Глава 6 Безбожники

– Мне очень жаль, сталкер. – На плечо легла рука Барахольщика. – Это, должно быть...

– Мой сын, – не своим голосом произнес наемник. – Позаботься о теле, мортус. Я вернусь за прахом.

Тот коротко кивнул и бесшумно отошел назад, в тень.

Таран еще долго оставался недвижим, баюкая в ладонях окоченевшую детскую кисть, словно пытался отогреть ее, вдохнуть в неподвижное тельце хоть каплю жизни. Перед глазами яркими вспышками проносились фрагменты из прошлого. Глеб на платформе Московской. Чумазый, в дырявых обносках. Тогда они встретились впервые... Глеб, уплетающий кашу из большой железной миски. Довольный, раскрасневшийся... Глеб с ножом в руках, бьющийся с молодым волком. Злой, решительный... Глеб с пистолетом, заслонивший собой корчившегося в приступе наставника... Глеб в воде, испуганный, с посиневшими от холода губами... Глеб у полосы прибоя. Счастливый, смеющийся... Глеб... Глеб... Глеб...

Картинки мелькали одна за другой. И с каждой из них, словно с фотографии, глазами, лучащимися энергией и несгибаемой волей, смотрел взлохмаченный курносый мальчишка. Такой разный. И такой живой...

Таран стиснул руками голову и зажмурился, открыв рот в немом крике. Могучая спина согнулась колесом. Рассудок вопил, не желая мириться с ублюдочной реальностью.

Прошло немало времени, прежде чем массивная фигура в комбезе зашевелилась, медленно распрямляясь. Стоявшие поодаль мортусы с интересом следили за тем, как бритоголовый сталкер поднялся с колен, прошелся вдоль распотрошенных мешков и со злостью пнул один из трупов. Тело бандита перевернулось, открывая взглядам крупную, с вензелями, букву «Б», вытатуированную на плече. Знак, печально известный многим, в том числе и наемнику. Из глубин памяти услужливо всплыл образ убитой горем женщины с «Фрунзенской».

«...Найди их. Найди и убей. Всех. Ты слышишь, сталкер? Убей их всех! Убей!»

До крови закусив губу, Таран сжал кулаки в бессильной злобе. Откликнись он тогда на мольбы о помощи, возможно, все бы сложилось по-другому...

Наемник засобирался. Перепаковал разгрузку, проверил магазины автомата. У него появилось не терпящее отлагательств дело. Дело, более важное, чем задание Совета. Встреча с безбожниками.

* * *

Сгорбившись у верстака с зажатой в тисках шестерней, преклонного возраста человек в промасленной робе ловко орудовал напильником и, как заведенный, снова и снова насвистывал незатейливую мелодию. Джазовый мотивчик звучал неестественно бодро и жизнерадостно, от чего пространство оборотного тупика теряло ауру заброшенного и опасного места. Единственная лампочка, запитанная от старого, в окиси, аккумулятора, освещала заваленное инструментами рабочее место. Остальная часть туннеля была скрыта во мраке – экономный обитатель сырой, закованной в тюбинги норы предпочитал не растрачивать электроэнергию попусту. Другой бы на его месте побоялся остаться наедине с чернильной темнотой и безмолвием туннеля, но механик давно привык к одиночеству. Да и чего пугаться во владениях мортусов? Здесь, в оборотном тупике за Волковской, старик чувствовал себя вполне комфортно под защитой этих чудаковатых молчунов-труповозов. Они обеспечивали механика всем необходимым – пищей, топливом, инструментами, а тот, в свою очередь, платил той же монетой, латая и поддерживая на ходу дряхлые дрезины.

То и дело сдувая с детали металлическую крошку, механик придирчиво разглядывал результат работы и, недовольно щурясь, снова брался за инструмент. Увлеченный процессом, он не сразу заметил отблески света в камере съездов, но, когда из глубины туннеля послышались шаги, раздраженно бросил напильник на верстак. Мелодия разом оборвалась.

Покровители, как всегда, заявились в самый неподходящий момент. Щурясь от яркого света фонаря, старик вытер руки ветошью и поковылял навстречу гостям. Однако заискивающая улыбка на его лице сменилась удивлением, когда вместо длиннополых плащей мортусов сквозь треснувшие линзы очков удалось разглядеть армированный комбинезон.

Старик крякнул озадаченно – не каждый день в его пыльный угол забредали сталкеры. Тем более, такие, как этот. Рослый, подтянутый, с тяжелым запоминающимся взглядом. Осмотревшись, визитер протянул старику руку:

– Таран.

– Семен Михайлович. Можно просто – Мигалыч.

Рукопожатие сталкера, крепкое и уверенное, механику понравилось. В каждом движении бойца сквозила энергия и внутренняя сила. Вот только странная это была сила. Злая. Да и в глазах гостя отчетливо читалась мрачная решимость. Однако, несмотря на грозный вид, он не вызывал страха, скорее сочувствие. Какое-то горе снедало его изнутри. Личное. Подобные вещи старик определял с ходу. Повидал на своем веку...

– Мортусы сказали, у тебя есть схемы перегонов и ССВ, – прервал молчание Таран.

– Ишь, прыткий какой! Даже если и так, тебе какое дело? – забрюзжал механик, воинственно мотнув головой, от чего чуб седых волос на голове смешно встопорщился.

– Я заплачу. Еда, таблетки... Чем возьмешь?

Старикан с хитрецой покосился на сталкера и затих в раздумьях, словно гадая, как бы не продешевить. Затем, уловив нетерпение наемника, улыбнулся беззубым ртом:

– Разговор.

Таран непонимающе нахмурился.

– С тебя разговор, – пояснил Мигалыч. – Скучно мне тут. Ни одной живой души, кроме крыс да мортусов. Ни те, ни другие до бесед не охочи.

– Некогда мне, отец... – начал было сталкер, но тщедушный механик уже поковылял в свое логово, поманив того за собой.

– Брось, с тебя не убудет! Давай, служивый, уважь старика. А я тебя кваском попотчую. Грибной, вкусный! Собственного приготовления!

Засвистев под нос все ту же бойкую мелодию, он исчез в темноте, загромыхал склянками. Вскоре появился с обшарпанным бидоном и парой алюминиевых кружек в руках. Сдвинув груду инструментов в сторону, водрузил принесенное добро на верстак.

– Так какой, бишь, перегон тебя интересует? Хотя погоди, я, кажется, догадываюсь... Не так уж много соединительных веток между линиями, чтобы ошибиться... Ты ведь к безбожникам собрался, не так ли?

Таран замер с кружкой у рта, перехватив пытливый взгляд Мигалыча. Тот разом посерьезнел, от старческой дурашливости не осталось и следа. Лишь правое веко на морщинистом лице мелко подрагивало – уж не из-за него ли такое странное прозвище? Но нервный тик, пожалуй, был единственным проявлением охватившего старика возбуждения.

– С этими ублюдками у меня свои счеты. – От внимания сталкера не ускользнуло, как механик мельком взглянул на помутневшее от времени свадебное кольцо на своей руке. – У тебя, видимо, тоже. Нам есть о чем поговорить.

И Таран сдался. Поставил автомат у стены и присел на ящик, слушая рассказ гостеприимного хозяина. Общее горе объединяет, а истории у обоих оказались весьма схожи. Разница состояла лишь в том, что по вине безбожников сталкер потерял сына, а старик – жену. К моменту, когда механик поведал о своей беде и обессиленно замолчал, Таран с удивлением для себя обнаружил, как заговорил в ответ. Пережитое требовало выхода, а Мигалыч оказался благодарным слушателем. Он стал первым, кому наемник решился открыться, рассказать о Глебе все, начиная со знакомства и заканчивая страшным финалом. И когда поток путаных фраз наконец иссяк, на душе стало немного легче.

Оба погрузились в молчание. В такие моменты оно гораздо лучше любых слов утешения.

Спустя какое-то время старик зашевелился, забормотал вполголоса:

– Погоди... Сейчас найдем схему. Где-то тут они все. Свет только включу...

Щелкнул рубильник. Зажглись подвесные фонари, позволяя в деталях разглядеть пространство тупика. Таран чуть не поперхнулся, увидев на рельсах странную конструкцию – покрытый слоем пыли мотовоз с прицепом в виде цистерны, из боков и крыши которой торчали необычного вида раструбы. Пока Ми– галыч рыскал по своим владениям в поисках карт, сталкер с интересом разглядывал реликтовый механизм, стоявший здесь, по всей видимости, еще со времен Катастрофы.

– Промывочный агрегат, – пояснил старик, вынырнув с кипой пожелтевших листков в руках. – Я на нем до войны работал. Машинистом. Толковая вещь! И простая, как все гениальное. Сам посмотри – пожарная мотопомпа подает воду под давлением. За счет конструкции сопел можно туннель по всему периметру мыть!

Мигалыч увлеченно жестикулировал, суетясь вокруг мотовоза. Сталкер его энтузиазма не разделял, однако внимание Тарана привлек резкий технический запах, шедший от цистерны.

– Что внутри?

– Так это... – сбитый с толку вопросом, старик на мгновение замер, таращась на цистерну, словно видел ее впервые. – Бензин, естественно! Чем я, по-твоему, должен дрезины мортусов заправлять? Все равно стоит без дела, родимая, а так хоть послужит еще...

Сталкер с интересом прошел вдоль состава, изучая поливо– моечный поезд.

– А что мотовоз, на ходу?

– Еще бы! – Мигалыч резво забрался внутрь водительской кабины. – Здесь ломаться-то нечему! Движок ЗиЛовский, сцепление, коробка передач – любой рукастый слесарь за минуты разберется!

– Что ж ты, отец, здесь кукуешь? Давно бы сел да уехал отсюда.

Механик спустился на рельсы, улыбнувшись затравленно и устало:

– Куда, ехать-то, служивый? Приехали давно... Да и мортусы осерчают, ежели с места снимусь.

Таран кивнул понимающе. В общем-то, он и не рассчитывал на другой ответ от старика, поломанного возрастом, лишениями и потерей близкого человека. Мигалыч, тем временем, зашелестел ветхими свертками, брюзжа под нос и раздраженно откидывая в сторону ненужные схемы. В конце концов, переворошив всю кипу, поднял голову и пожал плечами, извиняясь.

– Не могу найти, хоть убей. Помню, что бытовки там были, где-то посреди перегона, но как, да что – придется тебе на месте выяснять. Если, конечно, сумеешь через заградительные барьеры безбожников прорваться...

– И на том спасибо. Выбора у меня все равно нет. Пройду как-нибудь.

– Ты там поаккуратнее... – Мигалыч участливо засуетился, освещая Тарану дорогу керосиновой лампой.

– Спасибо тебе, отец. За беседу, за квас. Может, свидимся еще. Прощай!

Глядя вслед исчезающей во мраке фигуре сталкера, старик вдруг остро и отчетливо ощутил то самое чувство, что долгие годы пытался задавить надуманными аргументами и нелепыми оправданиями, – чувство омерзения к самому себе. Жалкому, признавшему собственное бессилие, живущему серой тенью существу. Существу, в котором мало что осталось от прежнего Семена Михайловича, человека уважаемой и достойной профессии, работника метрополитена. В памяти всплыли ухмылки на рожах безбожников, упивавшихся вседозволенностью, их пьяные выкрики и смех в ответ на мольбы о пощаде... В этот момент внутри будто что-то надломилось. Страх, державший на привязи крепче любых цепей, исчез без следа. Несмотря на затхлый воздух, дышалось легко, полной грудью.

– Я вам покажу, что такое машинист мотовоза, мрази!

Механик засобирался, судорожно убирая с путей ящики и

канистры. Отцепив от цистерны шланги, юркнул в кабину. Еще мгновение, и старенький двигатель, прочихавшись, затарахтел, по корпусу дрезины прошла дрожь. Древний механизм медленно пробуждался от долгого сна. Зажглась фара на цистерне, высветив кусок туннеля впереди. Сердце старика забилось чаще, в глазах загорелся огонь. Ощутив давно забытый восторг от управления многотонным железным зверем, машинист врубил заднюю передачу. Из-под корпуса мотовоза вырвалась струя черного дыма. Поливомоечный поезд тронулся с места, медленно набирая ход. Подточенные ржавчиной колеса загромыхали на стыках. Какое-то время сквозь лобовое стекло мотовоза еще видна была кишка оборотного тупика, многие годы служившего машинисту домом. Теперь же вид убогого жилища вызывал лишь отвращение. Заезжий сталкер разбередил старые раны. Мириться с прошлым и дальше сил не осталось.

Состав нагнал Тарана уже за Волковской. Наемник если и удивился, то виду не подал. Вскочил на ходу, залез в кабину и испытующе посмотрел на Мигалыча. Старика словно подменили. Злая решимость передалась ему, словно вирус. Короткого обмена взглядами оказалось достаточно, чтобы понять – оба для себя все решили и пойдут до конца.

– Нам нужна камера съездов рядом с Садовой! – кричал машинист, пересиливая шум двигателя. – Для разгона встанем у самого блокпоста, перекинем стрелку и попытаемся выжать из этой колымаги все возможное!

– Может, я сам поведу? – Таран с беспокойством покосился на тщедушного Мигалыча: нельзя было не попытаться отговорить старика.

– Это мой мотовоз, паря. Я рядом с ним жизнь прожил – с ним и помирать буду.

Весело подмигнув здоровым глазом, машинист расплылся в беззубой улыбке. Сталкер не решился ему перечить: безбожники задолжали обоим.

* * *

Глухая, до потолка, стена, перегородившая туннель, представляла собой необычное зрелище. Грубо сколоченные доски на первый взгляд казались хлипкой защитой от возможного нападения. Дуло станкового пулемета, торчавшее из амбразуры под самым сводом туннеля, хоть и выглядело внушительно, но не давало стопроцентной гарантии безопасности в случае организованной атаки. Главным устрашающим фактором, до сих пор успешно отпугивавшим непрошеных гостей, была огромная буква «Б», намалеванная белой краской через всю стену, а также трупы нескольких несчастных, развешанные на крючьях под потолком.

Разбойничий клан, облюбовавший ССВ между Садовой и Достоевской, знали многие. Дурная слава о зверствах отморозков, в основном – заслуженная, но где-то и преумноженная любителями сплетен, распространилась чуть ли не по всему метро. Однако, будучи бандой малочисленной и недостаточно сильной, чтобы нападать на центральные станции, безбожники промышляли грабежом в периферийных колониях.

Сегодня через их логово, заплатив немалую мзду за проход, снова шли нелегалы. Протяжно заскрипели несмазанные петли. Массивные створки обитых железом ворот медленно разошлись в стороны, впуская процессию закованных в кандалы мужчин и женщин – новых рабов для Вегана. Имперцы в зеленых мундирах, подгоняя живой товар стеками, спешили миновать перегон, проходивший в опасной близости от блокпостов торгового узла. За последним работорговцем ворота незамедлительно захлопнулись, едва не прищемив веганцу пятую точку.

Когда вдалеке забрезжил свет и донесся рокот двигателя, дозорные не придали этому особого значения. Возможно, дрезина контрабандистов или еще один караван имперцев. Мало ли желающих прошмыгнуть по-тихому в обход барьеров Садовой? Однако мгновением позже, грохоча и изрыгая клубы едкого дыма, из-за поворота на всех парах вылетела железная махина мотовоза. Ослепляющий свет фар и скорость состава на какие-то секунды ввели бандитов в ступор. Этих мгновений хватило, что покрыть большую часть простреливаемой зоны. Когда бойцы пулеметного расчета все-таки опомнились и открыли огонь, было уже поздно.

Высекая искры, пули вгрызались в источенный временем металл кабины, выбивая фонтаны ржавой трухи. Сотней осколков брызнула одна из фар, разбитая прямым попаданием. В обшивке кабины, в опасной близости от пригнувшихся Тарана и Мигалыча, появилась пара сквозных пробоин. Но все оказалось тщетно – состав на полном ходу вломился в ворота. От страшного удара лязгнули зубы. Сталкера швырнуло на пол кабины. Основательно приложившись затылком о металлическую стенку, он успел– таки поймать старика, смягчив тому падение. Древесная щепа взметнулась в воздух. Обломки баррикады разлетелись густым веером, ломая хрупкие человеческие кости. Послышались вопли покалеченных безбожников. Пулеметная трель захлебнулась.

– Помпу! Помпу запускай! – прохрипел Мигалыч, закашлявшись.

Дотянувшись до пульта, сталкер врубил насос. Струи бензина ударили во все стороны, обильно орошая проносящиеся стены туннеля, удирающих головорезов и сминаемые мотовозом ветхие постройки. Безбожники имели неосторожность выстроить их в опасной близости от путей, за что теперь и поплатились. Несколько раз железный реликт вздрагивал, подминая тела зазевавшихся бандитов. Колеса мгновенно окрасились в багряный цвет.

Мимо промелькнула боковая сбойка. Где-то здесь угнездилась основная часть разбойничьего клана. В подтверждение этого из штрека выскочило несколько фигур. Вслед удалявшемуся составу захлопали выстрелы.

– Все! Цистерна пустая! – вцепившись в поручень, заорал старик. В глазах его плясали черти.

Поняв напарника с полуслова, Таран сорвал автомат с плеча, высунулся в боковое окно по пояс и, почти не целясь, выпустил в жерло туннеля зажигательную гранату. Мгновения растянулись в вечность. Мягкий хлопок подствольника, чуть изогнутый дымный след, ослепительная вспышка, и, наконец, первые лепестки огня, разрастаясь, понеслись по мокрым тюбингам, стремительно превращая туннель в адскую топку, жерло, переполненное ревущим, всепоглощающим пламенем.

Зрелище завораживало и пугало одновременно. Сталкер и дальше смотрел бы на безумство бушующей стихии, если бы не очередной жесткий удар, пригвоздивший его к стенке кабины. Мотовоз врезался в противоположный пограничный барьер, защищавший владения безбожников со стороны Достоевской. Увязнув в обломках, агрегат зачихал пробитым движком и в конце концов затих.

С наполовину обрушенных мостков блокпоста донеслась отборная ругань и лязг затворов. Не давая бандитам опомниться, Таран скатился под колеса мотовоза, открыв упреждающий огонь. Одного удалось срубить прямым попаданием в голову, второй пробежал пару метров, прежде чем рухнуть на доски настила с перебитыми ногами. Пули прошили трухлявую древесину, словно бумагу, не оставив мерзавцу ни малейшего шанса.

Покончив с дозорными, сталкер заглянул в кабину. Мигалыч лежал, притулившись к стене, и счастливо улыбался. Из уголка рта на железный, в клепках, пол стекали тягучие капли крови, а под задравшейся на спине рубахой виднелся край припухлости от серьезного ушиба, в скором времени грозившей перерасти в обширную гематому. Но старика, похоже, такие мелочи не волновали.

– Хорошо мы их поджарили!

– Ты как? Ноги чувствуешь?

– Обо мне не волнуйся. Сейчас полежу чуток, и отпустит. – Старик завозился, вытаскивая из-под водительского кресла вороненый ствол. – На-ка, возьми. Из меня сейчас, сам видишь, вояка никакой. А тебе пригодится.

В руки сталкера лег увесистый дробовик двенадцатого калибра.

– Так это ж «Рысь»! Да еще в штурмовом исполнении! Мига– лыч, ты точно в метро работал или недоговариваешь чего? Откуда машинка?

– Потом языками чесать будем. А сейчас иди, пока не опомнились. – Старик придержал наемника за рукав, посмотрев по-отечески строго. – Дави их, сынок. Дави этих мразей!

И снова закашлялся, размазывая кровь по щеке.

Не мешкая более, Таран сунул подарок за пояс, наскоро распихал по карманам патроны и, натянув намордник противогаза, двинулся по туннелю. Бензин выгорел быстро, однако кабельные линии вдоль стен чадили густым едким дымом. Первых раненых наемник заметил уже через пару десятков метров. Корчась на рельсах, обожженные головорезы громко стонали, словно беспомощные слепые кутята.

Жалости не было. Но не было и удовлетворения от вершившейся мести. Была работа, которую необходимо сделать. Потому что так надо. Надо той женщине с Фрунзенской, имени которой Таран так и не удосужился узнать. Надо потешному старику-машинисту со смешным прозвищем. Надо тем несчастным, что уже пали жертвами дикой, беспричинной, не поддающейся осмыслению жестокости. Надо самому Тарану.

Опухоль бесполезно лечить. Ее надо вырезать. Выкорчевывать. Выжигать, как заразу...

Лязгнул затвор «калаша». Не останавливаясь ни на секунду, Таран шел по перегону, методично добивая подранков. Автомат в руках мерно подрагивал, даруя упокоение задыхавшимся в дыму безбожникам. Ближе к узкому коридору сбойки встретилось первое серьезное сопротивление. Бандиты огрызались беспорядочными залпами, но то ли были слишком дезориентированы суматохой и гарью, то ли просто фортуна сегодня благоволила безрассудству Тарана, идущего напролом, не таясь, – пули безбожников летели мимо.

Сталкер поливал пространство туннеля длинными неэкономными очередями, не жалея патронов, – на кой их теперь беречь? Как говорится, поезд прибыл на конечную станцию. Не забывайте свои вещи в вагонах...

Магазины пустели один за другим. Под градом пуль безбожники отступили в штрек. Снова ухнул подствольник. Под грохот взрыва выход из сбойки заволокло сизым дымом напополам с бетонной пылью. Следом незамедлительно полетела пара осколочных гранат – сталкер не был настроен играть в прятки. Стук запрыгавших по бетону гранат и панические вопли бандитов звучали для Тарана музыкой. Оскалившись, он прижался к тюбингу. Отгремевшие взрывы заткнули глотки сразу нескольким ублюдкам. Из штрека на рельсы вывалилось посеченное осколками тело. Сразу после этого в туннеле установилась ватная напряженная тишина. Лишь шелестела бетонная крошка, непрерывным ручейком осыпаясь из трещины в потолке.

Соваться в узкую сбойку с автоматом Таран не решился, достал дробовик. Для лабиринта тесных бытовок – самое то. Перешагнув через трупы, сталкер бесшумно проскочил короткий коридор и пару темных кладовок, заставленных ящиками. Здесь, судя по всему, клан хранил наворованное добро. Возле тупика наемник замер в нерешительности, доверившись выработанному с годами чутью. Ветхая дверь резко распахнулась, и в проем с воинственным рыком ринулся голый по пояс здоровяк.

Рефлекторно вскинув «Рысь», Таран нажал на спусковой крючок. Дробовик оглушительно рявкнул, дернувшись в руках. Бандит с развороченной грудиной опрокинулся назад, в проем, а наемник, передернув цевье, двинулся дальше.

Методично выбивая безбожников из укрытий, он все глубже забирался в логово клана. Там, где возникали стихийные очаги сопротивления, в ход шли гранаты. Несмотря на отчаянную ответную пальбу, сталкер, словно заведенный, взламывал оборонные рубежи, зачищая коридор за коридором. От нескольких попаданий в бронежилет грудная клетка превратилась в сплошной синяк, дышать с каждым шагом становилось все труднее, а легкие и без того горели от удушливого, спертого воздуха. Но подобные мелочи не могли помешать обезумевшему от горя отцу. Лишь однажды, почувствовав жжение в плече, наемник остановился, отстраненно покосившись на рану. Сквозь прореху в рукаве комбеза сочилась кровь – шальная пуля все-таки достала по касательной. Плевать! На остаток боя сил должно хватить, а после – будь что будет... И наступит ли вообще это «после»? Так далеко Таран не загадывал.

Следующие несколько минут слились в череду перестрелок, искаженных ненавистью лиц, предсмертных хрипов и алых клякс на стенах коридоров. Под напором заговоренного воина-одиночки бандиты, в конце концов, дрогнули. Остатки клана, сбившись в кучу, пошли на прорыв. Как назло, Таран в этот момент перезаряжал ствол, спрятавшись за нагромождением ржавых бочек, поэтому стрелять пришлось практически в упор, в толпу несущихся по коридору, ошалевших от безысходности мужиков.

Дробовик остудил их пыл, за несколько выстрелов основательно проредив и без того жалкое воинство. До бытовки добежали только двое.

Говорят, загнанная в угол крыса сопротивляется до последнего. Эти два выродка жить хотели. Сильно хотели, судя по тому, с каким остервенением набросились на сталкера. Один из них даже забыл на миг, что вооружен пистолетом. Его-то наемник и атаковал первым, поймав руку на болевой и смещаясь в сторону. Второй безбожник, проскочив мимо, нелепо взмахнул ножом и выругался – сталкер закрылся первым соперником, что не позволяло нанести удар, не задев своего. Мгновением позже нерасторопный бандит уже ничего не говорил, так как пистолет в вывернутой руке его напарника захлопал, отправив головореза к праотцам.

Раздался зловещий хруст. Взвыв от боли, оставшийся в живых бандит прижал к груди сломанную в запястье руку. Пистолет упал к ногам сталкера. Удар рукоятью дробовика в висок отправил безбожника на пол. В наступившей тишине отчетливо слышалось его сбивчивое дыхание. Мутный взгляд был прикован к сталкеру, не спеша вставлявшему патроны в трубчатый магазин «Рыси». Голова бандита качнулась в жесте отрицания.

– Не надо... Пощади... – захрипел он севшим голосом. – Не...

Грянувший выстрел оборвал ублюдка на полуслове. На окаменевшем, в брызгах чужой крови, лице Тарана не дернулся ни один мускул. Перед мысленным взором все еще стояла жуткая картина – станция-могильник и изуродованное тело Глеба.

Оставалось прочесать последний аппендикс лабиринта. За массивной дверью в конце коридора могло оказаться что угодно. Как ни странно, она оказалась не заперта. Повинуясь какому-то шестому чувству, наемник не стал кидать в проем гранату. Вошел крадучись, пристально вглядываясь в полумрак просторного помещения. Судя по богатому убранству – диванам, изъеденным молью коврам и царских размеров дубовому столу в центре, – комната принадлежала главарю клана.

Только теперь сталкер заметил человека, неподвижно сидевшего за столом спиной к входу. Высокая спинка стула мешала рассмотреть незнакомца, и, бесшумно сместившись вбок, Таран с удивлением понял, что тот безмятежно спит, уронив голову на полированную столешницу. От чужака несло перегаром, а на бескрайней равнине стола, как на плацу, выстроилась батарея пустых бутылок.

Дуло дробовика уткнулось в затылок патлатого забулдыги. Тот дернулся, проснувшись, но в сложившейся ситуации повел себя на удивление спокойно.

– Чего ждешь? Пришел – стреляй, не хер стоять над душой.

Голос у незнакомца оказался грубый, пропитый и какой-то...

неестественный. Несмотря на затрапезный вид странного субчика, грубоватый тон ему не шел. Интуиция подсказывала наемнику, что на роль главаря мужичок не тянет. Да и вел он себя как-то нелогично. Словно не к врагу обращался, а к охочему до игр ребенку с водяным пистолетом. Поведение незнакомца настолько выбило Тарана из колеи, что он не нашел ничего другого, кроме как спросить:

– Ты кто?

– Безбожник.

– Это я и так вижу.

– Нет. Не видишь. Я не тот безбожник, что остальные... – неопределенно махнул рукой забулдыга, повернувшись к собеседнику. Гнилые зубы, синюшные мешки под красными от пьянства глазами и копна нечесаных, с проседью, волос не добавляли ему обаяния. – Я – Безбожник. Тот самый, с которого все началось. Погоняло у меня такое! Усек?

– Так значит, все-таки ты кланом рулишь?

Красноглазый тяжко вздохнул. Отыскав взглядом початую

бутыль, надолго присосался к горлышку, затем шумно выдохнул и утер рот рукавом засаленного свитера.

– Трое нас было... Три брата-акробата. И точно как в сказке – старший умный был детина, средний сын и так и сяк, младший вовсе был дурак. Я, значится, тот, который «и так и сяк». Голодали мы сильно. Пришлось воровскому делу обучиться. Так, по мелочи, карманы барыг пощипывали. Тем и жили. Потом гоп– стоп попробовали и втянулись. Житуха заладилась. Однажды я у попа одного крест отобрал. Вот он меня Безбожником и нарек. Братьям понравилось. Так клан и появился. Теперь всосал, боец? – ухмыльнулся рассказчик, сделав еще один основательный глоток самогона. – Только это еще не все, паря. Слушай дальше. Не зря старшой наш самым смышленым был. Он в банде верховодить стал, он же первый до греха довел – нарика заезжего грохнул. С того момента все вразнос и пошло. Меня братец не слушал, беспределил как хотел с подельниками своими. За то и поплатился: изловили его адмиральцы и растянули на дыбе. А в банде с тех пор новый пахан. Может, видал жирного борова с голым пузом?

– Видал, – подтвердил Таран, припомнив недавнюю встречу в одном из коридоров. – Преставился твой пахан. Как, впрочем, и остальные.

– Все? – уточнил бандит недоуменно. – Ну ты и мясник, паря...

Скорби в его голосе не было. Скорее, восхищение мастерством стоявшего напротив бойца.

– Меня-то он по привычке не трогал, – продолжил Безбожник. – Я тут вроде местного лекаря подвизался. Дырки да порезы на раз штопаю, потому как навык есть. А пахану нашему байки вечерами травил. Про жизнь прошлую, про города, про медсестричек-красавиц, что в нашей больничке работали... Я ж до Катастрофы хирургом был. Людей резал. Латал, в смысле. А вот на перо кого посадить – кишка тонка. Не могу мокрушничать, и все тут! Парадокс...

Только теперь Таран понял, отчего хриплый голос Безбожника показался ему отдаленно знакомым. Ведь это не кто иной, как главврач, пристроивший его при больнице охранником! При той самой больнице, в бомбоубежище которой сталкер жил все это время!

Похоже, хирург старого знакомого тоже не признал. Продолжал вещать вполголоса про нелегкое житье-бытье, про недоразвитого братца по кличке Живчик, который «хоть и дурак был, но потешный и не злой», а на днях умер нелепой смертью, подорвавшись на собственной растяжке...

Таран перестал вслушиваться в монотонный бубнеж. Чутье подсказывало, что Безбожник не врет и действительно безобиден, а посему убивать его, в общем-то, не за что.

– Огоньку не найдется?

– А? – сталкер рассеянно посмотрел на бандита, возвращаясь к реальности.

– Я говорю, раз уж грохнуть – не грохнул, так огня дай, – требовательно заявил Безбожник, сунув в рот самокрутку.

Похлопав по карманам, Таран вытащил зажигалку – единственное воспоминание о Глебе – и щелкнул колесиком. Однако бандит так и застыл с самокруткой в зубах, пристально глядя на трепещущий огонек.

– О! Знакомая вещица. Откуда она у тебя? – заявил он настороженно.

– Что? – перебил сталкер, медленно подойдя вплотную. – Знакомая? Ну-ка, давай поподробней...

– У братца моего, калеки безмозглого, такая же была. Он в тот день только и делал, что с зажигалкой носился! Пока в растяжку не угодил... Как сейчас помню, с безделушкой этой тело мортусам и отдали... Эх, жалко Живчика. Он ведь с виду совсем пацан был. Рожа мужика, а тело детское...

Сердце Тарана прыгнуло раз, другой и застучало в бешеном ритме. Страшась ложной надежды, он схватил бандита за грудки.

– Так где, говоришь, брат твой зажигалку надыбал?

Безбожник слегка опешил от такого напора, но, услышав в голосе наемника стальные нотки, заговорил скороговоркой:

– Дык у парнишки одного выменял! Пахан мальчонку работорговцам продать хотел, а братец мой покойный по доброте душевной ему сбежать помог. Так ему, видать, зажигалка глянулась, прикинь? И ведь не дотумкал своим умишком, что просто отобрать ее может!

Исковерканное взрывом тело Живчика, недоразвитого калеки, – вот чьи останки Таран принял за сына. Теперь все встало на свои места. В душе у сталкера творилось что-то невообразимое. Мысли путались. «Живой! Живой!» – гремело набатом в голове. Предположения, одно фантастичней другого, мелькали бешеным калейдоскопом.

Вот только вряд ли Глеб мог так просто расстаться с единственным напоминанием о погибших родителях. На кону стояло нечто большее, чем свобода... Но что? Хотя об этом можно и после подумать. Сейчас надо было спешить.

– Куда мальчик ушел? – глаза Тарана горели огнем.

– А я почем знаю? – возмутился не ко времени захмелевший бандит. – В сторону Достоевской побёг. А там, кто знает, куда его ноги понесли? Может, и бродит где, если веганцам на глаза не попался...

Радость на лице сталкера сменилась тревогой. Скверно. Очень скверно. Владения «зеленых» недалеко, а на приграничных станциях полно имперских соглядатаев. Возможно, Глеб уже где-то там, в лапах работорговцев... Следовало незамедлительно это выяснить. Теперь любое промедление грозило катастрофой.

Спрятав зажигалку, он стремглав бросился к выходу. Бандит некоторое время растерянно смотрел на хлопнувшую дверь, потом с досадой выплюнул так и не зажженную самокрутку.

– А ведь ты признал меня, Таранов. Признал, чертяка! Все такой же суетный. Пришел, наследил и смылся. Вот шельма...

Последние слова звучали уже совсем неразборчиво. Сладко зевнув, Безбожник примостился на продавленном диване и мгновенно захрапел.

* * *

Когда Тертого срочно вызвали на Садовую, тот лишь отмахнулся – дел и без того хватало. Но узнав, что объявился наемник, начальник Сенной побросал бумаги, поспешив к туннелю перехода.

Таран выглядел неважно. С ног до головы покрытый сажей и спекшейся кровью, вонючий, с раненой рукой, сталкер сидел на земле, привалившись к стенке платформы, и бережно поддерживал голову сухопарого старика, лежавшего рядом без движения.

– Где это вас угораздило? – выпалил Терентьев, жестами распоряжаясь прислать бригаду медиков.

– У безбожников погостили, – хрипло ответил наемник, пытаясь отдышаться.

– На кой тебя туда понесло?

– Террористов твоих искал, – окрысился Таран, поморщившись.

Жгут, наложенный впопыхах, соскочил с плеча. Кровь засочилась с новой силой. Подскочив к сталкеру, Тертый сноровисто стянул руку над раной ремнем и с досадой мотнул головой.

– Вот ведь твари! Давно хотел поднять вопрос об этих «соседях»...

– Припозднился малость. Зови мортусов, пусть приберутся в перегоне.

Тертый с недоверием покосился на сталкера и уже открыл было рот, но подоспевшие санитары оттеснили его в сторону, склонившись над стонущим машинистом.

– Я и не знаю, как тебя благодарить... – суетился Терентьев за спинами медиков.

– Его благодари, – указал на старика наемник. – Он столько ублюдков на барбекю пустил, что твоим патрулям и не снилось. Не дай бог, помрет старик – лично шкуры со всех спущу!

– Не волнуйся, выходим дедушку. Ты сам давай-ка в санузел и на перевязку. Отлежишься пару деньков в лазарете, пока...

– Нет. Тороплюсь я, – перебил Таран, подставив медсестре плечо. – Давай-ка, родная, латай прямо здесь.

Девушка возмущенно перевела взгляд на Терентьева, но тот лишь нетерпеливо прикрикнул:

– Ну чего ждем? Бинты, спирт! Живее! Живее!

Пока медики колдовали над Тараном, начальник Сенной недовольно хмурился – приватно поговорить с наемником о расследовании в этот раз не удастся. Не в том сталкер настроении...

– Скажи хоть, куда собрался?

Таран поднялся на ноги, осторожно шевельнув перевязанным плечом. Посмотрел тяжело, исподлобья. Подцепил со шпал автомат.

На невольничий рынок. В Веган.