно отличается своей культурой или уж, во всяком случае, профессиональным образованием. С юных лет он интересуется тем, что происходит в мире, это касается его непосредственно. Он немного знаком с правом, он в курсе политической жизни, принадлежит к какой–нибудь партии, профсоюзу или другой организации. Он — труженик и гражданин, и его мысль направлена на деятельность, он имеет дело с действительностью, которую невозможно обмануть. Все это значит, что средний мужчина умеет рассуждать, по достоинству оценивает факты и опыт, до некоторой степени обладает критическим рассудком. Именно этого все еще не хватает многим девушкам. Даже если они что–то читали, слушали лекции, немного знакомы с искусством, все их знания бессистемны, они не превращаются в культуру. Правильно рассуждать им мешает отнюдь не какой–нибудь порок мозга, просто им не приходится этим заниматься в жизни. Для них мыслительная деятельность — это не средство, а скорее игра. Даже умные, тонкие и искренние женщины незнакомы с методами мыслительной деятельности и поэтому не умеют доказать свою точку зрения или сделать выводы из рассуждения. Именно из–за этого муж, даже если он значительно более посредственный человек, чем жена, легко берет над ней верх. Он умеет доказать, что прав, даже в тех случаях, когда явно не прав. Логика, которой владеет мужчина, часто превращается в насилие. Шардон в «Свадебной песне» хорошо описал эту скрытую форму угнетения. Будучи старше, культурнее и образованнее Берты, Альберт пользуется своим превосходством для того, чтобы свести на нет ценность ее убеждений всякий раз, когда они не совпадают с его убеждениями. Он неустанно доказывает ей, что прав он. Она со своей стороны не сдается, заявляя, что в его рассуждениях нет никакого смысла, что он упрямо не хочет отказываться от своих представлений, вот и все. Так между ними углубляется непонимание. Альберт не хочет понимать чувства Берты, которые, хотя она и неспособна их объяснить, рождаются в глубине ее души. Она же не видит ничего живого в сухой логике, которой муж доводит ее до изнеможения. Дело доходит до того, что его начинает раздражать ее невежество, которого, впрочем, она никогда от него не скрывала. Он с насмешкой задает ей вопросы по астрономии. В то же время ему приятно руководить ее чтением, ему нравится, что он с легкостью может овладеть ее вниманием, Молодая женщина обречена на поражение в любом споре из–за своей интеллектуальной неразвитости, и ей остается лишь молчать, плакать или злиться: Оглушенная, как будто от удара, Берта теряла способность размышлять, слыша пронзительный, лающий голос Альберта. Он властно раздавался в ее ушах, заглушая все остальные звуки, и усугублял ее смятение и унижение… Она чувствовала себя побежденной, терялась от неожиданных поворотов непонятной ей аргументации, и для того, чтобы освободиться от этого нестерпимого давление, она воскликнула: «Оставь меня в покое!» Этого ей показалось мало; взглянув на хрустальный флакон, стоявший на туалетном столике, она вдруг швырнула в Альберта шкатулку…

Иногда женщина пытается бороться. Но чаще всего она волей–неволей позволяет мужчине думать за себя. Так происходит с Норой из пьесы Г, Ибсена «Кукольный дом», «Когда я жила с папой, он мне говорил, что он думает по тому или иному поводу, и я думала так же. Если я думала иначе, я ему этого не говорила, потому что это ему бы не понравилось… Потом я стала жить с тобой… Ты всегда поступал так, как тебе нравилось, и мне стало нравиться то, что нравилось тебе, или я делала вид, что это так. Мне трудно в этом разобраться, наверное, бывало и так и эдак; в чем–то я была с тобой согласна, а в чем–то — притворялась, И ты, и папа сильно навредили мне. Именно из–за вас я стала никчемной», Создателем семейного мировоззрения становится мужчина. В силу робости, неумения или лени женщина в общих и абстрактных вопросах придерживается тех мнений, которые высказывает ее муж. Одна умная, культурная и независимая женщина, но в течение пятнадцати лет с восхищением относившаяся к своему мужу, которого считала выше себя, рассказывала мне, какое смятение она испытала после его смерти, столкнувшись с необходимостью иметь собственное мнение и самостоятельно выбирать форму поведения, Ей все время хотелось угадать, что бы он подумал, какое решение принял в том или ином случае. Мужьям, как правило, нравится роль ментора и руководителя¹. Вечером, после дня, наполненного борьбой с трудностями, взаимоотношениями с равными ему людьми, подчинением вышестоящим, мужчине нравится чувствовать себя непререкаемым авторитетом и изрекать неоспоримые истины². В рассказах о прошедшем дне он всегда прав в спорах с противниками, ему приятно видеть в жене двойника, способствующего его самоутверждению. Он комментирует газетные сообщения и политические новости, с удовольствием читает жене вслух. Таким образом, даже ее восприятие культуры становится опосредованным. Для того чтобы укрепить свой авторитет, он охотно преувеличивает слабости жены. Она же более или менее покорно мирится с подчиненным положением. Из-

Хельмер говорил Hope: «Ты думаешь, что я тебя меньше люблю оттого, что ты не умеешь самостоятельно действовать? Нет–нет, ты можешь во всем положиться на меня, я тебе дам совет, подскажу. Я не был бы мужчиной, если бы из–за своей женской слабости ты не казалась мне еще милее… Доверься мне во всем и будь спокойна, у меня достаточно сил для того, чтобы защитить тебя… Сознание, что он готов все простить жене, приносит мужчине невыразимую сладость и удовлетворение… Он видит в ней и жену, и ребенка. Именно так я и отношусь к тебе теперь, ты мое маленькое, растерянное и испуганное существо. Ни о чем не беспокойся, Нора, только всегда будь со мной откровенна, и я стану твоей волей и совестью».

Вы должны добиваться, чтобы жена видела в вас настоящего мужчину, настоящего героя. Что это за мужчина, если жена не видит в нем героя… Вы должны неустанно бороться для того, чтобы цели вашей жены были подчинены вашим целям… Если вы достигнете этого, ваша жизнь преобразится. С каким наслаждением вы будете по вечерам возвращаться к нетерпеливо ждущей вас жене! Как приятно вернуться домой и сесть рядом с ней… Каким богатым и значительным вы будете чувствовать себя, возвращаясь домой после утомительного рабочего дня… Вы будете испытывать глубокую благодарность к женщине, которая любит вас, верит в ваше призвание» (Л о у p е н с. Фантазия бессознательного).

вестно, что женщины, искренне оплакивающие отсутствие мужей, с радостным удивлением обнаруживают в себе способности, о которых даже не подозревали: оказывается, они могут без посторонней помощи управлять делами, воспитывать детей, принимать решения. Они страдают, когда мужья, возвращаясь, вновь обрекают их на недееспособность, Брак подталкивает мужчину к капризному владычеству: ведь желание господствовать — самое распространенное и непобедимое из всех желаний. Отдавая ребенка во власть матери, а жену во власть мужа, мы способствуем укоренению тирании в обществе. Нередко супругу мало того, что жена восхищается им, одобряет его поступки, слушается его советов, видит в нем наставника. Он приказывает, разыгрывает из себя повелителя. Обиды, накопившиеся в нем за всю жизнь, начиная с детства, недовольство, растущее в нем из–за задевающих или ранящих его отношений с людьми, — все это он выплескивает дома, требуя от жены безоговорочного подчинения. Он хочет выглядеть грозным, непобедимым и неумолимым. Поэтому он отдает суровые приказания, а иногда и кричит, стучит кулаком по столу. Такое нелепое поведение мужа является для женщины повседневной действительностью. При этом муж настолько убежден в своей правоте, что малейший намек на независимое поведение женщины кажется ему бунтом. Будь его воля, он и дышать самостоятельно не позволил бы ей. Однако женщины, случается, восстают. Даже те женщины, которые в начале супружеской жизни высоко ставят мужской авторитет, быстро теряют уважение к нему, Как ребенок в один прекрасный день вдруг осознает, что его отец не такая уж важная персона, так и супруга довольно скоро начинает понимать, что рядом с ней жиЕет не достойный всяческого почитания Властелин, Вождь и Учитель, а простой мужчина, которому по непонятным ей причинам она должна подчиняться. В этом подчинении она видит ничем не оправданную обязанность. Иногда она покоряется мужу с мазохистским удовольствием, выступает в роли жертвы, но за ее смирением проглядывает безмолвный, но бесконечный упрек. Нередко, однако, женщина вступает в открытый поединок с мужем, стремится в свою очередь подчинить его себе.

Мужчина, полагающий, что нет ничего легче, чем подчинить женщину своей воле, что он может «воспитать» жену по своему усмотрению, наивен. «Женщина становится такой, какой ее делает мужчина», — говорит Бальзак, Однако несколькими страницами далее он говорит противоположное. В области абстрактного и логического мышления женщина действительно обычно мирится с мужским превосходством, но во всем, что касается дорогих ей привычек и образа мыслей, она противостоит ему с молчаливым упорством. Детство и юность оказывают на нее значительно более глубокое влияние, чем на мужчину, поскольку она живет по преимуществу в своей собственной истории. И как правило, с багажом, накопленным в детстве и юности, она не расстается всю свою жизнь. Муж может навязать жене свои политические взгляды, но он неспособен ни на йоту изменить ни ее религиозные убеждения, ни ее суеверия. В этом наглядно убедился Жан Баруа, который вообразил было, что он и впрямь имеет влияние на юную простодушную святошу, с которой связал свою жизнь. Он с огорчением замечает: «Рассудок маленькой девочки нашпигован провинциальной мудростью, то есть всеми банальными истинами, свойственными невежеству и тупости. Что тут можно исправить?» Вопреки расхожим мнениям, которые она повторяет как попугай, женщина прочно сохраняет собственные представления о мире. Упорство мешает ей порой понять мужа, более образованного, чем она, но оно же, напротив, иногда возвышает ее над мужской серьезностью, как это происходит с героинями Стендаля и Ибсена. Временами из–за враждебного отношения к мужу, возникающего от сексуального разочарования или от слишком сильного давления на нее, женщина, для того чтобы противостоять ему, цепляется за какие–либо авторитеты; матери, отца, брата, сестры, какого–либо мужчины, имеющего в ее глазах больший вес, чем муж. Не противопоставляя ему ничего позитивного, она систематически противоречит ему, нападает на него, стремится его уколоть, Она пытается внушить ему комплекс неполноценности, И разумеется, если только она на это способна, она делает все для того, чтобы вызвать восхищение мужа, а также навязать ему свои взгляды, подчинить его себе. Короче говоря, она безраздельно завладевает моральным авторитетом. В тех случаях, когда она не может поставить под сомнение умственное превосходство мужа, она пытается взять реванш в сексуальном плане. Иногда даже отказывается вступать в половые отношения с мужем. Так поступала г–жа Мишле. Вот что рассказывает о ней Алеви: Она хотела господствовать во всем: в постели, поскольку этого невозможно было избежать, но также и за письменным столом. Ее целью был именно письменный стол, но Мишле поначалу отчаянно защищал его. Она же отказывала ему в постели. Так это продолжалось несколько месяцев. Наконец Аннаис Миаларе уступила Мишле в постели и вскоре получила доступ к столу. Там было ее истинное место, она от рождения была наделена литературным даром…

Порой женщина остается глухой к страсти мужа, оскорбляя его своей холодностью, порой капризничает, заставляет его упрашивать себя или флиртует, вызывает ревность мужа, изменяет ему. Так или иначе, она стремится его унизить, задеть его мужское достоинство. Даже если из осторожности она не показывает мужу своей холодности, она гордо хранит этот возвышающий ее секрет в своем сердце, поверяя его иногда дневнику или, чаще, подругам. Многие замужние женщины с удовольствием рассказывают друг другу о том, на какие «трюки» они идут, чтобы симулировать наслаждение, которого они, по их словам, не испытывают. И они жестоко высмеивают тщеславную наивность своих придурков. Эти доверительные беседы — та же комедия; ведь между фригидностью и стремлением к ней границы весьма расплывчаты. Во всяком случае, многие женщины считают себя нечувственными и оправдывают этим свою озлобленность. Есть женщины — те, которых можно сравнить с настоящими хищницами, — так вот они стремятся главенствовать и ночью и днем. В объятиях мужа они холодны, в общении презрительны, в повседневной жизни деспотичны. Именно так, по свидетельству Мейбл Додж, Фрида обходилась с Лоуренсом. Поскольку его интеллектуальное превосходство было очевидно, она стремилась навязать ему собственное видение мира, в котором значимыми были лишь сексуальные ценности, Он должен был смотреть на жизнь ее глазами, ее же роль заключалась в том, чтобы оценивать жизнь сквозь призму секса. Именно с этой точки зрения она принимала или отвергала те или иные жизненные явления.

Однажды она сказала Мейбл Додж: Необходимо, чтобы он получал от меня все. Когда меня нет рядом, он ничего не чувствует. Ничего. И к книгам его я тоже имею непосредственное отношение, — с расстановкой сказала она. — Об этом никто не знает. А я создала для него многие и многие страницы.

В то же время ей необходимы были постоянные доказательства того, что он не может без нее обойтись. Она требовала, что• бы он непрестанно занимался ею, и, если он не делал этого сам, она его принуждала.

Фрида совершенно сознательно стремилась к тому, чтобы ее отношения с Лоуренсом были лишены спокойствия, свойственного отношениям в семейных парах. Как только она чувствовала, что в нем начинает брать верх привычка, она шла на него в атаку. Она делала все для того, чтобы он никогда не забывал о ее существовании. Потребность в постоянном внимании превратилась у нее в то время, когда я с ними встретилась, в оружие, которым пользуются для борьбы с врагом. Фрида умела уколоть мужа в чувствительное место… Если в течение дня он не обращал на нее внимания, то вечером она доходила до оскорблений.

Их супружеская жизнь превратилась в череду бесконечно повторяющихся сцен, в которых ни один из них не желал уступать. Малейшая размолвка превращалась в титанический поединок между Мужчиной и Женщиной.

То же яростное желание господства, хотя и совсем в другой форме, мы видим у героини книги Жуандо¹ Элизы. Для того чтобы его удовлетворить, она всячески унижает мужа, «Записки мужа» и «Новые записки мужа».

Элиза: «Я начинаю с того, что занижаю всех, кто меня окружает. После этого мне уже не о чем беспокоиться: я вижу только глупых мартышек и ярмарочных великанов».

Просыпаясь утром, она говорит мне: «Уродец ты мой».

Она делает это намеренно: хочет меня унизить.

С какой нескрываемой радостью она развенчала одну за другой все иллюзии, которые я питал по отношению к себе самому. Она никогда не упускала случая сообщить мне, какой я жалкий тип, и делала это в присутствии моих ошеломленных друзей или смущенной прислуги. И я в конце концов в это поверил… Для того чтобы продемонстрировать свое презрение ко мне, она при всяком удобном случае намекает, что мои произведения интересуют ее меньше, чем материальная выгода, которую они нам приносят.

Терпеливо, неспешно, со знанием дела она лишала меня уверенности в себе, методически унижала, постепенно, шаг за шагом, но с явным хладнокровным и беспощадным умыслом стремилась сломить мою волю и растоптать мою гордость. Все это привело к тому, что я оскудел

мыслями.

«Оказывается, ты зарабатываешь меньше, чем рабочий», — заявила она мне однажды в присутствии полотера.

…Она унижает меня для того, чтобы казаться выше меня или, по крайней мере, равной мне. Благодаря испытываемому ко мне пренебрежению она чувствует себя недосягаемой… Она уважает меня только в тех случаях, когда может использовать мое творчество в качестве трамплина или товара.

Фрида и Элиза рядом с мужчиной–партнером утверждают себя в качестве полноценного субъекта, прибегая при этом к тактике, которой они выучились у мужчин: они стремятся отказать им в праве на трансцендентность. Мужчины нередко говорят о том, что женщина мечтает подвергнуть их кастрации. На самом же деле позиция женщины более двусмысленна: она желает не столько уничтожить мужской пол, сколько унизить его, а еще точнее то, что женщине хочется помешать ему, выхолостить его планы, лишить его будущего. Женщина одерживает верх, когда ее муж или ребенок больны или утомлены, когда в них говорит лишь немощная плоть. В этом случае в доме, где она царит, они превращаются в объект, в предмет, каких много в доме. Она обращается с ними как умелая хозяйка: лечебные процедуры для нее не многим отличаются от починки домашней утвари, а уход за больным — от чистки посуды, ее добрые руки, привыкшие иметь дело с отбросами и грязной водой, не гнушаются ничем. Рассказывая о Фриде, Лоуренс говорил Мейбл Додж: «Вы не можете себе представить, каково чувствовать прикосновение этой женщины, когда болеешь. У нее по–немецки тяжелая рука», И женщины сознательно дают мужчинам почувствовать тяжесть своих рук, напоминая им таким образом, что и они тоже лишь существа из плоти. Крайнюю форму такого поведения мы видим у героини Жуандо Элизы:

Вспомнить хотя бы о вши Чан Цен. Это было вскоре после нашей свадьбы… Ведь я познал близость женщины только благодаря этому, то есть в тот день, когда Элиза уложила меня, обнаженного, к себе на колени и начала стричь, как барана. При этом она освещала свечой самые укромые уголки моего тела. О, как тщательно она осматривала подмышечные впадины, пупок, яички, растягивая кожу, как на пяльцах, как медленно двигалась свеча вдоль бедер, между ног, с каким холодком прикасалась к телу бритва у анального отверстия. Наконец комок светлых волос, в котором сидела вошь, упал в специальную корзиночку, и Элиза сожгла его. Освободив меня таким образом от насекомого и его гнезда, она в то же время обрекла меня на какую–то новую беззащитность, на неминуемую отчужденность.

Женщина предпочитает видеть в мужчине не тело, в котором выражена некая субъективность, а пассивную плоть. Экзистенции, деятельному существованию она противопоставляет жизнь, духовным ценностям — ценности плоти. К делам, которые затевают мужчины, она нередко относится с паскалевским юмором. Она полагает также, что «все несчастья мужчин проистекают из одного: они не умеют спокойно посидеть в своей комнате». Она бы с радостью не выпускала их из дома; любая деятельность, не приносящая непосредственной пользы для семейной жизни, вызывает у нее неудовольствие. Жену Бернара Палией возмущало, что он жжет мебель для того, чтобы изобрести новый вид эмали, без которого человечество прекрасно обходилось до сих пор. Жена Расина хотела, чтобы ее муж интересовался смородиной в ее саду, и отказывалась читать его трагедии. Жуандо с раздражением пишет в «Записках мужа» о том, что Элиза не видит в его литературном труде ничего, кроме материальной выгоды.

Я говорю ей: «Сегодня выходит моя последняя повесть». Она отвечает: «Значит, в этом месяце у нас будет по крайней мере на триста франков больше». Это не цинизм, просто ее действительно ничего больше не интересует.

Иногда подобные конфликты обостряются до того, что приводят к разрыву. Но чаще всего женщины, восстающие против господства мужей, стремятся «сохранить» их. Они вступают с ними в борьбу за свою автономию и в то же время готовы сразиться со всем остальным миром для того, чтобы сохранить «положение», которое обрекает их на зависимость. Эта двойная игра очень непроста, и именно этим объясняется отчасти состояние тревоги и нервного напряжения, в котором живут многие женщины. Яркий пример такого состояния приводит Штекель; Г–жа З. Т., которая никогда не испытывала удовольствия от половых отношений, замужем за очень культурным человеком. Она до того не выносит его превосходства, что когда–то пыталась сравняться с ним, изучая его профессию. Но это оказалось слишком сложно, и она бросила это, как только он к ней посватался. Ее муж очень известен, окружен многочисленными почтительными учениками. Она же не желает разделять их смешную восторженность. С самого начала супружеской жизни и в течение длительного времени половые отношения с мужем не доставляли ей удовольствия. Оргазм она испытывала, лишь занимаясь онанизмом после того, как ее муж, удовлетворив свои желания, покидал ее. Она не скрывала этого от мужа. Его попытки пробудить в ней желание с помощью ласк она отвергала… Вскоре она начала с насмешками и пренебрежением отзываться о работе мужа. «Я хорошо знаю частную жизнь этого великого человека изнутри и не понимаю дурачков, которые за ним бегают», — говорила она. Ссорясь с мужем, она нередко заявляла: «На меня твое бумагомарание никакого впечатления не производит!» или: «Ты считаешь, что можешь поступать со мной, как тебе вздумается, только потому, что ты — писака». Муж все больше и больше сближался с учениками, а она окружала себя молодыми людьми. Так они жили в течение нескольких лет до тех пор, пока ее муж не влюбился всерьез в другую женщину. Она никогда не обращала внимания на его интрижки, даже сближалась с «бедными покинутыми дурочками»… Но тут она решила поменять тактику и отдалась одному из окружавших ее молодых людей, не испытав при этом никакого удовольствия. Затем она созналась мужу в измене. Он отнесся к этому совершенно спокойно, и они могли бы разойтись без труда… Однако она не дала ему развода. Они всерьез объяснились и помирились. Она со слезами отдалась ему и впервые испытала острый оргазм…

Очевидно, несмотря на борьбу с мужем, она никогда не помышляла расстаться с ним.

«Заполучить мужа» — это искусство, а «удержать» его — профессия, требующая большого умения. Одной молодой женщине, которая часто ссорилась с мужем, сестра говорила: «Будь осторожна; если ты станешь постоянно устраивать сцены Марселю, то потеряешь свое положение», Ставка очень высока: материальное обеспечение и моральное удовлетворение, собственный дом, достоинство замужней женщины, более или менее удачный суррогат любви и счастья, Женщина быстро начинает понимать, что ее эротическая привлекательность — это не самое сильное оружие в ее арсенале. Со временем его действие ослабляется, а на свете — увы! — есть другие привлекательные женщины. Но все же она всячески старается оставаться соблазнительной, нравиться. Часто в ней борются гордость, склоняющая ее к холодности, и мысль о том, что пылкая чувственность может понравиться мужу и привязать его к ней. Кроме того, она полагается на силу привычки, на любовь мужа к удобному жилищу, к хорошей пище, к детям. Своей манерой одеваться и принимать гостей она стремится повысить престиж мужа, а с помощью советов и влияния — прибрать его к рукам. Она старается стать как можно более необходимой для светских успехов мужа или для его работы. Но самое главное, существует настоящий свод правил для жен, чтобы «удержать мужа»: следует изучить его слабости и поощрять их, умело дозировать лесть и пренебрежение, послушание и сопротивление, бдительность и снисходительность. Эта последняя смесь требует особого такта. Мужу не следует предоставлять ни слишком мало, ни слишком много свободы. Если жена не в меру снисходительна, муж пренебрегает ею. Растрачивая деньги и любовный пыл с другими женщинами, он тем самым лишает всего этого свою жену, и может случиться так, что какая–нибудь любовница настолько завладеет им, что сумеет склонить к разводу или по крайней мере занять в его жизни главное место. В то же время, если жена боится малейшей интрижки мужа, если она неотступно следит за ним, постоянно устраивает ему сцены или пристает с какими–то требованиями, она рискует всерьез восстановить его против себя. Необходимо уметь сознательно «делать уступки»: пусть муж время от времени изменяет, на это можно закрыть глаза, но бывают случаи, когда нужно проявить максимум бдительности. Замужние женщины особенно боятся девушек, которым, по их мнению, очень бы хотелось занять их место. Для того чтобы вырвать мужа из рук опасной соперницы, жены увозят мужей в путешествие, стремятся отвлечь их внимание. Иногда — по примеру г–жи де Помпадур — они подыскивают другую, менее опасную соперницу, И если ничего не помогает, они прибегают к слезам, скандалам, попыткам самоубийства и т. д. Однако из–за часто повторяющихся сцен и упреков муж может уйти из дома. Женщины становятся невыносимыми в тот самый момент, когда им больше всего нужно быть соблазнительными. Для того чтобы выйти победительницей из подобной схватки, женщина должна умело сочетать трогательные слезы и героические улыбки, шантаж и кокетство. Скрытничать, хитрить, ненавидеть, прятать свой страх, рассчитывать на тщеславие и слабости мужчины, мешать осуществлению его намерений, обманывать, тайно направлять его поступки — все это не самое веселое занятие. У женщины есть оправдание: брак требует от нее полного самоотречения, поскольку у нее нет ни профессии, ни специальных знаний, ни собственных знакомых, даже имя она носит не свое, она лишь «половина» своего мужа. Если он оставит ее, она, скорее всего, не найдет поддержки ни в себе самой, ни в окружающих. Легко бросить камень в Софью Толстую, как это делают А. де Монзи и Монтерлан, но, если бы она отказалась терпеть лицемерие супружеской жизни, что бы с ней стало? Какая судьба ждала бы ее. в этом случае? Похоже, она действительно была жуткой мегерой, но можно ли требовать, чтобы она любила деспота мужа и благословляла свое рабское состояние? Только между свободными и фактически равноправными супругами могут возникать отношения, основанные на верности и дружбе. До тех пор пока мужчина пользуется экономической независимостью, пока он по закону и по традиции находится в привилегированном положении просто потому, что он — мужчина, он естественным образом будет нередко выступать как тиран и тем самым толкать женщину к бунту или к обману.

Никто не отрицает ни трагедий, ни мелочности семейной жизни. Однако защитники института брака утверждают, что причиной

семейных конфликтов является не сама сущность этого института, а злая воля людей. Идеальные супружеские пары были описаны многими писателями, и в частности Толстым в эпилоге романа «Война и мир» — это Пьер и Наташа. Наташа, которая была кокетливой и романтической девушкой, выйдя замуж, к удивлению всех своих близких, не думает ни о туалетах, ни о свете, ни о развлечениях. Она отдает всю себя мужу и детям, становится образцовой замужней женщиной.

В ее лице не было, как прежде, этого непрестанно горевшего огня оживления, составлявшего ее прелесть. Теперь часто видно было одно ее лицо и тело, а души вовсе не было видно. Видна была одна сильная, красивая и плодовитая самка.

Она требует от Пьера такой же самоотверженной любви, какую испытывает к нему сама, ревнует его, он вынужден отказаться от развлечений, от дружбы и, так же как Наташа, полностью посвятить себя семье, Он «не смел ездить в клубы, на обеды… не смел уезжать на долгие сроки, исключая как по делам, в число которых жена включала и его занятия науками, в которых она ничего не понимала, но которым она приписывала большую важность».

Пьер был «под башмаком своей жены», но взамен этого: Наташа у себя дома ставила себя на ногу рабы мужа… Весь дом руководился только мнимыми повелениями мужа, то есть желаниями Пьера, которые Наташа старалась угадывать.

Когда Пьер уезжает, Наташа не может дождаться его возвращения, без него она страдает. Между ними царит полное согласие, они понимают друг друга с полуслова. В заботах о детях, о доме, о любимом и уважаемом муже она испытывает почти безоблачное счастье.

Эту идиллическую картину стоит рассмотреть более подробно. Наташа и Пьер едины, как душа и тело, говорит Толстой. Но если душа покидает тело, человек умирает. Что же случилось бы, если бы Пьер разлюбил Наташу? Вот и Лоуренс тоже отвергает возможность мужского непостоянства; дон Рамон будет всю жизнь любить маленькую индианку Терезу, которая подарила ему свою душу. Между тем один из самых страстных ревнителей единственной, абсолютной и вечной любви Андре Бретон вынужден признать, что в современной жизни при выборе предмета любви может произойти ошибка. Но будь то ошибка или непостоянство, для женщины это оборачивается одиночеством. Крепкий и чувственный Пьер может испытывать физическое влечение к другим женщинам. Наташа ревнива, рано или поздно их отношения испортятся. В результате он либо расстанется с ней, и это разобьет ее жизнь, либо начнет ей лгать и затаит на нее злобу, что отравит ему жизнь, либо они придут к компромиссу, который неизбежно будет сопровождаться ощущением неудовлетворенности, и тогда они будут несчастливы оба, На это можно возразить, что у Наташи по крайней мере есть дети. Однако дети могут приносить радость только в благополучной семье, одним из полюсов которой является муж; для покинутой, терзаемой ревностью женщины они становятся непосильным грузом. Толстой восхищается тем, что Наташа разделяет мысли Пьера, не задумываясь над ними. А другой мужчина, Лоуренс, который тоже требует от женщины слепой преданности, насмехается над Пьером и Наташей, Следовательно, тот или иной мужчина, по мнению других мужчин, может быть вовсе не богом, а глиняным идолом. Поклоняться ему — значит не спастись, а погубить себя. Как тут разобраться? Каждый мужчина имеет свои притязания и оспаривает притязания других. Становится все трудней опереться на авторитет. Женщина сама должна уметь мыслить и критиковать, она не может больше быть лишь чьим–то эхом. Впрочем, навязывая женщине принципы и ценности, которые она не готова свободно воспринять сама, ее можно только унизить. Она может разделить идеи своего мужа лишь на основе собственного независимого суждения и не должна ни одобрять, ни отвергать все то, что ей непонятно. Не может же она заимствовать у кого–то смысл жизни.

Самое глубокое развенчание мифа о Пьере и Наташе дала чета Льва и Софьи Толстых. Софья испытывает к мужу отвращение, находит его «невыносимым»; он изменяет ей со всеми крестьянками окрестных деревень, она ревнует и скучает. Каждая из ее многочисленных беременностей сопровождается нервозностью, а дети не заполняют ни ее сердца, ни ее повседневной жизни. Для нее домашний очаг — бесплодная пустыня, для него — ад, И кончается все это тем, что она, старая истеричная женщина, полуголой бегает по мокрому лесу, а он, несчастный загнанный старик, уходит из дома, разрывая таким образом «союз», который длился всю жизнь.

Конечно, Толстые — это из ряда вон выходящий случай. Многие пары «прекрасно живут», и это значит, что супругам удается достигнуть компромисса и они живут бок о бок, не слишком стесняя и не слишком обманывая друг друга.

Но существует одно проклятие, которого им почти никогда не удается избежать. Это скука. И когда мужу удается полностью подчинить себе жену, и когда каждый из них живет в собственном мире, по прошествии нескольких месяцев или нескольких лет им не о чем говорить. Семейная пара — это сообщество, члены которого теряют свою автономию, но при этом не избавляются от одиночества. Отношения мужа и жены не развиваются, в них нет динамики, они приобретают застывший характер. Поэтому ни в духовных, ни в эротических отношениях им нечего дать друг другу, нечем обмениваться. В одной из своих лучших новелл Дороти Паркер рассказала грустную историю многих супружеских отношений. Вечер, и мистер Уэлтон возвращается домой; Миссис Уэлтон открыла ему дверь.

— Вот и ты! — весело сказала она. Оба оживленно улыбались.

— Привет! — сказал он. — Ты не выходила?

Они обменялись легким поцелуем. Она с вежливым интересом смотрела, как он вешает пальто и шляпу, вынимает из кармана газеты. Одну из них он протянул ей.

— А, ты принес газеты! — сказала она.

— Ну как? Что ты делала днем? — спросил он.

Она ждала этого вопроса. Еще до его прихода она представляла себе, как будет в подробностях рассказывать ему, что происходило днем. Но теперь ей показалось, что это слишком длинно и неинтересно.

— Да ничего особенного, — сказала она с веселым смехом. — У тебя все в порядке?

— Ну… — начал он. Но и у него не возникло никакого желания рассказывать. К тому же она уже была занята: обрывала нитку, выбившуюся из бахромы подушки.

— Да все нормально, — сказал он.

…С другими людьми она умела разговаривать… И Эрнест в компании не отличался молчаливостью… Она попыталась вспомнить, о чем они говорили до свадьбы, когда были женихом и невестой. Но и тогда они не очень много разговаривали. Впрочем, это ее не беспокоило. Тогда они целовались, им было не до разговоров. Но когда люди прожили вместе семь лет, то не приходится рассчитывать на поцелуй и ласки как на ежевечернее времяпрепровождение.

Кто–нибудь, возможно, скажет, что за семь лет люди неизбежно привыкают друг к другу, понимают, что им нечего друг другу сказать, и смиряются с этим. Но это не так. Это действует на нервы. Это не уютная, дружеская тишина, которая не тяготит людей. От этого возникает впечатление чего–то несделанного, невыполненного долга. Так чувствует себя хозяйка дома, когда у нее на вечеринке что–то идет не так. Эрнест сейчас погрузится в чтение, но, прочтя половину газеты, начнет зевать. Миссис Уэлтон не могла видеть этого без отвращения. Она скажет, что ей нужно поговорить с Делией, убежит на кухню и пробудет там довольно долго, будет рассеянно заглядывать в кастрюли, проверять счета из прачечной. А когда она вернется, муж уже будет готовиться ко сну.

Так они проводили триста вечеров в году. За семь лет таких вечеров уже накопилось больше двух тысяч.

Иногда утверждают, что такое молчание более убедительно свидетельствует о близости, чем какие бы то ни было разговоры. Разумеется, я вовсе не хочу сказать, что супружеская жизнь не сближает людей. К сближению ведут любые семейные отношения, и это несмотря на то, что за ними могут скрываться также ненависть, ревность, обиды. В приводимом ниже отрывке Жуандо ярко показывает, чем отличается интимность такого рода от истинного человеческого братства:

Элиза — моя жена, и она, конечно, самый близкий мне человек среди моих родных, друзей. Но как бы ни было важно место, которое она занимает в моей жизни, место, которое я ей отвел в самых потаенных уголках своей личности, как бы прочна ни была ее связь с моим телом и душой (а именно в этом заключается драма нашего нерушимого союза), незнакомец, которого я вижу издали, глядя из окна на бульвар, кем бы он ни был, по–человечески мне гораздо ближе, чем она.

Он говорит также; В один прекрасный день обнаруживаешь, что тебя отравляют ядом, и в то же время понимаешь, что ты к нему уже привык. Как же отказаться от него, не подвергая себя опасности?

И еще: Думая о ней, я осознаю, что супружеская любовь не имеет ничего общего ни с симпатией, ни с чувственностью, ни со страстью, ни с дружбой, ни с собственно любовью. Она равна лишь сама себе и не может быть сведена ни к одному из этих чувств, у нее своя природа, своя неповторимая сущность, своя уникальная форма, различная в каждой семейной паре.

Защитники супружеской любви! нередко говорят о том, что она не является любовью и именно поэтому приобретает возвышенный характер. Дело в том, что в последнее время в кругах буржуазии вошел в моду эпический стиль: обыденность в этом случае выдается за романтику, верность — за возвышенное безумие, скука — за мудрость, а супружеская ненависть — за проявление глубокой любви. На деле ненависть двух людей, неспособных в то же время обходиться друг без друга, это не самое истинное и волнующее, а самое жалкое из человеческих чувств. Идеальным могло бы быть противоположное чувство двух абсолютно самостоятельных индивидов, связанных друг с другом лишь свободным согласием, вытекающим из любви. Толстой восхищался тем, что связь Наташи и Пьера «держалась чем–то… неопределенным, но твердым, как связь ее собственной души и тела». По гипотезе дуалистов, тело лишь служит оболочкой для души. Следуя этой гипотезе, нужно, по–видимому, предположить, что случайность тяжелым бременем лежит на каждом из членов супружеского союза. Каждый из них должен сознательно принимать и любить необъяснимое и не им избранное присутствие супруга, которое в то же время является необходимым условием и даже формой существования его самого. Однако люди, высказываю-

Люди, состоящие в браке, могут любить друг друга, но в этом случае никто не говорит о «супружеской любви». Эти слова обозначают, что между супругами нет любви. Точно так же, когда о человеке говорят, что он «уже слишком коммунист», этим хотят сказать, что он вовсе не коммунист, а «исключительно честный человек» не принадлежит к категории просто честных людей и т. д.

щие подобные мысли, намеренно смешивают слова «сознательно принимать и любить», и именно этим им удается

Date: 2015-07-23; view: 349; Нарушение авторских прав