Отель галюциноген

Лежа в постели в созерцании Завтрашнего дня, спокойно медитируя, Я смотрю на одинокое пустое пятно И замечаю, что мои глаза Смотрят вверх, вниз и под множеством разных углов, И я чувствую, что мое внимание отвлекается в сторону От пустого экрана перед моими глазами И переходит на пирамиду из восьми пустых пивных банок. Я смыкаю веки и думаю, Сколько часов прошло с тех пор, Как я построил это удивительное сооружение Из жестяных банок? И я ли создал все это? Или кто-то другой? Я открываю глаза и снова смотрю на пирамиду. Но пирамида вдруг превращается в пылающий костер. Что за пророчество пришло ко мне В образе гостиничного разносчика заказов, Не волнующегося об этом послании, А желающего только принятия его мной? Но я не паду жертвой Этого откровения неуместности. Я не хочу признавать это извращение мысли. Я не хочу Я бросаю подушку В эту адскую могилу, чтобы сохранить глаза От ужасающего понимания, И я слышу грохот падающих семи пустых банок, Не восьми - Судьба ли это, дающая Одному выжить? Почему этот одинокий оловянный солдатик Стоит, не повинуясь моей подушке. Несущей разрушение? Далее по какой-то непонятной, бредовой причине. Банка начинает разрываться от горьких рыданий. Скорбит ли она об ушедших друзьях, Бывших для нее семьей? Но нет, не в этом причина. Это плачь дитя об ушедшей матери. Кричащий ужас крушения надежд. И эти вопли и стоны, не способные поднять Раскиданные банки, И я не верю своим глазам, Этой уступке Жестяных банок, поющих в какофонии Своего маленького бунтарства, Сопротивляющихся моей Доктрине Уничтожения, Моей подушке (лежащей под кучкой жестяных анархистов). Я боюсь, боюсь этих баночек, Этих бунтарей-нигилистов, Особенно одну, рыдающую как ребенок, Я понимаю, почему мой страх растет, Создает стену вокруг кровати, Заглушает все вокруг, Но этот рыдающий ползет по стене, Не Великой Китайской, а, скорее, Берлинской. Он начинает говорить. Его слова глухо доносятся Из дыры в его голове, Словно похоронная музыка: Глубокая, резонирующая И печальная. Он говорит мне: «Сдавайся своим снам. Мы маемся весь день, Планируя твое обслуживание, И очень невежливо игнорировать нас.» Я непроизвольно клюю носом И он закрывает мои глаза Нет! Он дает мне защитные очки И я засыпаю в тени. Засыпаю в поле гиацинтов. Вскоре я выплываю из сна и встаю, Расчесывая спутанную шевелюру, И иду в кухню, Открываю морозильник, И достаю очередную банку пива, И когда я начинаю пить, Я слышу плачь брошенного дитя.

5 июня 1988 Брайен Уорнер 3450, Банке Роуд, 207 Маргейт, 33063 Джон Глэйэер Журнал Ночных Ужасов 1007, Юнион Стрит Шенектэди, Нью-Йорк 12308

Уважаемый Джон Глэйэер! Я получил первый выпуск Ночных Ужасов две недели назад и прочитал его целиком. Мне все понравилось, особенно рассказ Клайва Баркера. Единственное, я не получил ответа о своих стихотворениях, которые посылал Вам вместе с чеком на подписку. Я настроен еще более решительно на публикацию в Ночных Ужасах. Мне кажется, что это идеальное место для моих работ. Пожалуйста, напишите, прочитали ли вы мои стихи и согласны ли, чтобы я прислал Вам что-нибудь еще. С уважением, Брайен Уорнер. 8 июля 1988 Джон Глэйзер Журнал Ночных Ужасов 1007, Внион Стрит Шенектэди, Нью-Йорк 12308 Брайен Уорнер 3450, Бэнкс Роуд, 207 Маргейт, 33063 Привет, Брайен! Рад Вас слышать. Спасибо за теплые слова о нашем журнале. Да, я прочитал Ваши поэмы и порадовался им, но не думаю, что они подойдут для Ночных Ужасов. Простите, что я не ответил Вам сразу. Но прошу Вас, не бросайте Ваше занятие, мне действительно нравится то, что Вы делаете. Всегда Ваш, Джон Глэйзер, редактор.