Глава тринадцатая. Они ехали с юго‑запада на северо‑восток, ведя машину и днем и ночью, но тем не менее половину времени стояли

Они ехали с юго‑запада на северо‑восток, ведя машину и днем и ночью, но тем не менее половину времени стояли. Грузовик и вправду оказался чуть лучше ржавой консервной банки. Им приходилось воевать с громоздким двигателем, сражаться со старыми, лысыми шинами, ухаживать за рахитичным шасси, чтобы продвинуться еще на несколько миль.

Дороги были плохими, как все дороги теперь. Эра гладких, твердых, чуть ли не с зеркальным покрытием шоссе давно кончилась. Пришло время нового транспорта: полуавтомобилей‑полусамолетов; хорошие дороги не нужны машинам, которые вовсе не касаются земли.

Чуть живые шины со стоном прыгали по неровному, выщербленному асфальту. С новыми шинами было бы легче, подумал Блэйн, но даже если б Райли мог позволить себе заплатить за них, он вряд ли их достал. Спрос на шины обычного типа упал почти до нуля, и увидеть их где‑то в продаже было почти невозможно.

И еще одна постоянная проблема – бензин. Заправочных станций не было; последние заправочные станции закрылись лет пятьдесят тому назад. Транспорту, работающему на атомной энергии, заправляться не надо. Поэтому в каждом городке и приходилось искать магазин сельскохозяйственных товаров или кооперативную фермерскую лавку и покупать там, поскольку большинство сельскохозяйственных машин работало на бензине.

Они спали урывками, используя для сна каждый удобный момент, они ели на ходу, запивая бутерброды и пирожки кофе из старой жестяной фляги.

Так они пробирались древними дорогами, по которым современный транспорт ходил лишь по той причине, что в старину умели строить и знали, что прямая – кратчайшее расстояние между двумя точками.

– В жизни б не взялся за эту работу, – сказал Райли, – но мне обещали хорошо заплатить. А деньги, сам понимаешь, не помешают.

– Ничего, все будет нормально, – успокоил его Блэйн. – Может, опоздаешь на день‑другой, но доехать мы доедем.

Райли вытер лицо вылинявшим, когда‑то красным платком.

– Тут не только грузовик угробишь, – сказал он. – Тут и сам рехнешься от страха.

Это верно, подумал Блэйн, Рейли весь пропитан страхом, страх проник ему в кровь и плоть.

И притом он не производит впечатления человека, который просто с детства запуган зверинцем ужасов и кошмаров и продолжает и в зрелом возрасте с легкостью вызывать в своем воображении все эти древние ужасы. Нет, тут что‑то более реальное, чем отзвуки детских ночных кошмаров.

Блэйну его попутчик казался причудливым экспонатом из средневекового паноптикума. Человек, который боится темноты и существ, по его представлению, обитающей в ней! Человек, который верит, что его защитят намалеванные кабалистические знаки и дробовик, заряженный серебряной картечью! Блэйну приходилось слышать о подобных людях, но воочию до сих пор он их не видел. А если таковые и были среди его знакомых по «Фишхуку», то они искусно и тщательно скрывали свои взгляды.

Но как Блэйн поражался Райли, так и Райли не переставал удивляться Блэйну.

– Тебе не страшно? – допытывался он.

Блэйн покачал головой.

– Ты что, не веришь в нечистую силу?

– Всегда считал это детскими сказками, – отвечал Блэйн.

Тогда Райли начинал убеждать его:

– Это не сказки, приятель, можешь мне поверить. Я встречал столько людей и слышал столько историй, и у нас в Индиане жил один старик. Однажды его нашли висящим на заборе, у него было перерезано горло, а вокруг тела были следы копыт, и стоял запах серы…

– Если не поверишь в эту сказку, найдется другая, не менее жуткая, загадочная, окутанная мраком древности.

– Тебе хорошо, – сказал Блэйну Райли. – Ты их не боишься, и, может быть, они тебя не тронут. Собака кусает бегущего, но лижет руку тому, кто ее не боится.

– Тогда все просто, – заметил Блэйн. – Перестань бояться.

Но давать такой совет человеку вроде Райли было бесполезно.

Каждую ночь, когда Блэйн вел машину, Райли, дрожа от страха и судорожно сжимая ружье с серебряной картечью, вглядывался в темноту.

Все, что им встречалось на пути ‑перебегающая дорогу лиса, сова, пролетевшая рядом, любая мелькнувшая у обочины тень, – все превращалось в ночные призраки, а вой койотов становился завываниями башни, вышедших на поиски жертвы.

Но не все было только плодом больной фантазии Райли. Однажды им встретилась тень в форме человека, но уже не человек, – она вращалась и изгибалась в ленивом танце на высокой ветке над лесной порослью, они проехали обугленные развалины фермы, черный дымоход которой, как вытянутый обвиняющий палец, указывал в небо. Как‑то раз, когда Райли возился с проржавелыми свечами, Блэйн отправился вверх по ручью, чтоб найти родник, и заметил вдали дымок небольшого костра. Они слишком поздно услышали его шаги, и Блэйн успел заметить их тени, вздымавшие вверх по заросшему лесом откосу скалы.

На вытоптанной лужайке рядом с костром лежала опрокинутая сковорода, четыре наполовину поджаренных форели валялись на примятой траве рядом со стегаными ватными одеялами.

На случай дождя стоял грубо сложенный шалаш.

Блэйн опустился на колени рядом с костром и поправил сковороду. Затем положил на сковороду рыбу, предварительно очистив ее от приставших веточек и травинок.

Сначала он думал позвать беглецов, сказать, что не надо прятаться, потом понял, что это бесполезно – доверия от них ждать уже поздно.

Потому что они – дичь. Загнанная дичь в тех самых Соединенных Штатах, где когда‑то так ценили свободу, где в свое время столько говорилось о правах человека!

Он стоял на коленях, разрываясь от гнева и жалости, чувствуя, как начинает щипать в глазах. Он потер глаза кулаками, и мокрые костяшки оставили на лице грязные полосы.

Он постоял так еще немного, затем поднялся и пошел обратно, вниз по ручью, позабыв, что искал родник, который был наверняка уже совсем рядом.

Райли о тех, кого он встретил, Блэйн не стал говорить.

Они пересекали пустыни, пробирались через горы и наконец выехали на бескрайние просторы плоскогорья, где носился только ветер, не встречая на пути своем ни деревца, ни холма.

Блэйн, расслабившись, отдыхал на сиденье рядом с Райли. Солнце разогревало сухой ветер, и к северу, над пересохшим руслом реки, песчаные духи кружили смерчи.

Крепко вцепившись в руль, ссутулившись, Райли вел фургон. На лице у него было написано напряжение, временами его щеку подергивал нервный тик.

Этот человек, подумал Блэйн, боится даже днем даже при свете он не прекращает свою схватку с темнотой.

А не связано ли это с грузом, который мы везем, предположил Блэйн. Ни разу за весь путь Райли не обмолвился о своем грузе, ни разу не проверил его. На задней двери фургона висел тяжелый амбарный замок, издающий угрюмое бряканье каждый раз, когда машина подпрыгивала на ухабах.

Раз или два Блэйн уже собирался спросить Райли, но что‑то останавливало его. О том, что этой темы лучше не касаться, говорили ему не поступки или слова Райли, а какая‑то его подчеркнутая небрежность.

А потом, решил Блэйн, меня это не касается. Какое мне дело, что там, в фургоне. Для меня главное – сам грузовик, каждый поворот колеса которого приближает к цели.

– Если сегодня ночью мы поднажмем, к утру будем на реке, – сказал Райли.

– На Миссури?

Райли кивнул:

– Если не сломаемся. И если сможем держать скорость.

Но в эту ночь они повстречали ведьм.