Глава 20

«…Расследование убийства Президента Сал–Соло продолжается, но у нас есть основания полагать, что это преступление было делом рук агентов Альянса. Эта трагедия не ослабит нашу решимость сохранить независимые военные силы и средства сдерживания, принадлежащие Кореллии. В соответствии с соглашением между всеми политическими партиями, Кореллией будет управлять коалиция «Демократического Альянса» и «Кореллианского Либерального Фронта», вместе составляющих наиболее крупный союз делегатов, с предоставлением совещательного голоса Партии «Балансира»…»

Заявление нового коалиционного правительства Кореллии

Лея стояла между Миртой Гев и Бобой Фетом. Мирта резко дернулась к стене, словно ее туда толкнули. Лея встала над ней, но девушка просто смотрела мимо нее на Фетта, не смирившаяся, но прижатая к стене Силой.

В воздухе чувствовался запах озона от бластерного разряда. Фетт держал свою винтовку ЕЕ–3 направленной на Мирту, однако Хэн заметил, что ствол оружия медленно отклонялся в сторону.

— Я хочу знать, что все это значит, — заявила Лея таким тоном, будто Мирта была всего лишь непослушным ребенком, не сделавшим домашнюю работу, а не охотницей за головами, которая пыталась застрелить Бобу Фетта.

Глаза Мирты наполнились слезами. Хэн не думал, что она способна плакать. Возможно, дело было в, большой награде, которую она только что потеряла.

— Я должна была доставить его к ней, — она с пренебрежением кивнула в сторону Фетта. – Она хотела на этот раз быть уверенной, что он мертв.

Фетт не сказал ни слова. Медленным, аккуратным движением он повесил винтовку на плечо и замер в обычной для него позе: руки слегка отведены от боков, вес смещен на одну ногу, словно он собирался резко применить что–то из своего впечатляющего набора оружия.

— Но зачем стрелять в него? Теперь, когда она не сможет тебе заплатить, что он…

— Он удрал от собственной жены и ребенка, вот зачем. Да, у великого Бобы Фетта не хватило мужества быть верной своей семье. Он бросил ее, и ей пришлось растить Айлин одной, и она умерла из–за того, что он не был рядом, как нормальный муж и отец. Если… она не смогла его убить, это сделаю я.

Лея присела рядом с ней на корточки. По лицу девушки текли слезы, а Фетт стоял абсолютно неподвижно. – Но зачем? Что он сделал тебе?

Мирта судорожно вздохнула, сдерживая рыдания. Хэн с трудом удержался от порыва проявить отцовские чувства и утешить ее.

— Потому что она была моей матерью, и я обещала ей, что он умрет, вот зачем. Так что он – мой дед, во всяком случае, номинально. – Вскочив на ноги, она повернулась к Фетту. – Ты этого не знал, так ведь? Ты не знал, поскольку тебе было все равно. Ты никогда даже не пытался выяснить, что случилось с Айлин, до этого момента, а теперь уже все ситхски поздно для всех нас. Пятьдесят лет. Пятьдесят лет!

Потом Хэн годами вспоминал этот момент и все еще не мог поверить. Плечи Фетта заметно напряглись, словно он судорожно вздохнул. Он по–прежнему не говорил ни слова. Паршивый способ воссоединения с семьей: Хэн почти жалел его.

Мирта стояла, упершись взглядом в визор шлема, словно могла видеть лицо за ним. Затем, с искаженным от горя и ярости лицом, она что есть силы врезала обеими кулаками в нагрудную пластину доспехов Фетта, отбросив его на несколько шагов назад. Он просто принял удар. Девушка со всей силы била его еще и еще, а Фетт не пытался уклоняться, пока Хэн не заметил, что костяшки ее кулаков кровоточат. Он решил, что с нее достаточно и, взяв за плечи, оттащил от охотника.

Фетт продолжал молчать.

— Ну, хватит… хватит… — Хэн продолжал удерживать Мирту до тех пор, пока она не прекратила вырываться. – Все хорошо, девочка. Все хорошо. Успокойся. – Ее мать была мертва. Ладно, пусть она была наемной убийцей, но девчонка в этом не виновата. Он поймал взгляд Леи и понял, что она шокирована. Что бы ни сказал Джейсен, но услышанное явно расстроило ее. Возможно, подробности были слишком яркими, чтобы ими делиться. – Фетт, тебе что, совсем нечего сказать этой девочке? Она – твоя семья.

— Нет! – прервала его Мирта.

Фетт повернулся к Хэну. Его голос, как и всегда, был ровным и бесстрастным.

— Я хочу вернуть Айлин. Я хочу получить ее тело.

— Предоставь это мне, — сказала Лея. – Мы организуем это.

Хэн не мог это принять. В его жизни бывали сумасшедшие деньки, но этот можно было смело вписать в одну из верхних строчек списка.

— Милая, ты задабриваешь Бобу Фетта.

— Он только что узнал о смерти дочери.

— Он ее даже не знал.

— Хэн…

— Ее послали убить нас. Ты не забыла эту маленькую деталь?

— Хэн, ты помнишь, как погиб Энакин?

Напоминание о смерти сына на секунду заставило его застыть на месте. Боль была все такой же свежей. – Но мы любили Энакина! Мы его вырастили! А Фетт даже не…

Лея подняла руку, призывая к молчанию. – Не надо, Хэн. Никто не знает, что чувствует, а что не чувствует Фетт. И мы бы не стояли сейчас здесь, если бы он не спас нас от юужань–вонгов. Достаточно?

Сострадание Леи всегда заставляло Хэна смириться, но он чувствовал, что она зря тратит его на Фетта. В ее словах был смысл, но Лея была слишком добра к человеку, который неоднократно пытался его убить.

Однако Фетт сдержал слово. Тракен был мертв, пусть даже смертельный выстрел был сделан этой девчонкой. И все контракты на семью Соло уже не действовали – по крайней мере, насколько знал Фетт.

Хэн успокаивающе погладил Мирту по спине. Ее сотрясала дрожь. Он чувствовал жалость к ней, но не к Фетту. – Вам двоим лучше объясниться, и побыстрее.

— Он – все, что у тебя есть, Мирта, — тихо сказала Лея. – Поверь мне, как бы все плохо ни было, но, в конечном счете, семья – это самое главное.

Не слишком полагайся на свои дипломатические способности, милая, подумал Хэн. Может, Мирта и дала волю слезам, но она также выглядела вполне способной на убийство. Сегодняшней ночью она уже прикончила одного человека и явно не испытывала никаких проблем с тем, чтобы удвоить это число.

Хэн подумал, что сейчас самое время им с Леей побеспокоится об их жизнях. Могут ли они сейчас открыто жить на Кореллии? Он достал коммуникатор, намереваясь позвонить Геджену, но замер, когда Фетт внезапно снял с себя нагрудную и спинную бронепластины и бросил их на кресло. Затем он опустил руки.

— Подними бластер, Мирта Гев, — сказал он. Лея дернулась, намереваясь остановить ее. – Нет, дай ей это сделать.

И девушка сделала. Она нагнулась, взяла бластер, и, держа его обеими руками (правая обхватывала рукоять, левая придерживала ее снизу для большей точности выстрела) и прицелилась в Фетта. От нее веяло смертоносным спокойствием.

Фетт медленно поднял руки и снял шлем.

Его лицо было суровым, мрачным и покрытым шрамами. Хэн в первый раз увидел лицо своего старого врага. Шрамов было меньше, чем он ожидал, но от этого впечатление было еще более шокирующим. Это было лицо, на котором отражалось чувств не больше, чем на каменной глыбе. Говорят, что прожитая жизнь оставляет след на лице, и если это так, то суть жизни Фетта явно составляли равнодушие, жестокость и одиночество.

— Давай, — сказал Фетт. Он смотрел прямо на свою внучку. – Сделай это.

«Зараза, она собирается…»

Мирта уже не плакала.

— Я сказал, сделай это.

Она держала его на мушке еще несколько секунд, а затем опустила бластер. Хэн подумал, не применила ли Лея легкое воздействие на ее разум, но решил что сейчас неподходящее время, чтобы выяснять. Мирта села на потертый диван, положив на колено руку, все еще крепко сжимавшую рукоять бластера. Если Хэн хотел увидеть полное слез примирение, ему стоило поискать другую семью. Ледяная кровь Фетта точно текла в ее жилах.

Лея настороженно наблюдала, словно ожидала, что Мирта передумает. Фетт снова надел броню, перевесил бластерную винтовку на бок, и опять встал у окна, наблюдая за суетой полиции в городе.

— А теперь, когда все успокоились, я опять поговорю с Джейсеном, мы устроим так, чтобы тело привезли сюда, а затем вы сможете уйти, — нарушила молчание Лея. Она пошла на кухню и Хэн последовал за ней, гадая, не услышит ли он выстрелы в ту секунду, когда повернется к этим двоим спиной.

— Когда это ты успела стать лучшим другом Фетта? – прошептал он. – Помнишь тот короткий отпуск, который я провел в карбоните, благодаря ему? Ладно, он спас положение, когда вонги…

— Хэн, не знаю, как тебе сказать, но, как мне кажется, может статься, что как раз Фетт будет тем, кто затаит злобу. – Она смотрела на коммуникатор так, словно боялась снова говорить с сыном. – Я не уверена, что ты мне вообще поверишь.

— Я не умею читать мысли. Что ты знаешь такого, чего не знаю я?

— Джейсен убил дочь Фетта. Лично.

— Да? – Хэн стал говорить еще тише. – Вот это мысль. Вообще–то она собиралась убить нас.

— Он убил ее, когда допрашивал.

Хэну пришлось несколько секунд переваривать услышанное. Джейсен с каждым днем становился все более чужим, он превращался в головореза Альянса, главу их тайной полиции, хотя ничего тайного в ней не было.

Но он не убивал заключенных. Он просто не мог. Только выродки совершают подобное. Джейсен не мог быть таким чудовищем. Он был его мальчиком, его ребенком.

— Нет.

— Мне кажется, он пытал ее, Хэн.

— Нет.

— Теперь понимаешь, почему у нас проблема.

— Я не могу в это поверить…

— Думаешь, я хочу в это верить? Как может кто–либо принять тот факт, что их ребенок становится кем–то ужасным?

— Это наверняка была случайность.

— Я тоже на это надеюсь. А сейчас я просто жду, когда Фетт спросит, кто именно это сделал, поскольку рано или поздно он захочет узнать. Ты хотел бы. Мы оба хотели бы.

— Он не видел эту женщину с того времени, когда она была младенцем. Думаешь, его это волнует?

— Я предположу, что да. Члены семьи могут враждовать, но когда вмешиваются посторонние, они обычно объединяются. И что, по–твоему, должен сделать Фетт? Пожать тебе руку и сказать: «Ладно, Хэн, я сдал тебя Джаббе Хату, а твой сын до смерти запытал мою дочь, так что теперь мы квиты…»? Думаешь, он скажет тебе это?

Короткое облегчение Хэна от знания того, что Тракен больше не будет тревожить его и его семью быстро сменилось страхом, что Фетт внесет его имя первым в список тех, кому он захочет отомстить. Фетт славился тем, что никогда не сдавался.

Хэн прислонился к стене, не зная, что пугает его больше: быть личным врагом Бобы Фетта, или знать, что его сын стал убийцей. Он склонялся к последнему.

— Джейсен? – голос Леи был воплощением спокойствия. Хэн удивлялся, как у нее это получалось, но она была намного тверже и хладнокровней, чем мог когда–либо стать он сам. – Джейсен, мне нужно, чтобы ты кое–что для меня сделал. Это очень важно.