Глава 1. «Звезда жизни»: Армада; Москва; 1996

Эдмонд Мур Гамильтон

Звезда жизни

OCR Хас

«Звезда жизни»: Армада; Москва; 1996

ISBN 5‑7632‑0194‑9

Эдмонд Гамильтон

Звезда жизни

Глава 1

Хаммонд был более одинок, чем кто‑либо из людей со времени сотворения мира. И он был мертв, хотя сердце его еще билось и мозг продолжал работать. Но сам себе он казался мертвецом, погребенным в тесном стальном склепе. Его бледное, как мел, лицо освещалось бликами разноцветных звезд, рассеянных по безбрежному океану космической ночи.

Судьба жестоко посмеялась над Хаммондом. Великая нация стремилась первой достичь Луны. Сотни талантливейших ученых и инженеров, тысячи умелых рабочих в течение нескольких лет напряженно работали над созданием уникального космического корабля. Многие миллионы долларов были потрачены ради одного‑единственного прыжка к Луне – но на самом деле они пошли на самые пышные похороны, которые только знало человечество. И единственным зрителем этого великолепного погребения человека по имени Кирк Хаммонд был он сам!

Он невольно рассмеялся при этой мысли, однако смех получился истеричным. Не так‑то просто примириться с неизбежностью своей гибели…

Зажужжал телетайп – последняя нить, связывающая «Искатель» с Землей. Скоро, очень скоро и она должна порваться… Но пока еще печатающее устройство было живо и, загудев, стало толчками выбрасывать из своего чрева голубую ленту.

«Мыс Канаверал к „Искателю‑19“. Президент США обратился в конгресс с предложением наградить Кирка Хаммонда медалью за личное мужество. Президент добавил: «Нация гордится своим героем». Конец послания».

«Приятно узнать, что я герой, – с усмешкой подумал Хаммонд. – Никогда еще не слышал о героях, которые во время своего подвига просто сидят в кресле и ни черта не делают. И все равно лестно, очень лестно. Только вот президент не совсем верно выразился – ему надо было предложить наградить меня посмертно».

Телетайп вновь застучал, торопливо выплюнув из себя очередную порцию слащавого восхищения.

«Мыс Канаверал к „Искателю‑19“. Весь мир молится за вас, Хаммонд. Во всех церквях люди самых различных вероисповеданий обращаются к Господу с просьбой о вашем спасении. Конец послания».

«Да, пышные выдались похороны, – подумал Хаммонд, закрыв глаза. – Сколько колоколов сегодня звонят в мою честь? Сколько уроков прогуляла ребятня, которую учителя отпустили пораньше из школы по случаю приближающегося траура?»

Забавно, а ведь еще несколько дней назад почти никто не знал какого‑то Хаммонда. Не попади он в такую ужасную ловушку, эмоции миллионов людей были бы куда более прохладными. Ну, облетел вокруг Луны – подумаешь, чудо!.. Зато теперь в искренности чувств жителей десятков стран Земли можно было не сомневаться. Трагический исход полета сделал его, Хаммонда, главной фигурой дня на всех материках.

Переживания самого «героя» были куда более прозаичными. Он чертовски устал. За сто с лишним часов полета тело успело онеметь, а мозг почти отупел от бездействия. Стиснутый в кресле ремнями безопасности, Хаммонд не мог толком шевелиться. Но хуже всего было непроходящее шоковое состояние психики. Слишком много произошло за время после взлета. Сначала – мощный пресс перегрузки, провал в памяти, затем мучительное возвращение к действительности. Борьба с онемевшей правой рукой за то, чтобы она дотянулась до ключа радиопередатчика и выстучала первое послание на Землю: «Все в порядке, я жив». Гром небесный во время отделения второй ступени, повторная потеря сознания, боль во всем теле. Напряженное ожидание третьей вспышки огня за кормой – той, которая выведет космолет на расчетную орбиту. На орбиту, которая должна была опоясать Луну, а затем вернуть его, Кирка Хаммонда, назад к родной планете.

И двигатель сработал, но, увы, чуть раньше расчетного момента. Что‑то случилось с реле времени в системе управления рулевыми дюзами; такое раньше наблюдалось во время запусков первых спутников. «Искатель‑19» полетел прочь от Земли, но не был захвачен гравитационным полем ее вечного спутника. Его траектория почти не изменилась. А это означало…

А это означало, что корабль не выйдет на орбиту вокруг Луны, он будет продолжать свой путь прочь от Земли и через день, и через неделю, и через месяц…

Телетайп вновь застучал, разродившись очередным шедевром из Центра управления полетами:

«Мыс Канаверал к „Искателю‑19“. Хаммонд, вы на две минуты просрочили свой очередной рапорт. Пожалуйста, сообщите о ходе полета».

Хаммонд невесело усмехнулся. Это Джон Виллинг строчит одно послание за другим, сидя за пультом связи на мысе Канаверал. Наверное, он сейчас рыдает кровавыми слезами, но тем не менее изо всех сил пытается представить дело так, будто все идет нормально. А что ему остается?

Хаммонд взглянул на пульт управления, приборы которого добросовестно продолжали выдавать никому не нужную информацию об удалении от Земли, о плотности космической пыли, интенсивности радиации, температуре освещенной и теневой стороны корпуса и другой подобной чепухе. Затем он обернулся назад и увидел покрытый темными пятнами серый череп Луны, обрамленный терновым венцом звезд. Серп сместился в иллюминаторе немного вправо.

Визуально трудно судить, стал ли он за прошедший час меньше, чем прежде, но Хаммонд не тешил себя иллюзиями. Луна осталась далеко позади и через несколько дней превратится в бледное пятно, хотя он этого уже не увидит. Он будет мертв, мертв на все сто процентов, и с этим ничего нельзя поделать.

Взглянув в соседний иллюминатор, Хаммонд увидел бело‑голубой шар Земли. Ни один человек еще не удалялся так далеко от родной планеты, но гордиться этим почему‑то не хотелось. Ведь как ни крути, а ему придется установить еще один рекорд, достойный книги Гиннеса, – умереть на расстоянии многих миллионов миль от дома.

Когда‑то Хаммонд мечтал о славе, о том, что его имя будет у всех на устах… Теперь он с охотой отдал бы все это за то, чтобы хоть раз услышать шорох ночного дождя, многоголосый шум городских улиц, рокот морских волн, пение птиц… Он и не подозревал, что имел так много, пока не настал час все это разом потерять.

Хаммонд с силой сжал кулаки, стараясь унять дрожь в пальцах перед тем, как отправить свое, быть может, последнее послание. Ответ пришел быстро.

«Мыс Канаверал к „Искателю‑19“. Сообщение получено. Не теряйте надежды. Астрономы считают, что гравитационные поля небесных тел могут изменить траекторию корабля и привести его назад к Земле. Конец послания».

Хаммонд горько усмехнулся и вновь положил руку на ключ телетайпа.

«Искатель‑19» к мысу Канаверал. Не стоит подбадривать меня, Виллинг. Я достаточно знаю астрономию. Мои расчеты показывают, что никакие гравитационные поля не могут привести мой корабль к Земле. Конец послания».

Это было, строго говоря, не совсем точно. Космолет со временем вернется к Солнцу по гигантскому эллипсу, подобно многим внутрисистемным кометам. Но произойдет это не раньше, чем через столетие, то есть для него, Хаммонда, – никогда. Запасы воздуха, воды и пищи были рассчитаны на шестидневный полет.

И даже эти шесть дней почти истекли…

«Мыс Канаверал к „Искателю‑19“. Ваш сигнал слабеет. По‑видимому, садятся аккумуляторы передатчика. Вы можете еще несколько часов поддерживать связь с Землей. Что вы хотели бы нам передать? Конец послания».

«Да, – подумал Хаммонд, – мне есть что сказать напоследок. Я хотел бы попросить, чтобы когда‑нибудь меня вытащили из этого стального склепа и перенесли на Землю».

«Искатель» со временем вернется к Солнцу, и тогда люди смогут выслать ему навстречу космолет и устроить достойные похороны неудачливому астронавту. Но это будет нескоро, очень нескоро. Сейчас же земляне столь же беспомощны, как и он сам.

Хаммонд почувствовал, как его начинает захлестывать паника. Этого только не хватало! Совершенно ни к чему, чтобы на станции управления полетами услышали его предсмертные вопли. Он сам напросился на эту работу, отлично зная, насколько она рискованна. Надо встретить конец так, как положено мужчине.

Но Хаммонд не полностью доверял самому себе. Сейчас у него еще хватает сил, однако как он будет вести себя в минуты агонии от удушья? Конечно, он далеко не герой, но и выглядеть трусом в глазах землян ему тоже не хотелось.

С внезапной решимостью Хаммонд стал отстукивать свое последнее послание:

«Искатель‑19» к мысу Канаверал. Запас энергии в аккумуляторах почти исчерпан. Виллинг, не допустите, чтобы моя неудача остановила человечество на его дороге в космос. Счастья и везения тем парням, кто полетит вслед за мной к другим планетам! Конец послания».

Закончив, он заметил, что красная лампочка «радиосвязь» на пульте управления погасла, и вновь откинулся на спинку кресла, весь дрожа от возбуждения.

Все, ниточка, связывающая его с Землей, окончательно порвалась. Теперь уже нет опасности шокировать землян своими воплями и стонами. Пусть они прочтут в утренних газетах его последнее послание и восхитятся мужеством и стойкостью духа своего собрата. Людям нужны герои, так пускай же от нелепой гибели будет хоть такая польза.

Теперь он был абсолютно один.

Хаммонд посмотрел на экран и увидел впереди сияющие россыпи звезд. Там, среди этих холодных равнодушных огней, он и должен умереть – первым и, увы, далеко не последним из астронавтов.

Странно было вспоминать, что еще мальчишкой он кричал от восторга, узнав о запуске первого спутника. Он жил тогда в маленьком городке в штате Огайо и бредил космосом. Впереди были годы упорной учебы в институте, которую он ухитрялся совмещать с занятиями спортом и обучением профессии пилота. Одним из немногих он был отобран в группу подготовки астронавтов, больше года готовился к первому полету вокруг Луны – и ради чего? Чтобы бездарно и бессмысленно погибнуть из‑за неисправности в каком‑то реле времени?

Слава богу, что на Земле не осталось никого, кто бы мог близко к сердцу воспринять весть о его смерти. Родители погибли несколько лет назад в автокатастрофе, и это оказалось решающим фактором, убедившим Виллинга выбрать из нескольких кандидатов именно его, Хаммонда. Что сейчас чувствует старина Джон, вложивший в эту злосчастную экспедицию всю свою душу?

Впрочем, это тоже не имеет значения. Сейчас важно только одно – когда он, Хаммонд, умрет.

Он вновь посмотрел на панель управления. Кислорода осталось всего часа на два, даже если считать небольшой запас в баллонах катапультного устройства. Всего два часа жизни… нет, два часа агонии, ужаса перед неизбежной смертью!

Хотя зачем ждать так долго? К чему испытывать мучительную пытку удушья? Все, что нужно сделать – это слегка приоткрыть люк, и тогда ледяная пустота космоса покончит с ним милосердно, без боли и страданий. Он попросту уснет, уснет навсегда…

Хаммонд расстегнул уже ненужные пояса безопасности и нагнулся к тяжелой рукоятке, управляющей замком люка. Не очень геройский поступок, но люди должны простить ему эту слабость. Он готов был бы бороться за жизнь, но как? Только чудо может спасти его, чудо, в которое он совершенно не верил.

Внезапно в нем проснулась почти уже угасшая жажда жизни. «Не делай этого, не открывай люк! – услышал Хаммонд отчаянный вопль, идущий откуда‑то из глубин подсознания. – Быть может, кто‑то в последний момент прибудет тебе на помощь: бог, дьявол, зеленые пришельцы, кто угодно… Не лишай себя последнего шанса на спасение!»

«Чушь, глупость, – подумал он, вновь закрыв глаза. – Зачем обманывать себя, к чему нелепые попытки уйти от очевидных фактов? Надо задушить в себе этот трусливый голосок».

Нужно быстро и решительно открыть люк, иначе чуть позже он просто не сумеет этого сделать. Что ж, не самая плохая смерть.

Хаммонд в спешке стал поворачивать рычаг, опасаясь, что решимость может вновь покинуть его.

Когда замок звучно щелкнул, открывшись, он нажал на стенку люка. Воздух со свистом вырвался из кабины через образовавшуюся узкую щель. Хаммонд не стал раскрывать его дальше – не хотелось, чтобы взрывная декомпрессия разорвала сосуды и превратила его в окровавленный кусок замороженного мяса.

Он вновь сел в кресло и стал ожидать конца. Только теперь Хаммонд понял, насколько он устал за прошедшие ужасные дни. Ничего, скоро отдохнет…

Внезапно его тело стало сотрясаться от дрожи. Ледяная пустота ворвалась в легкие. Отчаянно ловя непослушным ртом остатки воздуха, он в панике попытался закрыть люк. Эта смерть оказалась вовсе не безболезненной!

Однако он не смог даже пошевелиться. Вскоре его поглотила тьма.