Глава 2. Что‑то внезапно разбудило меня

Что‑то внезапно разбудило меня.

Я сразу сел, не соображая, кто я и где нахожусь, полностью выключенный из действительности: не одурманенный, не сонный не растерянный, а с той страшной холодной ясностью сознания, которая за краткий миг внезапного озарения опустошает все.

Была тишина, пустота, беспросветный мрак бездны и это холодное ясное сознание, вытянувшееся в струну, подобно нападающей змее, ищущее, ничего не находящее и исполненное ужаса перед небытием.

Потом возник вопль – пронзительный, настойчивый, сумасшедший вопль, совершенно бессмысленный, потому что ничего не значил ни для меня, ни вообще, а звучал лишь для одного себя.

Снова сгустилась тишина, во мраке проступили какие‑то пятна, которые постепенно принимали определенные очертания: светлое квадратное пятно оказалось окном, слабое мерцание просачивалось из кухни, где все еще горел свет, а пригнувшееся к полу темное чудовище постепенно превратилось в кресло.

Вопль телефона вновь рассек предутренний мрак. Я выскочил из кровати и наугад, как слепой, пошел к двери, которую не мог рассмотреть. Когда я наконец нащупал ее, телефон уже умолк.

Спотыкаясь в темноте, я пробрался через гостиную, и только протянул руку к аппарату, как телефон зазвонил снова.

Я сорвал с рычага трубку и промямлил что‑то нечленораздельное. С моим языком творилось неладное. Он отказывался повиноваться.

– Это ты, Паркер?

– А кто же еще?

– Говорит Джо. Джо Ньюмен.

– Джо?

Тут я вспомнил. Джо Ньюмен был дежурным редакции по отделу ночных происшествий.

– Прости, не хотел будить тебя.

Я что‑то возмущенно буркнул.

– Произошло какое‑то непонятное событие. Решил, что тебе не мешает узнать об этом.

– Послушай, Джо, – сказал я, – позвони Гэвину. Он редактор отдела городских новостей. Если его вытаскивают ночью из постели, так ему хоть за это платят.

– Но это по твоей части, Паркер. Это…

– Знаю, знаю, – перебил я. – Приземлилась летающая тарелка.

– Не угадал. Ты когда‑нибудь слышал о Тимбер‑Лейне?

– Это дорога у озера, – ответил я. – В западном предместье города.

– Точно. Она ведет к старой усадьбе «Белмонт». Сам‑то дом заперт. С тех пор как семейство Белмонтов переселилось в Аризону. А дорогу подростки облюбовали для свиданий.

– Послушай, Джо…

– Перехожу к главному, Паркер. Сегодня ночью какие‑то юнцы развлекались там в машине. Они видели, как по дороге один за другим катилось несколько шаров. Похожих на кегельные.

– Что‑что?! – рявкнул я.

– Выезжая оттуда, они заметили эти штуковины в свете фар и до смерти перепугались. Они сообщили в полицию.

Я взял себя в руки и заставил свой голос звучать спокойно.

– Полицейские там что‑нибудь нашли?

– Только следы.

– Следы катившихся кегельных шаров?

– Угу, пожалуй, это для них подходящее название.

– А может, детки были под мухой? – предположил я.

– Полицейские этого не заметили. Они ведь беседовали с этими ребятами. Те только видели катившиеся по дороге шары. Они даже не остановились, чтобы разглядеть их получше. Постарались удрать оттуда поскорее.

Я молчал, мучительно подыскивая ответ. Мне было страшно, страшно до потери сознания.

– Так что ты об этом думаешь, Паркер?

– Право, не знаю, – проговорил я. – Быть может, это галлюцинация. Или просто они решили разыграть полицейских.

– Полицейские нашли следы.

– Но их ведь могли сфабриковать и сами ребята. Могли прокатить по дороге несколько кегельных шаров, выбирая места, где побольше пыли. Воображали, что таким образом их имена попадут в газеты. Им скучно, вот они и бесятся…

– Значит, ты не используешь этот материал?

– Видишь ли, Джо… Я ведь не редактор отдела городских новостей. Посоветуйся с Гэвином. Это он решает, что нам печатать.

– Стало быть, ты считаешь, что за этим ничего не кроется? Что это мистификация?

– Да откуда я знаю, черт побери? – взъярился я. Он обиделся. И, по‑моему, не без причины.

– Спасибо, Паркер. Прости за беспокойство, – проговорил он, вешая трубку, и я услышал короткие гудки.

– Спокойной ночи, Джо, – сказал я в трубку, – Ты уж извини, что я тебя облаял.

Он меня уже не слышал, но мне все же стало полегче.

Я в недоумении спросил себя, что все‑таки заставило меня умалить значение этого события, почему я так из кожи лез, доказывая ему, что это всего‑навсего проделки подростков.

Да потому, что ты струсил, ты слюнтяй, ответил тот, другой человек, который сидит в каждом из нас и порой подает голос. Потому что ты многое отдал бы за то, чтобы поверить в незначительность этого происшествия. Потому что ты не желаешь, чтобы тебе напоминали о том капкане за дверью.

Я положил трубку на рычаг, и, когда я клал ее, она громко стукнулась об аппарат: у меня тряслись руки.

Я стоял в темноте, чувствуя, как на меня надвигается ужас. А когда я попытался этот ужас осмыслить, оказалось, что он совершенно необоснован. Капкан, поставленный перед дверью, компания кегельных шаров, степенно катящихся по загородной дороге, – ведь это же не страшно, это просто‑напросто смешно. Тема для карикатур. Все выглядело чересчур уж нелепо, чтобы принимать это всерьез. От такого будешь хохотать до колик, даже если это грозит тебе смертью.

А было ли тут задумано убийство?

Вот в чем вопрос. Предназначалась ли эта штука для убийства?

Был ли капкан, стоявший перед моей дверью, самым обыкновенным капканом из настоящей стали или ее равноценного заменителя? Или же это была игрушка из безобидной пластмассы или какого‑нибудь сходного с ней материала?

И еще один вопрос, самый сложный: а был ли он, этот капкан, вообще? Я‑то знал, что он был. Я ведь видел его своими глазами. Но мой разум отказывался признать это. Оберегая мое спокойствие и психическое равновесие, мой разум гнал это прочь, и при одной мысли об этом яростно бунтовала логика.

Бесспорно, я был тогда пьян, но не вдрызг. Пьян не мертвецки, пьян не до галлюцинаций – у меня только слегка дрожали руки, и я нетвердо держался на ногах.

А сейчас я уже полностью пришел в норму, если не считать этой ужасной холодной пустоты в сознании. Третья степень похмелья – во многих отношениях самая мерзкая.

Глаза мои несколько привыкли к темноте, и я уже различал расплывчатые силуэты мебели. Я добрался до кухни, ни разу не споткнувшись. Дверь была приоткрыта, и через щель пробивалась полоска света.

Когда накануне я потащился отсюда в спальню, я не выключил верхний свет – теперь часы на стене показывали половину четвертого.

Я обнаружил, что почти не разделся и одежда на мне здорово помялась. Ботинки, правда, были сняты, галстук развязан, но все еще болтался на шее, и вид у меня был потрепанный.

Я стоял на кухне, совещаясь с самим собой. Если в этот предрассветный час я завалюсь обратно в постель, то наверняка просплю как труп до полудня, а то и позже, и проснусь с отвратительным самочувствием.

А если я приведу себя сейчас в божеский вид, проглочу что‑нибудь и рано, раньше всех, явлюсь в редакцию, я переделаю кучу дел, пораньше кончу и обеспечу себе приличный уикенд.

Сегодня ведь пятница, и на вечер у меня назначено свидание с Джой. Я постоял немного просто так, исполненный самых теплых чувств и к этому вечеру, и к Джой.

Я все продумал: пока вскипит вода для кофе, я успею принять душ, потом съем яичницу с беконом, несколько ломтиков поджаренного хлеба и – выпью побольше томатного сока – он мне поможет справиться с этой холодной пустотой в сознании.

Но прежде всего я выгляну в коридор и проверю, есть ли еще в ковре тот полукруглый вырез.

Я подошел к двери и выглянул.

Перед самой дверью нелепым полукругом разлеглись голые доски пола.

Невесело посмеявшись над своими сомнениями и возмущенной логикой, я пошел на кухню ставить воду для кофе.

Date: 2015-07-11; view: 266; Нарушение авторских прав