Глава 2. Переход до адена. Пароход «форт Стайкин» покинул Беркенхед утром 24 февраля 1944 г

Пароход «Форт Стайкин» покинул Беркенхед утром 24 февраля 1944 г. День был холодный и туманный, не переставая моросил дождь – обычная для устья Мерси зимняя погода. Транспорт шел в группе из 20 судов, к которым добавилось еще несколько, вышедших из Белфаста и Глазго, когда конвой огибал северную часть Ирландии. Порт назначения «Форт Стайкина» держался в секрете. Его знали отдел торгового мореплавания Англии, представители портовых органов безопасности, конечно, экипаж судна и те, кто видели, как в Беркенхеде на судно грузили деревянные клети с крупными буквами «Карачи» или «Бомбей».^[1]

«Форт Стайкин» преодолевал свинцовые воды Атлантики. Его капитан Александр Джеймс Найсмит стоял на мостике и размышлял о предстоящем. Погода его не очень беспокоила. На первом отрезке пути – одиннадцатидневном переходе до Гибралтара – судно подстерегали шквалистые ветры, разводившие большую волну, и частые туманы, и было трудно удерживать свое место в конвое за старым пароходом «Беллерофон» компании «Блю фаннл». Третий день плавания выдался особенно тяжелым – из-за тумана видимость снизилась до нескольких метров, и воздух был наполнен гудками судов конвоя. Для этого времени года такая погода была обычной.

Капитан Найсмит знал, что его судно надежно. «Форт Стайкин» – одновинтовой пароход, работающий на угле, имел валовую вместимость 7142 рег. т и чистую 4261 т. Он был построен менее двух лет назад на верфях «Принс Руперт драй док» в Канаде и передан Великобритании по лендлизу правительством Соединенных Штатов. Пароход был одним из двадцати шести однотипных судов, построенных за счет канадских фондов лендлиза по стандартному проекту. Их названия начинались со слова «Форт». Вторую часть названия – Стайкин – этот пароход получил по названию реки в Британской Колумбии.

«Форт Стайкин» имел такую же конструкцию, как и триста пятьдесят четыре других судна более поздней канадской постройки, названия которых начинались; со слова «Парк», шестьдесят судов типа «Оуэн», построенных на верфях США. Пароход длиной 132,3 м, шириной 17,1 м мог развивать скорость до 11 уз. «Океанской борзой» его, конечно, назвать было нельзя. Судно соответствовало классу X100 А1 Регистра Ллойда. Знак «X» означал, что оно строилось под наблюдением этого регистра, а число «100» и буква «А» показывали, что оно удовлетворяет всем требованиям Ллойда. Единица значила, что якоря и цепи вполне надежны и находятся в исправности. Как говорили, судно имеет стандарт «А1 у Ллойда», что уже давно считалось синонимом превосходства.

«Форт Стайкин» был первым судном, которым довелось командовать Найсмиту, а он, в свою очередь, стал его первым капитаном.

В апреле 1915 г., когда Найсмиту едва исполнилось шестнадцать лет, он поступил практикантом в компанию «Порт лайн». К 1928 г. он уже плавал вторым помощником капитана, а к 1933 г. был назначен старпомом. В мае 1942 г. «Форт Стайкин» совершал свой первый рейс, Найсмит шел на нем капитаном. Судно уже сделало четыре рейса, которые прошли спокойно, если не считать общесудовых тревог, когда акустики кораблей охранения улавливали неизвестные шумы под водой. Четвертый рейс судно совершило к восточному берегу Африки, в Момбасу, где был взят груз каучука, чая и меди в слитках.

Сейчас Найсмит шел в свой пятый, военный, рейс. Через месяц ему должно было исполниться сорок пять лет. Это был тихий и замкнутый человек высокого роста, худощавый и сутуловатый. У него были рыжеватые волосы и такого же цвета кустистые брови, голубые глаза и нос с едва заметной горбинкой. Худое лицо избороздили морщины.

Несмотря на то, что судно было надежным и погода не преподнесла неприятных сюрпризов, Найсмит все же чувствовал себя неспокойно. В этом рейсе его подстерегало, вероятно, немало капканов, расставленных людьми, которые были гораздо опаснее штормов и туманов. Война была в самом разгаре. Командование начало подготовку к массированному удару, который позволил бы выбить японские войска из Бирмы. Найсмит знал, что основной груз, находящийся в трюмах «Форт Стайкина», будет использован для готовящегося наступления. Любой командир вражеской подводной лодки не мог и мечтать о лучшей цели, чем «Форт Стайкин».

Груз в трюмах судна был чрезвычайно опасен, поэтому судну отвели место в крайней кильватерной колонне транспортов, чтобы обезопасить другие суда, если произойдет самое худшее. На палубе находились разобранные и упакованные в клети планеры, предназначенные для воздушного десанта. В трюмах, под пятью задраенными люками, были сложены двенадцать, так же разобранных и упакованных в ящики, самолетов типа «Спитфайер». Рядом стояли ящики со взрывчаткой и боеприпасами. Весь этот груз предназначался для Карачи. Еще 1395 т взрывчатых веществ, в том числе снаряды, торпеды, мины, сигнальные ракеты, зажигательные бомбы и фальшфейеры, должны были оставаться на борту до прихода судна в Бомбей.

В трюме № 2 груз был размещен в твиндеках таким образом, что свободной оставалась середина, наподобие шахты между верхним и нижним люками. В крыльях твиндеков с трех сторон от центра размещались ящики с 238 т инициирующих взрывчатых веществ категории «А»^[2]. С четвертой стороны в верхней части твиндека стоял принайтовленный к переборке стальной ящик размерами 1,5x1,2x1,2 м. Внутри него находилось тридцать одно деревянное гнездо, в каждом из которых лежало четыре слитка золота размерами 38x8x4 см и массой 12,7 кг каждый. Этот груз, оценивающийся почти в 1 млн фт. ст., предназначался бомбейскому банку.

Некоторое время английский банк покупал золото в Южной Африке по 17 шиллингов за унцию^[3], включая транспортные и страховые издержки. Теперь банк перепродавал южноафриканское золото в Индию по 320 шиллингов за унцию, чтобы возместить потери Британии из-за высокого курса обмена валюты в Индии.

Когда ценный груз прибыл в Беркенхед, Харрис расписался в его получении. Поняв, что своей подписью удостоверяет – золото прибыло в надлежащем порядке и состоянии, он улыбнулся. Проследив за тем, как слитки поместили в стальной ящик, он завинтил круглую, размером с суповую тарелку крышку, сдвинул вместе проушины, вдел замок и повернул ключ. Тут подошел старший помощник Вильям Хендерсон и, взглянув на ящик, заметил:

– У нас будет, за что отвечать!

Харрис кивнул и, вспомнив, что расписался за золото, добавил:

– Думаю, здесь можно кое-что придумать. Надо приварить крышку. Немного успокоенный, Харрис отправился на поиски сварщика. После того, как ящик был принайтовлен к переборке, крышку накрепко приварили точечной сваркой по окружности через каждые 2,5 см.

Мысль о том, что придется везти через океан золото, будоражила всю команду, и в первые два дня матросы ни о чем другом не говорили, как о намертво запаянном ящике, набитом недосягаемым богатством, который находился среди тонн взрывчатки в верхней части трюма № 2. Шутки ради строились хитроумные планы: кто-то предлагал вскрыть ящик и поделить его содержимое, кто-то считал, что ящик надо поднять из трюма и контрабандой переправить в ближайший порт захода. Друг другу они доверительно излагали свои мечты о роскошной жизни, которую можно было начать, будь у них в руках такое богатство.

Об основном же грузе никто и словом не обмолвился. Деннису Брэдли, семнадцатилетнему матросу из Йоркшира, который нанялся на судно в Беркенхеде, казалось странным, что никто ничего не говорит о взрывчатке. Позже он решил, что эта тема для разговоров была запретной. Скорее же всего, команда не хотела шутить по этому поводу, дабы не искушать судьбу, ведь, как Брэдли слышал, среди моряков бытуют всякие суеверия. Он и сам был немного напуган и предпочитал не касаться этой темы, особенно после того, как увидел подводную лодку, занявшую место в середине конвоя^[4]. Конвой насчитывал пятьдесят торговых судов, сопровождаемых двумя авиатранспортами типа «Вулворт», переоборудованных из танкеров, не считая подводной лодки. Время от времени один из авианосцев поднимал сигнал FN («Фредди Натс»), что означало: «Не обращайте внимания на мои маневры». Затем корабль сходил с курса и разворачивалось против ветра, чтобы дать возможность двум самолетам «Суордфиш» («Меч-рыба») подняться в воздух для патрулирования впереди по курсу.

В одну из штормовых ночей самолеты возвращались как обычно. Харрис, разговаривавший на мостике «Форт Стайкина» с Хендерсоном, повернулся в ту сторону, откуда доносился рокот моторов. Неожиданно он увидел вспышку, которая быстро погасла. Харрис вопросительно посмотрел на Хендерсона. Тот заметил:

– Лихо этот парень пропатрулировал!

На следующий день коммодорское судно конвоя сообщило, что произошло. Первый самолет сел благополучно. Второй завис над самой палубой, но в последний момент зыбь задрала нос авианосца, и биплан рухнул на палубу, объятый пламенем. Пилот и штурман погибли.

Разнообразие в жизни команды «Форт Стайкина» на пути в Гибралтар внесли незначительные события. В первый же день по выходе из Беркенхеда из трюма судна появился юноша и заявил:

– Я – «заяц»!

Его отправили к капитану, которому молодой человек сообщил, что его зовут Джон О'Хэйр и что живет он в Ливерпуле на Эскот-стрит.

– Как ты попал на борт? – спросил Найсмит.

– Я пробрался на пароход во время погрузки и спрятался в кубрике ко тельной команды, – ответил О'Хэйр.

Найсмит вздохнул:

– Ладно, раз уж так вышло, займись чем-нибудь полезным. Спустись в машинное отделение и доложи стармеху. У него найдется для тебя немало работы.

Парень отправился в машинное отделение, где Александр Гоу, высокий черноусый стармех, вручил ему охапку ветоши.

– Надо же было выбрать такое судно, чтобы ехать «зайцем»! – заметил Гоу, имея в виду груз взрывчатки.

Найсмит записал о безбилетном пассажире в судовом журнале. В тот же день там появилась еще одна запись: «Матрос Д. Грегори упал на главную палубу во время окраски передней стенки мостика. Признаков переломов нет. Освобожден от работы и отправлен на койку». Спустя два дня Грегори снова был в норме, и Найсмит отметил в судовом журнале: «Д. Грегори приступил к работе».

Прежде чем конвой достиг Гибралтарского пролива, он разделился надвое, и большая часть судов взяла курс на Западную Африку. Спустя несколько часов оставшиеся суда присоединились к другому конвою, который пришел из Соединенных Штатов. «Форт Стайкин» пристроился к нему, заняв место, как и прежде, в крайнем ряду. Судно вошло в Средиземное море, прижавшись к Североафриканскому побережью. «Форт Стайкин», как и другие суда, поднял в воздух аэростат заграждения.

Туманы, шквалы и сильное волнение остались позади, и команда, хотя еще и была начеку, наслаждалась изменившейся погодой. В конце погожего дня в семь часов вечера перед закатом солнца конвой вышел на траверз Алжира. Третий радист Дэнни Кэрнс, опершись на поручни правого борта, любовался панорамой проплывающего мимо города. Ему, как и Брэдли, было семнадцать, и этот рейс был для него первым. Когда он впервые поднялся на борт «Форт Стайкина» в Беркенхеде, то почувствовал себя одиноким. Казалось, ни у кого нет и минуты, чтобы перекинуться с ним словом. Теперь же, стоя на палубе и наслаждаясь теплом Средиземноморья, он был счастлив. Ведь он подружился с третьим помощником Эдвардом Уэлчем и вторым радистом Джеймсом Патерсоном и, хотя по неопытности наделал множество ошибок, капитан Найсмит и старпом Хендерсон были терпеливы и добры, готовы всегда ответить на его вопросы.

Наступили сумерки, и Кэрнс отправился на спардек, где находилась его каюта, которую он делил с Патерсоном. Оказавшись впервые на судне, он был приятно удивлен, когда увидел свое жилище. Каюта была неплохо обставлена. Здесь имелись двустворчатый шкаф, небольшой диван, письменный стол, кресло и двухъярусная койка с выдвижными ящиками внизу. Помимо общего освещения, у изголовья каждой из коек была лампа для чтения.

У Кэрнса еще оставалось время почитать перед вахтой. Он толкнул дверь каюты и вошел, но в ту же секунду услышал разносившиеся по коридорам звонки тревоги^[5]. Кэрнс не представлял себе, что это могло означать, и несколько секунд простоял в нерешительности. Тут в каюту ворвался Патерсон и закричал:

– Бомбардировщики! Хватай спасательный жилет, каску и все самое ценное, что найдешь, и жми!

Кэрнс был уже достаточно осведомлен, чтобы понять, что означает «жми» – ему следует бежать в радиорубку и помогать старшему радисту Биллу Ройкрофту. Кэрнс взял стальную каску, спасательный жилет, кое-что из своих личных вещей и выбежал в проход. В особых случаях, как сейчас, ему разрешалось пользоваться капитанским трапом, но он по привычке вышел на палубу по внешнему трапу и поднялся на мостик. Добравшись до него, он успел рассмотреть в небе четыре бомбардировщика «Кондор» FB-200, которые пронеслись над «Форт Стайкином» на высоте 75 м. Он разглядел черные кресты на крыльях в косых лучах солнца. Кэрнс видел, как немецкие самолеты обстреливают из пулеметов соседнюю колонну судов. Потом он зашел в радиорубку и стал слушать по радиотелефону, как переговариваются корабли охранения. Из сказанных скороговоркой фраз он понял, что от двадцати до тридцати самолетов атаковали конвой^[6].

В последующие полчаса стоял невообразимый грохот – к орудиям конвоя присоединились береговые батареи Алжира. Орудия «Форт Стайкина» тоже не бездействовали. Судно было неплохо вооружено. На верхнем мостике, на каждом крыле, было по две скорострельные пушки системы «Эрликон». Еще две такие пушки стояли на кожухе машинного отделения, позади дымовой трубы. На корме размещались 4,7 – дюймовое^[7] орудие и реактивная установка, которую команда окрестила «почтовым ящиком». Из этого «почтового ящика» одним нажатием на спусковой крючок можно было выпустить до двадцати четырех разрывных ракет.

Деннис Брэдли числился в одном из орудийных расчетов. Услышав сигнал тревоги, он схватил каску и спасательный жилет и побежал на свой боевой пост – орудийную площадку на машинном кожухе. Некоторое время он стоял у орудия в ожидании команды. Потом услышал, как кто-то сказал: «Подлодка скрылась». Брэдли понял, что подводная лодка сопровождения ушла под воду, как только коммодорское судно передало по рации предупреждение об атаке. Сумерки быстро сменились темнотой, и хотя Брэдли еще мог различить очертания ближайших судов, атакующих самолетов в небе он так и не увидел.^[8]

Командир орудийного расчета, матрос военно-морских сил приказал поднять до предела стволы орудий и открыть огонь. Брэдли вместе с другими выпускал в ночное небо очередь за очередью. Им приходилось сновать туда-сюда, таская патроны с кранцев первых выстрелов к орудиям. Время от времени они спотыкались о какие-то предметы, разбросанные по палубе, чертыхались, но выяснять, что это такое, было некогда.

Вскоре орудия нагрелись, и командир расчета приказал прекратить огонь, чтобы дать стволам остыть. Пока артиллеристы стояли, наблюдая за разрывами снарядов, выпущенных с других судов, один из матросов обнаружил на палубе то, обо что они все время спотыкались. Это были боевые патроны, выскочившие из кранцев от вибрации из-за быстрой стрельбы.

В разгар отражения воздушной атаки коммодор^[9] приказал зажечь дымовые шашки. Найсмит, которого ни на минуту не покидала мысль о грузе, не стал терять времени и тотчас же передал приказ своим офицерам. Он пережил страшные минуты начала атаки, когда суда вели огонь по низколетящим самолетам. Расстрелянные гильзы и раскаленные осколки металла, угрожающе лязгая, перекатывались по палубе «Форт Стайкина», и Найсмит соображал, выдержит ли сталь толщиной почти в сантиметр их удары.

– Видимо, на других судах не знают, что у нас в трюмах? – обратился он к Хендерсону и поморщился от громкого лязга.

– Узнают, если хоть одна из этих железок проломит палубу!

Как только поступила команда поставить дымовую завесу, матросы бросились на корму зажигать дымовые шашки. Ветер дул как раз с кормы, и вскоре тех, кто находился там у 4,7-дюймового орудия, заволокло густым дымом. Огонь пришлось прекратить, задыхающиеся и ослепленные матросы, спотыкаясь, отчаянно ругались.

– Швырни ты наконец за борт эту чертову штуку! – крикнул кто-то. Один из матросов, набрав в легкие побольше воздуха, нырнул в дым и столкнул шашку в воду. Вытирая слезящиеся глаза кто носовым платком, кто рукавом, матросы вернулись к орудию.

А тем временем Найсмиту пришлось пережить еще несколько неприятных минут. Стоя на мостике рядом с Харрисом, он наблюдал за тем, как Хендерсон и еще несколько членов экипажа пытались на баке зажечь вторую дымовую шашку – большую бочку для нефти с завинчивающейся крышкой. Один из матросов отвинтил крышку, а другой, взяв специальную длинную спичку, зажег ее и сунул в отверстие. Однако ничего не произошло. Найсмит нетерпеливо закричал:

– Зажигайте же, Хендерсон, зажигайте!

Матросы зажгли другую спичку. Прошло несколько мгновений, а потом вместо дыма наружу вырвался язык пламени.

Тем временем стемнело. Все суда конвоя зажгли дымовые шашки, на одном лишь «Форт Стайкине» полыхало пламя, и транспорт с боеприпасами превратился в светящуюся мишень. Хендерсон попытался сорвать с головы каску, но ремешок зацепился за ворот шинели. Наконец ему это удалось, и он накрыл каской отверстие в бочке. Через несколько секунд пламя исчезло, появился дым, сначала серый, потом густо-черный и снова серый.

Все это время стрельбы не было слышно. Теперь же на судах снова открыли огонь, и на палубу «Форт Стайкина» опять посыпались осколки. Хендерсон, стоя на открытом месте, чувствовал себя без каски голым. Он схватил ее с бочки, но выронил из рук – так сильно она нагрелась. Каска покатилась по палубе. Найсмит крикнул с мостика:

– И так довольно всякой всячины падает на палубу, а тут еще старпом кидает свою каску!

Шутка капитана разрядила напряжение.

Издав короткое шипение, бочка перестала дымиться. Хендерсон посмотрел, как она упала за борт, и вернулся на мостик, сетуя на то, что прожег себе дыру в шинели.

Наконец вражеские самолеты улетели – вероятно, у них кончилось горючее. Они исчезли в направлении Марселя, не причинив ни одному судну конвоя серьезных повреждений. Судам же удалось сбить пять самолетов. На следующее утро матросы «Форт Стайкина» увидели на трубе соседнего американского судна три силуэта самолета.^[10]

Моряков конвоя удивило то, что немецкие самолеты атаковали хорошо вооруженные суда на такой небольшой высоте. К этому, последнему, этапу войны летчики уже хорошо понимали опасность коробочного аэростатного заграждения, которое могли выставить конвои, и атаковать корабли на такой высоте могли лишь японские летчики-смертники – камикадзе. В итоге моряки решили, что немцы совершили трагическую ошибку. Они летели над морем с намерением застать алжирцев врасплох и сразу же с наступлением темноты атаковать их батареи, летели навстречу заходящему солнцу и из-за его отблесков не заметили конвой, поэтому, чтобы избежать заградительных аэростатов, им пришлось резко набрать высоту.

Ошиблись они или нет, коммодор считал, что в ближайшие дни воздушные атаки могут повториться, и приказал конвою находиться в боевой готовности.^[11]

В ту ночь экипаж «Форт Стайкина» спал, не раздеваясь. Сразу после наступления темноты раздался сильный взрыв и снова зазвучал сигнал тревоги. Кэрнс уже лег спать, но тут же вскочил. Помня предсказания коммодора о новой атаке, он почти не раздевался и не вынимал из карманов вещи, которые захватил с собой в прошлый раз. Поэтому, когда секунд через двадцать зазвучал сигнал тревоги, он уже был готов и бросился в радиорубку, захватив каску и спасательный жилет. На этот раз он выбрал короткий путь – по капитанскому трапу.

Тьма снаружи была кромешная, и он чуть не переломал себе ноги на железных ступенях трапа. Ворвавшись в радиорубку, он увидел, что все улыбаются. Тревога оказалась ложной – взорвался один из аэростатов заграждения…

«Форт Стайкин» – судно, на котором всегда царил порядок. Капитан Найсмит был человеком последовательным, аккуратным и пунктуальным и требовал такой же пунктуальности от других, когда дело касалось ритуала приема пищи в столовой команды и обеденном салоне, который помещался в передней части спардека. В тот день, когда судно вошло в Средиземное море, сам Найсмит и его помощники перешли на летнюю, белую, форму одежды. Дважды в неделю он в сопровождении старпома и старшего стюарда проводил на судне инспекции, тщательно осматривая каюты, не забывал заглядывать даже под ковры, чтобы убедиться, что под них в спешке не замели мусор.

Тем не менее, Найсмит был готов всегда прийти на помощь, к своим помощникам и команде относился дружелюбно. Кэрнс вскоре сам убедился в его доброте. С неведением человека, впервые вышедшего в море, Кэрнс поначалу неумышленно забредал в святая святых – на капитанскую палубу, находящуюся ниже мостика. На третий раз он там столкнулся с капитаном. Тот повел себя весьма тактично, осторожно намекнув Кэрнсу, что эта небольшая часть судна – его «вотчина».

Кэрнс и второй радист Джеймс Патерсон, полные юношеского энтузиазма, в свободное от вахты время проводили на мостике немало часов. Благодаря Найсмиту и веселому старпому Хендерсону они каждый раз узнавали что-нибудь новое из морской практики и навигации, из судовой жизни. Ни Найсмит, ни Хендерсон никогда не пытались уклониться от многочисленных вопросов, которые задавали молодые радисты. Капитан понимал – от внимания впередсмотрящих зависит безопасность перехода, и чем больше молодых острых глаз, тем лучше для судна.

Казалось, Найсмит прилагал все усилия, чтобы молодые офицеры чувствовали себя непринужденно. Патерсон и Кэрнс были ответственными за судовую библиотеку, и дважды в неделю капитан наведывался к ним в каюту обменять книгу.

– Ну, радисты, читали последнее время что-нибудь интересное? – спрашивал он. В свободное от мостика время Найсмит у себя в каюте читал свои любимые детективы типа «Кто убийца?»…

У юга Сицилии большая часть кораблей конвоя повернула к северу: двенадцать судов, среди которых был и «Форт Стайкин», продолжили свой путь в Порт-Саид. Зайдя в Суэцкий канал, «Форт Стайкин» отдал якорь в Порт-Тауфике. С ошвартованных по его борту барж был принят уголь. Здесь команда рассталась с безбилетным пассажиром, который отправился на поиски новых приключений. Найсмит сделал запись в судовом журнале: «Джон О'Хэйр высажен на берег и передан в руки полиции Египта». Запись была датирована 27 февраля. Пока грузили уголь, вокруг судна собрались толпы нищих, которые вылавливали из воды куски хлеба, брошенные матросами.

Приняв бункер, «Форт Стайкин» взял курс на Аден. Когда судно вышло в Красное море, Найсмит решил сделать калибровку радиопеленгаторов и заодно определить остаточную магнитную девиацию. Для этого судно должно было сделать две-три циркуляции, взяв пеленги по береговым ориентирам, а радисты тем временем проверяли точность работы радиопеленгатора. Матрос Джордж Грегори, тот, что падал с мостика, стоял у штурвала. Он думал, как непохожа эта циркуляция на безумный, полный тревог переход через Средиземное море, который они пережили всего несколько дней назад. «Это напоминает воскресную прогулку по озеру в нашем парке», – радостно думал он. Родом Грегори был из Блэкберна в графстве Ланкашир.

Выверив компасы, «Форт Стайкин» направился в Аден для пополнения запасов. В Адене судно стояло всего несколько часов. Пока шла погрузка угля, моряки искупались в зеленоватой воде залива.

В тот же день пароход «Форт Стайкин», получив дальнейшие инструкции, вместе с пароходом «Сити оф Эксетер» снялся с якоря. Вскоре суда расстались: «Сити оф Эксетер» пошел прямым ходом в Бомбей, а «Форт Стайкин» – через Аравийское море в Карачи.

Date: 2015-07-22; view: 333; Нарушение авторских прав