Стиль жизни Гитлера, его окружение, распорядок дня и методы работы

Первые задания Гитлер дал мне в Берлине. Я увидел теперь, как шла при нем жизнь в Имперской канцелярии и в квартире фюрера. До начала войны никаких существенных изменений в этом отношении не произошло. Штандарты фюрера на крыше Имперской канцелярии, а также приход и уход посетителей были несомненным знаком его присутствия.

Нижние помещения квартиры фюрера представляли собой удачное сочетание репрезентативности и домовитости. Здесь все соответствовало одно другому. Обычно Гитлер принимал посетителей – имперских министров, послов, генералов, деятелей искусства, господ из сферы хозяйства, порой и своих родственников, а также известные и дружественные ему семьи (такие, например, как Вагнеры и фрау Троост) – в музыкальном салоне. Визиты приходились по большей мере на время чаепития и редко когда длились больше часа. Музыкальный салон служил и для просмотра кинофильмов.

В курительной же комнате собирались гости Гитлера, приглашенные на чай, обед или ужин. Он любил заканчивать день сидя после просмотра фильма со своими гостями и сопровождающими его лицами у камина. Из курительной можно было пройти в столовую, а оттуда – в Зимний сад и через него в тот зал, в котором устраивались государственные банкеты.

Зимний сад – примерно 25‑30 метров длиной и 8‑10 метров шириной с длинным фронтом окон, выходящих в сторону парка, – использовался Гитлером больше, чем остальные помещения. Широкие ковровые дорожки вели от столовой к выходу в парк в конце Зимнего сада. По этим дорожкам Гитлер имел обыкновение прохаживаться взад‑вперед со своими собеседниками, чаще всего ими бывали Геринг, Гесс{50} и Геббельс{51}. С Герингам такой разговор мог продолжаться три часа, а то и дольше. Со временем, когда военные проблемы все больше начинали выдвигаться на передний план, военные адъютанты зачастую становились невольными спутниками Гитлера на таких «прогулках».

На верхнем этаже квартиры фюрера можно было через устланную красным велюровым ковром прихожую пройти в личные апартаменты Гитлера. Они состояли из библиотеки, гостиной, спальни и ванной. Рядом с помещением для охраны была оставлена небольшая комната для Евы Браун{52}. Далее располагались комната для слуг и небольшая буфетная. Из прихожей через не очень большой холл путь вел в боковое крыло, где находились помещения для гитлеровских секретарш и машинисток фюрера, а тремя ступенями, ведущими вниз, можно было спуститься к комнатам адъютантов. Здесь имели свои помещения также имперский шеф печати д‑р Отто Дитрих{53} и командир эсэсовского полка личной охраны Гитлера обергруппенфюрер СС Зепп Дитрих{54}. Оба они принадлежали к самому узкому кругу тех сотрудников, от которых требовалось быть досягаемыми для Гитлера и днем, и ночью.

По другую сторону верхнего холла перед покоями Гитлера находилась маленькая, предназначенная лишь для личного пользования приватная столовая. Отсюда можно было проследовать в Большой зал заседаний в центральной части пале. В период войны, когда зал был оборудован для обсуждения обстановки на фронтах, Гитлер пользовался этим проходом постоянно. Таковы были помещения, в которых было суждено пройти ближайшим годам моей жизни.

Постепенно я знакомился с теми людьми, с которыми мне потом приходилось иметь дело чаще всего. Шеф‑адъютантом и одновременно начальником «Личной адъютантуры фюрера» был обергруппенфюрер СА Вильгельм Брукнер, охотно помогавший мне и ставший для меня дружелюбным советчиком. Он служил офицером еще в Первую мировую войну. У меня установился с ним особенно хороший и дружеский контакт, который распространился и на наших жен, все больше приобретая личный характер. Что касается бригаденфюрера СС Юлиуса Шауба, то он был выдвинут на должность адъютанта из состава сопровождавшей фюрера команды безопасности. Оба они примкнули к Гитлеру еще до 1923 г. и вместе с ним отбывали тюремное заключение в Ландсберге.

Еще один адъютант, гауптман в отставке Фриц Видеман{55}. В Первую мировую войну был начальником ефрейтора‑вестового Адольфа Гитлера. После войны он тщетно добивался зачисления в рейхсвер. Услышав, что Видеман ищет себе подходящее занятие, Гитлер, хорошо помнивший его, предложил ему должность своего третьего личного адъютанта.

К тому времени Видеман имел чин бригаденфюрера НСКК{56}. Контакт с ним я установил легко.

Четвертый адъютант, Альберт Борман, доводился младшим братом рейхсляйтеру Мартину Борману{57}, тоже был «старым борцом» и имел теперь высокий чин в том же НСКК. Курьезно, что оба брата друг с другом не разговаривали, хотя часто встречались, сопровождая фюрера, или же сидели за одним столом. Поводом для ссоры, как говорили, служило то, что рейхсляйтер не признавал женитьбы младшего брата. С течением времени мне казалось это тем более удивительным, поскольку послуживший яблоком раздора брак позже распался.

Как шеф личной адыотантуры, Брукнер распределял и контролировал служебные обязанности сотрудников узкого штаба фюрера, но начальником ее он все же не был. Почти все подчинялись непосредственно Гитлеру. В первую очередь это относилось к секретаршам и врачам – профессорам д‑ру Карлу Брандту, д‑ру Гансу‑Карлу фон Хассельбаху, д‑ру Хазе и д‑ру Тео Мореллю{58}.

Весьма крупную роль как непосредственный подчиненный Гитлера, к тому же необычайно любимый им, играл упомянутый выше обергруппенфюрер СС Зепп Дитрих. Он являлся не только командиром лейб‑полка охраны Гитлера, но и начальником команды сопровождения фюрера и таким образом – главным лицом, ответственным за его безопасность. Это был тип рубаки, служившего образцом верности и надежности. Зепп Дитрих без обиняков и, не стесняясь в выражениях, высказывал любому, в том числе и Гитлеру, свое мнение, причем в форме предельно четкой, но не оскорбительной. Был он человек скорее простой, чем образованный, но обладал здравым умом, и все уважали его именно за такой склад характера.

Далее к штабу Гитлера принадлежали «домашний интендант» Каннеберг, пилот самолета фюрера Ганс Баур, его водитель Эрих Кемпка{59} и другие личные шоферы, начальники команд сопровождения Геше и Шедле, а также начальники команды уголовной полиции Раттенхубер и Хегль. Особое положение занимали его камердинеры: Карл Краузе, Гейнц Линге, Ганс Юнге, а позднее дополнительно Бусман и Арндт. Краузе пришел в 1934 г. из военно‑морского флота, между тем как другие принадлежали к полку «Адольф Гитлер». Одновременно несли службу два камердинера. С самого пробуждения Гитлера до пожелания ему «спокойной ночи» один из них был обязан постоянно находиться поблизости и явиться по первому же его знаку. Краузе в 1940 г. вернулся во флот, а Юнге погиб после откомандирования в полк личной охраны.

Хочу особо сказать о двух лицах: рейхсляйтере Отто Дитрихе как имперском шефе прессы и о Мартине Бормане. Дитрих, соответственно своей должности, отвечал за непрерывное информирование Гитлера о самых последних сообщениях печати всего мира. Он или его секретарь должны были всегда находиться под рукой. Мартин Борман до 1941 г. являлся связным между Гитлером и Гессом. Позднее он как секретарь Гитлера и начальник Партийной канцелярии был подключен и к вопросам государственного руководства. Оба рейхсляйтера не принадлежали к личному штабу Гитлера, но постоянно находились в его окружении.

Этот круг лиц существовал исключительно для служебного обслуживания Гитлера. Все жили совместной с ним жизнью, будь то в Берлине, Мюнхене, на горе Оберзальцберг, в поездках или позже, во время войны, в Ставке фюрера. Для этого круга, включая военных адъютантов, Гитлер был «шеф». Внешне выглядевший большим, личный состав его штаба для расписанной строго по часам службы был скорее мал. Служебное время каждого в отдельности не ограничивалось 8 часами, для некоторых сотрудников рабочий день длился от 14 до 16 часов. Несмотря на эту перегрузку еще в мирное время, число их до конца войны не изменилось. Этот столь различный по своему составу штаб как в мирное, так и военное время функционировал весьма хорошо и бесперебойно, а методы его работы себя вполне оправдывали. Но опасность параллелизма все же существовала. Каждый чувствовал себя подчиненным одному Гитлеру и ответственным только перед ним самим.

Распорядок дня Гитлера определял и наш. Работа с ним шла почти непринужденно. В обращении со своим штабом он был любезен и корректен. Когда фюрер находился в Берлине, мы собирались около 10 часов утра в нашем бюро в Имперской канцелярии. Обычно Гитлер раньше этого времени из своих апартаментов не выходил. Прежде всего нам, адъютантам, предоставлялась возможность задать вопросы, и Гитлер давал нам свои первые указания или же сам ставил вопросы, которые возникали у него при ночном чтении огромного числа документов, а также сообщений зарубежной прессы. Страдая бессонницей, Гитлер работал особенно много по ночам. Он говорил, что тогда у него есть покой для размышлений. Время до обеда заполнялось различными совещаниями и обсуждениями, они должны были заканчиваться до 14 часов, но чаще затягивались. Соответственно отодвигалось и время обеда, иногда на час‑два, а порой и больше.

За едой Гитлер в эти первые дни августа 1937 г. подробно рассказывал о своих впечатлениях от певческого праздника в Бреслау{60} и взволновавших его выступлениях австрийских народных ансамблей.

Они, несомненно, произвели на него неизгладимое впечатление. Однако в таких высказываниях фюрер был осторожен и выбирал выражения, подходящие для данного круга слушателей. Он сознательно и с большой охотой обсуждал какую‑либо тему, когда с определенной целью хотел высказать свое мнение одному или нескольким застольным гостям. Порой Гитлер говорил только сам, а бывало, возникала и оживленная дискуссия – например, когда Геббельс в своей циничной манере пытался загнать гостя в угол. Фюрер с интересом прислушивался к спору, радуясь этой словесной схватке и ее исходу.

Беседы за столом{61} бывали иногда весьма интересными и захватывающими, но иногда и очень скучными. Для тех, кто присутствовал на этих трапезах регулярно, кое‑что звучало повторением, а кто, может быть, раз в год, – «откровением». Насчет действительного содержания приписываемых Гитлеру высказываний в таких случаях у меня есть собственное мнение. Мне приходилось сталкиваться со многими фальшивыми воспроизведениями высказываний якобы из уст фюрера, но на самом деле являющимися вымыслами кого‑нибудь из тех, кто «был при сем», однако остался далек от подлинного содержания беседы.

После обеда следовали дальнейшие назначенные встречи. Если собеседником Гитлера был офицер или генерал, адъютант по соответствующему виду вооруженных сил был обязан находиться поблизости. Для остальных адьютантов рабочий день на этом заканчивался. Только дежурный военный адъютант оставался до тех пор, пока фюрер ночью не уйдет к себе. Гитлер имел также привычку к вечеру тоже на время удаляться в свои апартаменты, чтобы почитать или отдохнуть. При хорошей погоде он охотно совершал прогулку по парку Имперской канцелярии.

Днем Гитлер никогда за письменным столом не работал, если только не приходилось срочно подписывать документы. Но и при этом предпочитал долго не засиживаться. Этот несколько своеобразный стиль, при котором фюрер избегал письменных заявлений о намерениях или указаний, заставлял его окружение, а именно адъютантов, выполнять странную функцию посредников. Мы получали приказы и распоряжения устно, а затем зачастую должны были записывать их, чтобы превратить в указания. Эта «передача приказов» происходила, как правило, без потери времени. Порой такие устные указания бывали плодом его интуиции в данную минуту, незрелыми идеями. Неправильная их интерпретация или передача могла иметь тяжелые последствия. На этой почве в случае недоразумения или утрирования намерений Гитлера и мог почти сам по себе возникать столь типичный для Третьего рейха вопрос: «А фюрер об этом знал?».

В этом заключался имевший решающее значение недостаток всей правительственной системы. Никто не мог потом с уверенностью сказать, чего же Гитлер хотел или что именно он имел в виду, когда давал то или иное устное распоряжение, поскольку его первоначальная «инициатива» прошла через несколько рук. Ужин, если программа не предполагала никакого визита или мероприятия в городе, назначался на 20 часов. Обычно вечерний круг бывал уже, чем обеденный. Зачастую даже не были заняты все места за главным столом в столовой. Адъютанты старались найти таких гостей на вечер, которые были бы достаточно разговорчивы и с которыми Гитлер охот но бы беседовал. К этому кругу принадлежали имперский театральный сценограф Бенно фон Арент, профессор Шпеер или же Генрих Гофман{62}; обычно бывал и командир самолета фюрера Баур. Регулярно присутствовали личный и военный адъютанты и один из врачей. Трапеза протекала точно так же, как и днем. Вечером разговоры велись больше на общие темы, чем о политических событиях дня.

Предпочтительными темами для Гитлера являлись история, искусство или наука.

В заключение обычно демонстрировался кинофильм. За ужином слуга клал перед Гитлером список фильмов. В этот список Геббельс вставлял хорошие и интересные иностранные фильмы. Что касается немецких, то зачастую они еще не шли в общедоступных кинотеатрах. Если же в списке значился какой‑нибудь новый киношлягер, то, бывало, вечером появлялся Геббельс, чтобы узнать мнение фюрера о фильме, а иногда и повлиять на это мнение. Фильмы показывали в музыкальном салоне. На просмотре мог присутствовать весь персонал квартиры фюрера, в том числе слуги, горничные, команда сопровождения и ожидающие своих хозяев шоферы гостей.

После просмотра Гитлер отправлялся в курительную ком нату и вместе с гостями и своим штабом располагался у камина. Подавались напитки, по вкусу каждого – от чая до шампанского. Если вечер длился долго, предлагались также печенье и сдоба разных сортов. Вечерняя беседа велась на самые разные темы и на различных уровнях; кончалась она, по большей части, около двух часов ночи. Секретарши Гитлера на обедах и ужинах в Имперской канцелярии не присутствовали. Иначе было на его вилле «Бергхоф» и позже в Ставке фюрера.

Весьма своеобразным являлось воздействие поведения окружения Гитлера и его посетителей на него самого. Мне рассказывали, что в первые годы после овладения властью он держался гораздо свободнее и непринужденнее. Говорили об изменениях в его характере. У меня же возможностей для сравнения не имелось, но я считал, что контакт с ним установить легко. По натуре своей Гитлер отнюдь не был неконтактным, но все зависело от того, как к нему подходили. Он обладал очень тонким чутьем и даром хорошей наблюдательности, позволявшими ему сразу определять, с какой установ кой относились к нему люди, с которыми он встречался на своем пути. Пример – Шпеер и Хоссбах. Разумеется, в окружении фюрера находились и льстецы, и подхалимы, которые к месту и не к месту заискивающе улыбались, но большого влияния на Гитлера они не оказывали. Сильно влиял на его поведение, по‑моему, тот факт, что многие посетители видели его лишь изредка и потому сами держались на удалении от него либо по причине собственной неуверенности или почтительности, либо даже из‑за страха перед ним. Многие же старые партайгеноссен еще «времен борьбы»{63} приходили к нему реже, а потому, хотя и будучи с ним хорошо знакомы, все‑таки величали его «герр Гитлер». Зато появлялись и новые люди, для которых фюрер был недосягаемо высоко стоящим на незримом пьедестале. Параллельно росла и его внешняя сдержанность, причиной чему служило не отсутствие контактности, а углубленная сосредоточенность Гитлера на новых политических и военных идеях и планах. Тем не менее самонадеянные люди, искавшие контакта с ним и открытые по отношению к нему, этот контакт находили.

Нимб, окружавший Гитлера с тех пор, как он принял на себя выполнение задач главы государства, еще больше подчеркивался обращением к нему «мой фюрер!». Невольно напрашивается сравнение с «Вашим величеством» – формулой, резко очерчивающей дистанцию. Правда, такое подобострастие выражение нашего народного характера. «Гражданский кураж» уже давно потерян. К сожалению, за годы моей службы у Гитлера мне приходилось слишком часто видеть это, особенно у старшего поколения, которое не поняло обеих революций{64}, не говоря уже о том, чтобы воспринять их.

Необходимо было твердо противодействовать «коричневому окружению» Гитлера. Именно по собственной инициативе я мало общался с этими людьми и не искал контактов с ними. Но никаких трудностей у меня из‑за этого не возникало. Мы, солдаты, были в гитлеровском окружении аутсайдерами. К нам относились хотя и с уважением, но и с недоверием. Для меня прошло немало времени, пока лед не был сломлен. Как часто меня спрашивали об этом в кругу моих знакомых и друзей! Доверие к Гитлеру было всеобщим, но критика по отношению к так называемому «маленькому Гитлеру» была широко распространенной и небезосновательной.

Пребывание Гитлера в Берлине и Имперской канцелярий определялось его обязанностями рейхсканцлера и главы государства. Насколько это позволяли те времена, он снова уезжал в Мюнхен и Южную Германию. Там он провел и последние дни августа 1937 г. Тогда адъютанты по вооруженным силам еще не сопровождали его в таких поездках. Это имело место лишь от случая к случаю, когда проходили военные совещания, а ездил с Гитлером полковник Хоссбах.