Младшая богиня смерти 1 page

Закерамье славилось негостеприимностью и теснотой. Первое было следствием второго. Дома времен великого переселения из Танхалы стояли убористо: лабиринт из потемневшего кирпича и бурых бревен, приливы-отливы тени в зависимости от времени суток, кое-где поверху натянуты для защиты от медузников переброшенные с крыши на крышу веревочные сетки. Машина по узким улочкам еле проедет, взбаламутив это густонаселенное мелководье урчанием мотора и бензиновыми выхлопами. Незнакомый прохожий, маячащий на расстоянии вытянутой руки от подоконников с зарослями укропа, лука-порея, алоэ и душистого горошка, вызывает законное раздражение. Нечего тут шататься. Эти небогатые кварталы за керамическим заводом пришлых не любят и стараются поскорее их спровадить, будь ты хоть медузник с неба, хоть забредший из города двуногий визитер.

Стах затылком чувствовал колючие, неодобрительно-вопросительные взгляды. Пахло мыльной водой и старыми лежалыми матрасами, которые свешивались матерчатыми языками из окон вторых-третьих этажей. Где-то кричал осипший петух, под ногами шуршала луковая шелуха.

Ума не приложить, почему Трофана Тугорик, колдунья, у которой, по словам Эгле, можно разжиться истинным «свекольным зубом», выбрала для жительства такое местечко, где все у всех на виду. С другой стороны, умелой магичке соседское внимание нипочем, при необходимости мороком прикроется, зато о любопытствующих посторонних личностях узнает сразу, не только благодаря своим охранным чарам, но вдобавок из гудящих растревоженным ульем помыслов здешних обывателей. Если она менталистка, это для нее плевое дело, если нет – все равно плевое, глотнет «зелья проникновения» и узнает.

Закрытость Стаха должна ее насторожить. Придется сознаться, что он бывший леспех. Только служил якобы не здесь, а на Лаконоде. Пять лет, продлевать контракт не стал, не так уж много у него времени.

«А, Цэ, Бэ сидели на трубе, А упало, Бэ пропало, что осталось?» Эта детская присказка порой вертелась в голове с назойливостью заигранного шлягера вроде «Прошлогоднего снега» или «Ты дождись каравана, любимая». «Бэ пропало» – это о нем. Он принадлежит к подвиду В, и жизнь его, берегись – не берегись, будет не слишком долгой.

Что-то мелькнуло в воздухе, рефлекс мгновенно увел его в сторону. Не кесейский дротик, всего лишь яблочный огрызок из непонятно какого окна. Правильно, все знают, что Закерамье чужаков не жалует.

Вот и колдуньин дом. Первый этаж – кирпич, второй – ошкуренные бревна, ничем не выделяется среди окружающих угрюмых построек. Лакированные белые жалюзи на окнах опущены, изнутри доносятся голоса: женский, напористый и тоскливый (как же ты меня достал!), обвиняет, мужской что-то оправдательно бубнит. Ведьма распекает ученика или сожителя.

Перед тем как нажать на кнопку звонка, карамельно-розовую в белой пластмассовой розетке, иноземный изыск, Стах поглядел на небо, сияющее за слегка провисшей веревочной паутиной. Это у него еще со службы вошло в привычку: перед тем как сунуться черт знает куда, смотреть на небо. Не на удачу даже, просто так.

После дребезжащей трели звонка звуки скандала смолкли. Тоненький деревянный голосок осведомился:

– Кто там?

Видимо, Привратник. Искусственно созданная магическая сущность сродни Соглядатаю или Защитнику.

– Клиент к госпоже Трофане Тугорик.

Впустили не сразу. Парня, открывшего дверь, Стах знал, хотя давненько не встречались. Хуста. Все такой же нескладный, соломенные волосы по-мальчишески взъерошены. Конопатое круглое лицо с обиженно припухшими губами. Слегка хмельные глаза человека, ничего, хоть убей, не воспринимающего всерьез – ну, и его тоже никто всерьез не принимает.

На плече у Хусты сидел пегий зверек с нагловатой вытянутой мордочкой, его свисающий хвост, потемнее, чем остальная шерстка, напоминал ерш для мытья бутылок, поредевший и растрепанный после неоднократного использования.

Оранжевые плюшевые шторы в дверном проеме колыхнулись, на пороге прихожей появилась невысокая худощавая женщина с пронзительным взглядом и пышной рыжей гривой. Классическая ведьма, ни прибавить, ни убавить, восхитился про себя Стах.

– Хуста, недомаг недоделанный, вон отсюда! Понял меня – вон! Чтоб ноги твоей больше здесь не было, вернешься – убью.

– Да чего ты… – хлопая соломенными ресницами, запротестовал Хуста. – Было бы из-за чего… Ну, давай еще разок все обсудим…

– И крысобелку твою пущу на чучело! – пригрозила ведьма.

Это возымело действие, парень выскочил на улицу, дверь за ним сама собой захлопнулась.

В прихожей загустел сумрак, хоть ножом его режь. Рогатые вешалки, почти исчезнувшие под ворохом одежды, и зыркающее из-за них зеркало превратились в неясный мираж из теней и блеска.

– А вам что угодно? – смерив посетителя прохладным взглядом, спросила Трофана уже другим голосом, опасно-мелодичным (хотя куда ей до ужасающе сладких голосов серых лесных демониц!).

Он представился: Равул Квирник, с Лаконоды, по поручению… Его пригласили в комнату, со всех сторон вкрадчиво сверкающую винно-красными, водянисто-голубыми, синими, золотисто-желтыми, фиолетовыми, бледно-зелеными огоньками, словно сказочный самоцветный грот. Стразы свисали с люстры, с этажерок, с полок, обрамляли зеркала и натюрморты, переливались, покачивались, перемигивались, мешали собраться с мыслями. Всего лишь граненое стекло – но стекло, никаких сомнений, зачарованное.

– То, что вас интересует, – большая редкость, – задумчиво сообщила колдунья, накручивая на палец рыжий локон.

Кивнул: в курсе, и все-таки… Мой наниматель согласен взять «свекольный зуб» за вашу цену.

Ваша нанимательница, возразили ему, от вас пахнет женскими духами. И о деньгах не надо, за них не все можно купить, разве что обмен… Раритет за раритет, так будет интересней.

Стах заметил, что волосы Трофаны у корней темные – ведьма, но не рыжая. Сам он теперь тоже ходил крашеный: перед тем как отправиться на поиски «свекольного зуба», с помощью «Брюнетки № 2» превратил свой светло-русый ежик в смолянисто-черный. Плюс грим с Земли Изначальной, гелевая пакость, впрыскиваемая под кожу. Получилась ряшка поперек себя шире, с завидным квадратным подбородком. Инструкция к гелю рекомендовала «беречь лицо от ударов».

Поверх этого маскарада Эгле навела чары, меняющие внешность. Двойной обман: если кто-то сумеет разглядеть Стаха сквозь морок, все равно увидит личину и вряд ли о том догадается.

– Что могло бы вас заинтересовать?

– Дороже всего, как известно, ценится информация. Если вы достанете из-под полы рабочие записи кого-нибудь из старых магов – скажем, Джеберта Крохобора, Текусы Ванхи, Рависа Бугарехта, Харлана Варре или Изабеллы с кошмарной фамилией…

Трофана умолкла, глядя выжидающе.

– Фамилия у нее была настолько кошмарная, что язык вывихнешь? – ни к месту сострил Стах.

– Ясно, в этой области вы некомпетентны, – суховато, с легким презрением, подытожила колдунья. – Что ж… В западном пригороде Тянги, на улице Забытых Песен, живет Рубен Клаурамец. Неплохой специалист по сохранению продовольствия, в остальном чароплет средней руки, хотя и с завышенной самооценкой, но у него есть одна замечательная вещица – ожерелье Иннанокисси. Если сумеете уговорить владельца с ней расстаться и принесете мне, будет вам ваша свекла.

Экзотическое имя зацепило в душе тревожную струнку, отозвалось застарелой, как засохшая короста на ране, неприязнью: кесейская штучка, принадлежала раньше какой-нибудь серой княгине или шаманке. Не иначе, трофей.

Ясно как день, Эгле его же и пошлет к этому средней руки Клаурамцу.

Выйдя от колдуньи, Стах двинулся по узким, словно коридоры в недостроенном здании без крыши, улочкам «пьяным шагом» – быстро и в то же время с непредсказуемыми шатаниями, чтобы не залепили еще одним яблочным огрызком или гнилой луковицей. Несколько раз что-то швыряли, но оно пролетало мимо, знай лесную пехоту.

Тенистая глубина Закерамья уже осталась за спиной, впереди раскрылась солнечная перспектива, замаячил древний заводик, давший название всему району, когда из закоулка окликнули:

– Эй, господин хороший, ласковую ручную зверушку купить не желаете?

Хуста. Сидит на перевернутом ящике, с крысобелкой на плече, вид понурый и в то же время философски покорный. Недомаг несчастный.

Недомаг – это, если верить толковым словарям, не ругательство. Так называют того, кто занимает промежуточное положение между магами и не-магами: более-менее что-то улавливает, но к волшбе не способен. Ни то, ни сё. В обиходе слово давно стало обидным, и жизнь у недомагов не сахар. Колдуны смотрят на них с пренебрежением, простые смертные, перед колдунами робеющие, с затаенным или откровенным злорадством. Впрочем, иногда чародеи берут их в услужение, в качестве исполнительных и сообразительных помощников.

Стах считал, что сообразительных недомагов не бывает. Или, скорее всего, бывают, но у них хватает ума смешаться с толпой и не светиться, чтобы не получать лишних тумаков без никакой пользы. Сам он на их месте так бы и поступил.

– Купите Шмыгу? – не узнавая сквозь чары и грим старого знакомого, гнул свое Хуста. – Во какая умнющая зверушка, сама не говорит, но понимает человеческую речь, скрасит любой стресс, совсем ручная и стоит недорого. Умнющая, ей-же не вру!

«Такая умнющая, что на другой день удерет и вернется к тебе на хату», – ухмыльнулся про себя Стах.

А вслух сказал, все с той же ухмылкой:

– Домашнее животное мне держать негде, но я бы нанял человека, знающего столичных магов. Для консультаций, для помощи… Я не местный, с Лаконоды, мне здесь надо бы кое-что раздобыть. Ты, если я верно понял, недомаг?

– Ага, и как раз незаконно работы лишился! – обрадованно подхватил Хуста. – Видели, да? Эта рыжая сука хуже серых! Те, если поймают, зараз сожрут, а эта меня каждый день без соли поедом ела. Пивком не угостите? Потолкуем, обмозгуем…

– Пошли.

Ближайшая пивная, куда чужак мог зайти, не рискуя угодить, как в болотину, в зыбкую и бессмысленную неприязнь местных завсегдатаев, находилась по ту сторону керамического завода. Там начинались цивилизованные кварталы, населенные людьми другой породы.

По дороге Стах пытался понять, что подтолкнуло его связаться с Хустой: практицизм (нужен кто-нибудь, кто отирается возле колдунов и сыграет роль ходячего справочника) или попросту сочувствие к школьному приятелю, который всегда был недотепой и шутом, за минувшие годы ничуть не изменился и нынче опять остался на бобах. Такие, как Хуста, не меняются.

В полутемной пивной для работяг они устроились в дальнем углу. Народу немного: обеденные перерывы закончились, до конца смены еще далеко. Мертвый час для едально-питейных заведений в заводском районе.

Шмыге Хуста плеснул пива на стол, чтобы растеклось лужицей. Зверек с алчно подрагивающим хвостом-ершом окунал туда мордочку и шумно отфыркивался.

– Где такие водятся? – спросил Стах.

– В магаранских краях. Умнющие твари, не вру. Ученые говорят, по интеллекту не уступают обезьянам с Изначальной, лесным крикунам и крысам. Во, видишь, с каким пониманием смотрит! И пиво лакает прям как человек.

После первой кружки Хуста перешел с новым нанимателем на «ты», угадав в нем не «господина», а «своего парня». Стах ничего не имел против. Обсудили условия: небольшой аванс на питание и проезд в общественном транспорте, угол для ночлега плюс жалованье в конце месяца.

Возможно, ожерелье серой демоницы у нынешнего владельца придется спереть. Ради Эгле, чтобы она получила свой «свекольный зуб». Он слышал о том, что маги при случае крадут друг у друга артефакты и лесные диковинки, сами или с помощью подручных, это у них считается нормальным, вроде как условие игры, но тут надо соблюдать некоторые правила, как в той же игре. Вот для начала и выясним у Хусты, что за правила.

В пивную начали подтягиваться заводские. Пора и честь знать. После потемок полуподвальной забегаловки улица, облитая золотым сиянием, выглядела щемяще-заманчиво, как будто за первым же поворотом откроются если не врата, то хотя бы калитка в рай. Розовые и фиолетовые султаны кипрея, растущего вдоль заборов, торчали выше деревянных зубьев, царственно прямые.

– Эй, девки, видели такого зверя? – дурным голосом заорал Хуста, показывая на ладони Шмыгу, после пива обмякшую грязноватой тряпочкой.

Шедшие навстречу женщины в плетеных шляпках и кокетливых сетчатых шарфиках не удостоили его вниманием, только одна нервно бросила: «Отстань, идиот».

– Ну и дуры! – не остался в долгу Хуста, уже после того как разминулись.

В своем репертуаре. На самом деле он безобиднейшее существо, но готов из кожи лезть, лишь бы «девки» хотя бы посмотрели в его сторону. Что-то будет, если он увидит Эгле… Стах решил, что не стоит их знакомить.

На втором этаже «Изобилия», где промтоварные залы, весь простенок между лестницей и прилавком бюро хранения занимало громадное зеркало в резной деревянной раме. Старый-престарый трюк: с другой стороны, из комнатенки в жилом блоке, Лерка и Глория видели перед собой прозрачную мутноватую перегородку.

– Сейчас покажу тебе некоторых, кого надо запомнить, – вполголоса, с интригующими нотками, сказала Глория. – Посмотри на даму, которая сдает на хранение хозяйственную сумку из сиреневой клеенки. Даже если ты с ней вся изойдешь на сахарный сироп, она будет долго орать, что ты на нее кричишь. У самой голосище хуже будильника, хоть уши затыкай. Такую бы энергию в военных целях, она своими воплями орду кесу обратит в бегство. Перед ней надо по многу раз подряд извиняться, тогда успокоится.

– Зачем извиняться, если она дура? – хмуро брякнула Лерка, разглядывая отрекомендованную личность.

Слеплена из крупных темных папиллом, переливчатых брошек, отвислых складок кожи и пестрого шелкового тряпья. Губы раскрашены карминово-красным, выпуклые птичьи веки – голубым. Глаза беспокойные и по-нехорошему цепкие.

– Потому что наш девиз – покупатель всегда прав, и никто не уйдет от нас необслуженным. Теперь обрати внимание на молодого человека с корзиной около третьей кассы. Как он тебе?

– Вроде бы ничего парень.

Мужчина лет тридцати с небольшим (хотя кто их, долгианцев, разберет, у них же тут чехарда с подвидами!), упрямый подбородок с ямочкой, сосредоточенный взгляд добросовестного работника, занятого тяжелым, но необходимым делом. Рукава линялой клетчатой рубашки закатаны, на запястье часы с замусоленным ремешком.

– Мы его прозвали отец-стервозник, – слегка толкнув ее локтем, сообщила Глория. – Только ни-ни, чтобы он не услышал, а то не оберешься. От него жена ушла, он живет на Дромадерских холмах с двумя сыновьями, одному десять лет, а другой еще в школу не ходит. Сам о них заботится и во всех отношениях примерный, но его постоянно пробивает на месть. За то, что жена ушла. Мстит он женщинам, особенно молодым. С ножом ни за кем не гоняется, из окна не стреляет, зато стервозничает хуже какой-нибудь ядовитой грымзы. Когда его младший еще в коляске катался, он этой коляской на улице все время старался наехать, толкнуть, зацепить, а если садился с ним на руках в трамвай, ботиночками обязательно кого-нибудь мазнет по одежде, чтобы испачкать. Как будто случайно, а начнешь отодвигаться – постарается все равно тебя достать. И если ему хоть слово скажешь, попросишь быть осторожней, сразу начнет пафосно вещать, что он в одиночку поднимает двух детей, а мы все вертихвостки и фифы, и так далее в этом духе.

– Дал бы кто-нибудь в рожу, – сердито буркнула Лерка, ее такие рассказы всегда настраивали на воинственный лад.

– Нельзя, он же и правда один заботится о детях, поэтому бить его нехорошо. Говорят, для сыновей и готовит, и стирает самостоятельно, и в мяч с ними во дворе играет. А когда приходит к нам в магазин, стервозничает вовсю, и девчонки стараются держаться от него подальше. С женщинами, которые не старухи, он разговаривает только на «ты», и обязательно постарается ввернуть что-нибудь обидное. В общем, Лера, к тебе официальная просьба: когда будешь работать в зале, если увидишь его – не подходи. Раз у тебя такой характер, что можешь полезть в драку, тебе не надо с ним общаться. А то, если честно, даже мне иногда хочется его стукнуть.

– А поглядеть – не подумаешь, – отозвалась Лерка, в то время как отец-стервозник с наставительным и брюзгливым видом распинался перед кассиршей.

Толстое стекло перекрывало звуки, и не разобрать, что ему там не понравилось.

Все-таки его оборвали. То, что не дозволено под угрозой штрафа работникам «Изобилия-Никес», никто не запретит другому покупателю. За отцом-стервозником ожидал своей очереди медноволосый парнишка лет семнадцати-восемнадцати, с худым загорелым лицом, грустным и в то же время дерзким. Он что-то сказал. Мужчина обернулся. Он снова что-то сказал, с вызовом щурясь.

Охранник, стоявший возле выхода на лестницу, насторожился, но драки не случилось. Когда мужчина расплатился и отошел (в корзине лежали цветные карандаши, несколько пар детских носочков и крем для бритья), благодарная кассирша подарила медноволосому мальчишке самую кокетливую из улыбок, разрешенных никесовскими «Правилами поведения с покупателями». У этого в корзине было два больших флакона дорогого иноземного шампуня «Рапсодия протеинов и шелка» и с полдюжины картонных коробочек с винтиками и гайками из скобяного отдела.

Интересное лицо. Не смазливое, нос кривоватый, глаза посажены слишком близко, но интересное. Хотя в школе наверняка был поганцем, поэтому ну его к черту. Или к Мерсмону, как выражаются в этом измерении со времен Темной Весны.

– Ивайло пришел, – вздохнула Глория. – Ужас, еще больше постарел. Ты, если что, будь с ним поласковее, ладно? Жалко его…

От лестницы ковылял, опираясь на трость, морщинистый дед в джинсах и футболке с завихряющейся цветной абстракцией.

– Знакомый?

– Одноклассник Ариадны. Подвид А.

Значит, Леркин ровесник. Подвид А – это неизлечимо, потому что не болезнь, а мутация.

– А это клептоман, – снова чуть толкнув ее, уже другим тоном сообщила девушка. – Тянет без разбору что-нибудь мелкое. Если его застукать с поличным, натурально удивляется, говорит, что положил в карман по рассеянности, и оплачивает с таким видом, точно делает великое одолжение. А если заметили, но доказать не можем, изображает оскорбленную благопристойность. Не бедный, кстати, работает в мебельной фирме.

Мужчина, крупный и ухоженный, и впрямь выглядел представительным дальше некуда. С виду самый приличный субъект из тех, кого показывала Глория.

Сказать, что Лерка чувствовала себя разочарованной, – не то слово. Это же Волшебная страна, а обитатели здешние… Стареющая склочная тетка. Мелкий бытовой хам в обиде на жизнь и сбежавшую жену. Укрывшийся за солидным имиджем магазинный воришка. Да такого добра – вернее, такого зла – и дома полным-полно! Лерка начинала понимать тех, кто рвется в Гиблую зону и дожидается прорывов, как дождика в засуху, невзирая на увещевания скучных должностных лиц. Хм, вот бы Темный Властитель ее похитил и захотел жениться, а кто-нибудь симпатичный ее бы спас… Подумалось об этом не всерьез, все-таки уже не четырнадцать лет, а почти двадцать два, но настроение было то самое. Стоишь в полутемном чулане перед стеклянной стенкой, с другой стороны замаскированной зеркалом, смотришь на местных инсектоидов – и никаких тебе чудес. Нет уж, она во что бы то ни стало побывает на Танаре в полосе риска!

– А ведьмы и колдуны к вам не заходят? – спросила вслух, стараясь, чтобы в голосе не прорезалось разочарование (у Никесов это не поощряется, все должны лучиться энтузиазмом).

– Почему? У нас самые разные покупатели. Вот как раз колдунья, смотри, с зеленым шелковым шарфиком на шее, около стенда зубной пасты.

Невзрачная женщина средних лет, темные волосы собраны в пучок, одета опрятно и неброско. Похожа на лаборантку или консьержку.

– Что же ты мне сразу ее не показала?

– Так она не проблемный покупатель.

– Заколдовать ведь может…

– Да почему у вас у всех такие представления дикие? Извини, действительно дикие. Если достанешь ее до печенок – наверное, заколдует, но она не чокнутая, чтобы делать это ни с того ни с сего. Базиль – вон стоит, наш охранник – классный стрелок, шмыргаля на лету сбивает, только он же не стреляет в людей просто так.

Лерка почувствовала себя круглой дурой. Что особенно досадно, перед девчонкой, которая на два года младше, зато местная.

– Ой, кого принесло… – расстроенно пробормотала Глория. – Так хорошо день начался, а теперь эта радость на голову свалилась!

К пестровато-коричневому прилавку бюро хранения подошла девушка в шелковом платье с крупными набивными цветами, пунцово-розовыми на блестящем желтом фоне. Женственно-коренастая, плотная, вьющиеся золотистые волосы коротко подстрижены. Энергичное круглое лицо, вид уверенный и деловитый, на скандалистку не похожа.

– Тоже колдунья?

– Хуже. Лучше б она родилась колдуньей, тогда бы не выбрала такую профессию… Идем, надо всех предупредить.

Ага, инспекторша какая-нибудь, из санитарной или налоговой. Сдав на хранение объемистую красную сумку, она отправилась в зал, а не на шутку встревоженная Глория и за ней Лерка выбрались из потайного чулана в коридор с полосатой дорожкой на полу.

– И что она может?

– Накатать официальную бумаженцию, чтобы нас оштрафовали за жестокое обращение. Уже два раза так устраивала…

Тьфу ты. И это называется – «волшебство на каждом шагу»?

На лестнице им навстречу выскочила раскрасневшаяся Марианна.

– Страхозлата пришла! Сначала, как обычно, за покупками, а потом будет всех чихвостить. Папа сказал, что уехал в Сальду насчет поставок колбасы. Он закрылся в комнате, но его там нет, понятно?

– Понятно, – испуганно подтвердила Глория. – Кто будет с ней разговаривать?

– Мама и Берт. – Понизив голос, девочка покаянно прохныкала: – Лидочная ведь не скажет, что я обзывалась эмтэшкой… Она не ябеда, не скажет.

– А ты обзывалась? – нахмурилась старшая сестра.

– Всего один разик, не нарочно… Она не скажет.

– Лера, иди пока на фасовку весового печенья. И о том, что сейчас услышала, – молчок. Наша сила в креативе!

Надо понимать, последнее напутствие должно было подбодрить, но вместо этого смазало впечатление от недавнего общения, когда Глория, позабыв о своих девизах и слоганах, разговаривала нормальным человеческим языком.

«Она ведь на самом деле вовсе не такая поверхностная, какой кажется, когда сочиняет «если в доме мало ваз» или насчет уникальной возможности протестировать сантехническое оборудование, – думала Лерка, насыпая в бумажные пакеты «Сахарные домики», «Мечту сладкоежки», «Творожный кругляшок», «Медовую радость» и «Радость в сахарной пудре». – И Берт тоже внутри другой наверняка… Но от них добиваются, чтобы они стали именно такими – безупречно правильными Никесами, и они как будто поддаются чарам. Нет, ерунда, это не чары, а приспосабливание к требованиям среды. Настоящего колдовства я здесь еще не видела, хотя иначе как «магическим измерением» Долгую Землю не называют. Ну, и где же ваша хваленая магия?!»

Синяк покамест никуда не делся, только-только начал желтеть, поэтому Лерку допускали разве что до «Радости в сахарной пудре» и «Макаронных изделий по-магарански», а рекламные акции проходили без ее участия. Она по этому поводу ничуть не переживала.

Сноровистые юные менеджеры трудились в фасовочной вдесятером. Молочный кафель, белые халаты и косынки, блестящие гирьки для механических весов. Сухой шорох печенья. Девушка с прилежным конопатым личиком каллиграфическим почерком надписывает ярлыки, другая лепит их на готовые пакеты. Дома такие операции выполняют автоматы. Если бы не орава юных менеджеров, работающих даром, Никес разорился бы на персонале.

А с долгианской магией все проще некуда: она есть, но не здесь. Если представить себе мир как необъятную мешанину всего, чего угодно, в трехмерной системе координат, то зараз можно находиться лишь в одной из точек этой системы. Но что в это же самое время творится в несметном множестве тех точек, где тебя нет…

«В том-то и дело, интересное происходит в других местах, а я торчу в шизовом супермаркете, – подвела итог этим соображениям Лерка, с ожесточением загребая теперь уже «Ореховую радость». – Поэтому возьму выходной – и на Танару… Если прорыва не будет, хотя бы на зверопоезде покатаюсь. Хм, только надо подождать, чтобы фингал сошел. Если Темный Властитель у них такой же разборчивый, как Берт, фига с два ему захочется меня умыкнуть, на Эфру Прекрасную я с подбитым глазом всяко на похожа».

В голове крутилась ахинея вроде трепа в Инете, когда попросту валяешь дурака, а здесь Инета нет (вот, кстати, чего не хватает так не хватает!), и несерьезно потрепаться не с кем, разве что мысленно, все равно руки заняты, голова свободна. Зато Берт оказался легок на помине. Приоткрыл дверь и негромко позвал:

– Валерия, иди сюда! Спецодежду оставь в шкафчике, для тебя есть креативное поручение.

Когда Лерка вышмыгнула в коридор, он нервно поправил на переносице очки и озабоченным шепотом предупредил:

– С тобой хочет поговорить госпожа Новашек. Адаптер Лидии.

– Случилось что-то серьезное? – Лерку напугал его удрученный тон.

– Пока нет, но госпожа Злата Новашек – сама по себе серьезная проблема и представляет государственную психологическую службу, которая опекает носителей мнемотравмы и занимается их социальной адаптацией. Если она решит, что мы нарушали ее рекомендации, как вести себя с Лидией, нас оштрафуют, и для нашего имиджа на рынке в этом ничего хорошего не будет. Мы дружная семья, и никто не должен в этом сомневаться, на этом строятся все рекламные кампании «Изобилия-Никес».

– А вы нарушали?

– Мы старались, как лучше.

На Берта было жалко смотреть, и Лерка тактично отвела взгляд.

– Она уже вызнала о том, что Лидия сбегала из супермаркета… Я имею в виду, из дома. Это было за месяц до твоего появления. Новашек отправилась на Изначальную, и пока она отсутствовала, Лидию курировал другой специалист. Теперь она вернулась и опять задаст жару…

– Подожди, почему Лидия сбежала?

– Переходный возраст… Она пропадала всего два дня, потом сама пришла домой – молчком, как будто ничего не случилось. Уходила, кстати, в военно-спортивную школу «Пламенный Легион». Те самые, которых ты так сурово разогнала шокером, – Берт выжал бледную улыбку. – Лидия чем-то не приглянулась их руководительнице, и сначала ее приняли, а на другой день выгнали. С тех пор, если она встретит пламенных легионеров, с их стороны выходки… Они вообще хулиганье, все время задирают наших юных менеджеров, но их директриса госпожа Одис – влиятельная персона со связями, даже Злате Новашек не по зубам.

«И хоть бы кто удосужился сказать мне об этом раньше! Хранили, блин, страшную тайну. Лидия – ладно, ей, наверное, стыдно сознаваться, что сама потянулась к этим придуркам, а те ее отшили. Но вы-то с Глорией могли бы проинформировать заинтересованное лицо с фингалом, чтобы я хоть знала, с кем сцепилась. Позорные недоумки вряд ли доложились своей влиятельной директрисе, что напали всей кодлой на двух девчонок и спасовали, иначе она давно бы уже подняла бучу из-за шокера. Все равно мне бы не помешало быть в курсе… Ну, хоть бы кто-нибудь креативный поделился полезными сведениями!»

– С адаптерами бывает сложновато, но для тех, кто посещает наши тренинги успешного общения, нет ничего невозможного, – по-своему истолковав ее угрюмый взгляд, заверил Бертран. – Ты же проходила тренинги, так что давай… Мы на тебя надеемся!

«Ага, если б я могла так же на вас надеяться», – мысленно огрызнулась Лерка.

Спросить, что от нее требуется, не успела: уже дошли до дверей кабинета.

За полированным прямоугольным столом (хорошее натуральное дерево, оно здесь дешевле пластика) сидели Берта Никес – супруга Глеба Никеса, мать всего магазинного выводка – и та самая молодая женщина с желтыми кудряшками, чье появление вызвало у Глории испуг средней тяжести. Впрочем, Лерка уже догадалась, что она и есть зловещий адаптер.

– Госпожа Новашек, вот Валерия Вишнякова, наша гостья с Земли Изначальной, – представил Бертран с натянутой оживленной улыбкой, слегка заискивая.

– Хорошо. Валерия, мне надо с вами поговорить. Сможете уделить несколько минут?

Невысокая психологиня поднялась, взяла с соседнего стула и повесила на плечо лакированную красную сумку. Основательные, властные движения. Мать Никесов и словно вылинявший молодой менеджер тревожно переглянулись.

– Да, пожалуйста, – покладисто согласилась Лерка, изображая пай-девочку.

Они вышли через черный ход на разогретую асфальтовую площадку, остановились возле захлебнувшейся солнечным сиянием стеклянной стены-витрины.

– Меня зовут Злата. Госпожа Новашек я для тех, кто сует мне палки в колеса и норовит похерить мою работу. Если я правильно поняла, вы с Лидией подружились?

– Что-то вроде, хотя у нас восемь лет разницы.

– Чтобы ей помочь, мне нужна ваша помощь, – широко расставленные серые глаза смотрели доброжелательно и в то же время – на заднем плане, фоном – изучали и оценивали. – Вы бы не могли встретиться со мной для разговора завтра во второй половине дня?

– Хорошо, – не придется фасовать радость, шоколадную, ореховую и в сахарной пудре, и то хлеб. – Где нужно будет встретиться?

– В одном симпатичном кафе. Я угощаю, это не обсуждается. К двум часам приходите на трамвайное кольцо. Только большая просьба, не говорите об этом Лидии. Носители мнемотравмы не на сто процентов адекватны, это следует иметь в виду.