Часть 1. ГРИМУАР

Кеннет Грант

Против света

Кеннет Грант

Против света

Потустороннее повествование

Памяти Финеаса Марша Блэка

У каждого есть собственный миф, и когда мы его узнаём, все поступки и мысли этого человека становятся нам ясны.

У.Б. Йетс.

ПРОЛОГ

Когда человек становится старым, очень старым, как брат моего деда Финеас Блэк, он погружается в благостные раздумья о минувшем. Но доктора Блэка занимало совсем другое.

Одним из самых противоречивых его свершений был цикл статей, который он в юности опубликовал в научном журнале. Они были напечатаны в 1881 году, затем вошли в книгу «Клинические исследования процессов старения и болезней памяти» (Эдинбург, 1886), а четыре года спустя в Перпиньяне вышли во французском переводе.

Доктора медицины Блэка интересовали не столько телесные недуги, сколько болезни ума, поэтому он довольно рано отказался от успешной врачебной практики. Он скончался в возрасте 103 лет в 1957 году.

Его «Исследования» вызвали переполох в академических кругах восьмидесятых годов девятнадцатого столетия; думаю, отчасти из-за этого дядя и закрыл практику. Он стал объектом нежеланного внимания, и коллега, — возможно, завидовавший его известности, — начал проявлять излишнее любопытство к его личной жизни, и — это тоже гипотеза — узнал нечто постыдное. Разразился скандал. К счастью для семьи, подробности не просочились в печать, но я помню тяжелое молчание, возникавшее всякий раз, когда в разговоре всплывало имя дяди Фина.

С тех пор минуло много лет, и можно лишь гадать о связи того инцидента с событиями, описанными в этой книге.

Моя история охватывает довольно длительный промежуток времени. Она слегка запутана, и факты могут показаться весьма необычными. Для начала я хотел бы сказать пару слов о себе и моем родственнике Грегоре Гранте, которому в рассказе отведена значительная роль. Кузен дяди Фина Грегор состоял в родстве с оккультистом Алистером Кроули. Хотя мы с Грегором принадлежали к одной и той же ветви клана Грантов, я понятия не имел о нашем родстве с Кроули, пока сам Кроули не предположил такую связь. По материнской линии я принадлежу к французскому семейству Вайрдов, которое в шестнадцатом веке поселилось в Брандише близ Вудбриджа в графстве Суффолк. В церкви Святого Лаврентия и находящемся неподалеку поместье «Брандиш» есть погребения Вайрдов, самое раннее восходит к 1669 году.

Согласно оккультным преданиям клана Грантов, с незапамятных времен мои предки из века в век собирали магические заклинания. Есть свидетельства, что каждое поколение добавляло свои отчеты о контактах с потусторонними сущностями. Собрание это в обиходе именовалось «Гримуар Грантов». Говорят, в семейной библиотеке

флорентийской ветви клана до сих пор хранится его итальянский перевод — «Grimoirv Gmntiano». Я слышал также, что английская версия этой книги находилась одно время у сэра Фрэнсиса Гранта, художника-портретиста, но пропала после его кончины в 1878 году. В прошлом веке легенды, связанные с Гримуаром, потускнели. За исключением двух-трех человек, родственники мои высмеивали их, считая наивными фантазиями о призраках и гоблинах.

После примечательных происшествий, которые я собираюсь описать, одним жарким летним вечером в валлийских руинах я обнаружил копию Гримуара. До той поры я считал его одним из тех преданий, которые нередко украшают истории древних кланов.

Следует отметить, что не все мои современники относились к категории скептиков. Алистер Кроули, например, неколебимо верил в существование пресловутой книги Тайных Ключей к иным мирам. Отыскав манускрипт, я вскоре узнал, что не только Кроули жаждал завладеть этой реликвией. Помню, что дядя Финеас, симпатизировавший Грегору и чуравшийся Кроули, тоже рассказывал мрачные истории о темных чарах Гримуара. Его откровения укоренились в моем впечатлительном юношеском сознании, убедив меня, что дядя Фин, возможно, в самом деле обладал сводом заклинаний, старательно собранных и записанных нашими далекими предками. Финеас и Грегор и были людьми, у которых Кроули пытался узнать местонахождение магической книги, — а поиски он вел без устали. Похоже, мой великий родственник верил, что именно ему предначертано судьбой быть хранителем Гримуара.

В ответ на его непрестанные домогательства, Грегор, в свою очередь, надоедал дяде Фину, считая (так же, как и я), что Финеас знает о книге больше, чем кто-либо иной. О том, как найденный мною манускрипт очутился в гламорганширских руинах, мне суждено было узнать значительно позже.

Необходимо упомянуть еще одно важное обстоятельство. По соседству с Брандишем в Суффолке находится Рэндлшемский лес. Не так давно о нем упоминали в прессе в связи с предполагаемым приземлением НЛО возле американской базы военно-воздушных сил. Брандиш располагается в десяти милях к северо-востоку от Ипсвича и неподалеку от Данвича — морского порта, который Г. Ф. Лавкрафт перенес в своих страшных рассказах в Новую Англию (примерно так же его соотечественники поступили с развалинами поместья «Брандиш», которые после Второй мировой войны были перенесены в Соединенные Штаты).

Итак, утверждают, что 1982 году в Рэндлшемском лесу среди ослепительно-белых сполохов и разноцветных пучков света произошла встреча с инопланетянами. Это событие описано в книге «Небесная катастрофа». Однако мой интерес к этим местам объяснялся иными причинами. В одной из книг о колдовстве я наткнулся на фамилию Вайрд. А надо заметить, что все члены моего семейства, которых ныне осталось немного, были убеждены, что когда бы и где бы ни возникла фамилия Вайрд, она непременно принадлежит кому-то из наших родственников. В данном случае речь шла о некоей Маргарет Вайрд, которую в шестнадцатом веке казнили за колдовство. Меня удивила эта информация, поскольку архивы Брандиша свидетельствовали о том, что другие Вайрды считались весьма почтенными обывателями. Я был изрядно потрясен, ибо выяснилось, что мой неувядающий интерес к оккультному разделял, по меньшей мере, один из предков моей матери. Заинтригованный открытием, я приступил к изучению архивов и вскоре выяснил, что Маргарет Вайрд обвинялась в сношениях с дьяволом в образе зверя. Местом их совокуплений был Рэндлшемский лес! По словам местного фермера, которые приводятся в Небесной катастрофе, даже сегодня «лес используется для недобрых целей, в том числе сатанинских ритуалов». На фоне обыденного тона, присущего авторам книги, замечание это выглядит весьма необычно.

Меня буквально окрылила связь моего предка с этим местом. Я вышел из материнского чрева ногами вперед, с двумя макушками на голове, не был крещен из-за родительских разногласий; поскольку у меня были все характерные приметы колдуна, я считал, что вполне способен заняться дальнейшими изысканиями. Разве не струилась в моих венах кровь Магистра Магии, не говоря уж о крови ведьмы, признавшейся в своих деяниях? Я обратился за помощью к ясновидящей, точнее — медиуму, услугами которой уже пользовался прежде, и предложил ей несколько капель своей дважды проклятой крови для исследования оккультной истории Маргарет Вайрд. Результаты превзошли все ожидания: они пролили свет на причастность клана Грантов к древнему колдовскому культу. Я подчеркиваю слово «древнему», ибо моя история не связана с фиглярством «современных» или «популярных» представлений о колдовском мастерстве. Я также получил возможность определить источник, из которого Алистер Кроули черпал сведения о самых темных магических таинствах.

Поскольку формат вопросов и ответов, используемый на спиритических сеансах, может показаться утомительным, я переработал материал, представив его в виде последовательного повествования. Не будучи историком или генеалогом, я заранее признаю, что, возможно, допустил какие-то ошибки. Но, как оккультист, я знаком с той угрозой, что в будущем может нависнуть над нашей планетой, а также делами, которыми занималась Маргарет Вайрд. Их связь с «космическим заговором», о котором говорится в «Небесной катастрофе» и других книгах, становится, полагаю, все более очевидной.

Прежде чем приступить к описанию событий, я хотел бы представить вам медиума Маргарет Лизинг, благодаря которой был получен этот материал. Маргарет была трансмедиумом, контролирующим различные «ритуалы вызывания» в тайной Ложе, которой я руководил с 1955 по 1962 год. Она была не только ясновидящей, но и профессиональной танцовщицей, и нам время от времени выпадала возможность насладиться искусством ее труппы. Маргарет пребывала en rapport1 с целями и принципами Ложи, наши личные отношения были неизменно добрыми, и, могу добавить, исключительно дружескими. После ряда неудачных попыток, опыт общения с земными сущностями позволил ей покорить их и подхватить жизненный поток, некогда воплощенный в Маргарет Вайрд. Я опустил подробности фальстартов (некоторые из них увели нас далеко от цели) и, если расшифровки теперь читаются легко, — это заслуга беспощадной редактуры. Я всегда старался быть корректным и благоразумным в вопросах, связанных с живущими людьми и ныне действующими организациями.

Часть 1. ГРИМУАР

Если будешь держать ее против света, — объяснил он, — появится совершенно другая картина.

Часть II, глава 4

О жизни Маргарет Вайрд не сохранилось письменных свидетельств, за исключением того факта, что в 1588 году она была казнена по обвинению в колдовстве. Обстоятельства ее рождения и детства не оставили следов, но эмоциональная травма, полученная девочкой при посвящении в колдовской культ, прожгла в астральном свете ощутимую энграмму.

Один из ранних сеансов ясновидения выявил, что примерно в двенадцать лет Маргарет получила новое имя — Аврид (очевидная анаграмма фамилии Вайрд). Лицо испуганной и все же ликующей девочки отразило опыт, слишком сложный для ее возраста. Обряд инициации проходил в туманах темного леса, окруженного зыбкими топями. Ее наставник явился из прибрежных болот Данвича. Это был ближайший вход в наш мир для тех, кто вынужден скрываться, принимая человеческий облик. В кульминационный момент ритуала девочку частично вывели из тела, и она погрузилась в сон. Она вступила в лес ребенком, но появившееся затем существо медиуму описать не удалось. В своем хрустальном шаре Маргарет Лизинг увидела множество подобных ей созданий. Они заполнили лес беловатой стелющейся дымкой, в которой их лица искажались безмолвными жуткими гримасами, а затем слились с болотом. Но Аврид осталась. Туманный водоворот не поглотил девочку; о том, что произошло с ее не столь бренными останками, я не ведал до тех пор, пока не отыскал Гримуар.

Просторная комната, полная книг, картин и изваяний. Дядя Фин беседует с сухопарым мужчиной, сидящим возле пылающего камина. В западном окне усталое солнце опускается за спеленатые дымкой купола холмов. На восьмиугольном столике лежит книга в кожаном переплете цвета морской волны.

Хрустальный шар оставался незамутненным. Я отметил, что Маргарет Лизинг довольна «приемом». Взгляд мой погрузился в глубины шара и задержался на большом полотне в черной раме, изображавшем жуткий мир Сайма или Маккалмонта. Окно на картине открывало зрителю сцену посвящения — в мрачном лесу, озаренном зловещими отблесками пламени. На переднем плане смутно вырисовывалась призрачная фигура, из ее глаз струился зеленый пар, окруживший Финеаса Блэка. Контуры его собеседника расплывались и дрожали, словно под слоем воды его влекло мощное течение. Приглушенному разговору вторило эхо: звук, казалось, исходил из далеких глубин…

Когда я снова взглянул на шар, комната и двое мужчин выглядели вполне нормально.

— Уверяю тебя, Фин, Алистер напал на след! Грегор указал на полотно, висевшее за его креслом, и возбужденно добавил:

— Окажись она здесь, она сказала бы тебе, куда ее спрятала.

Я сосредоточил внимание на собеседниках, стараясь не смотреть на картину. Меня удивляло безразличие дяди к ее необычному виду. Даже клубящийся туман оставил его равнодушным. На его губах появилась безумная ухмылка, знакомая мне с детства. Мне пришлось напомнить себе, что оба они давно умерли, и что Алистер Кроули, на которого ссылался Грегор, скончался сорок лет назад.

Дядя Фин взял книгу. В комнате внезапно потемнело. Он принялся читать вслух:

«Нисколько не сомневаюсь, что во мраке старости сокрыт ключ крайним этапам жизни. Простой смертный может уловить намек в образах детства, но эти образы лишь маскируют действительность. За ними кроется тайна, связанная с будущим, а не прошлым…»

Он остановился, и Грегор произнес:

— Меня всегда интересовала загадка детства. Его невинность сродни слепоте. В детстве мы владеем тайным миром, который затем возвращается в воспоминаниях. Но мир этот можно почувствовать вновь, если сохранять покой и неподвижность. И тогда мы встречаем безвременность.

— Это происходит оттого, что душа обитает вне времени, — ответил доктор Блэк. — Слушай дальше. Автор книги знает тайну.

«Если в зрелости мы не способны обнаружить ключ, не следует ли нам, прежде чем закат затмит наш взор пеленой старческого угасания, обратиться за помощью к тем, кто свеж и невинен, словно утренний свет?»

Он взглянул на кузена и подвел итог:

— Оставаясь девственницей, она познакомилась с безвременной зоной и поняла, как туда войти. Нашла ключи и скрыла их в символах.

— Верно, — откликнулся Грегор. — Но где она спрятала книгу?

Выражение на лице дяди Фина я не смог истолковать.

— Что бы ты сказал, если б я сообщил тебе, что нашел эту книгу? — спросил он.

Внезапный шум снаружи. Собеседники повернулись, словно намереваясь выглянуть в открытое окно, нарисованное художником. Вопрос остался без ответа. Послышался грохот. Чуть помедлив, я все же взглянул на картину. В лесу начиналась буря. Вспышки молний озаряли деревья, сгибавшиеся под яростными порывами морского ветра. Луч орфордского маяка за Рэндлшемом пронзал тьму, очерчивая мрачную процессию в соснах. Мне вспомнились друиды, нарисованные Остином Спей-ром, и что-то щелкнуло в моей памяти. Спейр видел сцену, которую сейчас наблюдал я. Художник-медиум как-то уловил видение церемонии в лесной чаще. Я слышал колокольный звон, приглушенный и далекий, доносящийся из-под толщи вод. Он напоминал о легендах старого Данвича, об утопших звонницах и береговой черте, что из года в год уходит в пучину океана вместе с древним городом и аббатством, которое некогда было местом встреч тамплиеров. В этих звуках было что-то странное — потустороннее, необъяснимое…

Некое существо пыталось влезть в окно, пальцы вцепились в раму. Нечеловеческие, перепончатые пальцы. Неужто собеседники ничего не заметили, или они видели не то, что открылось мне? Их охватил восторг, я же содрогался от ужаса. Мне хотелось предупредить их: обличье девушки — обман! Неужели они не замечали зловещих глаз, осматривающих комнату? Я крикнул Маргарет, чтобы она остановила видение.

До этого момента я не понимал, что сам умею видеть. На прежних сеансах, которые мы проводили вместе, подобного не случалось. Маргарет пребывала в глубоком гипнотическом сне, однако, словно в ответ на мою просьбу, накрыла шар шелковым платком. Она вся дрожала. Я пощупал ее лоб и натер ей ладони и стопы желтоватым бальзамом, которым она пользовалась, выходя из транса. Ее потрясение передалось мне. Перелив ей свою колдовскую кровь, я стал соучастником ее видений. Эта мысль повергла меня в ужас. Я создал контакт, который мог длиться до конца наших дней, а, возможно, и дольше. Маргарет медленно приходила в себя, забыв, очевидно, обо всем, кроме того, что сейчас ее окружало.

Обдумав происшедшее, я решил отказаться от дальнейших разысканий. Меня не оставляло ощущение, что я занялся делом куда более обременительным, нежели простое исследование истории Аврид. Кроме того, следовало позаботиться о Маргарет Лизинг. Я не мог подвергать ее чрезмерному риску ради собственных целей. Я предложил ей вместе провести отпуск, а затем наши пути должны были разойтись. Приятель предоставил в наше распоряжение домик в Гламоргане, недалеко от побережья. Море манило, прогноз погоды предвещал Лондону удушливые летние дни, так что мы, не дожидаясь сезона отпусков, покинули город и отправились в путь.

Несколько дней никто из нас не упоминал о спиритических сеансах. Как-то раз после обеда, когда из-за сильного морского ветра лежать на пляже не хотелось, мы решили прогуляться по окрестностям. Я хорошо знал эту местность, поскольку впервые провел здесь школьные каникулы в 1927 году, да и потом приезжал время от времени. Мы направились в сторону Эвенни и песчаных дюн Кандлстона. На пустоши среди сосен и осоки стоял разрушенный особняк, неточно названный в путеводителе замком. Настоящий «день пелены», как сказал бы Мейчен: лучи солнца, не в силах пробиться сквозь тонкую дымку, заливали дюны ярким белым светом и безжалостным зноем. Мы съели бутерброды, выпили баночного пива; Маргарет уснула, а я решил прогуляться по руинам. Я вошел в дом, вспоминая, как в детстве поднимался на второй этаж и сидел на одной из поперечных балок. Балки сохранились и поныне — на удивление мало подгнившие, но уже не такие крепкие. Через брешь в стене открывался вид на дюны, катившиеся к морю у Огмора, где возвышался настоящий замок — точнее, его остов, сохранившийся после разрушительного воздействия девяти столетий.

Внезапно внизу я увидел Маргарет, осторожно пробиравшуюся по завалам каменной кладки. Она не отозвалась на мой оклик. В ее движениях чувствовалась некая странность, словно Маргарет все еще находилась во власти сна. Это встревожило меня: входя в транс, Маргарет обычно полностью владела собой. Она неловко одолела небольшое препятствие и скрылась под аркой, ведущей в разрушенную залу. Свернув налево, Маргарет остановилась, словно о чем-то задумалась или сбилась с пути. Глаза ее остекленели, лицо казалось маской, повисшей в черной пустоте над ямой, разверзшейся у самых ног Маргарет нетвердо стояла у провала склепа. Я снова закричал, понимая, что не успею удержать ее. Она могла в любую секунду свалиться на острые обломки. В возбуждении я толкнул часть стены, поддерживавшей балку, на которой сидел, и большой обломок рухнул в дыру. Раздался грохот, и в лучах света заискрился столп пыли. Появилась летучая тень и с пронзительным визгом опустилась на голову Маргарет.

Солнечный свет померк. Никогда не забуду перепуганную Маргарет, срывавшую с себя живой студенистый шлем. Тварь запуталась в волосах. Светящиеся щупальца обхватили голову и просочились в череп. Крики Маргарет были ужасны. Залитая кровью, она отчаянным усилием отшвырнула тварь в пролом и упала в обморок на краю. Воцарилась полнейшая тишина.

Мы возобновили наши прогулки по пляжам, но в Маргарет произошла перемена. Конечно, ее потрясло, что одежда была запятнана кровью, а ран на лице и теле не оказалось. Несколько царапин на голове не могли объяснить столь обильного кровотечения. Я рассказал, что на нее набросилась птица, которую вспугнул шум обвалившихся камней. Я не стал говорить о призрачной твари и странных щупальцах, свитых из света и проникших в ее череп.

До конца нашего отдыха Маргарет пребывала в задумчивости. Мы больше не вели беззаботных бесед. Я начал замечать в ней то, что могу назвать лишь чувственным интересом ко мне, который она упорно стремилась удовлетворить. Один раз эта увлеченность проявилась, когда Маргарет игриво напала на меня и прокусила мне мочку левого уха. Я встревожился — не из-за боли, и не оттого, что Маргарет проявляла чувства, которых на самом деле явно не испытывала, а потому, что прокусила она ту самую мочку, из которой я давал ей кровь для контакта с Аврид. Кровь текла на удивление сильно, что, без сомнения, было связано с моим прежним донорством.

В последний день нашего пребывания в Уэльсе Маргарет наотрез отказалась выходить из дома. Я сидел в саду, читая документы о семействе Вайрдов: я вплотную занялся ими впервые после того, как начал исследовать эту тему.

К вечеру Маргарет сделалась очень беспокойной и убедила меня вернуться в дом. Я был раздражен оборотом, который приняли события, и твердо решил по возвращению в Лондон обратиться к другому медиуму. Но до нашего отъезда я решил уступать ей во всем, как обычно потакают человеку с причудами. Однако стоило мне оказаться в полумраке комнаты, которую она выбрала для своей спальни, у меня не осталось сомнений, что продолжение наших отношений неизбежно. Только она одна могла помочь мне установить контакт с моими предками по линии Вайрдов.

Маргарет почти постоянно пребывала в странной полудреме. Дядя Фин сказал бы, что она «попала в двам» — шотландская идиома, у которой нет адекватного перевода. Я понял, что в каком-то смысле стал частью ее фантазий. Мне приходилось потворствовать им по уже названной причине, и надо признать, это оказалось занятием довольно приятным, — во всяком случае, до тех пор, пока я не понял, что это уже не фантазии. Помня о том, сколь странной была недавняя игривость Маргарет, я с подозрением отнесся к ее небрежному предложению прогуляться.

Воздух был мягким, как бархат. Благоухание прогретого солнцем папоротника всегда меня очаровывало, и теперь разлившийся в вечернем воздухе под восходящей полной луной душистый аромат преисполнил меня томлением. Вспомнив о предстоявшем отъезде в изнемогающий от зноя Лондон, я принял предложение Маргарет.

Когда мы вышли из домика в прохладный, наполненный душистыми запахами вечер, мое настроение можно было описать словами персидского поэта:

Не говори, что потерялся я. Блуждал я среди роз.

С Любимой рядом горевать невместно.

Я среди роз блуждал. Не говори, что потерялся я.

Настроение у меня было превосходное — до тех пор, пока я не заметил, что мы свернули к Мертир-Мауру и руинам Кандлстона. Обратив внимание на размеренную поступь Маргарет, скованность ее движений и остекленевшие глаза, я попытался изменить наш курс, но тщетно.

Мы пересекли проселочную дорогу, петлявшую от Эвенни-роуд к Корнтауну. Когда мы перешли ручеек, заросший болотной травой и кишевший мотыльками, мне показалось, что я заметил plantypwyll — «детей заводи» из мрачных валлийских преданий. От их трепета в воздухе оставались белые размытые следы, а когда мы проходили мимо, они, казалось, преклоняли колена, точно колеблемые ветром тростники перед изваянием древнего бога. В то мгновение мне почудилось, что не лунный свет, а свет узнавания промелькнул между ними и Маргарет. Губы ее приоткрылись, и она тихо произнесла слова, которые я прежде слышал только из уст моего безумного дяди Фина: Akasai dasu — «Тьма бессмертна»!

— Ракурс довольно странный, но взгляд неотразимый. Кто это такой?

Эскет Сен-Клер восторженно изучал необычайно вытянутое лицо на одном из портретов, украшавших северную стену кабинета доктора Блэка. Мой дядя раздраженно откликнулся:

— Художник назвал его «Черным Орлом». Откуда мне знать, кто он?

Дядя снова склонился над книгой — «Этиологией болот» Стормлина.

День выдался невыносимо жарким и душным. Сен-Клер апатично расхаживал по кабинету. Подойдя к картине, изображавшей окно и девочку на переднем плане, он застыл, всматриваясь в ее широко открытые глаза. Он сразу же уловил связь между ней и Черным Орлом. Возможно, это объяснялось тем, что девочка словно смотрела в упор на портрет, от которого ее отделяло окно в кабинете дяди Фина. Окно выходило на тенистый сад и далекую водную гладь, подернутую завитками желтой дымки. Было что-то зловещее в лучезарном спокойствии этого элегантного пейзажа, открывшегося между пристальным взором Черного Орла и невинностью изумленной девочки, в глазах которой затаился ужас.

— Завидую вам, — тихо произнес Сен-Клер. — Вид на пруд навевает грезы. Кажется, из дымки вот-вот появится что-то необычное.

— Это не пруд, а болото, — раздраженно буркнул доктор Блэк. — Зловонная топь.

Он поднял голову и зафиксировал на Сен-Клере долгий обескураживающий взгляд. Глаза доктора Блэка были водянистые, с тяжелыми веками.

— Plantypwyll, — с усмешкой откликнулся Сен-Клер и, хохотнув, добавил. — Они вторглись в ваше сознание, доктор Блэк, и затуманили разум. Вы окружили себя гротескными картинами, — хотя меня они, бесспорно, восхищают. Не удивительно, что вы жалуетесь на Темных. Между прочим, я знаю кое-что об этом художнике.

— Это рисунок Остина Османа Спейра.

Сен-Клер повернулся к дяде:

— Я встречался со Спейром. Он ловил рыбку в мутной воде. Подозреваю, одно время он был связан с дядюшкой Алистером, — добавил он лукаво.

— Кроули — мой родственник, — с раздражением напомнил Блэк.

Помолчав немного, Сен-Клер задумчиво добавил:

— Еще одной знакомой Спейра была сомнительная особа по фамилии Воган. Элен Воган.

Доктор Блэк захлопнул «Этиологию болот» и достал длинную желтоватую сигарету.

— Неужели? Я всегда полагал, что эта дама была плодом воображения Артура Мейчена. Так вы говорите, она действительно существовала?

— Да, она существовала на самом деле. Или лучше сказать — существует.

Впервые за все время разговора доктор Блэк проявил интерес к гостю. Сен-Клер пытался вытянуть из моего дяди воспоминания для книги, которую собирался назвать «Возрождение декадентства». Доктор, погруженный в «Этиологию болот», не выказывал желания вести подобную беседу. Заинтригованный Сен-Клер никак не мог взять в толк, какая связь между книгой, столь сильно занимавшей Блэка, и его общеизвестными занятиями оккультной эстетикой. Сен-Клер не знал о медицинской карьере моего дяди и не подозревал, что некоторые болотные газы могут воздействовать на клетки головного мозга необъяснимым для науки образом.

Огоньки, сверкнувшие в глазах старика с белыми ресницами, оживили его лицо, хотя тяжелая голова, некогда величественная и гордая, клонилась теперь набок, точно у позабытой статуи. Мочки уха, крылья носа и подбородок раскрошились, осыпая руины «Мальв», его обширного поместья, растворяясь в болотной дымке, стершей своей дрожью границы неба и земли. Но решимость осталась. Властное, точно у Цезаря, лицо высилось на постаменте таявшей плоти, все еще пылая неистовым безумием, заметным и под маской старости — одержимости не долголетием, но бессмертием. Доктор Блэк не был глупцом: он изведал иную, экстатическую долговечность.

Что до неустанных поисков бессмертия, то однажды, в ответ на мой вопрос, дядя Фин рассказал о своем знакомстве с индийскими йогами, жившими по два-три столетия и даже больше. Время имеет чисто субъективный характер и определяется активностью мозга. Некоторые йоги способны подавлять процесс мышления на длительные сроки, — тогда время замедляет ход, а тело не стареет. Поскольку мысли неразрывно связаны с дыханием, йоги добиваются сходной цели, удлиняя паузы между вдохом и выдохом.

— Почему долголетие столь редко встречается? — спросил я дядю Фина. — И отчего оно ограничено двумя-тремя столетиями?

— Вероятно, йог начинает понимать бесплодность телесности, — ответил доктор Блэк. — Возвращаясь из добровольного забытья, он встречает те же проблемы и тяготы жизни, с которыми сталкивался прежде — все тот же старый мир, его тщету и огорчения. То, к чему он стремился (а магнетический сон в данном случае являлся феноменом направленной воли), становится нежеланным. Наверное, — добавил он, — существует закон необходимости, определяющий рамки человеческого недомыслия.

Сен-Клер почувствовал, что получил свой шанс.

— Помните, в одном из рассказов Мейчен описывал набросок, в котором художник запечатлел — я цитирую — «самое яркое воплощение зла», когда-либо виденное одним из героев истории?

Блэк не ответил.

— Этюд изображал Элен Воган, — продолжил Сен-Клер.

— А художником был Остин Осман Спейр. В начале века, еще совсем юный, он пользовался широкой известностью. А через двадцать лет о нем позабыли.

— Фантазии, мой друг, — возразил дядя Фин. — Пустые фантазии.

— Не соглашусь. Вы знали Спейра?

— Нет, мы не были знакомы. Моя антипатия к кузену Алистеру не позволяла мне встречаться с людьми, даже отдаленно связанными с ним.

— Однако вы цените его картины!

— Рисунки, — раздраженно поправил его доктор Блэк.

— Глядя на них, я узнаю руку гения. Было бы глупо лишить себя удовольствия, которое мне доставляют его работы.

Но расскажите мне о Элен Воган. Я знал Мейчена, однако он ни разу не упоминал ее имени.

— Вполне возможно. Он питал суеверное уважение к своему старшему другу Артуру Уэйту, а тому не нравился общий настрой мистических рассказов Мейчена.

— Уэйт был старый дурак, — проворчал доктор Блэк.

— Мейчен намекал, что Элен Воган стала злым гением одаренного художника, — добавил Сен-Клер.

Блэк пристально посмотрел на молодого человека. Выражение недовольства на его лице уступило место задумчивости. Он ведь знал эту женщину, действительно знал, но звали ее не Элен Воган. Ее подлинное имя ускользало от него, но лучезарный образ темноволосой красавицы с итальянскими чертами лица предстал перед ним как наяву. Возможно ли такое? Доктор Блэк не верил в подобные совпадения.

День был жаркий, но он содрогнулся от пронизывающего холода. Память уносила его в прошлое. Так все же — возможно ли это? Ведьма, щеголявшая своими чарами, утверждавшая, что может изменять свой возраст, становиться то юной, то старой. Случилась беда, и она исчезла. Розыски, в конце концов, были прекращены, минули годы. В юности Остин Спейр и Говард Филлипс Лавкрафт были очарованы лицами древних старух. Блэк почувствовал головокружение и облокотился, чтобы не упасть. Собеседник, пристально наблюдавший за ним, заметил, что Блэк потрясен, но не знал, вызвано ли это недомоганием. Блэк перевел дыхание и погрузился в минувшее еще глубже. Он вспомнил, что Спейр был так предан старухе по фамилии

Паттерсон, что порой называл ее своей второй матерью. Она считалась колдуньей и пользовалась поддержкой духа, которого звали Черным Орлом.

Дядя Финеас уснул. Болотный туман просочился в окно и заполнил комнату, почти поглотив его с головой. Последним, что дядя видел в тот вечер, был взгляд Черного Орла; картина, открытое окно и штора, трепетавшая в потоках горячего воздуха. Пристальный взгляд далекого лица, хоть и далекий, был настойчив… а ракурс казался очень странным.

Церковь Мертир-Маура стояла между деревней и песчаными дюнами Кандлстона. Луну, огромную и круглую в холодных небесах, время от времени затягивали рваные облака. Мы вошли в сосновый лес, и тут внезапно ощущение, что я порабощен Маргарет Лизинг, захлестнуло меня, точно воды бормочущей над камнями реки. Оглянувшись, я заметил какое-то движение в густой тени на паперти. Громады облаков погребли луну, нас окутала тьма. Мы шли вперед.

Казалось, минула вечность, прежде чем мы выбрались из леса, окружавшего руины Кандлстона.

— Нам нужно войти! — произнесла Маргарет.

Меня испугали слова моей спутницы, но обнадежила ее уверенность. Мы перебрались через упавшую кладку и прошли под аркой-, только сейчас я заметил, что это последняя из девяти. Маргарет остановилась. Неодолимое побуждение заставляло меня торопить ее. В зале она опустилась на обломок кладки, измученная и столь отрешенная, что я испугался. Большую часть дня она провела, общаясь с духами, и ее взгляд точно застыл.

— Это в склепе, — прошептала Маргарет.

Она встала. Хотя главный зал был освещен луной, все вокруг заполнял густой мрак. Я испугался, что Маргарет собирается извлечь тварь, которую швырнула в яму.

Маргарет ступала по обломкам, а я поспешно обогнал ее и подошел к сломанной балке над склепом. Мне передалась убежденность Маргарет, хоть я понятия не имел, что она ищет за грудой камней, обвалившихся в наш недавний визит. Я осветил фонариком часть склепа, находившуюся под лестницей, сам не зная, что ожидаю увидеть. Никаких признаков жизни. Можно было облегченно вздохнуть, однако…

Меня охватили сомнения. Так ли все произошло в прошлый раз, как мне запомнилось? Но поразмыслить об этом я не успел. Маргарет встала на первую ступеньку сломанной лестницы, и тут нога ее соскользнула. На нас со всех сторон посыпались камешки. Когда Маргарет упала, из кармана ее манто выскользнул магический шар, покатился, но чудом остался невредим.

— Мы должны его использовать, — сказала она, поднимаясь на ноги.

С трудом сохраняя равновесие, мы перебрались на карнизу рухнувшей лестницы. Осыпая щебень при каждом шаге, я поднял Маргарет, и мы спустились в склеп. Пьиь, вившаяся в лунных лучах, напоминала человеческие фигуры, и мне вспомнились невесты Дракулы. В дальнем отсеке пол шел под уклон. Я опустил Маргарет на глыбу гранита, похожую на древний алтарь в находившемся неподалеку монастыре Эвенни. Маргарет попросила шар, и я положил его рядом на этот небольшой пьедестал. Хотя лунный свет не падал на шар, внутри возникло трепетное свечение, создавая иллюзию, что он увеличивается в размерах. Я также заметил свечение потемнее, пронзившее его глубину с дрожью, которую я могу описать только как звук: жужжание пчел. Вибрация становилась все громче, склеп озарился лиловым сиянием. Исходило оно не от камня, а словно разливалось световыми волнами, в которых крутились темные пятна. Вращаясь, точно ядра, пятна эти сливались, делились и объединялись вновь. Процесс повторялся множество раз, доводя жужжание до неистовости крещендо. Однако на самом деле никаких звуков не было. Я ощущал отголосок события, приходившего не только «где-то», но и «когда-то» — возможно, в Рэндлшемском лесу несколько десятилетий назад… Или веков?

Мы увидели, как в шаре возник иной, огромный Шар, затем множество других шаров, то появлявшихся, то исчезавших, будто они блуждали в сосновом лесу или в темных бездонных небесах над гигантским шаром Земли. Они прилетали не из космоса, не поднимались с земной поверхности, но исходили из промежуточной зоны. Странно: не покидавшие меня опасения, что наш спиритический сеанс способен вызвать «тварь», набросившуюся на Маргарет, теперь почти забылись. Только сейчас я понял, что существо охраняло потайной выход к пространствам, лежащим вне круга Времен.

Внезапно сверкающая радуга окрасила склеп огненными сполохами, потянулись дымки, приторно сладкие. В этом призрачном блеске Маргарет предстала маленькой девочкой, излучающей ослепительное сияние. Ангелы, увековеченные средневековыми мастерами в витражном стекле, казались пустыми личинами рядом с ее благоговейным блаженством. Я утопал в океане запахов и красок, но тут Маргарет увлекла меня в угол, куда не доставали лучи. Я включил фонарик, однако его свет не способен был рассеять царившую здесь тьму; казалось, она была бездонной. Интересно, заметила ли Маргарет детали, постепенно открывавшиеся моему взору — явные признаки того, что кто-то недавно осматривал склеп? Толстый покров пыли на полу был потревожен. Возможно, фигура, которую я заметил в тени на паперти и секунду назад в глубинах шара, приходила сюда незадолго до нас. К счастью, «страж» этих Врат был изгнан!

У основания стены, запятнанной кровью твари, луч фонарика высветил крючковатый символ. До недавнего обвала кладки он был скрыт штукатуркой, — очевидно, довольно свежей, поскольку вещество, на котором был нацарапан знак, подалось от прикосновения, открывая глубокую нишу. Я извлек предмет, небрежно завернутый в кусок ткани. В ту же секунду к моим ногам с пронзительным звоном что-то упало. Посветив фонариком, я обнаружил два подсвечника в форме вытянутых пьедесталов. Каждый венчала голова сатира, а основания были увиты виноградной лозой.

Неожиданное движение заставило меня перевести взгляд на Маргарет, дергавшую меня за рукав. Я схватил подсвечники и сверток, и мы спешно покинули склеп. Только оказавшись в дюнах, мы обнаружили, что в свертке лежит Гримуар!

Мы вернулись в Лондон в изрядном смятении. Маргарет оживлялась, как только ее хрустальный шар начинал жужжать и вспыхивать лиловым блеском, который теперь сопрягался в нашем сознании с особой магнетической атмосферой. После того, как я нашел Гримуар, вызывать этот странный туман стало проще простого.

Я обнаружил, что некоторые магические печати из Гримуара, в том числе многократно повторенный крючковатый символ из склепа, просочились в наш мир благодаря книгам и рисункам Остина Спейра, попавшим к некоторым известным мне оккультистам. Можно представить, какое впечатление они производили на случайно нашедших их коллекционеров, особенно если вспомнить портрет Черного Орла в кабинете дяди Фина. Однако печати не просто были символами, — они открывали порталы в иные миры и, несомненно, представляли опасность. Спейр сам говорил мне, когда удавалось склонить его к разговору о ведьме-наставнице, что она происходила от салемской линии, связанной с древними культами, в которых главенствовали Внешние Существа. Зная о деяниях Аврид в Брандише, я понимал, что содержание Гримуара имеет непосредственное отношение к страшным сектам, о которых упоминал Лавкрафт в рассказах, считавшихся беллетристикой. Один из его персонажей, Мисквамакус, как и Черный Орел, был посланцем Внешних. В шестнадцатом веке Аврид встречалась с такими существами в Рэндлшемском лесу, и они использовали ее тело, как канал связи с Землей. Хотя тело это умерло, Они остались живы. Они, точно жабы, перепрыгнули в другие тела; одним было тело Элен Воган. Ее гибель описал Артур Мейчен в «Великом боге Пане». А Они все еще были живы. Они прыгнули вновь, и Йелд Паттерсон жила… и умерла. Она передала своего «насельника» молодому художнику, и жизнь его отныне была запятнана кровью, сочившейся с крыльев этой твари. После смерти Йелд воцарился покой — ненадолго. Перескакивая из тела в тело, Внешние распространились по Земле и соткали непостижимо сложную сеть зла, а в 1956 году — за год до смерти дяди Фина — Они объявились снова. Корабль, доставивший Их на Землю, видели в Уэльсе неподалеку от Еиаморгана. Полиция в Порткоуле сообщала о том, что из моря появился «кроваво-красный объект, с зубчато-черной полосой в центре». Между прочим, Порткоул находится рядом с Кан-длстоном, где я и обнаружил Гримуар — оккультный источник волшебства Спейра и магии Алистера Кроули.

— Не было ничего подобного. Пространство разделяет предметы, время разграничивает события. Но на самом деле нет ни предметов, ни событий.

Маргарет сняла покрывало с шара, и я увидел, что эти слова произнесло сидящее на корточках существо, беседующее с Финеасом Блэком. Оно продолжило:

— Люди ссылаются на память о прошлом, но это ложное представление. Воспоминания — не отражения событий прошлого, это мысли, возникающие в настоящем; событий прошлого не существует. Оцените собственный опыт, и вы всё поймете.

Дядя скептически поднял брови:

— Значит, мы вообще ничего не чувствуем?

— Человек лишается чувств только во сне без сновидений, — продолжал незнакомец. — Но, наяву или во сне, поток наших ощущений похож на свет солнца на древней стене, — неровная поверхность создает иллюзорную видимость предметов и событий. А лунный свет памяти рисует перед нами театр теней, и нам кажется, что мы сами в нем играем.

Я увидел по-стариковски дрожащий палец дяди, указывающий на картину Дали на стене кабинета.

— Этот художник, — произнес он, — этот величайший художник выразил смысл ваших слов в своей формуле параноидально-критической деятельности, которая выявляет бредовые фантомы скрытых желаний и проецирует их на канву памяти. И все же, — прошептал он, — Сен-Клер пробудил во мне подавленные воспоминания, после его ухода даже тени изменились. Нет сомнений, что Дали обнаружил истину случайно, или, скорее, истина открылась ему в ослепительном видении. Если бы он применил свое зрение в магии, а не в эстетике, он бы открыл Врата. Теперь ему нет покоя, он одержим существами, парящими у границ лиловой зоны.

Его губы почти не шевелились, словно говорила маска:

— Безумный Грегор считал, что ему суждено обнаружить Гримуар. Более того, он полагал, что книга у меня и что я намеренно выдернул ее из потока, влекущего его к ней.

Дрожащий голос Блэка возрос до сердитого крика.

— Тише! Тише! — убаюкивающим тоном прошептал незнакомец, словно пытаясь образумить дитя. У дяди Фина действительно было лицо ребенка, ужасного ребенка. Казалось, он наблюдает, как что-то движется за окном, испуганный и предвкушающий приключение.

— Кроули говорил, что, взбираясь на гору с Грегором, он однажды увидел тролля, — произнес сидящий на корточках.

— У Грегора было «зрение», — язвительно ответил Блэк. Упоминание о Кроули раздражало его. — Алистер дальше собственного носа не видел. Все его «видения» исходили от других, он получал их через Грегора, Уарду, Виракам, Ахиту… список длинный. Грегор обладал настоящим «зрением», но заблуждался, считая, что Книга хранится у меня, а когда нашел ее, тут же потерял из-за козней Кроули. А что получил Алистер? У него не было силы использовать магические печати, и он напрасно изводил Грегора. Даже Остин Спейр мог приводить их в действие только в присутствии Йелд Паттерсон. Возможно, в конце Алистер и приобрел зрение — в самом конце. Но он был пустой оболочкой, когда пытался взять штурмом Врата. Только почитайте Лавкрафта, и вы поймете, что это означает.

Блэк содрогнулся и помотал головой; с уголков его губ сочилась легкая пена, слилась в радужные шарики, готовые вылететь в открытое окно, раздуться до гигантских космических кораблей и направиться к далеким звездам. Свет этих звезд пылал в его глазах.

— Теперь я все понимаю, — шепнул он. — Вы правы. Все вокруг — лишь иллюзия.

А тот с улыбкой взял со стола небольшой флакон.

— Я заберу его, доктор Блэк. Незнакомец поднялся и быстро ушел.

— Vinum sabbati, vinum sabbati, — нараспев произнес мой дядя. Затем пробормотал нечто, звучавшее так:

Жаба желта, желта, желта —

Гвинейская луна в пруду у пса.

Шар потускнел, прерывистые вспышки утихали внутри. Маргарет взглянула на меня. Я попросил ее убрать шар, — он слишком явно напоминал пузырек, готовый взлететь к звездам. Наш шар никуда не летел, но я видел в нем дядю Фина и Чужого, знать которого мне совершенно не хотелось. И все же, не удержавшись, я спросил у Маргарет:

— Кто это был? То чудище на корточках?

— Его называют Желтым, — вот все, что она ответила.

У меня было дело в городе, и я оставил Маргарет отдохнуть. Мне хотелось навести справки о некоем Огюсте Буше, который много лет назад торговал на Ченсери-лейн древними скульптурами и фантасмагорическими масками. Что-то в словах Желтого навело меня на мысль, что мсье Буше мог оказаться важным звеном в цепи моих поисков. Но найти его не удалось. Когда я покидал Лейн, невероятная жара воскресила в моей памяти летний день моей юности, когда я получил от Буше статуэтку Мефистофеля, оставившую по себе странные воспоминания, которые я уже описывал в другой книге.

Когда я свернул на Хай-Холборн, меня окликнул старый приятель по фамилии Морли. Мы не виделись много лет. Он пригласил меня в свою квартиру на соседнюю Фёрнивал-стрит, и мы провели остаток вечера за приятной беседой, полной нескончаемых воспоминаний. Уже прощаясь, я спросил его о мсье Буше и его магазине.

— Святые небеса! — воскликнул Морли. — Знаешь, что там нашли во время ремонта?

Он не стал дожидаться моего ответа.

— Под фундаментом был огромный резервуар. В нем обнаружили скелет ископаемого ящера и груду человеческих костей.

На залитую солнцем улицу, подрагивавшую от грохота катившихся на Хай-Холборн автомобилей, упала тень. Я почувствовал, что всматриваюсь в шар Маргарет и вижу окутанную дымкой топь в «Мальвах», берега, соскальзывающие в море у Данвича, болота в Рэндлшемском лесу, где ползучие твари, пришедшие Извне, медленно выбирались на сушу…

Морли продолжал рассказ:

— Дело быстро замяли.

— Когда это произошло? — у меня пересохло во рту, и я с трудом выговаривал слова.

— Году в 47-ом. Ты тогда, кажется, уехал на Восток. Помню, я еще сердился, что ты не оставил адреса. Детали разбирательства мне сообщил приятель, юрист, работавший на Лейн. Они делали все, чтобы предотвратить огласку. Это были кости молодых женщин, так что поговаривали о колдовстве и прочей чертовщине. Но кто или что в двадцатом веке — тем более, в Лондоне — мог приносить жертвы крокодилу? Уж точно не Огюст Буше!

Морли говорил серьезно. Я оставил его раздумывать над этой загадкой, отныне ставшей и моей.

В начале осени я получил от главного архивариуса Ипсвича пакет официальных документов, связанных с Брандишем в Суффолке и поместьями Вайрдов. Разобрав кипу бумаг, я, наконец, обнаружил материалы дела.

В сопроводительном письме архивариус заверил меня, что не существует записей о рождении Маргарет Вайрд, но есть свидетельство, что Маргарет Абигайль Ла-виния Вайрд была обвинена в колдовстве и казнена 11 августа 1588 года. Материалы обвинения, рассматривавшегося на выездной сессии Суффолкского суда, утверждали, что она была «…замечена, когда гляделась в кривое зерцало, излучавшее сияние, а из оного зерцала тянулись к ней страшные щупальца и вылетали различные тени, от коих исходило мерзостное жужжание. Сама же она нередко сопровождала одну из сих тварей и, когда та разбухала до размеров чудовищных, похотливо совокуплялась с ней в Рэндловом лесу. И вставал тогда над лесом великий слепящий свет, и множество карликовой нечисти летало и ползало в Данвиче, смущая всех, кто таковое движение видел».

Один из летательных аппаратов, приземлившийся в Рэндлшемском лесу без малого четыре столетия спустя, перепугал американские вооруженные и безоружные силы, находившиеся неподалеку. Еще большую ценность для моих исследований представлял следующий абзац:

«Маргарет держала в своем доме в Фрэмлингеме тварь богомерзкую, рылом схожую с крокодилом. Замечена была за кормлением означенной твари и выводила ее для омовений в зловонном водбриджском болоте за Брандишем…»

Я был поглощен документом, но тут неожиданно явилась Маргарет Лизинг.

Ее визиты редко отличались своевременностью, и на этот раз она тоже пришла некстати. Я не знал, остаются ли в ее памяти события, которые она наблюдает в хрустальном шаре. С недавних пор она стала напускать на себя таинственный вид и с неизменной улыбкой, маскировавшей размах ее осведомленности о моей личной жизни, не сводила с меня взора, причем с таким бесстрастным любопытством, точно я сам превратился в шар.

Оставив бумаги на столе, я поспешно проводил ее в смежную комнату. Прежняя легкость наших отношений исчезла. Я ощущал настороженность, совершенно не свойственную Маргарет. Казалось, она стремилась передать мне какую-то информацию, но не могла сообщить напрямую. Наши беседы все больше напоминали поединок фехтовальщиков, беспрестанно отражающих удары противника.

Погода была приятно теплой, и я оставил застекленные створчатые двери широко открытыми. Занавески покачивались от дуновений ветерка. Внезапно Маргарет поднялась с кушетки со странной грацией рептилии. На стене висело овальное зеркало, в которое она стала пристально всматриваться. Я почувствовал, что в комнате потемнело, вдруг пронесся поток холодного воздуха, столь пронизывающего, что Маргарет задрожала и закуталась в манто. И тут произошло невероятное. Отражение ее лица подернулось рябью и стало растворяться в сияющем тумане, стелившемся по зеркалу, точно по глади встревоженного озера. Свет сделался ярче, туман вскипел и заклокотал, завитушки пара с тихим шипением поползли из овальной рамы. Я смотрел, парализованный, как Маргарет затягивает в воронку. Шусная дымка наполнила комнату, затуманивая солнечные лучи, пробивавшиеся в открытые двери. Затем мгла рассеялась, и я заметил на кушетке хрустальный шар, который Маргарет носила в кармане манто. Я не прикоснулся к нему, памятуя, что ей не нравится, если шар трогают посторонние.

Я окликнул ее, мозг мой оцепенел от нереальности происшедшего. В зеркале больше не было ничего странного — только въедливый запах остался в воздухе, прогорклый и тошнотворный. Лишь единожды встречал я подобное зловоние — в болотах Кабултилои*: смрад сгнившей рыбы, смешанный с вонью псины. Запах наплывал волнами, вызывая головокружение и острую тошноту. Я хотел отойти от зеркала, однако ноги мои увязли в полу, точно в трясине, а от тихой вибрации над ковром поплыли пузыри ядовитых испарений.

Вспомнив о судебных отчетах, которые я изучал перед приходом Маргарет, я направился в кабинет; ноги мои были буквально испакощены вполне осязаемыми миазмами. Что до Гримуара, то я спрятал его за рядом книг в библиотеке, находившейся на моем пути в кабинет. Мои внезапные опасения подтвердились: книга пропала, а на полке, возле места, где она лежала, я заметил следы липкой субстанции, капавшей на пол. Войдя в кабинет, я рывком открыл ящик стола, где лежали бумаги с магическими печатями и заклинаниями, переписанными из Гримуара. Они тоже исчезли. Я замер, потрясенный. До своего невероятного исчезновения Маргарет целый час неотлучно находилась рядом со мной. Я сел в кресло, отметив, что поток холодного воздуха развеял гнилостный смрад. Полагаясь на одну лишь память, я лихорадочно начал записывать все, что удавалось вспомнить об исчезнувших печатях и иероглифах.

В первый раз открыв Гримуар, я уловил тошнотворный запах, въевшийся в его страницы. Он пробуждал во мне смутные воспоминания о событиях, которые не удавалось воскресить в памяти. Удручающе неуловимые, они все же не отпускали меня, и перелистывая в памяти поблекшие листы с извивами рукописного шрифта и размашистыми магическими формулами, я чувствовал, что они нагнетают неописуемое безумие. На многих страницах имелись наброски искаженных, слегка напоминающих человеческие, фигур, извилистые контуры невнятных карт. Они были вычерчены каким-то цветным веществом, а знаки и названия местностей — если это были они — выделялись алым и зеленым. Несколько раз я находил изображения гротескных пауков с человечьими головами — все в искаженной перспективе, как на декорациях «Калигари».

Несмотря на солидное знание тайного символизма, я потерял надежду отыскать хоть что-то смутно знакомое. Но тут мне попался незакрепленный лист, вставленный между страниц. Он был другого оттенка, относительно недавнего производства, и его покрывали заметки, сделанные мелким почерком на чистейшем английском языке! Скорее всего, человек, расшифровавший Гримуар, вставил этот лист, отметив место, до которого добрался в переводе. Теперь я пытался напрячь память и записать прочитанное на этом листе. Но прежде чем представить изложение этого текста, я должен подробно описать предметы, найденные в кандлстонском склепе.

Помимо подсвечников, был еще миниатюрный треножник, к которому крепился камень странной формы. Его грани уходили внутрь под острыми углами, и он излучал сияние, словно в глубине порхал кроваво-красный огонек. Меня поразил этот камень: столь похожий и в то же время так отличавшийся от хрустального шара Маргарет. Во многих отношениях противоположность камню Маргарет, он был, в каком-то непостижимом смысле, его двойником. Треножник напоминал клубок змееподобных существ, которые при ближайшем рассмотрении оказались щупальцами осьминога, головой которого служил камень. Вся эта конструкция выглядела весьма неприятно. Она производила впечатление живого и подвижного существа, а преломление света в глубинах камня придавало ему жутковатую одушевленность: «слепой и идиотский хаос в центре бесконечности», как говорил Лавкрафт. Только в этом случае хаос не был слепым. В центре луковичной головы сиял и пульсировал «сновиденный глаз». Я инстинктивно приложил предмет к уху и тут же отдернул. Изнутри доносился звук, похожий на вой ветра в проводах, изредка сменявшийся безумным хихиканьем, а затем переходивший в многоголосый резонирующий крик. Это завывание напоминало мне кошмарную колыбельную и смутные ощущения, навеянные отвратительными запахами Гримуара.

Вой затих, но жуткие образы, вызванные им, сохранились в металле и камне, их воздействие не завершилось. Странная дремота смыкала мои веки, но тут один из подсвечников свалился на пол, разрушив чары, навеянные магическим камнем.

После мучительных попыток вспомнить и описать комментарии, столь удачно предложенные неведомым переводчиком, я почувствовал, что мне оставлен только такой выбор: неестественный сон с неотступными кошмарами или же нескончаемое погружение в преисподнюю, озаренную зловещей Звездой, — если воспользоваться выражением переводчика Гримуара, «искусственным светилом, созданным в прежние зоны магистрами магии». Об этой звезде в Гримуаре говорилось следующее:

«Свет ее озарял Землю задолго до появления человеческой жизни, когда планету населяли существа с душами, сотворенными ее излучением. За многие века некоторые особо предрасположенные люди случайно, а в редких случаях намеренно, научились привлекать лучи Звезды, подобно тому, как металлический громоотвод притягивает молнию. Когда ее свет вторгается в сознание людей и встречает резонанс вибраций, он сгущается в паутину космических волн, сплетая подводные образы, похожие на осьминогов и известные, как Криксквор…»

Это любопытное слово, оставшееся непереведенным, комментировалось на полях другим почерком:

«КРИКС КВОР — ср. латинское сrux (крест) и халдейское auor (свет)».

Я уже встречал символику скрещенных или переплетенных лучей на древних полинезийских рельефах — они обозначали морских тварей, которым поклонялись островитяне Тихого океана. По правилам каббалы «Криксквор» эквивалентен числу шестьсот шестьдесят шесть, ассоциирующемуся с Алистером Кроули и его Культом Зверя.

«Встречаясь с воздухом, Свет становится неразличимым. Но его могут уловить способные «видеть», например, почитатели Внешних. Долгие зоны их ставленники утверждали на суше и в морях тайные центры лучезарного культа. Один из центров находится близ Данвича, другой — в море, у Земли Моргана. Криксквор упоминается во многих полузабытых мифах, окружающих древние космические силы, такие как Айвасс, Аоссик и Ктулху. Последний является гигантским чудищем, похожим на осьминога, — он поднял в 1928 году руины циклопического города, который долгие эоны таился под водами океана. Следует отметить, что подобные сейсмические колебания, наблюдаются на протяжении всец истории в различных районах земного шара..»

На полях против «Земли Моргана» имелось пояснение:

«Гламорган в Уэльсе; «Морган» означает "рожденный морем"».

Чуть ниже на полях была еще одна приписка другим почерком:

«Огюст Б. создал копии этих и других подобных существ, которых он видел во сне…»

Внезапное появление знакомого имени поразило меня. Вопросы закружились в моей голове. Я понял, что нужно исследовать связь звезды с Маргарет Вайрд. Но другая властная интуитивная команда заставила меня вернуться к зеркалу в гостиной. И тут-то все изменилось.

Date: 2015-07-23; view: 673; Нарушение авторских прав