Глава VIII. Последняя ночь абрека Вары

Чеченцев, как своих врагов, мы старались всеми мерами унижать и даже их достоинства обращать в недостатки. Мы их считали народом до крайности непостоянным, легковерным, коварным и вероломным потому, что они не хотели исполнять наших требований, несообразных с их понятиями, нравами, обычаями и образом жизни. Мы их так порочили потому только, что они не хотели плясать под нашу дудку, звуки которой были для них слишком жестки и оглушительны…

Генерал М.Я. Ольшевский

Приближалась холодная зима. Уж давно покрылся снегом Чеберлоевский хребет, а теперь и подножия гор за ночь выстилало белым инеем.

Холодно и тоскливо в голых лесах.

Холодно в древних каменных башнях, сырых пещерах.

Но у абреков других пристанищ нет. Одежда их обветшала настолько, что продувается насквозь, словно сито. Даже от грубой постели отвыкли абреки. Сегодня они здесь, завтра там.

В других башнях, в других пещерах. Только все они одинаковы:

холодные и мрачные. Люди зазывают абреков в аулы, оказывают им посильную помощь. Но абреки боятся останавливаться там.

Во-первых, если власти узнают, что абреки ночевали в каком-то ауле, то жителей его сурово наказывают. Во-вторых, теперь в аулах немало подлецов, явных или тайных царских прислужников, всегда готовых бежать с доносом к властям. Генерал же Туманов обещал за голову Вары пять тысяч рублей награды. Предатели посчитали такую сумму за голову знаменитого абрека оскорбительно низкой, на что генерал Туманов возразил, дескать, царь за голову самого Шамиля предложил всего десять тысяч. Что такое пять тысяч рублей, если царские власти за один только день сдирают с Чечни более десяти тысяч? С аула, на территории которого найден труп убитого царского прислужника, взымается штраф в тысячу рублей. Вора или просто подозреваемого в воровстве, независимо даже от того, виновен он или нет, без суда отправляют на каторгу в холодную Сибирь.

Его же аульчан заставляют возмещать убытки от якобы похищенного им добра в пятикратном размере. Даже в том случае, если нет явных улик. Лишь бы был след на территории аула. А ведь дни без убийств или краж выпадают редко. У Туманова много денег. Очень много. А давать за захват грозного Вары — живого или мертвого — всего каких-то пять тысяч рублей… Что ж, пусть ждет… Сперва он обещал тысячу, теперь сумма достигла пяти тысяч. Пусть цена за голову Вары повысится до десяти и сравняется со стоимостью головы Шамиля. А мы пока потерпим.

Ведь не случайно говорят, что Бог любит терпеливых…

Вот так думают вероломные враги Вары, а значит, и враги народа.

Сегодня Вара, как это ни опасно для его жизни, идет в аул. Его семья живет в Малых Атагах. Вернее, еще находилась там два-три дня назад. И она должна быть там, если непредвиденные обстоятельства или опасность не заставили ее перебраться в другое место. Давно Вара не видел своей жены и детей. Давно он не был в родном ауле. Ему до смерти надоело, уподобившись голодному волку, скитаться по лесам и горам. Но и вернуться в родной дом уже нельзя. Он не сможет помириться с царскими властями.

Почему?

Ответ короткий: Варе, как и всему народу, нужна свобода. Ему тоже хочется, чтобы его родные горы были никому не подвластны.

Варе, как и всем, не хочется надевать на шею царское ярмо, быть рабом. Вот почему в течение восьмидесяти лет проливается кровь горцев и кровь тех, кто идет с оружием в руках на их родную землю. Никакой падишах, никакой инарла не имеет права вторгнуться в дом Вары, изгнать из него семью и стать в нем хозяином. А тем более — лишить народа, земли, отобрать у него свободу. Ведь ни Вара, ни его отец, ни его предки, да и весь его народ в целом никогда не вторгались в чужие страны, на чужие земли, не лишали свободы других людей, другие народы.

Пока царские инарлы не пришли сюда, в горы, его предки жили тихо и спокойно. Мирно обрабатывали свои клочки земли, а кровь проливали только на охоте, добывая себе пищу, и всегда радушно принимали любых гостей.

Варе — пятьдесят. Он родился в войну и всю свою жизнь видел войну. Кровь. Пламя. Стоны. Крики. Варе не дали жить в своем собственном доме. Ему сказали: "Не ты хозяин этого дома, а мы". И тогда Вара взял в руки дедовское оружие. Но у Вары не хватило сил отстоять свой дом от царских инарлов, пришедших издалека и бесцеремонно расположившихся в нем, как в своем собственном.

Силен русский падишах. Не счесть его войска. И Вара не справился с ним. Как, впрочем, и его предки. Но Вара уверен, что рано или поздно народ отстоит свою независимость. Все надежды возлагаются на собственные смелость и мужество, на беспредельную любовь и верность родине, на густые леса и суровые горы родного края.

К сожалению, лишь смелости и мужества, беспредельной любви и верности родине оказалось недостаточно, чтобы устоять перед огромной силой могущественного падишаха.

В течение восьмидесяти лет сжигаются и разоряются аулы. Народ гибнет на войне. Вместо того, чтобы из года в год расти, народ с каждым годом приближается к вымиранию. Во главе с Бойсангуром, Атаби и Уммой народ последний раз вступил в смертельную схватку с царской властью, но и в этот раз его восстание жестоко подавили. Враг одержал очередную победу. И у народа уже нет сил вернуть себе землю и свободу. Такая сила осталась только у Аллаха. Устаз обездоленных Киши-Хаджи призывал народ возложить все свои надежды на Бога. Вара верил устазу. Верил устазу и весь отчаявшийся люд. Старики, женщины и дети. Верили в то, что Аллах вернет им отторгнутое — землю и свободу. Ибо устаз говорит им: оставьте оружие, не прибегайте к насилию. Обратите свои взоры к Богу. Молитесь ему днем и ночью. Только он может низвергнуть поработителей, дать народу свободу и установить справедливость.

Но инарла Туман арестовал Кунту-Хаджи и бросил его в тюрьму Солжа-Калы. Мюриды собрались просить инарлу выпустить их устаза, ибо некоторые улемы говорили, что если они обратятся к инарле, то Аллах подскажет ему, чтоб он возвратил им их устаза. Солтамурад и его соратники противились всей этой затее. Маккал утверждал, что если Киши-Хаджи находится в руках Аллаха, то он и сам сможет освободить его без вмешательства инарлы. Поскольку же Кунта-Хаджи находится в тюрьме падишаха, то никакие их молитвы, просьбы и жалобы не откроют перед ним железные двери. Маккал утверждал также, что подобное шествие лишь нанесет непоправимый ущерб их главному делу — борьбе за свободу.

Вара был набожным человеком. Поэтому он не поддержал своих боевых товарищей и пошел за улемами. Во время шествия Вара находился в первых рядах толпы, которая направилась к инарле с просьбой вернуть устаза. Впервые за всю свою сознательную жизнь Вара был без оружия. Он держал в руках мирный голубой значок и громко взывал к помощи всемогущего Аллаха, когда направлялся к редуту. Но с крепостных стен своими круглыми черными жерлами на него смотрели грозные пушки, рядом с которыми, держа в руках наготове дымящиеся фитили, стояли рослые солдаты. Перед крепостными стенами ровными, словно вкопанными рядами стояли пехота и кавалерия. Под холодными лучами зимнего солнца ослепительно сверкали их острые штыки и оголенные шашки. Взволнованно фыркали боевые кони.

Вместе с несколькими тысячами человек, громко призывая на помощь Аллаха, пророка и своего устаза, безоружный Вара шел на эту грозную, ощетинившуюся силу. Вара верил, что и Аллах, и пророк, и их устаз немедленно окажут им помощь, защитят от столь грозного врага. Ведь именно в этом убеждали улемы людей.

Они прямо сказали, что в эти критические минуты Аллах, пророк, ангелы и все святые придут к ним, а порох гяуров превратится в пыль.

Вара поверил. Поэтому и шел без оглядки, уверенно и спокойно.

На самом же деле, на помощь к ним никто не пришел, и порох гяуров не превратился в пыль. Как и все предыдущие восемьдесят лет, ружья и пушки стреляли исправно, извергая смертельный огонь. Правда, тот день отличался от предыдущих: на сей раз навстречу вооруженному до зубов врагу шли безоружные люди — старики, женщины, дети…

Вот в тот памятный день Вара и потерял свою веру во всех и во все, даже в справедливость Всевышнего. Вара убедился в том, что народ его оказался бессильным. Но неужели и ему, и его детям, и его потомкам придется извечно влачить позорную рабскую жизнь? Терпеть поработителя в собственном доме?

Неужели придется спокойно смотреть на могилы отцов, братьев и сыновей, погибших, защищая родные очаги и поруганную родину, не склоняясь перед убийцами, которые теперь чувствуют себя здесь хозяевами?

Нет! Нет и нет! Пусть Вара не смог победить врага, но не покорится ему. Он вступит с ним в единоборство и будет лично мстить тем, кто принес горе его несчастному народу.

Вара оставил дом, семью, родное село и стал абреком. Именно он, Вара, атагинский Вара, первым вступил на тропу народных мстителей и стал первой восходящей звездой знаменитого впоследствии чеченского абречества.

Вара был беспощаден. Он мстил теперь уже своим личным врагам, невзирая на их национальную и религиозную принадлежность.

Отбирал их имущество и раздавал бедным горцам. Он забирался за Терек и в Сальские степи, совершал набеги на аулы и на военные гарнизоны, устраивал засады в лесах и ущельях. Везде и всюду у него имелись верные друзья: в казачьих станицах, в горах Грузии, Дагестана и Осетии. Но там же были и смертельные враги. Вара стал широко известным предводителем неуловимого, невидимого, но многочисленного войска мстителей, защитников бедняков не только своего, но и соседних народов, которые оказались под пятой царских властей и их местных холуев.

После шалинской бойни чеченские предводители разделились на два лагеря. Часть высшего духовенства засела в Автурах. Она склонялась к миру с царскими войсками. Причем не без вознаграждения…

От этой части откололись, обосновавшись в Беное, такие боевые вожди Ичкерии, как Солта-Мурад, Шоип, Дада, Маккал, Берс, Арзу. Вара примкнул к беноевцам, однако прошлым летом они вызвали его в Беной и категорически запретили ему убивать царских хакимов-начальников. Они пытались объяснить Варе, что таким путем всех хакимов не уничтожить. На место убитого присылают другого, еще более жестокого. Но за каждого убитого Варой в Сибирь отправляют десятки невинных людей, а с аулов взымаются огромные штрафы. Им же сейчас дорог каждый воин, а потому ссылка в Сибирь и карательные меры в аулах со стороны властей наносят невосполнимый ущерб делу готовящегося восстания. Они просили Вару понять это. Если же он, Вара, не захочет подчиниться Совету, то им придется принять решительные меры. Ведь Вара клялся на Коране, что будет подчиняться Совету.

Нет, Вара не забыл клятву, данную им позапрошлой зимой в Беное, на очередном сходе. Вслед за Маккалом он повторял тогда слова этой клятвы:

— На этом священном Коране, ниспосланном Аллахом через своего пророка Мухаммада, я клятвенно утверждаю, что явился на Совет с чистой совестью, с твердым решением до последнего дыхания бороться за дело свободы, за освобождение поруганной родины.

Я клянусь не разглашать увиденное и услышанное здесь, сохранять тайну. Я клянусь беспрекословно подчиняться воле тех людей, которые поставлены надо мною, если их решения не идут вразрез с интересами моего народа, моей чести. Если я нарушу данную клятву, пусть мои товарищи совершат надо мною самый суровый суд, вплоть до смертной казни. Аминь!

После той клятвы мысли Вары несколько изменились. Оказывается, зло может завладеть и добрым сердцем. Завладело же оно сердцем Вары. Зло сеял не он, а жестокая царская власть. До сих пор покрыты сажей дома, сожженные царскими войсками. Не успели зарасти травой могилы погибших. Не успели затянуться раны на телах оставшихся в живых. Но каждый день их, живых, продолжает угнетать несправедливая царская власть.

Вара и сотни тысяч других людей с радостью согласились бы жить мирно. Но зачем им такой мир, при котором их дети умирают от голода? Как могут они жить мирно, если у них отняли самые плодородные равнинные земли, а самих загнали в болотистые леса и в каменистые горы, где они вынуждены искать клочки земли и засевать их кукурузой. Но урожая с этих клочков не хватает даже до середины зимы. Как же кормить, одевать и обувать своих детей? Для того чтобы купить зерно, одежду и обувь, нужны деньги. А откуда их взять? Раньше предки скот содержали летом на горных пастбищах, а зимой на равнине.

Теперь и скот содержать нельзя, так как равнинные земли им уже не принадлежат. Есть пять реальных путей: торговать лесом, батрачить у богатых, воровать и грабить, попрошайничать и, наконец, умирать от голода.

Леса много. Но на месте никто не купит. А как везти его в Солжа-Калу, Орза-Калу[72], Чехкари, Кизляр? На собственном горбу?

Редко у кого есть пара быков или буйволов. Батрачить и работать на богатых вообще никто не согласится. Ведь они — кровные враги. Они — виновники всех их бед. Они нажили свое богатство на несчастье народа.

Кроме того, никому не разрешен свободный выезд и въезд в города, чтобы поискать себе работу, сбыть товары или сделать покупки. Для выезда и въезда требуется особый билет, выдаваемый приставом, наибом или старшиной. И если остановят где-нибудь без такого билета, то берегись! Мигом очутишься в каталажке. Вот такие порядки. Кстати, этот клочок бумаги, называемый билетом, ты не получишь без взятки. В городе работы много, но простому чеченцу жить в нем не разрешено.

Нет, просить милостыню Вара не собирался. У чеченцев и нищенство, и батрачество считаются равным позором. Но и умирать от голода Вара не желает. Что же ему остается? На такие случаи люди избрали последний путь — грабеж. У равнинных богачей много скота. И прочее свое богатство они нажили не честным трудом, а за счет чеченского народа. Потому невелик грех грабить грабителей и предателей. К тому же обирать некоторых мулл — дело даже богоугодное. Ведь за помощь инарле Туману в шалинской бойне не только чеченские офицеры, но и некоторые муллы получили в награду от падишаха медали и земли.

Сам Вара уже не верит многим из них. Шариат они теперь толкуют в угоду властям. Если лет десять назад они говорили, что все гяуры — враги Аллаха и всех мусульман, то теперь падишаха и его ставленников от этих врагов они отделили. Сейчас они утверждают, что падишах — сардар Бога на земле, а все его хакимы управляют людьми по воле Всевышнего. Тот же, кто пойдет против падишаха, его хакимов и имущих, непременно сгорит в пламени ада. Тем муллам говорить легко. Но Вару они не проведут. Он уже убедился в том, что все имущие лгут, что они скрытые враги таким беднякам, как Вара.

Этим-то кровопийцам и мстят абреки, которыми полны чеченские леса. Но, с другой стороны, борьба одиночек и суровая лесная жизнь продлятся не вечно. Не могут же они все время скрываться в лесах и горах, подобно диким зверям? Кроме того, Вара уже несколько раз получал из Ичкерии строгие предупреждения о том, что если он не прекратит свою борьбу против властей, то Совет совершит над ним суд, как над нарушителем клятвы на Коране.

"Что ни говори, а Совет умнее меня, — думает Вара. — Маккал, хотя и молодой, но он один из самых образованных улемов в Чечне. Берс учился в Петербурге, хорошо знает науки и обычаи урусов. Оба они честные и благородные люди. Солта-Мурад, Арзу, Шоип, Дада и другие — прекрасные воины и мужественные предводители, которых народ уважает и любит. Куда я денусь от них? И не может быть, чтобы все они были глупее меня, а я один умнее всех их".

* * *

Вара остановился над левым берегом стремительного Аргуна и долго смотрел на родное село. Его настороженный слух ловил малейший шорох. Много врагов у Вары. Самый опасный из них -

Гудантов Мудар из Чеберлоя. Эта вероломная собака является старшиной Чеберлоя, потому и власти на его стороне. Вара убил брата Мудара, такого же жестокого и такого же вероломного.

Мудар давно преследует Вару, но никак не может схватить.

Быстрый Аргун бешено бьется о крутые скальные берега. Но после выхода на равнину воды его становятся тихими и послушными. Как похож человек на эту горную неукротимую реку. В молодости своей он так же бурно пробивается к жизненным просторам, а перевалив за сорок, смиряется нравом, становится более степенным, не шумит и не бурлит. Иногда лишь услышишь его кашель да старческие стоны. Потом и они исчезают, а человек тихо уходит в мир иной… Взгляд Вары задержался на тусклом свете оконца в нижнем конце аула. В том доме, где горит этот огонек, живет его друг Вагин Паша. Он абрек тайный, но всегда помогает ему, а иногда по ночам совершает вместе с ним дерзкие набеги. Вара был уверен, что хорошо знает своего друга. Но Вара ошибался. Он не знал, что его друг, Вагин Паша, за золото уже продался Мудару. Не знал он и о том, что сегодня ночью, как только Вара войдет в его дом, Паша отправит к Мудару всадника, а Мудар приведет из Чахкари отряд казаков. Не мог знать Вара и о том, что после трехчасового боя, когда кончатся у него порох и пули, вынет он кинжал и, громко читая ясин[73], бросится на врагов, а те изрешетят его пулями, растерзают его на куски…

Нет, далекими от такого поворота были его мысли. Он думал, что скоро увидит свою семью, отчего в душе становилось так тепло. Мысленно он уже ласкал младшую дочурку Веди и даже ощущал, как он теребит ее мягкие черные кудри, а она улыбается ему, обнимая своими маленькими ручонками его колючую морщинистую шею. У него было трое дочерей, а вот сына Аллах ему не сохранил, и после него, Вары, в семье не останется мужчины, продолжателя его рода. Кто же после его смерти позаботится о женщинах? Ведь идет страшная молва, что скоро всех мужчин заберут в солдаты и сделают из них гяуров, которые будут глумиться над женщинами…

А ведь был, был у Вары сын, первенец. Но погиб он в бою шесть лет назад. Молодой, стройный, смелый, красивый. Пал Лечи в Ичкерийских лесах… Даже жениться не успел…

Неужели же жизнь всегда будет такой горькой и состоять только из потерь? Или у падишаха, его инарлов и хакимов нет собственных родителей, детей, жен и сестер? Или они просто не любят их, думают, что и Вара не способен любить своих детей и близких. Может, в груди царских хакимов вместо сердец камни?

Зачем, зачем они проливают слезы чеченских отцов и матерей?

Не первый раз задумывался Вара над этими вопросами. Они мучили его много лет.

Вара тихо тронул поводья. Конь понял всадника, вошел в бурный Аргун, разрезая реку своей мощной грудью, потом, перейдя на противоположный берег, остановился на мгновение, стряхивая с себя холодную воду.

Вара направил коня к аулу. Рука его лежала на рукояти пистолета, засунутого за пояс, а глаза по-волчьи бегали, вглядываясь в темноту. Мысли же по-прежнему были заняты семьей. Через несколько минут он увидит жену, детей. А через пять месяцев, возможно, придет конец и всем этим мучениям.

Чеченцы готовятся весной переселяться в Турцию. Со своей семьей Вара хотел отправиться в первой же группе переселенцев.

В этом ему должен был помочь Успанов Сайдулла. В былые времена они были друзьями. Все последние двадцать лет неразлучно сражались бок о бок против войска падишаха. Сайдулла стал большим наибом, а теперь сделался и хакимом падишаха.

Удивительное дело: многие из тех, кому было хорошо при Шамиле, отлично устроились и при падишахе. Некоторые наибы и муллы Шамиля сделались хакимами при власти гяуров. У них большое жалованье, много земли и скота. А горемыки, вроде Вары, и при Шамиле были обездоленными, и сейчас остались такими же. Может, в Турции найдутся для них мир, спокойствие да кусок хлеба.

Говорят, там, при мусульманском падишахе, будет лучше. Поедем, посмотрим. Здесь положение безвыходное. Во всяком случае, хуже, чем здесь, не будет. Не должно быть…

С этими думами и вошел Вара во двор Вагина Паши, не подозревая, что не увидит даже восхода солнца…